и что? Что дальше?
-Ну, и побежала ты. А я тебя догнал. Схватил за руку, а ты опять рванула от меня. Я тебя поднял и понёс. Хотел просто посадить на цветочный ковёр, а ты ещё сильнее стала сопротивляться. А у меня от скорости и от твоей истерики подскочил адреналин, а когда я тебя опускал на землю, платье задралось, и, я, увидев твои трусики – стал возбуждаться и стаскивать их, а затем, ты сама попросила снять платье и лиф. Людочка, ты прости меня, за всё!
-Не прощу, пока ты не заставишь меня ещё раз улететь к звёздам.
-Обещаю ещё два раза. Здесь и в бане.
-В какой бане?
-В деревне – у всех свои бани. У матери в деревне есть баня. Ещё отец строил.
-Дань, ты меня совсем избаловал. А это хорошо, что так получилось! Я такого оргазма ещё не испытывала! Теперь я знаю, где седьмое небо.
-А я подумал, что ты сошла сума! До седьмого неба я не долетел, а до шестого ты меня подбрасывала снизу. Ты так яростно работала, как будто это твой последний половой акт перед смертью.
-А, может, он и был последним? Сяду ещё раз, с тобой на мотоцикл и улечу на тринадцатое небо.
-А почему не на седьмое, а на тринадцатое?
-На седьмое улетают во время оргазма, а на тринадцатом черти живут. Не зря же говорят, «тринадцатая дюжина». Там Ад и стоят котлы. А я грешница Ева, хожу здесь, по земле - голой? Не смотри туда, на моё лоно, Адам! Туда смотреть только Змий имеет право!
-Людочка, тебе точно надо писать книги! Сколько же у тебя фантазии?!
-А нас здесь, правда, никто не увидит?
-Гарантирую. Я много раз был здесь и никого, никогда не видел.
-С бабами?
-С Евами. Но они уже в Аду. Их Змий туда отправил.
61
-А хорошо, что ты тоже понимаешь шутки!
Потом мы около трёх часов ходили, собирали травы и Даня о каждом растении, рассказывал, когда его надо собирать, как высушивать и какую болезнь им лечить. Но я слушала невнимательно, потому, знахаря из меня никогда бы не вышло, да и у меня ничего не болело. Я была здорова, как никогда, потому, что у меня от счастья выросли крылья, и я летала над цветами вместе с бабочками и стрекозами. Они сразу приняли меня за свою. Даже одна из них, стрекоза, которая вначале прыгала по цветкам, с разными самцами, подлетела ко мне и сказала:
-Людка, полетели со мной! Видишь, на «анютиных глазках» сидят два таких здоровых самца, и не спускают с тебя глаз, прислали за тобой, их же двое, а я одна, а они оба так классно трахают!
-Милая, но мой самец тут! Ходит, собирает разную травку и цветочки и все они лечебные или целебные, я в этом не разбираюсь и мой самец меня этому учит.
-Он только и умеет, что учить. А в такое время и в таком райском месте, надо только заниматься любовью. Жизнь - коротка! А любовь - ещё короче! А наши самцы, только и делают, что любят нас, красивых самочек, с раннего утра и до поздней ночи. Полетели!
Но я отказалась
-А вот это – Вероника лекарственная, сказал Даня, отдавая мне цветок.
62
Вероника лекарственная имеет немало полезных свойств, но состав ее пока полностью не изучен. Заготавливают надземную часть вероники.....
Я взяла цветок в руки, и стала рассматривать. Но вокруг меня началось жужжание и я инстинктивно закрыла глаза и стала прикрывать лицо, думая, что это налетели пчёлы.
-Дура, ты, Людка! Всегда была дурой и осталась ей. Открой глаза, не бойся!
Я открыла глаза и увидела красивую бабочку, на своём цветке – Веронике. Хотела её потрогать.
-Не трогай меня своими грязными руками! Ты два раза, за короткое время, держала в них хер этого самца, который дал тебе этот цветок, и даже не помыла их, хотя у вас в рюкзаке, кроме травяного настоя, есть ещё и бутылка воды. Хорошо, что я отвадила тебя от Вано! Он столько хороших стихов написал, не видя тебя! Слышишь жужжание вокруг тебя? Это я выпустила рифмы. Если хочешь передать привет Вано, лови их и составляй стих. Они летают отдельными строчками. Тебе нужно только пой-мать все, а расположить их последовательно, у тебя ума хватит. Фу, сучка! Как от тебя пахнет спермой! Ты и меня заразила! Появилось томление. Надо искать самца. А, может, мне самой превратиться из бабочки в бабу и отдаться твоему самцу?
