Детдомовцы

    Детский дом в Немойте.

    Наша школа находилась посредине деревни и состояла из двух небольших деревянных зданий в окружении столетних кленов, лип и берез. Эти здания были как раз напротив дома бабуси, где родители снимали комнату. С другой стороны был забор пришкольного участка,  примыкавший к приусадебному участку детского дома. В детском доме жили около полутора сотен воспитанников – послевоенных детей, оставшихся без родителей. Детский дом размещался в здании  усадьбы бывшей польской помещицы – на коммуне.

     Коммуна – это район деревни, где после революции, на базе поместья польской паненки Неслуховской была образована так называемая "коммуна" – начальная стадия образования колхоза. Там беднота объединилась в коммуну и вела общее хозяйство. Так и по сей день этот район зовется коммуной, хотя от поместья уже давно ничего не осталось. Школа в Немойте была общая  для всех, как  для  деревенских ребят, так и для детдомовцев.  Детский дом был открыт в августе 1946 года. Директором детдома был назначен участник Великой Отечественной войны Козыревский Иван Герасимович. В то время здесь воспитывались  около 150 человек. Его жена Степанида Кузьминична работала учительницей начальных классов.

     Раньше на  месте организованного здесь детского дома была панская усадьба. Места, действительно, красивые. На возвышенности стоял дом помещика, а внизу протекала река Немойтянка - извилистая и достаточно глубокая, а главное - очень рыбная.  Сейчас же эта река носит какое-то непонятное для меня название  - "Брус".
Это даже не река, а какой-то ручей...

     После войны было нелегко: везде разруха, голод. Но жизнь продолжалась. Дети снова приступили к учёбе.  Занятия после войны проводились в хатах колхозников.  Государство после войны выделяло деньги на содержание сирот. У детей были валенки, добротные пальто, костюмчики, платья, книги, тетради. Норма питания  была 5 рублей на одного ребенка в день. Питание в основном было организовано за счет продуктов, покупаемых у колхозов по рыночным ценам.   Местные ребятишки завидовали детдомовцам, ведь у деревенских детей не было ни настоящих тетрадей, ни теплой одежды, хотя учились они вместе,а  в школе сидели в одном классе.

     Вспоминает моя одноклассница Карягина Зина: «Мы завидовали детдомовцам, а они завидовали нам. Их кормили получше: сахар давали, масло коровье. Кто-то съест, а кто менял на свежее молоко.  Я сидела за партой с девочкой с необычным для меня именем – Лиля, по фамилии  Леонтьева. Мы с ней устраивали своеобразный натуральный обмен. Кормили их в детдоме вдоволь - давали им по утра кашу, сахар, чай, хлеб с маслом, чего я практически не всегда видела. Зато у нас дома было своё козье молоко. Я ей – 0,5 литра молока, а она мне кусочек или два сахара с маслом и обе были довольны».

     Детский дом занимал довольно обширную территорию, на которой размещались главное деревянное одноэтажное здание, а с юго-восточной стороны от него была площадка, оборудованная различными спортивными снарядами (канат, шест, лестница, качели, турник, столб с четырьмя канатами для «гигантских шагов», волейбольная сетка). С западной стороны дома располагалась площадка для проведения линеек. Правее был вход в детдомовский клуб. Он становилась центром детдомовской жизни во время летних каникул, когда у нас открывался пионерский лагерь. Воспитанников по утрам  будил замечательный горнист Федя Галахов, а каждое утро начиналось всеобщей линейкой и подъемом флага на высокой мачте. Следует отметить, что звуки горна сопровождали жизнь детдомовцев от подъема до отбоя. Он созывал детвору на утреннюю линейку и надоугие построения, и в столовую, и на многие-многие мероприятия, проходящие в череде повседневной жизни детдома.

     Из воспоминаний Коли Овсянкина: "Особенно запала в душу детдомовцам одна незапланированная линейка, на которую созвал горн 12 апреля 1961 года. Линейка началась с  исполнения гимна. Но на этот раз детский коллектив драл свои голосовые по полной программе так, что наше пение было слышно во многих окрестных деревнях. Оно и понятно. Только что объявили по радио: «В космосе наш советский гражданин – ЮРИЙ ГАГАРИН!» Вот ликование было. Администрация детдома по случаю столь знакового события сподобилась даже на праздничный обед – спасибо Ю. А. ГАГАРИНУ. И часто по вечерам мы, задрав свои головы, всматривались в звездное небо в попытке увидеть летящею звезду – спутник. Иногда это удавалось, и мы с громким ликованием провожали его до тех пор, пока мерцающая звездочка не исчезала среди множества других звездочек".

    Были на территории и другие одноэтажные здания, располагавшиеся за центральным корпусом. Там размещались спальня для детей 1-4 классов, кухня, столовая, склады и кладовые для продуктов. С южной и западной сторон главное здание окружали кустарники с черной красной смородиной, крыжовником и цветники. Справа от столовой с севера и запада находились детдомовский сад и огород. По всему периметру усадьбы рядами стояли столетние клены и березы, на которых вороны и галки построили свои гнезда. И этих гнезд было несколько десятков. Также на нескольких больших деревьях были сделаны гнёзда аистами. Когда выводились аистята, то мы наблюдали, как старые аисты носили своим детям лягушек, жаб и змей.

     Белый аист - что же это за удивительное существо? О нем слагают песни, а у самого аиста почти нет голоса; он живет с человеком, но остается свободным; он гнездится в населенных пунктах, но не выносит разрушения природной среды. На одной высокой березе старшие детдомовцы закрепили  колесо от телеги - каркас для будущего гнезда, и действительно - весной  прилетела  новая пара аистов и стала делать себе гнездо. Гнездо получилось очень большим. Каждый год мы ждали весны и ждали своих аистов. Бытовало в народе и такое поверье: "Если в деревне аисты гнездятся, то пожара не будет, но не приведи Господи гнездо разорить - чья-то хата сгорит обязательно сгорит!"

     Аисты создают свои семьи надолго, их пары постоянны в течение многих лет. Взаимопомощь супругов - непреложный закон, да иначе и не выкормишь прожорливых птенцов. Удивительна привязанность белых аистов к своим гнездам - многие используются птицами из поколение в поколение более 100 лет. Наши аисты гнездились у детского дома, я думаю, не меньше 50 лет. Потом деревья начали от старости падать и их спилили. Сейчас в Немойте уже нет аистов и их гнёзд. А жаль!

     После войны, с образованием детского дома началась подготовка территории под площадки для детдомовского сада и огорода. Эта работа ложилась на плечи работников детдома и  старших воспитанников. Приходилось даже выкорчевывать пни, оставшиеся от когда-то росших здесь деревьев. Их вывозили на своей детдомовской лошади.

    После войны в деревнях остались почти одни вдовы и дети. Жили они очень бедно – ходили босиком и в лохмотьях. В нашу школу дети  ходили учиться из нескольких деревень: Головачи, Розмыслово, Дубовцы, Межники, Заборье, Поселок, Застенок и некоторых других. Все эти деревни находились от Немойты в радиусе 3-5 километров. И вот так, круглый год, летом - пешком, а зимой - на лыжах  добирались школьники из окрестностей  в школу за знаниями. Летом еще ничего. А вот зимой, когда мороз до минус 20-25 градусов, снег, пурга – попробуй пройти эти километры, когда тебе 11- 12 лет. Но ходили… Начальные школы (до 4 класса) были, видимо, в своих деревнях или же более близких, а вот с 5 класса – надо было ходить в восьмилетнюю школу. Восьмилетка была тогда  только в Немойте. Первые 4 класса мы в Немойте учились не в самой школе, а в съемных  для школы помещениях. Ряд бедных семей сдавали школе помещения (свои хаты) для проведения там  уроков. Мы учились, как я помню, у Матвея (Мацея), у Марины (Шведовой), у тётки Ходосьи, у моей бабуси и еще у кого-то. Учились иногда отдельно от детдомовских, а какие-то годы - все вместе. Все зависело от метража сдаваемых помещений.    В классах было от 15 до 25 человек, а во всей школе – до 250 учеников. Учились мы в две смены.

    Основная школа представляла собой два здания, стоявшие недалеко друг от друга и из несколько деревенских изб, в которых, наряду с их хозяевами, учили детдомовцев и местных ребятишек. Время было голодное, так что детдомовцы иногда  подворовывали у хозяев избы картошку из печи. Возраст учеников в школе был самый разный. Как в любом коллективе, появлялся лидер, как правило, старший по возрасту и более сильный. Он был и заводилой и руководителем среди подростков.

     Из воспоминаний воспитанника детского дома Вани Ковалева: "Первое сентября 1955 года. А вчера вновь испеченные первоклассники примеряли первую в своей жизни школьную форму. Форму!? Смешно звучит. Да не было в те послевоенные годы в нашем  детдоме настоящей формы. Просто новая одежда и … главное – настоящие брюки. Мальчишки как будто сразу становились взрослее на пару лет. Как они не походили на сорванцов в коротеньких шортах с лямочками через плечо. Эти лямочки и голые коленки напоминали о вчерашнем дошкольном детдоме. А ведь мы через пару часов станем настоящими школьниками. И верно, в школу нам великодушно позволяли ходить в форме. А уж по территории детдома, о ужас, будь добр, бегай в шортах. И потому, нам, заморышам и недоросткам, очень хотелось подрасти ну хотя бы на несколько сантиметров. Но всякому овощу свое время. А пока, терпи и слушай за спиной: «Эй ты, заморыш, голоколенник!». А еще в довесок к форме нам выдали портфели и сумки. Те, кому достались именно сумки, были от радости на седьмом небе. Как–никак, а они были похожи на те, что носил Василий Иванович Дубовец - послевоенный офицер и физрук школы, а также … колхозный агроном. А в общем–то не столь уж и существенно. Главное, что сумки были на длинном ремне, со множеством отделов, и их можно носить через плечо. Это что-то! Правда, как выяснилось позже, яблок они вмещали ну совсем уж немного, не то, что портфели".

