Месяц прошёл после победы над Королевой Огней и пришельцами, прекрасный и радостный месяц. Люди, уведенные крайгортами во многие пределы Среднего Севера, возвращались домой, семьи объединялись, и в душе каждого (и не важно, что зима!) цвело ликованье.
А в самом конце сеченя, сразу после дня Коляды, когда злой Карачун уже сбежал от наступающего солнца в тартар, сыграли в Рудане две весёлые свадьбы. В златоглавом храме Свентовита отец Беловод обвенчал сперва Святополка и Меленору, а следом за ними, не удаляясь на перерыв, Гилберта и Ярославу. Молодые люди вовсе б не возражали, коль оба обряда совместить, да канон этого не дозволил.
Друзей-знакомых насобиралось несметно! Со всех краёв. Прибыли из Исвегии Бьёрн и его юная невеста Эстрида – великая лучница и победительница драконов. Приплыли на ладье из Друцка Станислав и вернувшаяся к нему Одара (дело у которых тоже помаленьку двигалось к свадьбе). Прискакал, во главе целого кортежа, первый король объединённой Галиндии – отважный до безрассудства Вольфганг (сердце которого, к слову, оставалось пока свободным). И, наконец, приехали из Ордена степенные и немногословные (впрочем, четверо братьев Исконовых беспрестанно болтали) волшебники-фиосинисты.
Лешие, водяные, кобольды и Джавинор (ну, он, как всегда, сам по себе – от всех особняком) лично не явились. Чуждались они суеты людских толп. Но прислали (всякий по-своему) поздравления. И, опять-таки, конечно, подарки.
Невесты красовались в зелёном и красном, женихи (невероятно серьёзные) облачились в чёрное и золотое.
Играла музыка, хмельные горожане танцевали и били в барабаны. И весь Рудан пестрел разноцветными лентами, флагами, всевозможными украшениями и безделушками, развешенными на деревьях да бечёвках, натянутых между домов.
Дружкой Святополк выбрал, естественно, Яромира, а Меленора сговорилась с Одарой. Граф же и роцкая княжна выбрали на роли свидетелей Всеволода и его новую знакомую по имени Загляда. (На все вопросы об их отношениях киричский князь лишь таинственно улыбался).
Черномазик и Запечник (конечно, невидимые) несли за невестами шлейфы длинных, со всевозможными складками и оборками, платьев. Юна, умостившаяся в самом углу храма, глядела на Ярославу и потихоньку смахивала платком набегающие слёзы. А Ниточка (которая вместе с Хынсебеном так и не вошла в собор, а стояла наружи), смотрела на происходящее во все глаза, словно б мечтая о чём-то, зябко тёрла ладошки и улыбалась.
Насилу дождавшись свершения таинства (так всё долго!), держась за руки, перешагнули молодые (тут уж все вместе) через широкий белый плат, кинутый им под ноги по старинной традиции, и ступили на землю, усеянную пшеном и монетами. Чтоб жилось молодым богато и сытно. И усыпанную живыми цветами (привезёнными из Ордена и Ведьминой Пустоши), чтоб не тужили, а веселились.
А на следующее утро – вчетвером, с помощью кобольдов (по воздуху, но в крытой повозке, чтоб ветром не сдувало) – отправились молодожёны в свадебное путешествие.
Сначала побывали они в просторном доме Яромира на Синем море – близ Вяты. Приморский городок этот – негласная столица роцких рыбаков – раскинулся на высоких скалах, которые резко обрывались к берегу и оттого каждому, кто подъезжал к нему со стороны Лукоморска, казалось, будто Вята парит над волнами, как былинный летающий остров, или же плывёт по морским водам, забравшись на спину сказочной рыбы-кит. Но по мере приближения к вотчине ловарей[1] это впечатление мало-помалу исчезало, и оказывалось, что не весь город расположился поверху. Местами, корявые глыбы утёсов, всё ж потихоньку спускались к морю и образовывали величественную природную лестницу[2], на приступках которой повсюду обнаруживались низенькие ладные хижины, будто вцепившиеся в скалу. При этом взору странника, осмелившемуся на них взглянуть, открывалась обширная прибрежная полоса, уставленная перевёрнутыми лодками, шестами для сушки сетей и останками на скорую руку устроенных смолокурен. Однако это унылое зрелище ненадолго завладевало вниманием уставшего с дороги путника. Потому что прямо перед его глазами появлялось застывшее, покрытое ледяными торосами море, по которому неунывающие вятцы проложили широкий и прямой, как стрела, санный путь, рядом с которым вовсю катались на коньках и лыжах, строили снежные крепости и затевали кулачные бои.