-Значит, ты и есть та Лира, сучка, которая разлучила нас с Вано?
-Догадливая, кобыла!
-Пошла вон! Нет, постой! Как он там? Он счастлив?
-Ха, ха, ха, ха, ха!
От злости хотела схватить Лиру-бабочку, сидящую на Веронике, как она взлетела и, чиркнув своим крылом меня по носу, взмыла вверх.
-Людочка, что делаешь? Нельзя так грубо руками, как муху, ловить бабочку! Тем более, что это - разновидность редкой бабочки. Это же Толстоголовка крупно пятнистая! Нам повезло, что мы её увидели!
63
Я таким свирепым взглядом глянула, на Данечку, что он отпрянул.
-Что с тобой, милая?
-Я подумала, что это пчела и собирается меня ужалить! Наверно, ещё не отошла от стресса и страх ещё не улетучился?
-Прости, меня, милая! Это я вверг тебя в этот ужасный стресс!
-Всё нормально, Данечка! Это ты меня прости, за мой свирепый взгляд! Видишь, я уж и не такой ангелок, как ты, однажды, сказал. У меня преобладают дьявольские, сатанинские черты характера, над ангельскими. Я тебя оторвала от дела. Давай, продолжим. А сколько мы ещё здесь пробудем?
-Я, предполагаю, ещё часа полтора, два, но если ты устала, можем уехать сейчас! Твоё тело уже покраснело. Можешь обгореть. Принести тебе платье?
-Не нужно. Я хочу загореть. Такого загара, ведь, ни у кого нет! Загар по всему телу. Смотри! какими красными стали у меня груди! А свою жопу я не вижу, она тоже уже красная?
-Как у обезьяны!
-Зря ты, ты хохочешь! Твоя задница, тоже такая же, красная, как у мартышки! А на своего дружка, ты бы лучше надел шляпу, а то его стукнет солнечный удар!
64
И если это случится, то он не сможет ходить в гости к моей подружке!
Мы захохотали, а затем снова начали заниматься сбором трав.
Это Даня занимался травами, а я держала в руке уже ирис, красивый цветок, похожий на орхидею, а Даня бубнил: «-Он применяется в официальной и народной медицине как: иммуностимулирующее, родовспомогательное, антиоксидантное, кровоостанавливающее, общеукрепляющее.......
Та же бабочка-Лира снова уселась на мой ирис, похожий на орхидею, так сказал Даня, а какая она орхидея, я не видела. Может, и видела сотни раз, но не знала, что она – орхидея. А, теперь, если увижу цветок, и мне скажут, что это орхидея, буду говорить всем, что видела орхидею, похожую на ирис.
-Не отвлекайся на ненужные мелочи! Ты поймала хоть одну мою рифмованную строчку?
-Четыре. Остальные - улетели. А теперь я и их забыла.
-Потому, что пыталась меня поймать и прихлопнуть. Не выйдет! Слышишь жужжание? Это снова они. Лови, а, чтобы тебе было легче, я тебе дам подсказку, как в кросс-сворде. Слушай!
Ковёр степной здесь подо мною,
И Лира-бабочка улетела. А я стала ловить строчки. А они играли со мной в прятки. Я только замечала ту, которая подходила по смыслу, как они перемешивались, но я приспособилась и стала ловить их, как ловила, до этого кузнечиков, а потом подбрасывала вверх и подпрыгивала вместе с ними. А они стрекотали, а, я – хохотала. Голая, тридцатилетняя баба. К той, первой строчке, я подставила пойманную вторую, а затем стало совсем легко. Их становилось всё меньше и меньше, а стихотворение всё длиннее и длиннее. А последняя строчка, подняла руки вверх, сказав: «-Людка, я – сдаюсь! И сама, тут же, запрыгнула в мою умную голову, поэтессы.
65
И тогда, моя умная голова, стала их пересказывать, чтобы запомнить:
Ковёр степной здесь подо мною,
На нём цветы кругом растут,
А мы расстались уж с тобою,
Порвали нить любовных пут.
Когда-то ими нас связали?!
Мы думали, что – навсегда!
Только мечту нашу украли,
Бегущие вперёд, года.
Я, обнажившись, рву цветочки,
Гуляю, по степи, с другим,
Но вспоминаю те денёчки,
Когда, лишь ты был, мной, любим.