    Почему-то шла постоянная «война» между деревенскими детьми и детдомовцами. Возможно, потому, что детдомовцы постоянно воровали в деревне. Большинство детей были из разных городов,  и мы их не любили за это. В общем,был сплошной антагонизм, хотя со временем у меня было много друзей из детдомовских ребят. Все они от нас отличались тем, что у них была форма. Девочки носили коричневые платья с белыми фартуками, а ребята – серые костюмчики и ботинки. А у многих деревенских такой одежды и обуви не было. Многие деревенские дети, как только сойдет снег и до первых морозов, ходили босиком. И я тоже ходил всё лето босиком, хотя обувь у меня была. Но мы обувь жалели и старались её сохранить. Помню, как бабушка Марья сплела мне маленькие лапти из липового лыка, когда приезжала к маме погостить.. Лапти, если кто не знает, — низкая обувь, распространённая на Руси в старину, но, тем не менее, бывшая в широком употреблении в сельской местности до 1930-х годов, сплетённая из древесного лыка (липовые или бересты). Лапоть привязывался к ноге шнурками, скрученными из того же лыка, из которого изготавливались и сами лапти. Носил я лапти летом 1959 года недели две, пока они не порвались. Мне в них было удобно и они мне очень нравились, так как были очень легкие и вода из них сразу же вытекала.Но, бабушка через неделю уехала к себе домой - в Сапеги и лаптей мне больше никто не мог сплести. Не каждый сегодня может похвастать, что он ходил в в 20 веке в лаптях...Позже я носил летом сандалии, которые чем-то мне напоминали мои лапти, но были они из кожи.

     Еще зимой мы часто занимались настоящими драками с детдомовцами. Драки были страшные – до крови или того хуже - до больницы. Особенно драки были жестокие в середине пятидесятых годов – я уже начал ходить в это время  в школу. В детдоме были также  ребята по 15-17 лет. Это были настоящие уркаганы, прошедшие через военные годы, воровство и банды. И вот, старшие деревенские ребята нам сообщали, что завтра будет драка с детдомовцами. Уклониться было невозможно – засмеют, что испугался. Мне было страшно еще и потому, что отец был директором школы и в случае чего – мне первому и попадет от отца. Но, все равно я участвовал в  таких драках. Начинали обычно  драться  ледяными снежками. Для тех,  кто помельче, старшие ребята давали задание наготовить побольше  ледяных снежков. Мы их лепили, делали круглыми, смачивали водой и на ночь замораживали, а во время драки – подносили старшим ребятам.  Старались попасть в лицо или в голову «врагов». При хорошем попадании - лазарет был обеспечен. Когда ледышки заканчивались, мы таскали поленья дров с соседних с детдомом домов. В бой уже шла тяжелая артиллерия – тут могли и убить. Но все-таки такого случая я не помню. Снег в крови – помню, разбитые носы – помню, даже поножовщину помню, но до смертоубийства все-таки не доходило. Особенно в драках отличался Иван (Ховрук) – его боялись все. Если что не так, он сразу хватался за нож или за опасную бритву:

    - Порежу всех! - орал диким голосом Иван. И резал. На моей памяти, он сидел в тюрьме раз семь или восемь – в основном за драки и поножовщину. Когда последний раз при мне Иван вышел из тюрьмы -  у него был стаж общей отсидки по тюрьмам   лет 16-17. Я однажды мылся с ним в  общей бане. Все его тело было в наколках. Наколки разные – в основном тюремные. Запомнились некоторые. Во всю грудь – летящий орел, а под ним надпись «Я раб СССР». На руках кинжалы, обвитые змеей, на плечах – голые девицы, на спине – Ленин и Сталин, а на жопе – кочегар с лопатой. Но самая запоминающаяся надпись – на ноге: «Я туз крестей – ебу всех мастей».  Я рассматривал Ивана со всех сторон – настоящая тюремная живопись и фольклор! Иван ко мне относился хорошо. Может быть потому, что я дружил с его младшим братом – Гришкой.

     Кличка Ховрук была приклеена к их семье с давних времен. Их семья имела 5 детей - Катерина, Михаил, Василь, Иван и Гришка. (Сейчас в живых Ховруков уже никого не осталось). Отец «Ховрук», четыре сына и дочь – все «ховруки», а их  мать -  «Ховра». Фамилия  у них всех, однако,  была - Дубовцы, но в деревне их звали «ховруками», по имени матери. Семья была одна из беднейших. Отец, старый Ховрук, никогда не работал, как я помню – все лежал  на печи, и, как говорят, перекатывал свои  яйца. Два старших брата Гришки  иногда приезжали из Донбасса, где работали шахтерами. Иван – в основном по тюрьмам  был спец, а Гришка – двоечник и второгодник. Одна мать только и работала, как я помню, но детей своих Ховруки,  в детдом всё-таки не сдали! Помогала материально школа, выделяя то пальто, то сапоги, то валенки. Помню, как приезжал в деревню с Донбасса средний Ховрук – Василь, а вот Катерину и Михаила я не помню.

    Однажды отец послал меня к завхозу детдомовскому Егору Рожкову за какими-то продуктами, которые можно было купить в детдоме. Егор повел меня в большой подвал, где хранились детдомовские заготовки. Для хранения продуктов, как я узнал, был еще при паненке  сооружен прекрасный железобетонный бункер под центральным корпусом усадьбы с полукруглым сводом из красного кирпича. В подземном помещении объёмом приблизительно 50 квадратных метров находился ледник для хранения скоропортящихся продуктов в летнее время, а также овощехранилище. В надземном помещении (погреб),который находился на заднем дворе и был укрыт для теплоизоляции грунтом, также держали продукты питания. Для меня это было настоящим открытием.

     Для обработки выделенных участков земли в детском доме имелся сельскохозяйственный инвентарь, в частности конный плуг, борона, косы, грабли, вилы.

     В детдоме была своя библиотека. Детский дом в 50-х годах выписывал следующие периодические издания: 1. газеты: «Правда», «Комсомольская правда», «Пионерская правда», «Учительская газета», «Роман-газета», «Блокнот агитатора»; 2. журналы: «Пионер», «Вожатый», «Мурзилка»,  «Семья и школа», «Физкультура и спорт».  Три раза в месяц детдомовцы могли смотреть кинофильмы. Я иногда тоже ходил, если ребята говорили, что будет вечером хороший фильм. Имелась в детдоме и своя музыка- гармонь, баян и аккордеон. Но вдруг аккордеон был украден. Был в детдоме и музыкальные руководитель - женщина, которая руководила музыкальным кружком. Она первая и поднял шум, что украден её любимый музыкальный инвентарь.  Был в детдоме один воспитанник без руки - Борис Селиванов.  Руку ему оторвало, когда он баловался с найденной в лесу гранатой. Приехали из Сенно  милиционер  и следователь. Начали выяснять, кто украл музыку. Опрашивали даже детдомовского музруководителя. Думали, что она была в этом заинтересована. И вдруг выяснилось, что это Борис зачем-то украл детдомовский аккордеон, хотя одной рукой вряд-ли можно было ему  хорошо играть на таком инструменте? Главное - где играть и для кого?  Милиция увезла Бориса  в Сенно и Борис куда-то пропал...

     Детский дом в Немойте был открытого типа. Детей привозили в детдом из разных уголков Советского союза, но, в основном, из Белоруссии, из Ленинградской и Смоленской областей. Вот что  рассказывал нам в школе детдомовец по кличке «Муха», который рвался поступить в военное училище: «Меня повели к директору. Директор говорит: «Запомни, Муха, это наш  детский дом, а не училище». Я ему говорю: «Тогда как же мне быть?» А он мне в ответ: «Как быть? Давай пойдем в корпус, где тебя переоденем из твоего рванья, оденем в форму, помоем в бане,  потом пойдешь со всеми обедать в столовую. Потом определим тебя в группу, где ты будешь жить». Я сказал директору, что не буду: ни переодеваться, ни мыться, что всё равно уйду из детдома. Но куда мне идти? Я не знал! Если только мне возвращаться назад в свою деревню? А до деревни ведь надо было доехать. До станции Бурбин тоже далеко… Но оставаться в детском доме мне не хотелось. Я тогда быстренько оделся, взял свои вещи и побежал. За мной погнались несколько человек. Догнали, схватили за руки. А я говорю им: «Нет, я не буду в детском доме». И опять побежал. Меня опять догнали, взяли за руки, и повели обратно. Я сопротивлялся. Меня привели к директору. Директор говорит: «Нет, Муха, не убежишь от нас. Давай оставайся у нас. Я подумал и решил повиноваться, зная, что всё равно убегу.

    И вот пришли в баню у реки с воспитателем Кургузовым Александром Захаровичем, где меня помыли, дали детдомовскую одежду и повели в отряд, где представили воспитательнице и жене Кургузова А.З. – Ольге Яковлевне, которая работала в детдоме. Это была молодая женщина в возрасте около тридцати лет. Симпатичная. Она сказала, чтобы я  подождал пока отряд придет с занятий, показала мне место, где я должен спать.

