(из цикла «Хроники собачьего пляжа или Мысли на берегу»)
Они все путают: и имя, и названье.
И ты, мой Ваня, у них был «Ванья»!
(В.С.Высоцкий)
— Джойс, фу!
Похожий на пинчера кобелек, выбивая хилые фонтанчики из песчаного пляжа четырьмя не менее хилыми лапами, ковыляет во всю свою возможную собачью прыть, стремясь успеть к месту посадки голубиной стайки. Это ему постоянно не удается, поскольку место посадки, оно же — место, запланированного собакой голубиного побоища, с методическим постоянством становилось местом взлета и торжеством голубиного жизнеутверждения.
Мне подумалось, а Джойс — это «М» кличка, или «Ж» кличка. И с чего я взял, что пинчер — кобелек?
— Нэйджл, апорт!
В воду бросается восторженный лабрадор, забыв, что от природы он существо не земноводное, а млекопитающее. Апорт — бэушная ПЭТ-бутылка на полтора литра практически с нулевой плавучестью из-за содержащейся внутри воды, что попросту означает ее способность медленно погрузиться на морское дно, увлекая за собой наивный «мешок любви» по кличке Нэйджл. Не знал до разговора с хозяином Джойс, что лабрадоры умеют нырять. А Нэйджл — это мальчик или девочка?
— Веста! Веста, ко мне!
Огромная, как чемодан эмигранта, московская сторожевая своей необъятной грудью прижала к мокрому песку какую-то собачью мелочь, безвредно бродившую по пляжу в поисках приключений на свой многострадальный крестец. Окружающие своими подстилками данное событие пляжники предусмотрительно отворачиваются, мгновенно теряя интерес к судьбе местной дворняжки Дженни. Да и сама хозяйка Весты не очень торопится противоборствовать своей Весте: весовые категории очень разнятся.
— Дик, Дикуша! Дай пулер!
Восточно-европейский овчаренок чепрачного окраса прячется за хозяйку, пытаясь спасти от хозяйкиной подруги свое любимое пенополиэтиленовое кольцо сиреневого цвета. Потом, потеряв терпение и надежду на неприкосновенность своей любимой игрушки, прощально взвизгивает и бросается в воду, мощным галопом направившись в сторону волнореза. На волнорезе и он, и пулер точно уж будут в безопасности.
Барри и Риччи, парочка питов, затеяли возню с бешенным кроссом по покрывалам и полотенцам беспечно млеющих под солнцем отдыхающих. Хозяева двух хулиганов не обращают ни на тех, ни на других абсолютно никакого внимания.
— Джейсон, плыви!
Мопса Джейсона хозяин, как единственного водоплавающего мопса в мире, занес в море на руках, поскольку ни один уважающий себя мопс не поплывет добровольно ни за каким апортом, будь тот хоть из «Роял Канин» слеплен. И только неистребимая жажда жизни заставляет Джейсона плыть к берегу, хотя окружающим кажется, что Джейсон выполняет команду «плыви».
Я лежу, опираясь правым локтём на постепенно прогревающемся песке «делянки номер 13», застолблённой мною в 6 утра с помощью огромного двуспального пледа. Надо мною июльское бездонно-синее одесское небо. Я смотрю за линию на сгибе пространства, в которой, как в ленивом танго, утренний бриз колышет влажную утреннюю дымку, пряча от меня небо в море, а море в небе.
Нэйджл… Дик… Веста…
Как там оно у Александра Сергеевича:
Что в имени тебе моем?
Оно умрет, как шум печальный
Волны, плеснувшей в берег дальный…
Барри… Ричи… Джейк… Джейсон…
Все это перемешивается нежным низкочастотным шелестом волн обо все в мире и близкие, и далекие морские берега: австралийские, африканские, евразийские, американские… американские…
Почему у этих американцев такие собачьи имена?