Когда подолгу мы гуляли,
Хотели мир, с тобой, объять,
И звёзды яркие считали
Шли, по утрам, рассвет встречать.
Ушла любовь, вся истончилась,
От радуги – осталась нить,
И с нами горе приключилось,
Мы перестали вдруг любить.
Любовь, как день, необратима,
День убежал за горизонт,
А память? Нет, непобедима,
Вдруг открывается, как зонт.
Цветочки ножки мне целуют,
А мне всё кажется, что ты!
Твою любовь уже воруют,
И рвут, как яркие цветы.
А, я, любимый, хризантема,
Была и есть всегда твоя,
Сбежала б с Рая и с Эдема
Туда, где ты, в твои края.
Ты не горюй! Пей цинандали,
Киндзмараули, хванчкару,
Мы без любви с тобой устали,
66
Умрёшь - любимый! Я – умру!
* * *
-Люд, сказала, прилетевшая бабочка-Лира, и вновь усевшаяся уже на другой цветок у меня в руках, который дал Даня, но я, даже не запомнила его названия. –Хоть ты и вредная баба и такая же сучка, как я, любишь мужиков, (а какая баба их не любит?), но ум у тебя есть. Ты быстро собрала строчки в стихотворение. Но, как сказал один знакомый узбек, мой хахаль, из Средней Азии, «-лучши хировая карандаш, чим пилахая память!». Ты не надейся на память и запиши это стихотворение. Если узнаешь адрес Вано, пошлёшь ему. Он будет рад. Ведь ты до сих пор его любишь!
-Я уже люблю Данечку!
-Ты трахаешься с Данечкой. Он хороший любовник. Но не очень хороший художник. Он намалевал твою морду с раскосыми глазами. Когда я отнесла копию того, твоего портрета, который изобразил этот мордописец, ему Ванечке, то он ему не понравился. Потому, что уж очень ****овитая, похотливая твоя морда была на этом портрете. Ванечка просил адрес этого художника, чтобы его зарезать, но я не дала. Жаль Ванечку. Ведь, потом, такого хорошего поэта, дурака, посадили бы в тюрьму! Люд, а ты так и не помыла руки после хера! Я тоже, иногда, не мою. Потом долго и приятно им пахнет. Хером. У тебя нет, чего-нибудь выпить? Водки или вина?
-Даня, против пьянки! Но я бы, сейчас - выпила.
-Хер с ним, с твоим Даней! Давай дружить!
-Давай!
-Тогда дома всегда держи бутылочку. И не вздумай больше убивать на себе букашек! Я могу залететь и божьей коровкой.
-Договорились. Лира-бабочка, а где он, сейчас, мой любимый Ванечка?
-Ты же сказала, что разлюбила его и любишь Даню?
-Неважно! Так где, Ванечка?
-Там, в песках. Живёт один.
67
-И, что он там делает, в песках?
-Ловит гадюку. Самую ядовитую.
-Чтобы брать у неё яд для лекарства?
-Чтобы раздавить! Она его слишком больно укусила.
-А как- же он не умер от её яда?
-Я вылечила. Заставила его забыться в стихах. Но её яд, яд любви всё равно остался в нём и точит его.
-Разве он её любил, гадюку?
-Да. Но, он её и сейчас любит. И гоняется за ней по пескам пустыни, а без неё для него пустыня – весь мир! Если захочешь, сочини об этом стихотворение, только сама. Я в этом не буду тебе помогать.
-Я уже захотела.
-А тот стих, запиши, запиши всё-таки на бумагу. Пока, я полетела!
-Привет, Ванечке! Только не говори ему, что я была голой рядом с мужиком!
-Я же не идиотка!
-Даня, я принесу бутерброды и термос с настоем, перекусим. А ты приготовь место, где бы нам присесть.
-Я сделаю шалаш из травы и выложу внутри травой. Будет для моей принцессы царское ложе. Ты на таком ещё не спала.
-Ты хочешь, чтобы я поспала?
-Да, отдохнула и поспала в тени.
- А где она, эта тень?
-Будет в шалаше. А ещё я внутри поставлю вентилятор. Посажу птичку, она станет махать крылышками и обдувать тебя.
-Данечка, и пусть она ещё поёт. Минералку тоже принести?
-У нас нет минералки! В бутылке простая вода. Для мытья рук.
-А она сказала минералка.
-Кто?
-Да, это я так, сама с собой.
68
-Ты, милая, перегрелась. Накинь на голову косынку.
-Хорошо.