    Площадь комнаты была около 30 метров. Посреди комнаты стояла маленькая круглая железная печурка. У печки на табурете сидел детдомовец и топил печь, пока отряд был на занятиях. После обеда отряд пришёл в спальный корпус. Все ребята стали заниматься своими делами. Меня окружили и стали расспрашивать, где мой отец, мама, братья, сестры, как и где  я учился. Потом, через некоторое время была команда строиться, и отряд пошёл на самоподготовку в учебный корпус. Мне указали парту и место, где и с кем я должен сидеть. Так началась моя жизнь в детском доме".

    Из детского дома ребята иногда убегали и пропадали куда-то надолго – были в бегах.  «Муха», как и обещал, вскоре убежал из нашего детского дома. Это было, когда мы учились в 3 или 4 классе. Милиция сняла его с поезда зимой где-то уже на Урале, а сбежал он еще летом. И вот, в средине учебного года, после Нового года, «Муху»  привезли обратно в детдом. Он нам рассказывал о своих приключениях и похождениях, а мы слушали его, затаив дыхание. Как интересно у него все было:     … путешествия на крышах поездов, большие города, жизнь в бандах, воровство и т.д. Мы ему даже завидовали. Через какое-то время, уже весной, наслушавшись рассказов «Мухи», из детдома убежало уже сразу трое ребят и их тоже долго не могли найти. Потом в деревне начала пропадать живность всякая – то курица, то гусь, то коза, то мёд из ульев. По мелочам,  конечно, но обидно хозяевам в деревне стало. В начале, народ грешил на своих же - деревенских  и  на соседей. Но вот однажды, сын моей  бабуси – Петька, находясь в лесу,  услышал, что где-то у большой ели из-под земли голоса раздаются. Он испугался и побежал в деревню и там рассказал  мужикам об этом. Собрались мужики-охотники с ружьями,  и пошли ловить «шпионов». Каково же было удивление, когда вместо шпионов из-под земли – из вырытой под елью землянки вытащили детдомовских беглецов. Оказывается, они летом прожили в лесу более двух месяцев. По ночам «шпионы» делали набеги на близлежащие деревни, воровали живность, скотину, кур и чистили кладовые. Так что жили они себе – припеваючи, почти все лето. Даже в какой-то деревне ночью украли из улья рамки с медом. А сала и колбас наготовили "шпионы" себе даже на зиму. В землянке был лаз, который уходил метров за 20-30 в сторону и выходил к обрыву у ручья – это на случай скрытого побега. Все было сделано по правилам конспирации,  как у лесных братьев в Литве.

    Зимой дети занимались в школе, играли на улице, но мысли о родной маме никогда не забывали. С наступлением тёплых дней это чувство неодолимо влекло их на поиски матери и родных. Они заранее готовились к этому: запасались лишним куском хлеба, одеждой и шли пешком, ехали на машине, поезде в надежде встретить свою маму. Воспитателям в это время было труднее всего. Надо было внимательно следить за поведением своих воспитанников, чтобы предупредить их побег. Да разве за ними уследишь? Они могут уйти в любой момент. Детдом ведь в Немойте был открытого типа, а из охраны – лишь один ночной сторож. Однажды утром или вечером ты обнаружишь, что в группе нет одного или нескольких детей. Воспитатели и активисты идут на поиски. И хорошо, если ребята не успеют далеко уйти. Где только они не прятались: и в землянках, вырытых ими же в свободные минуты, и в траншеях, которые не сразу обнаружишь. Там они, свернувшись калачиком, ночевали, чтобы с утра двинуться в дальнейший путь. Только по лёгкому парку над землёй ранним утром и можно было найти их.

    Сдвинешь лист железа, на котором аккуратным слоем положен дёрн и откроешь вход в траншею, где спят беглецы. Забудешь тут и что думал наказать их, а только радуешься, что они нашлись и живы, здоровы. Часто детям удавалось уехать и дальше. Их задерживали даже в Свердловске, и из милиции сообщали директору, что беглецы нашлись. Правда, случаев побега из детского дома я помню не боле 4-5 за всё время.

    Нам тоже хотелось быть похожими на "полесских робинзонов". И вот я, Лёнька Сова, Федька Тёркин и Коля Контя вырыли в кустах настоящую замаскированную землянку глубиной метра полтора и размером 2х2 метра. Сложили там настоящую печь и организовали свой штаб, чтобы воевать с детдомовцами. Больше месяца мы делали налеты на детдомовцев, зная где их землянка. В конце концов мы их разгромили, а через неделю детдомовцы нас выследили и разорили нашу землянку. А тут и в школу надо было уже идти. Так и закончилась наша война...Мы стали с детдомовцами настоящими друзьями.

     Большое внимание уделялось в детдоме развитию подсобного хозяйства. Детский дом держал скот (свиньи, куры, выбракованных колхозом телят), позже появились кролики. Имелась на заднем дворе и  своя конюшня. На базе детского дома делали для детей все возможное, чтобы развеять страхи и тревоги воспитанников. На Новый год в детдоме всегда устраивали новогодний праздник с елкой, на который иногда приглашали и нас - деревенских. Ни о каких домашних праздниках, тем более с наряженной елкой,  большинство  деревенских ребят, никогда и не слышали. На елке в детдомовском клубе висели настоящие фабричные, а не самодельные игрушки. Увидев все это,  многие ребята были буквально в шоке…  В нашей семье, сколько я себя помню, когда я пошел в школу в 1955 года, ёлку отец приносил из леса "Котово" и мы с мамой её наряжали. Отец покупал настоящие новогодние игрушки в Витебске и в Сенно,  и каждый год игрушек становилось всё больше и больше.Некоторые игрушки у меня сохранились даже сейчас, как память о детстве и школе...

    Все воспитанники Немойтовского детского дома привлекались к трудовой деятельности.  Старшие ребята заготавливали дрова для отопления помещений; выращивали на приусадебном участке и на огороде овощи и фрукты, а если их не хватало, то привозили из ближайших колхозов по соответствующему распоряжению районного  начальства; занимались уборкой территории; готовили баню для помывки ребят; помогали взрослым заготавливать зимой лёд   для хранения продуктов в летнее время; проводили  мероприятия (спортивные состязания, самодеятельность).

    Конечно, воспоминания о жизни в послевоенное время отрывочные ...но некоторые моменты всплывают в памяти хорошо. Все жили тогда почти одинаково, но были семьи, в которых кто-нибудь работал в детдоме около продуктов, поэтому еда у одних, здорово отличалась от еды деревенских детей соседнего дома. Еда  отличалась даже очень, особенно,  если чья-то мама работала на кухне или в столовой. В таком доме всегда на печи стояла громадная кастрюля, наполненная щами из квашеной капусты и большим количеством мясных костей, а суп был очень наваристым, вкусным, горячим.

    При детдоме в середине 50-х годов были две лошади в возрасте 12-15 лет, корова, телёнок, пять-семь свиней. Эти данные говорят о том, что, несмотря на тяжелые послевоенные годы, государство заботилось о детях.

    Запомнилось мартовское утро 1953 года по рассказам старших ребят. В день похорон товарища Сталина было особенно холодно. Несмотря на это, практически всех воспитанников детского дома привели в школу на траурный митинг. Одежда плохо согревала, и все очень   здорово намёрзлись. А у меня же о дне 5-е марта  в памяти осталось следующее: «Я стою за печкой  на кровати у черного круглого радио, слушаю дребезжащую из рупора речь Левитана, и громко-громко рыдаю, сам не зная почему? Дома нет никого. Родители в школе на митинге. А я дома один, рыдаю и слёзы катятся градом».

    Когда мы учились в 5 классе, я подружился с тремя детдомовцами – Колей Овсянкиным, Петей (фамилию забыл) и Ваней Ковалевым, с которыми поддерживал очень дружеские отношения до окончания 8 класса.  В нашем классе были дети 11-12 лет. В классе пользовался большим авторитетом Овсянкин Коля, ему было уже  12 лет. Как-то Коля подошёл ко мне и попросил отойти с ним в сторонку «поговорить». Мы отошли в сторону, он попросил меня после школы прийти к нему в группу на  пару часов.

    В назначенное время я пришёл к Коле, и он, оглядываясь по сторонам, повёл меня в лесной  массив - Котово. Не входя в лес, он остановил меня, и потребовал, чтобы я дал клятву, что никому, никогда не скажу о том, что он мне покажет. Естественно, такую клятву я дал. Через несколько минут ходьбы по тропинке Коля привел меня в небольшой овраг, где виднелась какая-то землянка. Коля открыл мне сгнившую наполовину дверь, ведущую в помещение в вертикальной стенке оврага. У меня захватило дыхание, когда я увидел то, что он мне стал показывать. Здесь были немецкие гранаты различного вида и взрыватели к ним, ящик "шмайсеров", и ящики с патронами. Всё это лежало в аккуратно расставленных ящиках…  Здесь был целый немецкий арсенал, оставленный после войны и обнаруженный Колей и Ваней.

    Зная, чем это может закончиться, я  позже сказал Коле и Ване, что и они должны дать мне клятву, что они больше об этом никому не скажут, а саму землянку мы должны забросать ветками и стволами сгнивших деревьев, чтобы никто в это место не залез. Так мы и сделали… Дальнейшую судьбу этого военного схрона, я не знаю.