Впрочем, справедливости ради, тут надо заметить, что не все горожане тратили свой зимний досуг на снежные забавы. Находились и те, кто крепко подпитавшись сбитнем и полуроговкой (особливо усердствовали в честь бракосочетания князя), от всей души праздновали возрождение солнца, предаваясь святочному веселью – беспрестанно нахаживая друг дружке в гости и песнями и припевками выманивая у хозяев щедровики-колядки. А, погуляв, усаживались вокруг стола, чтобы спеть что-нибудь теперь уж грустное и всласть поплакать.
Вдоволь нагостившись у Яромира и приняв участие в празднествах (а, говоря по чести, окунувшись в них с головой), молодые двинулись в Плантвейн, в коем, как новый правитель Гринуэлла, уже хозяйничал Гилберт. Здесь так же им скучать не пришлось. Потому что, едва прибыв, попали они на яркий карнавал солнцеворота, где главным действующим лицом был Один. А главным представлением – его схватка со зловещим Фенриром.
Из Плантвейна же молодые супруги отправились (очень ненадолго), в Кординию – на остров Криир. Погода в этом славном (и, наконец-то, тихом), местечке вполне позволяла не только насладиться ласковым солнцем, но даже и искупаться в водах Южного океана. Только отдых в бездействии наскучил им быстро. И они полетели дальше.
Последним пунктом их странствия стал Верт. Туда – в край песчаных холмов и красных сосен над зеркалами озёр – молодожёнов зазвал Хынсебен. Оказалось, что он так же (но втайне от всех, и, понятное дело, без особых церемоний) женился. А избранницей его стала поэтесса Матильда Боле. Как же приятно удивился Святополк, когда увидел её! Ведь в тот момент, когда впервые услышал он это имя, представилась ему томная, манерная, почему-то толстая (и, какая-то «мордатая») тётка, которая заунывным голосом, нагоняя скуку на окружающих, нудно и долго, с завываниями, читает свои стихи. Однако на поверку вышло, что Мот, как называл её Хынсебен (и как просила она сама), – красивая, молодая, стройная маленькая брюнетка, в глазах которой постоянно плясал огонёк озорства, готовый в любой момент вырваться наружу. Бесперебойно подтрунивала она над мужем, который лишь снисходительно и счастливо улыбался, наблюдая за ней; подшучивала над собой и ситуациями, в которые по собственной неуклюжести постоянно попадала, а так же над Эльвой, крайгортами, Бухнадаром и колдунами из Лиги.
Сын Хынсебена – Рёнгвальд (названный, к некоторому удивлению Святополка, на гиспийский манер), молчаливый, высокий, с приятными чертами лица – жил пока с отцом. Парень он, понятное дело, был уже достаточно взрослый, и потому собирался вскоре уехать и поступить в морскую школу в Нор-Фейке. Чтобы стать капитаном. Но старший Ашан его отговаривал – направлял в Мадрим – в университет. Учиться на врача. А после получения «серьёзного» (по словам отца), образования можно было б подумать и о фиосиневом братстве. «Меня туда брали,- говорил алхимик,- значит, во мне тоже течёт кровь Лигнара. (Уж не пойму, с каких перепугов?) Я – дурак – не пошёл, а теперь жалею. Но сыну попасть туда нужно. Вроде б, не шалопаем вырос». «А что ж – Уния?»- спрашивал Святополк. «Уния – временно, а Орден – навечно»,- отвечал Ашан.
Спорить с этим не приходилось. Да и путь молодому человеку Хынсебен предлагал вполне достойный. Но Рёнгвальд упорствовал и настаивал на своём. На что отцу оставалось лишь чесать от безысходности в затылке и трепать себя за порядочно отросшую в последнее время бороду.
Тем временем, месяц, не зря называемый в Роце «медовым», подошёл к концу, оставив по себе привкус счастья и чуда. Две пары распрощались и разъехались. Святополк и Меленора улетели на кобольдовой воздушной карете в Рудан, а Гилберт и Ярослава – неспешно – на санях покатили в Гринтаун.
Неимоверное количество дел было у князя впереди. Как личных, так и государственных. Но это его не пугало. Так как, женившись, обрёл он не только жену, но и мудрого соправителя.
И думалось князю, что теперь всё пойдёт ровно и гладко. Что заживут они мирно да спокойно. Отстроят себе новый терем и новый Роц. Нарожают детей. (Самое мало – пяток.) И до самой глубокой старости никто не нарушит их счастья. И впредь уж не придётся ему кого-то спасать и за что-то (и с кем-то), бороться.
Но он, к сожалению, ошибался.
Примечания
[1] Рыбаков. [2] Вятцы именовали сие природное чудо Лесенкой Сварога.