Первым делом я достала большой блокнот, (маленькая записная книжка, затерялась) в котором был карандаш, а затем взяла сумку с едой и питьём. И повязала голову косынкой.
Пока я ходила туда-сюда, шалаш был готов. В нём было уютнее, чем тогда в палатке, где мы развратничали с Мишей.
Мы с аппетитом уплели котлеты и бутерброды, я с сыром, а Даня, с колбасой. А затем запили чаем из трав. Как я раньше могла пить кофе и чай? Какао, я бы выпила и сейчас. Нет, травы – самый лучший напиток. Летом они охлаждают, а зимой, а зимой я не пила их, потому, что не знала Даню.
А, Даня вновь ушёл на охоту. Добывать лекарственные растения, чтобы поить и лечить меня ими зимой. Но, от чего? От дури, скорее. И от ****ства, чтобы оно выветрилось совсем. А я стала записывать стихотворение, пока не забыла, а затем раскинула ножки на такой мягкой, душистой постели и захотела Даню. Но Дани не было. Тогда я стала сочинять новое стихотворение о нём, Ванечке, а ещё о песке и гадюке, которая его укусила, а он её ловит и не может никак поймать. Но с чего начать? Лира, такая же шлюха, как и я, не подсказала мне. И тогда я решила уйти к нему. И я стала уходить от Дани, мысленно. На самом деле, я бы никогда от него не ушла бы!
Ухожу я в дали - дальние,
Там, где россыпи песка,
Где глаза твои печальные,
А в них боль, ещё, тоска!
Там, в песках, один ты маешься,
И в песках один живёшь,
По пескам один шатаешься,
Но меня там, не найдёшь!
А я здесь, где вьюги белые,
Где метели и туман,
69
Бродят мысли ошалелые,
В них один сплошной дурман.
Ищешь, там, гадюку грозную,
А я, здесь, в степях живу,
И душу всю, свою, морозную
Прячу голышом в траву.
А цветы лишь улыбаются,
И меня к себе зовут,
Пчёлы голую стесняются
И ко мне совсем не льнут
Только бабочки с стрекозами,
Все распутные, как я,
Над моими плачут слёзами,
Ведь, они - мои друзья!
Там, в песках, от жажды мечешься
Нигде влагу не найдёшь,
Приходи ко мне, полечишься,
От моих слёз поплывёшь.
По пескам иду, задумчиво,
Здесь тебя, любимый нет,
Моё сердце всё измученно,
Где же ты, теперь, поэт?
* * *
Немного коряво, но для меня сойдёт! Решила я и ещё шире раскинула ножки, для дружка Ветерка, который только и ждал момента, чтобы, приступить к своим нежным чарующим летним ласкам. Зимой он тоже любит ласкать, но грубо и противно.
-Людочка, сказал он, -это стихотворение не корявое, вот я тебя приласкаю, удовлетворюсь, и ещё раз прочитаю его, чтобы запомнить, а затем унесу его ему, твоему Ванечке. А он не в песках пустыни, а где-то в степях этой, России, строит большой город. Это тебя обманула шлюха Лира. Она, это корявое стихотворение, ему ни за что не понесёт. Оставь блокнот открытым, а то, потом, когда я тебя отлюблю, ты – заснёшь. А, сейчас, милая, раздвинь шире ножки! Чтобы я, весь, без остатка, влез туда, в тебя.
70
Я так и сделала, шире раздвинула ножки, и после бурных ласк малыша Ветерка, молоденького сына старого грубого нахального Ветра, пьяницы и буяна, бездушного убийцы, утомлённая – заснула крепким сном.
Открыв глаза, увидела напротив себя, лежащего на природном ковре, на животе, голого мужика, и рисующего меня. Но, совсем, отойдя ото сна, поняла, что это мой Даня, лежит на животе, напротив. И не просто лежит, а рисует, скорее, пишет меня, обнажённую, как Гоя – свою маху. И главное в моём блокноте и моим карандашом. А, может, он читает, то, что я сочинила?
Я мигом вскочила и улеглась с ним рядом.
-Что ты наделала, коварная?!
-Что?
-Испортила всю натуру. Хорошо, что я успел зафиксировать твоё лицо и торс до пупка, и твои божественные ножки, оставалось только..., но ничего, это дело техники.
-Ты же не хотел писать меня голой?
-А я голой тебя и не писал!
-А это что? Разве не голая баба? И с моей лошадиной мордой!
-У тебя не лошадиная морда, а красивое, нежное и юное лицо и здесь ты не голая, а обнажённая.