    Самым интересным занятием у детдомовцев весной была охота на змей и  ящериц. Несколько ребят из отряда Овсянкина  весной часто ходили в лес «Котово», где было много ящериц, а иногда попадалась  даже змея-гадюка или уж...  Коля с Иваном  ловили их, а потом жарили на костре. Однажды и я попробовал эту живность. Мы очищали шкуру с жареной змеи или  ящерицы и с большим удовольствием ели белое мясо. Жареные ящерицы детдомовцы считали большим лакомством. Мне тоже мясо понравилось, но соль мы не взяли, и мясо мне показалось несколько сладковатым. Уже тогда мы знали, что ящериц и змей едят китайцы и вьетнамцы, и мы очень жалели, что змеи нам  очень редко попадались, а то бы мы жарили и ели их, так как ящерица по сравнению со  змеей,  была во много раз меньше змеи или ужа. Главным змееловом в детдоме был воспитанник Сапегин Саша.

    Вспоминает Коля Овсянкин: "Не сказать, что детдомовская детвора в те далекие, уже послевоенные, годы голодала. Но все же подрастающему организму неизбежно требовалась новизна и разнообразие в весьма скудное меню. К причинам наших набегов на деревенские подворья стоит прибавить и новизну ощущений, и испытание чувства ребячьей гордости за возможность показать старшим, что их рассказы зимними вечерами стали приносить свои зримые плоды. И потому прошедшие процедуру наказания начинали ощущать себя причисленными к настоящим «боевым» группам. А это уже имидж в глазах младшей ребятни".

    Иногда детдомовцы ловили и разных лесных птиц, в том числе воробьев и ворон. Разделывали их и жарили. Это для них было не только занятием, но и пиршеством. На пиршество иногда приглашали избранных девочек и мальчиков из своего отряда. Заговорщически договаривались о встрече, заготавливали топливо, разводили костер, разделывали живность, подготавливали её к съедению. Съедение живности происходило по установленному ритуалу. К нему привлекали даже девочек и доверенных мальчиков. Ритуал включал в себя сбор на определенной территории за оградой детского дома – в кустах, разведение костра, разделывание живности, распределение её между участниками «пиршества». Все действия сопровождались шутками, весельем. На «пиршество» стремились попасть воспитанники всего отряда. Дополнительно к живности доставали вишню, смородину, малину, яблоки и другие ягоды и фрукты. В целом, пиршество было не только утолением голода, но и развлечением.

    С наступлением тепла  еды для ребят становилась всё больше и больше. После занятий, вечерами, когда наступали сумерки, особо отчаянные  детдомовцы отдельными группами нападали на деревенские  сады или устраивали налеты на еще не совсем зрелую раннюю вишню-шпанку, затем на клубнику, смородину, раннюю грушу. Набивали полные карманы, чтобы угостить товарищей — мальчиков и девочек. Особенно доставалось большому саду деда Ярмошки и кузнеца Микли (поляка по происхождению). Их дома были последними в деревне в сторону Сенно.  Позже, в течение всего лета, детдомовцы и мы – деревенские ребята,  устраивали набеги на колхозный горох и другие вкусные овощи. Всем это очень нравилось. Ребята, приносившие ягоды, пользовались большим авторитетом у остальных ребят, особенно у девочек.

    9 мая, в день Победы все школьники - деревенские и детдомовские шли в деревню Куповать, на место гибели партизанского отряда Константина Заслонова. Здесь жгли партизанский костёр и проводили митинг. Перед школьниками выступал мой отец и другие участники ВОВ. Эти походы, видимо, навсегда остались в памяти всех ребят.

    Из воспоминания Иван Ковалева: "После окончания учебы нас направляли целыми отрядами на полевые работы — на прополку и окучивание своего огорода. Это было самое тяжелое время, особенно в жаркие летние дни, когда одолевали оводы.  Бывало, пропалываешь грядку, а конца её не видно, весь обливаешься потом. При этом товарищи тебя подгоняют, если ты отстаешь от «цепи». Надо было не только успевать идти в линии, но и обращать внимание на чистоту прополки. Всем хотелось, чтобы по окончании работы воспитатель нас похвалила не только за быстроту, но и за качество прополки и окучивания.

    Очень нравились ребятам занятия на тракторе ДТ-40, которые проводил колхозный тракторист Иван, который во время войны был танкистом и участвовал даже в битве на Курской дуге. Двое его детей были воспитанниками в младших группах нашего детского дома, их взяли, чтобы облегчить материальное положение тракториста. Занятия проходили очень оживленно, тракторист проводил их интересно, увлекательно. Нам обещали, что будет экзамен, а лучших ребят допустят к управлению трактором".

   После директора детдома Козыревского И.Г.  новым директором был назначен Зайко Парфен Тарасович, который приехал в Немойту с женой Любовью Петровной. Парфена Тарасовича воспитанники очень уважали. Строгим он был к ребятам, но справедливым. Мы, деревенские ребята его тоже уважали.  Жена его также работала воспитательницей в детдоме. Жили они в первом  доме у самых ворот детдома. Его сменил в начале 60-х годов новый директор -  Маханьков Иван Фёдорович. Он тоже приехал с женой – Юлией Федоровной, которая работала в нашей школе учительницей начальных классов. Все эти директора были дружны с моим отцом, а отец продолжал оставаться директором Немойтовской восьмилетней школы тридцать лет,  вплоть до начала 80-х  годов.

    Я жил в деревне в кукурузную пору Хрущева Н.С. Кукуруза у нас не очень росла, но мы все время ей занимались - сажали, окучивали, срубали и свозили на лошадях в силосную яму у мельницы - на силос. Недалеко от детского дома, у мельницы,  была сделана большая силосная яма. Там делали силос из кукурузных стеблей и початков, которые мы на телегах свозили с полей. Детдомовцы в этом деле не участвовали, но кукурузные початки постоянно ходили воровать. Нас это задирало, и начинались настоящие кукурузные войны, т.е. мы начинали драться этими кукурузными «гранатами» с детдомовцами. Когда мы ехали на верху телеги с кукурузой, которую везли к силосной яме,  детдомовцы старались своровать с телеги эти самые кукурузные початки. Тогда мы сверху и старались им «засветить» в глаз этой, почти килограммовой гранатой или в лоб. Они нам, конечно, давали сдачи. Но запас гранат был на нашей стороне, да и сверху запускать их было более удобно, но иногда фингалы под глаз получали и мы - извозчики. Когда яма заполнялась полностью, но не была еще закрыта  – устраивалась «большая война». Собиралось большое количество деревенских ребят, которые занимали верхние этажи трехэтажной мельницы (в то время уже неработающей), предварительно загрузив третий этаж «кукурузными гранатами», предназначенных  для атакующих снизу детдомовских ребят. Детдомовские пытались ворваться на верхние этажи мельницы и водрузить там свой флаг, а мы, деревенские, отбивали их штурмы. Не помню, чтобы мы когда-либо дали детдомовцам поднять свой флаг. На мельнице войны и игры шли очень часто – это было наше любимое место для игр в детстве.

     Недалеко от территории детдома стояла старинная мельница, которая была построена  еще до 1914 года польской паненкой и имела все атрибуты водяных мельниц старой постройки – подъёмный деревянный затвор для пропуска воды, желоб, по которому вода направлялась на большое колесо с приводом для вращения жерновов. И, вообще, она впечатляла своей основательностью каменных стен, красотой линий и прочностью. Умели же люди  строить основательно! А в 2010 году, когда я был последний раз в Немойте, я даже не мог найти место, где стояла эта мельница... Даже фундамента не осталось...

    Иногда отряд детдомовцев посылали на работы в колхоз, который носил имя Тимирязева. Ходили ребята в основном на склады, перебирать фасоль, кукурузу, горох и другие крупы. Более подходящими считались работы по уборке колхозного картофеля, когда норма устанавливалась на одного ученика – одна тонна. Помню, что такую норму я выполнял еще в 6 классе, а детдомовцы редко кто выполнял даже в седьмом.

    Зато после работы каждый детдомовец пытался что-нибудь взять себе: или картофелину, или кукурузы, или горох-фасоль. При этом фасоль, например,  засыпали за подвязки штанов. Картошку или еще что-нибудь засовывали в одежду так, чтобы при обыске не нашли. А колхозный бригадир Андрей Руколь  обыскивал  всегда после работы ребят очень тщательно. Воспитанники выворачивали карманы, показывая, что они у них пустые. Но «воровали» это детдомовцы не от голода, а так -  ради озорства. После ужина ребята приходили в  свой спальный корпус. Уже здесь,  в своём корпусе,  они доставали спрятанное,   и начинали готовить дополнительный ужин для себя. При этом они старались делиться с неудачниками, у которых отняли при обыске ими  неудачно спрятанные овощи,  и учили неудачников, как надо  прятать их лучше. Особенно  нравилось ребятам жареная кукуруза. На печке ребята выкладывали слой кукурузы и ждали, пока она треснет. Сидевшие вокруг печки ребята подхватывали треснувшие зерна и поочередно поглощали их.

    Иногда кто-то из ребят шёл в расположенные рядом деревенские дома – к Середенкам, Середенкам или Агибаловым, и просил жителей сварить им кукурузу, фасоль или горох, который удавалось «скоммуниздить»  на колхозном складе или в амбаре. Обычно жители отказывались варить, говоря: «Дитятко, у мяне ж  и соли то няма!».  Такой женщине  говорили: «Та, ладно, тётя, варите без соли». Но часто им соль давали. Довольные, ребята приносили эту солёную фасоль или кукурузу в отряд, а после ужина делили на всех.

