Три березы за околицей

Владимир Соколов Хабар
Три березы за околицей.

- Вот здесь они стояли целый день, привязанными к этим березам:  Иван Осипович Соколов и Григорий Ильич Гаврилов, когда происходило их раскулачивание, - сказал местный краевед Степан Шумов.
 
Со Степаном меня познакомил глава села Мохнатый Лог,   когда я обратился к нему с просьбой помочь разыскать могилы родителей моего отца и что-нибудь рассказать об их жизни, показав  документы «Государственного архива Новосибирской области», куда я посылал запрос.

Я потрогал шершавую кору одной из трех причудливо изогнутых старых берез, которые заметил сразу, когда шел с остановки междугороднего автобуса в село.
- А почему их привязали на целый день?- спросил я.
- Чтобы они не оказали сопротивление. Ведь их отнесли к кулакам второй категории.
- Что это значит?
- В январе 1930 года Политбюро ЦК ВКП (б) приняло постановление « О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации», согласно этому документу все зажиточные крестьяне делились на три категории. Во вторую отнесли богатых кулаков и полупомещиков.  Главы этих семей арестовывались, все имущество изымалось, а семьи высылались  за пределы области. В нашем селе к ним отнесли Гавриловых и Соколовых. У Гавриловых, кроме лошадей, коров, была мельница и кожевенный завод.  У вашего деда  хозяйство тоже было  немалое: табун лошадей, десяток коров, отара овец, маслобойка,  жатка, сенокосилка,  пахотные земли,  сенокосные угодья, амбары. Была и шорницкая, где шили конную упряжь, делали телеги и сани на всю округу.

Что дед был зажиточным, я знал из отдельных реплик, которые иногда проскакивали в разговорах отца. Но о своей жизни в детстве, о родных он никогда не рассказывал и писем на родину не писал, в  отличие от матери. Она, уроженка Новосибирской области, попала на Дальний Восток по призыву Валентины Хетагуровой, чтобы строить Комсомольск-на- Амуре. В годы войны уехала из голодного города в деревню, в низовье Амура, где и повстречалась с отцом.
 
- Что же было потом? – спросил я Степана Антоновича.
 -Вечером семьи погрузили на подводы и под охраной отправили в Краснозерск.  Там собрали обоз из двадцати семей и отправили в  Тайшет.
- До Тайшета путь-то неблизкий!
- Такая была установка.
- Добрались ли до места?
- Я этого не знаю. В документах, которые мне удалось найти, этого не сказано.
- А почему в Тайшет?
- Дорога в вечность.
Звучит жутко, но правдиво.

- А откуда вы знаете об имуществе этих семей?
- В одной из папок документов того времени мне попалась опись имущества, передаваемых во вновь созданный колхоз.
- Почему же их не приняли в колхоз вместе со своим имуществом?
- Такая была установка:  в колхоз не принимать. Дома Соколовых и Гавриловых были большими, поэтому в одном сделали колхозную контору, а во втором сельский клуб с библиотекой.

 Мы помолчали. Я набрал в  пакет земли из-под берез, чтобы высыпать на могилу отца, внезапно скончавшегося от сердечного приступа в семьдесят девятом году, тепло распрощался с краеведом и пошел на Новосибирский автобус.  За окном проплывали уже убранные пшеничные поля, по  обочинам дороги скакали галки и вороны, что-то клевали, очевидно, зерна, рассыпавшиеся  при транспортировке.

«Все как семьдесят лет  назад, - думалось мне. - Вот по этой дороге гнали моего деда, бабушку Матрону Антоновну, с тремя юными дочерьми, в далекий Тайшет, чтобы они сгинули навсегда по дороге, потому что осень быстро закончилась, и начались сибирские  морозы. Не помогло и то, что их сын служил в РККА  на границе Узбекской ССР с Афганистаном.  В самом пекле и природном, и политическом», - такие невеселые мысли крутились в голове.

 А  деда по материнской линии, раскулачили без  высылки, потому что  воевал вместе с красными партизанами.   По рассказам мамы,  человек он был далеко не бедный.    Забрали всю живность, оставили только одну корову и одну лошадь.

 На могилу отца я попал только через год, после сибирской поездки  в двухтысячном году.
- Жизнь жестоко обошлась с тобой, Александр Иванович.  Вот привез тебе земли с малой родины, которую ты покинул в двадцать девятом году, чтобы никогда не возвращаться. Знал ли ты о судьбе своей семьи?  Знал, конечно, но никогда и нигде об этом не говорил, чтобы не навредить своим детям и чтобы на них не косились всю жизнь.


02.12.2016