-Не один ли хер?
-Фу, как вульгарно! Режет слух.
-Данечка, ладно, пусть я здесь не голая, а обнажённая, скажи, а ты читал, что я там написала, стихи? Что ты молчишь? Читал? Читал. В чужие блокноты не хорошо совать свой нос!
-Вот я, дурак! Не хотел же читать, но подумал, раз ты его не спрятала, а положила рядом, тем более открыла, это для того, чтобы я прочитал. Я же видел, как ты задумчиво ходила рядом и что-то шептала. Вначале думал, ты повторяешь, для запоминания, то, что я рассказываю тебе о травах, а когда пару раз ты не ответила, решил, что сочиняешь, и больше не стал тебя беспокоить.
71
-Стихи красивые. Мне очень понравились. А ты, Люд, его по-прежнему любишь! Сильнее чем меня! Но я не возражаю, люби! Любовь такая штука, что долго не прихо-дит, иногда совсем, а если уж пришла, её потом не выгонишь, выталкиваешь в дверь, а она лезет в окно. Но, как бы то, ни было, мне с тобой хорошо, и если ты не передумаешь и останешься со мной, то всегда будешь мною любима. Ты обиделась!? Молчишь. Ты его сразу полюбила, с первого взгляда?
-Это он меня полюбил, но не с первого взгляда, похвастался ребятам с нашего курса, под хмельком, что укротит меня, а мне передали, и он, укрощая, сам укротился, влюбился в меня, а потом и меня влюбил в себя, укротил.
-И каким же образом вы укрощали друг друга?
-Как в цирке, кнутом и пряником.
-Он тебя бил?
-Даже голоса не повышал! Нет, пару раз повышал, когда я его сильно доставала, уходила с другим.
-Тогда что же являлось кнутом, а что пряником?
-Для него пряником были наши прогулки в сквере и поцелуи, а кнутом мои флирты с другими парнями. Тогда он исчезал.
-А для тебя?
-Данечка, ты так хорошо ласкаешь меня руками, конечно, не так, как гинеколог, с которым я прожила полгода, но, всё равно, божественно. Для меня твои руки художника, как колонковая кисть и ты пишешь ею, всё моё тело, но мы, бабы, так устроены, что для нас, бабс, самые нежные, самые лучшие, самые дорогие ласки не те, которые шарят по телу мужскими руками, а те, которые влетают в женские уши из мужских уст.
Так вот, его пряником были слова, которые он дарил мне часами: нежные ласковые, смешные. Он постоянно о чём-то мне рассказывал, не как ты, разово, сегодня, интересно и познавательно, а ежедневно.
-А ты меня не слушала, сочиняла стихи. Если мы станем ежедневно и помногу болтать о пустяках, в этом тоже
72
нет ничего хорошего!
-Не обязательно много болтать, можно и двумя словами вознести на небо.
-Но можно и двумя словами свести в могилу! Если его пряником для тебя были его слова, а что же являлось кнутом?
-Его исчезновение. Он надувался, как индюк и исчезал, на вечер или сутки, а иногда и на большее время. И тогда мне уже его не хватало. Я начинала страдать. Вначале не сильно, а затем всё больше и больше и постоянно думать о нём.
-Ты и сейчас о нём думаешь!?
-Иногда.
-Значит, ты совсем меня не любишь! Может, мне тоже исчезнуть?
-Почему ты посмотрела на меня снова такими злобными глазами, и молчишь?
-Так исчезнуть?
-Как хочешь. Я тебя не держу.
-Ах, так! Тогда оставайся, а я поехал. Забери свои вещи!
-У меня их там нет.
-А, одежда?
-Можешь оставить её себе. Будешь нюхать мои трусики!
-Я её швырну на землю.
Он вскочил и швырнул в шалаш мой блокнот.
-Вырви оттуда листок со своей карикатурой, мазила!
Но он уже пошёл. Его голая красная задница, как у мартышки, засверкала на послеполуденном херсонском солнце, а огромные босые ноги топтали анютины глазки, васильки, ирисы и другие красивые степные цветы. Его ишак, Сириус завёлся с пол-оборота, Взревел, встал на дыбы и помчался, давя траву, а я, голая, лежала на животе и смотрела вслед, пока он не исчез.
-Вот, гад! - сказала я себе, - Даже одежду не оставил.