    В Немойте, недалеко от нашего дома жила Анюта. Звали её Глушкой, потому что она плохо слышала. У Анюты было трое детей – Слава,  Борис и Валерий. Не знаю, был ли у неё официальный муж – его я никогда не видел и  не помню, чтобы к ней какой-то муж объявлялся. Всех троих детей Анюта сдала в наш детский дом, хотя её дом был в 300 метрах от детского дома.   Жила в своём доме  Анюта со своим родным братом, которого звали Петром Федоровичем Шафранским. Кличка у него в деревне  почему-то была «Курочкин». Петр Федорович одно время работал в нашей школе. Потом его из нашей школы почему-то отправили в другую школу, и он надолго куда-то пропал. Потом снова вернулся в Немойту к сестре Анюте. Петр Федорович в Немойте долго болел и вскоре  умер.

    Жизнь детей Анюты после детского дома  сложилась так: Слава (1946 г.р.) вышла замуж за  Жору – брата мужа моей двоюродной сестры Аллы и прожила всю жизнь в Сенно. Там живет, и по сей день (2017 г.)  Борис (1949 г.р.) уехал  после детдома  в Минск. Занимался боксом и за что-то сел в тюрьму.  После тюрьмы он жил в Гродно, женился, работал тренером в спортивной школе. После того как утонул младший брат Валерий, Борис заболел и умер. А младший сын Анюты Валерий утонул на озере на зимней рыбалке. Все попытки выбраться на лёд были тщетными: ледяная кромка ломалась. Совместными усилиями рыбаков Валерку вытащили из воды, но он уже захлебнулся…

    На балансе детского дома была своя баня и прачечная, которые стояли на берегу реки Немойтянки. Я несколько раз мылся в этой бане с друзьями-детдомовцами. Из воспоминаний Кургузова  А.З. - «Баня постоянно была в ходу. И детей мыли, и бельё стирали, и вшей парили… Куда деваться!.. Всякое бывало... В бане был тёплый предбанник и прачечная. Прачками работали две женщины. Одна из них была мать  Кононовой Люды, с которой я учился в одном классе – Лиза, а вторая -  полячка Ядвига.  Всё, что у них было для стирки это 4 корыта, столько же стиральных досок и решётки для белья. Детей мыли сами воспитатели, конечно же, взрослые дети мылись самостоятельно». За своевременной сменой и целостностью постельного белья, одежды детей отвечала кастелянша. Производился систематический ремонт одежды.

    Все хозяйственные вопросы решал завхоз. Завхозом в детдоме был Рожков Егор Лукьянович. Кладовщиком и конюхом на конюшне работал Вербицкий Андрей Потапович.  В его ведении было и запас дров, доставка продуктов и хлеба, подвоз воды в корпуса, чистота в уборных. Жена Вербицкого работала на кухне – помощником повара.  Завхоз отвечал за основное оборудование трудовых мастерских и за хозяйственное оборудование детского дома: мебель, посуду, мягкий инвентарь (постельное бельё, нательное бельё, костюмы, платья, пальто, обувь). Завхозу нужно было следить, чтобы не только всё было и чтобы всего хватало, но и чтобы вовремя можно было «переобмундироваться», т.е. поменять зимнюю одежду на летнюю, и, наоборот, в зависимости от времени года.

    ГАЗ-АА — небольшой грузовой автомобиль Нижегородского автозавода (до 1932 года, позднее, город переименовали в «Горький» и присвоили заводу название «ГАЗ»). Этот автомобиль был сделан с грузоподъемностью 1,5 тонны, в народе его называли «Полуторка». В годы Великой Отечественной Войны этот автомобиль был важнейшим средством перевозки людей и грузов.

    В 50-х годах в детском доме была даже своя автомашина – полуторка. Шофером на этой полуторке работал старый Агибал, как его звали в Немойте. Это была единственная машина, которая в 50-е годы была  в деревне,и эта полуторка здорово помогала детскому дому и его обитателям. На лошади  ведь много до районнога центра Сенно не наездишься, да и много на лошади не увезешь!  А полуторка, которая шумела и грохотала как трактор, всё же могла привезти до полутора тон груза. Агибал любил свою машину, постоянно ремонтировал её и подкрашивал свежей краской. Это была его кормилица. Надо было кому-то привезти дрова из леса, сено  с  поля, на рыбалку  съездить – вот и заработок для шофёра какой-никакой. Уже не помню,  когда  старый шофёр Агибалов  расстался со своей  военной полуторкой, как и не знаю её дальнейшую судьбу. Знаю только, что сын Агибалова и сейчас живет в Немойте. Встречал его в 2005 году, когда был  в Немойте.

    За здоровьем и гигиеной детей, а так же за санитарным состоянием корпусов и столовой следили медсестры. Проходили плановые медосмотры детей: взвешивание, измерение роста, осмотр на кожные болезни. Следили за соблюдением режима дня. Проводили витаминизацию. В детский дом регулярно приезжали врачебные комиссии из Сенно,  и, даже из области.  А на постоянной основе в детском доме работали две медсестры - Соня Карась и Инна Дударева.

    В 50-х годах мы, деревенские ребята, часто ходили на спортивную площадку, которая была в детском доме. Там можно было поиграть в волейбол, баскетбол и футбол. Уходили с площадки уже тогда, когда мяча не было видно. В 60-х годах, когда деревенских из-за постоянных драк с детдомовцами, перестали пускать на спортплощадку, мы общими усилиями сделали свою – у реки около моста. Там и футбол гоняли и в волейбол играли…

    Газификации в те времена не было, котельной тоже не было. Здания отапливались дровами, а позже, и торфобрикетами. Топкой печей занимались сами воспитанники, они же убиралиь в своих помещениях (уборщиц не было), мыли полы, дежурили по кухне и столовой. Для этих целей формировалось  бригады, в которые входили дети разных возрастов. Старшие ребята обучали хозяйственным премудростям младших. Кроме того, за каждым старшеклассником закреплялось по двое-трое первоклассников. Наставник нес моральную ответственность за поведение и успеваемость подшефных, как за младших братьев.  Фактически детдом жил одной большой семьёй, одним хозяйством. Старшие ребята и работники запасали на зиму дрова. Воду носили из колодца, с 10 лет сами стирали, убирались. «Комиссии» оценивали чистоту - ответственный воспитанник детдома приходил с платком и проверял, есть ли пыль в спальнях.

    Успешно функционировал в  детском доме и детский совет, игравший большую роль в воспитании ребят. Заседал  совет обычно в присутствии директора. Регулярно выпускалась стенгазета. В детском доме были хор и  даже небольшой оркестр, а также хороший большой зал со сценой, в котором воспитанники слушали лекции и доклады, где проводились праздничные концерты и  другие массовые мероприятия. Деревенских ребят туда не очень пускали, но я всё же попадал изредка, так как все знали, что я сын директора школы. Для меня там было всё очень интересно.Это была другая жизнь.Воспоминания о детском доме очень тёплые. Коллектив был дружный. Боролись за качество знаний. Отдавали ученикам все силы и знания, не думая ни о зарплате, ни о времени, ни о себе. Бывало, что на педсоветах засиживались до 12 часов ночи, решая насущные проблемы.

    Вспоминает бывшая воспитанница детского дома и круглая отличница  Валя Карачевская,  которая мне очень нравилась, когда мы учились с ней  в одном классе:  «Директор был строгий, особого спуску нам не давал, воспитывал в труде. Мы не успевали отдыхать, на речку бегать было некогда - была только работа, работа, работа. Мы себя кормили, выращивали овощи, летом ягоды собирали, косили траву, - так  вспоминает Валентина. - Поэтому и выросли нормальными людьми. Помогли в этом нам работники детдома, вкладывавшие в нас душу. Они приучили нас трудиться, учиться, радоваться тому, что у нас есть! Была у нас мастерица Кургузова Ольга Яковлевна, удивительная женщина, которая научила нас шить, вязать, рукодельничать, учила девчонок быть хозяйками. В детдомовской мастерской девчонки обшивали мальчишек и самих себя. И пусть ткань была одинаковая, но фасон одежды каждая девочка выбирала разный. Благодаря нашей воспитательнице выглядели модницами. А ребята возились с машиной. Нас  воспитатели учили, что нужно правильно жить, не воровать, не скандалить.Учиться было очень интересно. А какая была у нас спортивная площадка! Было всё: и турники, и лестницы, и многое другое. У нас даже карусель была: столб, наверху прикреплено кольцо, за него зацеплены толстые канаты. Мы хватались за эти канаты и крутились, как на карусели».

    И всё же детдомовцы были счастливы: сыты, есть крыша над головой. Вспоминают, как делили огрызки карандашей, чтобы рисовать открытки: раз в месяц воспитанникам давали по рублю на конверты, чтобы можно было отправить письма родным. В спальнях кроме кроватей и тумбочек стояли одёжные шкафы, стулья и даже имелись диваны. Было даже трюмо.  Детей неплохо одевали и обували. У каждого воспитанника были по 2 пальто, кожаная обувь, валенки с галошами, варежки, бельё, спортивные костюмы, постельные принадлежности. По крайней мере, судя по сохранившимся фотографиям, детдомовцы были одеты несравнимо лучше, чем дети местных жителей.

    Конечно же, во всех корпусах отсутствовали коммунальные удобства. Не было ни центрального отопления, ни канализации, ни водопровода. Отопление в корпусах было печным. Печи топились с коридора - для общего контроля за безопасностью. Истопниками в основном были женщины-технички.

    «В столовой работали два человека – повар Яровая Татьяна Назаровна и помощник повара – мать Вовки Тандета.  Плиты для приготовления пищи кухонные работники топили сами.  Кормление детей в 50-х годах было 3-х разовое, а в 60-х кормили уже 4 раза в день. Хлеб привозили из Сенно на полуторке. Для постоянного кипятка на кухне был титан, позднее появились термоса.  Нас кормили хорошо. Старались, как могли разнообразить блюда, но чувство голода всё равно не покидало. Бывает, заиграешься, опоздаешь со всеми вместе поесть, бежишь потом… Повара ругаются, но всё равно накормят, никогда не оставляли без обеда или ужина». Конечно, в такие тяжёлые годы для страны, трудно было приготовить и накормить вкусно. Но хлеба старались дать нам вволю».

    Жизнь воспитанников детского дома подчинялась внутреннему распорядку дня. Руководство детского дома уделяла этому вопросу особое значение. Вот выписка из протокола педагогического совещания воспитателей детского дома: «Необходимо построить режим дня таким образом, чтобы он способствовал правильной организации занятий и отдыха детей». Вера Ястремская, воспитанница детского дома, рассказывала: «Распорядок дня зависел от того, в какую смену учиться, если с утра, то подъём в 7 часов. Зарядка, умывание, сборы в школу. Когда все собрались, идём строем в столовую, после завтрака в школу. Школа была рядом – не дальше 100 метров от основного корпуса. После уроков за нами в школу приходила воспитатель, и мы шли в столовую на обед, опять же, строем. После приходили в детский дом. Нас делили на две группы: одна группа оставалась выполнять домашнее задание, а другая шла работать в мастерские. Потом менялись. Ходили полдничать. Кто освобождался, уже занимался другими делами: кто на кружки уходил, кто по пионерской работе, кто просто гулять и играть. Там уже и ужин. После ужина было время на личные дела и отбой».

    Учились в две смены. Раздельного обучения девочек и мальчиков не было. Исключения были уроки труда и военной подготовки. Военруком  в школе был  Дубовец Василий Иванович - боевой  артиллерийский офицер, прошедший со своей знаменитой пушкой из 6-й героической батареи, от полуострова Рыбачий до Берлина. После войны эта пушка была установлена в центре города Мурманска на вечный пьедестал почёта.

    В школе дети расходились по своим классам. Бывало, что одна группа детей из детского дома, по численности составляла один целый класс, тогда это был класс мальчиков или девочек. А так мы учились все вместе.

    Было три основные проблемы в учебно-воспитательной работе детского дома. Это успеваемость, дисциплина и внешний вид. Учебная работа детского дома складывалась из закрепления пройденного материала в школе. Пройденный материал на уроках закреплялся при выполнении домашнего задания. Из-за нехватки помещений детей делили на группы. Одна часть детей шла работать в мастерские, другая – начинала выполнять домашнее задание. Выполнение домашнего задания начиналось с повторения пройденного материала, затем выполнение заданного. Потом воспитатель проводил опрос. Во время занятий устраивали небольшие перерывы. Старшие ребята домашнее задание выполняли более самостоятельно.

    Пионерская организация детского дома вносила свой посильный вклад в дело повышения успеваемости. Пионеры – отличники учёбы, помогали отстающим ребятам. В группах проводились собрания по успеваемости, беседы на темы «Повторенье-мать ученья», «Ученье свет, а не ученье - тьма».

     Вспоминает Наташа Деньдобрый: "Все мы в школе были пионерами. Никакой идеологией нас не давили, а пользы было много. Прежде всего, это был способ соединить нас со старшеклассниками. Были у нас вожатые - что-то вроде шефов из старших классов. Это было большое дело. Зря только, думаю, разводили псевдодемократию — выборы всяких председателей отрядов и т.д. Не нужно это детям, лучше бы учительница назначала с общего согласия. Все равно она решала. Но и особого вреда в наше время от этого не было.

     Самое полезное дело, что делалось через пионерскую организацию, на мой взгляд, была помощь «отстающим». Об этом тоже много всяких глупостей наговорено. А это было, я думаю, великое дело нашей школы. У нас в классе я бы затруднилась назвать кого-нибудь глупым или неспособным. Но тип мышления был у всех очень разным. А школьная методика, как ни крути, была нацелена на некоторый средний тип. И многие ребята не ухватывали ее суть, не успевали освоить способ обучения. Отставали и начинали бояться, все сильнее и сильнее. Начинали считать себя глупыми. У учителя не только времени не было всем им помочь, его такие ученики начинали стесняться, и он им уже ничего не мог объяснить. Тогда пионерам поручали им помочь. Пионер — общественный человек, ему можно поручить".

Взвейтесь кострами,Синие ночи!
Мы, пионеры, - Дети рабочих.
Близится эра cветлых годов.
Клич пионера:"Всегда будь готов!"

Радостным шагом, c песней весёлой
Мы выступаем за Комсомолом.
Близится эра светлых годов.
Клич пионера:"Всегда будь готов!"

Грянем мы дружно песнь удалую
За пионеров семью мировую.
Близится эра светлых годов.
Клич пионера:"Всегда будь готов!"

    Для поддержания внутреннего распорядка и соблюдения правил поведения в детском доме от воспитанников требовали организованности, самодисциплины и послушания. У детей лишённых родительской опеки, переживших ужасы войны, познавших лишения и голод трудно было добиться полного подчинения старшим. Пережитое горе и потрясения негативно отразились на здоровье детей, особенно в психологическом плане. Всё чем могли помочь взрослые детям в то время, была «любовь да ласка». Кому-то это помогало и они «выздоравливали», а кому-то – нет, и они становились «трудновоспитуемыми».

    Для улучшения дисциплины воспитатели «составляли повседневные планы работы», «вели наблюдения за детьми», «изучали личные дела воспитанников», «проводили групповые собрания, беседы», «в группах создавали Детский актив», «систематически проводили работу по внедрению правил поведения». Мерами наказания были: обсуждение негативных поступков и нарушений на групповых собраниях, общих линейках. За нарушения дисциплины детей вызывали на индивидуальные беседы к директору детского дома, а за неоднократные провинности объявляли выговора с занесением в личное дело, и зачитывали на линейке перед всеми воспитанниками.

    Внешнему виду и санитарно-гигиеническим мероприятиям в детском доме уделялось очень большое внимание. Воспитатели постоянно вели работу «по привитию культурно-гигиенических навыков»: обращали внимание детей на чистоту тела, рук, зубов, носов. Следили за тем, чтобы дети стригли ногти, умывались перед сном, мыли ноги. В борьбе с педикулёзом «снимали (стригли) волосы». От этой стрижки волос я лично очень пострадал. Дело в том, что ручная машинка для стрижки волос была только у директора детского дома. Я не помню, как и чем меня стригли до 9 лет, но вот однажды, отец взял машинку у директора детдома Козыревского И.Г. и подстриг меня. После этой стрижки я заболел заразной болезнью под названием стригущий лишай. Стригущий лишай у меня был вызван  грибком рода трихофитон (трихофития) и микроспорум (микроспория). Заболевание это наиболее широко было распространено среди детдомовских детей младше 12 лет. Первые признаки разгара болезни  появились у меня на коже головы в виде очага шелушения. По всей  поверхности моей головы были видны белесоватые сухие чешуйки. Впоследствии на месте первичного очага образовались один-два крупных участка облысения. Отец и мама очень испугались и отвезли меня в областной центр – Витебск, где я пробыл около двух месяцев. Лечение проводилось с применением рентгеновского облучения, таблеток и различных мазей. В конце концов,  меня вылечили в больнице, но домой я приехал полностью лысый. Но в течение года волосы на голове постепенно восстановились, выросли,  и я стал похож на нормального человека.

    Немалое внимание уделялось культурному виду спальных и рабочих комнат. Когда я бывал в детском доме, то меня всегда удивлял порядок в спальнях. Все койки были красиво и одинаково заправлены, как в казарме в армии.  Воспитатели требовали от детей поддержания чистоты и порядка в комнатах. Для этого были установлены санитарные дни – декадники, каждые 10 дней мылись в бане, меняли бельё и постельное, и нательное, проводили генеральную уборку комнат. Оформлялись уголки групп, в которых отражалась жизнь воспитанников детского дома: вывешивались списки детей, расписания кружков, графики дежурств. Рабочие комнаты, столовая оформлялись лозунгами, плакатами, портретами.

    На базе подсобного хозяйства были размещены ремонтные мастерские: столярная, сапожная, швейная. В мастерских дети проходили трудовое обучение и занятия по ручному труду. Выполняли мелкий ремонт мебели, обуви, одежды. Занятия по трудовому обучению проходили каждый день и длились 1,5-2 часа. Петровский Александр Карпович, одно время работавший в детском доме инструктором по трудовому обучению, рассказывал: «Я обучал детей столярному делу. Ремонту было очень много. В мастерской верстак стоял у окна. Сама мастерская была не очень большая. Одновременно могли работать  10-12 учеников. Это были уроки труда для школы и для детского дома". Мне лично очень нравилось работать в столярной мастерской. Как сейчас помню своего учителя-наставника Петровского А.К., который терпеливо учил нас, пацанов, столярному делу.  Хорошо помню свою первую столярную работу – настоящую табуретку. Её я сделал за 6-7 двухчасовых уроков. Я был горд, когда принес домой эту табуретку! Она простояла у нас сначала на кухне,  а потом в коридоре. Думаю, что она служила нам лет 15, если не 20 – не меньше.
Вторая моя работа  - многоэтажный скворечник, который я закрепил на высокой березе у нашего дома. Скворечник был  рассчитан на 8 семей скворцов.  Летки для скворцов выходили на три стороны. И все восемь квартир долгие годы, пока березу не спилили, всегда были заняты скворцами, а когда скворцы улетали на юг, скворечник аккупировали воробьи.