Слёзы навернулись у меня на глаза, и я боялась, что
73
если заплачу, начнётся истерика. И я огромным усилием сдержала себя. Значит, жизнь закалила меня, и я становлюсь сильной женщиной, если бы, сейчас, прискакал он, Ванечкин Пегас, крылатый конь, то я его остановила бы на скаку или загорелся наш, а теперь уже мой шалаш, то я бы зашла в него. Но не было, ни Пегаса, и не загорелся шалаш. И хорошо! А то где бы я ночевала голая, одна в этой красивой и безмолвной степи. Почему безмолвной? Разные птицы распевали свои песни. Стрекотали кузнечики и цикады.
Я, не вставая, на четвереньках, залезла в шалаш, положила под голову руки и стала смотреть в синее небо с отдельными крошечными облачками. Стрекозы и бабочки залетали, вились надо мной, а кузнечики, видимо самцы, нагло запрыгивали на меня и так же быстро спрыгивали.
Я не знаю, сколько времени пролежала так, пока не услышала шум приближающегося мотоцикла.
Сириус подкатил к самому шалашу и снова встал на дыбы.
-Козёл! –сказала я мысленно, но не Дане, а Сириусу. Испортил такой приятный цветочный запах степи.
-Зачем ты снял рубашку и снимаешь штаны?
-Я строил шалаш на двоих, а не для тебя одной! Подвинься! Разлеглась, как Роза!
-Ты уже мечтаешь о Розе?
-Слушай анекдот:
Абрам раздевается и ложится на кровать. А Роза раскинула ноги так широко, что Абраму мало места.
-Роза, ты таки знаешь, о чём я сейчас думаю?
-Знаю, Абрам, и она сильнее раздвинула ноги, -ты мечтаешь полюбить меня!
-Я таки думаю, чтобы ты подвинулась, а то твоя толстая жопа заняла всю кровать.
Я засмеялась и обняла Даню.
Его руки стали шарить по мне. Но мне не хотелось близости.
-Данечка, зря ты хочешь взять метод кнута, Ванечки,
74
и воспользоваться им. Не делай этого! Он меня этим оттолкнул от себя. И не надо сейчас ласк. Ты же говорил, что у твоей матери, в деревне есть баня, так мы поедем к ней сегодня?
-Обязательно! Мы же собрали столько трав и соцветий для неё!
-Так поехали! И ещё, любимый, я никогда не отдавалась мужчине в бане! Ты возьмёшь меня там?
Он стал целовать меня, но я, уже заводясь, оттолкнула его и встала.
Один из кузнечиков выпрыгнул, почти оттуда. Всё-таки сволочи эти самцы! Всегда ищут возможность воспользоваться беспомощностью и слабостью самок.
Когда я села на мотоцикл, сказала:
-Даня, я твоей страховкой привязываться не стану. Буду держаться за тебя. А если ты разовьёшь большую скорость, как тогда, просто отпущу руки и завалюсь вбок.
Приблизительно через час мы были в деревне.
Деревня, как деревня, каких много на Украине: больших и маленьких. А это была средняя, в которой были больница и школа. Дом стоял на улице ближе к окраине. За-бор не старый, но и не гнилой, как у многих. С деревом здесь всегда были проблемы.
Первым, кто нас встретил, это серо-белая или бело-серая козочка, жевавшая жвачку, она берегла зубы и таким образом чистила их, иначе козёл, к которому её поведут, сразу шарахнется от неё в сторону, увидев её гнилые зубы. А, почти, белые козлята, наверно в отца или в любовника матери, белого козла, бегали по двору друг за другом. Но когда я вошла в калитку, а Даня заводил Сириуса в пристрой, сарай, со стороны улицы, козлята подбежали ко мне и сказали:
-Привет, тётя Люда!
Я сразу вспомнила рассказ Вано, как он дома, у себя в совхозе, в Грузии резвился, на каникулах с козлятками, мне тоже сразу захотелось порезвиться с ними.
75
-Привет, девочки! сказала я и сразу обняла их за шеи, а мать, козлиха рогатая, сказала:
-Незванка, не трогай моих детей, заимей своих козлят!
-Но я много раз давала разным козлам, но, ни разу, не забеременела, а от первого козла сразу залетела и то, мальчиком. А эти малышки, девочки, такие хорошенькие!
-А ты умеешь играть в догонялки? – спросила одна из девочек. Как их зовут, они не сказали.
-Конечно! Только это было, давно и я забыла.
-А мы научим. Вначале убегай ты, а мы будем догонять, а, потом, догонять будешь ты, согласна?
-Согласна!
-Тогда, убегай!
И я побежала. А они за мной. И так мы бегали по двору. Я заскакивала по трём ступенькам, на крыльцо, а, затем спрыгивала, и они делали тоже самое. И мы, втроём, хохотали. Я - громко, вслух, а они – тихонько. Их смеха слышно не было, наверно – стеснялись. Так мы сделали несколько кругов по двору.
Большой, красивый Петух, гусар, потому, что был со шпорами, и гребешком на макушке, сразу увёл своих курсисток, курочек в сторонку и сказал:
-Дамы, прошу-с, выйти с танцевального зала на улицу! Эта холопка, необразованная, городская индюшка, может, нечаянно, наступить, кому-нибудь из вас, красавицы, на лапу! – И они, с криком, как все бабы, выскочили в заборные щели на улицу.
Так мы сделали круга четыре, и вдруг я бросила взгляд на улицу и ужаснулась. Там стоял Даня, с женщиной, лет под шестьдесят, в косынке, у которой была большая охапка травы в руках. Видно это была его мать? Ходила за кормом для козочек. Они смотрели и счастливо улыбались, словно бегали они, а не я. Я вмиг остановилась, а козлята, догнавшие, значит, победившие меня, тоже тихо смеялись и тёрлись о мои ноги, своими мягкими козьими тельцами.
-Извините! Здравствуйте?
76
-Вот она, какая твоя Людмила! Радостная, весёлая и счастливая, не то, что Фая, презиравшая деревню! А меня зовут – Галина Васильевна.
-Я, знаю! Даня рассказывал о вас. Я рассмешила вас своей глупой выходкой!?
-Почему глупой? Если бы не мои старческие ноги, я бы присоединилась к вам. А Данька – нет! Он на такие проделки не способен. Другие ребята, было, идут играть в футбол, или на речку, а он всё себе рисует кур, петухов, или бренчит на гитаре. А утром, на заре бежит рисовать портрет. Айвазовский. Это его так дразнили пацаны. Что же ты, хозяюшка, стоишь во дворе и не приглашаешь гостей в дом?
-Проходите, дорогие гости! И будьте, как дома!
-Дань, а она ещё и юмористка!
-Я же тебе говорил, ма, что она тебе сразу понравится!
-Мне-то что? Жить вам!
Она положила охапку травы перед козой, куда сразу подбежали и козлята.
-Пошли в дом! Хорошо, что я вчера зарезала одного из селезней. Правда, он не очень жирный, как осенью. Я, как чувствовала. И попросила у Оксаны Николаевны, яблок из погреба. Приготовлю вам утку с яблоками.
-А, Люда, завтра, приготовит украинский борщ. Она обещала.
-Сынок, украинский борщ не у каждого получается! Я вот, всю жизнь живу на Украине, а по-настоящему варить его не умею.
-Люда – умеет. Тебе понравится!
-Если тебе нравится, мне тем более понравится. Вы в баню пойдёте?
-Приехать в деревню, домой и не попариться – грешно!
-Пока я буду готовить, иди, растапливай!
-Дай выложить из сумки, то, что мы насобирали и разложить, сушиться. Люд, поможешь?
77
-Спрашиваешь.
Когда мы, тщательно перебирали лекарственные травы, я спросила:
-Дань, а никто, из ваших, деревенских, не видел дурочку, бегающую с козлятами?
-Никто! Какое им собачье дело, тебе не всё равно?
-Мне, то всё равно! Матери будет стыдно, если начнут, смеяться над ней и говорить, что сын, привёл в дом городскую, из сумасшедшего дома.
-Они, сволочи, всю жизнь смеются над ней и называют колдуньей, ведьмой и знахаркой и все бегут лечиться к ней, а не в больницу. Она к этому уже привыкла. А с чего это ты, надумала, вдруг бегать с козлятами? Твоя очередная фантазия?
-Скажу, раз ты уже всё равно, знаешь о Вано.
-Это, тот Ванечка, которого ты до сих пор любишь?
-Так, вот он, этот Вано-Ванечка, приехав с зимних каникул, в январе, рассказывал, как провёл их. Мы гуляли в техникумовском сквере, было не очень холодно, шёл снежок, а Вано рассказывал, как он дома, в одной рубашке, у них было 19 градусов тепла, бегал с козлятами. Его родители тоже держали коз. Он, рассказывая, бегал по аллее сквера и запрыгивал, на пустые скамейки. Я сильно хохотала. А тут вошла к вам во двор и увидела козлят. А они подбежали и предложили побегать. Вот мы и стали бегать.