    Интересные данные я обнаружил в архиве РОНО г. Сенно – это оклады работников детского дома в 1949 году: Директор детдома – 938 рублей; Завуч – 733 рубля 50 копеек; Воспитатель-педагог – 494 рубля 70 копеек; Пионервожатый – 500 рублей; Инструктор по труду – 690 рублей; Музработник на полставки - 250 рублей; Бухгалтер – 500 рублей; Завхозяйством – 410 рублей; Прачка и Кастелянша – 310 рублей; Медсестра на полставки – 300 рублей; Повар – 360 рублей; Помощник повара – 260 рублей; Сторож – 230 рублей; Уборщица-техничка – 210 рублей.
 
    Иногда детский дом в Немойте посещали его бывшие воспитанники.  Даже когда детский дом расформировали, его воспитанники еще многие годы приезжали в Немойту и  заходили к моим родителям и бывшим воспитателям, чтобы вспомнить свои школьные годы и повидать свой детский дом. Хорошо помню Наташу ДеньДобрый, Свету Юркову, Валю Карачевскую, Любку Мигель, Еву Ковалёву, Веру Ястремскую, Лилю Леонтьеву и многих ребят, которые учились со мной в классе. Когда я смотрел на них, то видел  полные слёз глаза и не понимал: почему они плачут? Только по прошествии многих лет,  я понял: детский дом — это не только моя Родина, но и их - здесь прошло мое и их детство, здесь меня и их воспитали, здесь нам дали путевку в жизнь.

    Были у меня лучшие друзья  в детском доме - Ваня Ковалев, Коля Овсянкин и Петя (фамилию забыл). Они тоже разлетелись после 1963 года, кто куда. Ваня Ковалев, как и я, - стал моряком и работал в Латвийском морском пароходстве. Петя уехал в Киев поступать в техникум на геолога, а Коля Овсянкин - тоже куда-то подался. Детский дом после 1967 года расформировали, а все его воспитанники разбрелись-разъехались по большой стране, название которой – Советский Союз. Где они сейчас? Но, воспоминания нашего совместно проведенного детства останутся, конечно,  в памяти у каждого…, кто еще жив. Я буду очень рад, если бывшие воспитанники Немойтовского  детского дома или их дети-внуки прочитают когда-нибудь мои воспоминания.

    Для занятий спортом в детском доме  имелась некоторая материальная база. Так, для воспитанников имелись 60 пар лыж и 60 пар коньков. Все воспитанники  были обеспечены спортивной одеждой.

    Хочу в конце моих воспоминаний привести и воспоминание о Немойтовском детском доме ветерана детдома - Кургузова Александра Захаровича, где он проработал со своей женой Ольгой Яковлевной воспитателями почти всю жизнь. Александр Захарович очень дружил с моим отцом, помогал ему в пчеловодстве, часто бывал у нас дома и рассказывал о жизни  детдома и его воспитанниках: «Детский дом в Немойте был организован в 1946 году, вскоре после войны. После революции 1917 года, усадьба, принадлежащая польской паненке Неслуховской, была реквизирована советской властью и перешла в собственность Коммуны. В 40-е и военные  годы в помещениях усадьбы   жило пять-шесть семей немойтян: Аникиевичи, Агибаловы, Нефедовы Иван и Линка с семьями, мать Яди - Мотя, Вера и Таня,  Марфа Середенко, Зоя Адамовна. Это было сложное время и для воспитанников и для сотрудников детдома. Обживались мы на новом месте и формировали новый коллектив детей. Дети разных детских домов заметно отличались по культуре поведения, умению общаться, развитию и интеллекту. Ребята, в основном мальчики, в большинстве своем, были переростками по 16-17 лет, хотя учились еще в 5-6 классах. Основной упор в  детдоме  был на трудовое воспитание,  а не на учебу.  У нас было большое подсобное хозяйство, и дети много времени проводили на сельхозработах, позже упор стали больше делать на учебный процесс.
 
    Ребята и девчата стали  более собранными и  дисциплинированными.  В коллективе работников Немойтовского детского дома основной костяк составляли бывшие работники школы и колхоза. Но были и те, кого направили в Немойту из Сенно и других мест.  Здесь был собран не только педагогический состав, но и технический, включая ночных нянь, техничек, поваров, работников конюшни и скотного двора и т.д.

     Козыревский Иван Герасимович проработал в детдоме больше 10 лет. Как про него говорили - это был организатор и педагог от  бога. Ему удалось организовать работу педагогического коллектива, сплотить коллектив детей и наладить дисциплину в  детском доме.

     В  коллективе Немойтовского детского дома было много работников, кто беззаветно и добросовестно работал в  детдоме, как пример, можно привести и наши семьи – Кургузовых, Дорогенских и других.

    Жена Александра Захаровича  - Ольга Яковлевна, вспоминает, как невольно у нее на глазах накатывались слезы, когда после  нескольких дней отсутствия, её появление в детском доме дети встречали радостными криками «Ой! Мама Оля приехала».

     10 мая 2019 года,  я связался с дочерью Ольги Яковлевны Людмилой,  которая сообщила мне следующие сведения: "Здравствуйте! Я читала ваши воспоминания о детдоме, о Викторе Куренцове. Мне понравилось, очень интересно написано. Насчет моих воспоминаний пока затрудняюсь что-либо ответить. Писатель из меня неважный. Мы жили рядом с детдомом и мое раннее детство проходило в детдоме рядом с детдомовскими детьми.  До сих пор поддерживаю отношения с Валей Петровской, ее удочерила тетя Ядя Нефедова. Детдом расформировали когда мне было, наверное, 9 лет. К нам приезжали после Наташа ДеньДобрый, Вера Ястремская, другие ребята. Так давно это было, воспоминания очень смутные. Попробую вспоминать. Не знаю, что получится. О родителях: я не знаю точно, когда они начали работать в детдоме. Отец родом из Могилевской области. До войны работал в литовской школе. Его туда распределили после учебы, так как литовских учителей арестовали. Оттуда он попал на службу в армию, затем на финскую войну, а потом на войну с Германией. Под Сталинградом был ранен, долго лечился. Детдом в Немойте создавался как спецдетдом для детей - сирот войны. Отец, возможно, начал там работать вскоре после создания. Но точно не знаю. Мама после учебы работала в школе где-то в Западной Белоруссии. Родом она из д. Латыголь Сенненского района.  В Немойту она приехала работать, видимо, после отработки по распределению. С отцом они познакомились в детдоме. О работе ничего особенного не рассказывали. Дети детдомовские были работящие. Дежурили на кухне, работали на огороде, ухаживали за животными. Были там лошади, коровы. Летом ходили в лес по грибы, по ягоды вместе с воспитателями. Кто еще там работал? Не помню ничьих имен. Агибалов дядя Марк был водителем. Тетя Ядя Нефедова была вроде кастелянши, одеждой заведовала для детей. Валентина Анисимовна работала воспитателем. У нее была группа с моим отцом. Они работали посменно. Еще Дорогенская Галина Станиславовна тоже была воспитателем. Группы там были - младшая, средняя и старшая. Еще помню, что часто приезжали шефы из Орши и Витебска. Были концерты, привозили детям подарки. Мама  помогла Наташе Деньдобрый найти её мать. Наташа потом уехала к своей матери в Коми АССР, какое-то время жила там. Часто нам писала. Потом вернулась в Витебск, там работала. На выходные часто к нам приезжала. Потом вышла замуж за парня из г. Дубровно Витебской области и уехала туда. Оттуда тоже нам писала. Но потом как-то связь оборвалась. Не знаю, как она сейчас. Вера Ястремская тоже жила в Витебске и еще Валя, не помню ее фамилию. Они были в маминой группе. Детдом расформировали позже по причине ветхости зданий, хотя в народе говорили, что здания еще были крепкие. Детей расформировали по разным детдомам. Связей у меня ни с кем не осталось. Брата моего Бориса уже нет в живых. Умер 7 лет назад. Можно еще поговорить с Валей Петровской, ее удочерила тетя Ядя. Мы с ней учились в одном классе. Она вышла замуж за Васю Петровского. Может Вася больше может рассказать. Его отец Александр Карпович работал в детдоме. С уважением, всего хорошего! Людмила".

    Рожков Егор Лукьянович и Вербицкий Андрей Потапович - бессменные  завхозы-кладовщики детского дома,  проработал здесь почти до самого закрытия детского дома!

     В детском доме были  оборудованные мастерские, большие подсобные хозяйства, где воспитанники получали первые навыки будущей профессии. Все посещали школу. В режим дня входило  приготовление  домашних  заданий.  Мясом и овощами детдомовская столовая была обеспечена за счет подсобного хозяйства на целый год. Но продукты мы получали и централизовано – из  города Сенно, да и колхоз нам хорошо помогал.