-Прямо так и предложили?
-Да, сказали, Люда, давай играть в догонялки! Не веришь, спроси у них и они подтвердят?! – один козлёнок заблеял, а мы засмеялись.
-Я не знаю, доставила ты козлятам удовольствие? Но нам – очень! Мать, прямо, влюбилась в тебя!
-Это же хорошо! Не станет отговаривать тебя, жениться на мне.
-Не станет! А если станет, я – не мальчик! Решаю сам.
-Данечка, но только учти! Если мы поженимся, я сразу, на второй день, когда гости разойдутся, заставлю тебя
78
бегать с козлятами, вместе со мной, а козлят мы отберём у козы и усыновим.
-Свадьбы не будет!
-Ты уже передумал?
-Я не люблю эти сборища, пьянки! Особенно в деревне. Здесь, что на свадьбе, что на похоронах, пьют до усрачки. А потом, полгода обсуждают.
-С этим я с тобой согласна. Мы, вместо свадьбы, лучше уедем в Крым. Он совсем рядом, и мне хочется там побывать. На море и в ботаническом саду.
-Море, такое же, как в Херсоне. Одно и то же море -Чёрное. А в Никитском ботаническом саду я был три раза и ещё побывал бы!
Подошла Галина Васильевна и сказала:
-Утка, почти готова! Мойте руки и за стол.
-Ма, ты, что? Нажрёмся, а потом в баню? Сытыми в бане париться – тяжело. Да, и врачи не рекомендуют. Мы, вначале, пойдём, напаримся, а потом пойдём на охоту за утками в яблоках.
-Да, сынок, это правильнее. Да и утка, если попарится в русской печи, ещё минут сорок, будет, вкуснее. Но я предложила из вежливости. Всё-таки – гости!
-Какие мы тебе гости?! Считай, самая близкая родня!
-Так баня, наверно, уже готова?
-Минут через сорок будет готова, так, что твоя утка ещё долго будет высиживать яйца-яблоки в печке.
-Переутомлять тоже не желательно. Если, что, поставлю на краешек, чтобы не остывала. Дань, а тебе, если нечего делать, подправил бы доски с боков сеновала.
-А мне, что делать? Чем вам помочь?
-А ты, Люд, пойдем, поможешь мне поставить стол и расстелить скатерть.
Когда мы всё сделали, я сказала:
- Здесь секундная работа. Что ещё?
-Да, я тебя не поэтому позвала, это я и сама бы сделала. При Дане не хотела спрашивать. Ты выпиваешь?
-Пила вино, но сейчас, Даня...
79
-А Данька – запретил!
-Он не запрещал, но ему это не нравится. А вы тоже, как Даня, - не пьющая?!
-Я, милочка, в деревне живу, а здесь – все пьющие! Это я при Дане пью с ним настой из трав. А когда приходят гости, деревенские или из города приезжают, бывшие мои ученики, мы и вино и водочку, и даже, сомогончиком балуемся.
-Может, взять бутылку?
-Смотри сама. Я сейчас за хлебом пойду и куплю.
-Я молодая, быстро сбегаю.
-Сделай милость, сбегай! Магазин на следующей улице. Если, что – спросишь. Сейчас дам деньги.
-Не надо! У меня есть. А что брать?
-Лучше, вина.
В магазине были коньяк и вино. Водка дешевле и её быстро разбирали. На удивление вина были и грузинские, потому, что стоили дороже крымских. Были: и цинандали и саперави. Вначале взяла саперави, а затем, решила и цинандали. Выпью за Ванечку.
-Галина Васильевна, вот хлеб и вино, защищайте, если Даня будет недоволен, что я купила вино!
-Так мы ему и скажем! Ты ничего не покупала. Вино у меня было в заначке, для гостей. Слушай, а пока его нет, давай по стаканчику хряпнем! До бани, ещё минут двадцать.
-Я согласна, по бокальчику.
-Бокальчики, будете жить, купите сами, сюда, в дом. У вас в городе, может, и есть, а здесь стаканчики гранённые, двухсотграммовые. Есть ещё стограммовые стаканчики, для водки. Но, от них будет, ни в голове, ни в жопе! Открывай, бутылку!
-Штопор давайте!
-Свиней не держим! У нас нет хряка!
-А причём здесь хряк?
-Штопор у хряка. Хер у него, как штопор. Только он ими не бутылки открывает, а другое.
80
Продолжение 4 следует.
мой сайт:
www.kapczov-stihi.ru