     В детском доме была своя конюшня. На лошадиной тяге подвозили продукты питания, каждый день  ездили за хлебом в Сенно - в пекарню. Особое место в жизни детского дома, безусловно, занимала  кухня. Посудомойкой  на кухне  работала мать Вовки Тандета - Соня, потом она стала помощник повара, когда прислали настоящего квалифицированного повара - Яровую Татьяну Назаровну.

    Ежедневно мы с ребятами заготавливались дрова, чтобы топить здание детского дома, кухню и мастерские. Это не считая дежурства на кухне, уборки своих спальных комнат и нарядов на хозяйственный двор, в прачечную и конюшню. Работала в детском доме даже швейная мастерская.  Уборщицами в детдоме работали Володя и Надя Прокоповичи и Стук Анна. Ночным сторожем в детдоме был Трофим Дубовец, а на скотном дворе работали скотницы Надя Кореневская и Карагина Ульяна.

    На уроках труда девчонки  постигали навыки кроя и пошива платьев, шили спецодежду для поваров, мастерили костюмы для  художественной самодеятельности, не забывая регулярно ремонтировать и штопать одежду воспитанников детдома.

    В столярной мастерской детского дома ребята приобретали навыки  столярного мастерства, изготавливали табуретки, лавки, скворечники, ремонтировали мебель детского дома, поправляли  заборы и беседки детдома.

    Немойтовский детский дом и его коллектив сотрудников и воспитанников жили как одна семья, своими заботами и радостями. За своих воспитанников сотрудники детского дома стояли горой.

    Ночными  нянечками в  детском доме   работали только женщины.  И, конечно, огромная работа, и нагрузка ложилась на плечи прачек –  Ядвиги Брониславовны Нефедовой и матери Кононовой Люды - Елизаветы, а также кастелянши Сабины, которым, с помощью простого прачечного оборудования, приходилось обстирывать и обглаживать большое количество детей. И представить невозможно какое количество белья проходило через их  руки. А когда работать только начинали, условий практически не было. Плита в прачечной топилась  дровами, белое белье кипятили в большом котле, воду горячую грели на этой же плите. Не говоря уже о том, что его надо было выжать, выполоскать и развесить во дворе. И постоянная, нелегкая глажка белья.  Конечно, наряды на прачечную из воспитанников были, но основную работу делала прачки и кастелянша.

    Банный день в детском  доме проводился раз в десять дней в своей детдомовской бане, которую мы сами построили у реки.

    Нельзя забывать и бухгалтерию, которая все учитывала и выдавала  деньги на заработную плату сотрудникам, на хозяйственные нужды и на командировочные расходы. Бухгалтером многие годы был поляк по фамилии Подрез. Семья Подрезов состояла из жены Сабины, двух сыновей – Мечика и Туськи, а их  дочь носила русское имя – Валентина.

    На хозяйственном дворе были склады для продуктов, мягкого инвентаря, стройматериалов и оборудования, где завхозом-кладовщиком работал Егор Рожков.

    Через некоторое время в детском доме появились грузовой  автомобиль - полуторка. Бессменным водителем военной полуторки был шофёр Агибалов Марк Павлович.  К нему тянулись ребята, которых  всегда интересовала техника. Они днями пропадали около полуторки и  учились у Агибалова навыкам обслуживания и вождения  машины.

    Под руководством  первого директора детдома проводилось озеленение территории детского дома, вокруг здания высаживались деревья: тополя, березы, сирень, акации, а само здание  утопало в цветах. Напротив парадного входа и перед зданием были разбиты цветники, на которых  с ранней весны и  до поздней осени цвели цветы. Воспитанники, вместе с вожатыми, ухаживали за цветами, поливали, рыхлили  почву и пропалывали.
 
    Хождение в баню, которая состояла из двух отделений – для мальчиков и девочек,  было отдельной историей. Зимой ходили  в баню,  загрузив на санки чистое белье, всем скопом!  В деревне тогда асфальта не было, а была непролазная грязь, весной и осенью обувью были только резиновые сапоги, а зимой - кирзовые.

    Утро,  подъем, собираешь детей в школу, обнаруживаешь, что у одного пропала шапка, у другого носки.  Надо проверить принадлежности в школу (в 50-х годах не было  шариковых ручек, а были  деревянные ручки с перьями  и чернилами, которые во флаконах надо было приносить в школу). Воспитателями детдома, кроме нашей семьи, была еще и  семья Дорогенских – Дмитрий Федорович и его жена – Галина Станиславовна. За здоровьем воспитанников следили две медсестры – Соня Карась и Инна Дударева.

    За младшими воспитанниками были закреплены старшие ребята, которые нас, воспитателей, выручали. Вот так и жили мы в своем  детском доме.

     Для сотрудников детского дома и воспитанников известие о ликвидации Немойтовского детского дома в 1967 году стало невосполнимой  утратой и неожиданностью!   За время пребывания в детском доме в деревне Немойта для многих воспитанников деревня  Немойта стала их малой  Родиной!  Ребята не хотели уезжать из родного детского дома, где все – и дети и воспитатели – для каждого стали настоящей семьёй. Свои страхи, которыми не поделишься с незнакомыми людьми, ребята доверяли своим вторым мамам. «Детям здесь нравилось – они тяжело восприняли эту новость и не хотели, чтобы их раскидывали по разным детским домам или пусть даже и в какой-то один, но другой».

    Сейчас, после многих лет, воспитанники детского дома приезжают в Немойту с женами, детьми, радуют своих  воспитателей и сотрудников детского дома, отдавая им то внимание и заботу, которую в свое время получали сами. Может, для кого-то из селян это не событие, но вся наша жизнь - переплетенье судеб и событий в Немойте,которые  сплелись воедино. Судьбы детей и взрослых воспитателей - это слияние - благотворное и трагичное одновременно. Трагичное в том, что дети волею судьбы нередко остаются без попечения родителей. Благотворное - в том, что эти дети обрели здесь опору в людях, проникшихся их судьбами, - в жизнь вышло уже не одно поколение. А также тем, что произошедшее не дает дремать нашей памяти. С этого места исходят духовные токи, заставляющие размышлять о своем месте в жизни, судьбе Отечества и нашем в том участии».

    Много хороших людей вышло из стен Немойтовского детского дома. Выпускники детдома стали выдающимися людьми: военные, ученые, учителя, врачи, спортсмены… Но, одного человека, который вышел из стен детского дома в Немойте, знают не только в Белоруссии, России и СССР, но и во многих странах мира. Это Виктор Куренцов.
КУРЕНЦОВ Виктор Григорьевич (05.04.1941) - выпускник Государственного центрального ордена Ленина института физической культуры (1977).
Заслуженный мастер спорта (1966, тяжелая атлетика, весовая категория - до 75 кг).
Родился в дер. Тухинка, Сенненский р-он, Витебская обл., Белорусская ССР. Живет в г. Одинцово, Московская обл.  Рост 164 см. Вес 76 кг.
Олимпийский чемпион (1968). Серебряный призер Олимпийских игр (1964).
Чемпион мира (1965, 1966, 1968-1970). Серебряный призер чемпионата мира (1964).
Чемпион Европы (1964-1966, 1968-1971). Серебряный (1972) и бронзовый (1974) призер чемпионатов Европы.
Чемпион СССР (1964-1970, 1972, 1974).
В 1964-1973 годах установил 22 мировых рекорда и 25 рекордов СССР.
Выступал за ВС (1962-1965 - Хабаровск, с 1966 - Московская обл.).
Завершил спортивную карьеру в 1974 году.
 В 1990 году избран депутатом Одинцовского городского Совета.
С 1991 по 1993 год - первый заместитель председателя городского Совета.
С 1993 по 1998 год - сотрудник посольства РФ в Италии.
С 1999 по 2003 год - консультант Главы Одинцовского района по международным и региональным связям.

    Почетный гражданин городов Ниигата (Япония), Самбатхей (Венгрия), Мехико (Мексика), Одинцово (Московская область, Россия), Одинцовского района (Московская область, 7 сентября 2007 года).
Награжден орденом Трудового Красного Знамени, 12 медалями, Почетной грамотой Совета Министров СССР (трижды), золотой медалью Госкомспорта СССР «За выдающиеся достижения» (дважды), почетным знаком Международного олимпийского комитета. Чемпион Олимпийских Игр  1968 г. в полусреднем весе.
 
    Виктор Куренцов родился в 1941 году. Ему было всего два месяца от роду, когда его родную хату на Витебщине сожгли фашисты. Вскоре Виктор остался сиротой: отец погиб под Смоленском, мать пропала без вести. Какое-то время Витя находился в белорусских лесах под присмотром партизанских прачек отряда Константина Заслонова. И жив он остался, по-видимому, благодаря людской сердечности и доброте. После войны воспитывался в детском доме, затем учился в ремесленном училище города Новокузнецка. В 14 лет стал слесарем Кузнецкого металлургического комбината. Однажды в цех, где он работал, зашел инструктор физкультуры комбината и пригласил Виктора в заводскую секцию штангистов попробовать свои силы. Поднял тогда мало, но захотел большего, и начал серьезно тренироваться. К концу 1959 года Виктор выполнил норматив перворазрядника, а в следующем году был призван в армию. Приемная комиссия в военкомате, заметив физическую мощь призывника, определила его в десантники. В армии Виктор помимо того, что овладел мастерством рукопашного боя и стал отличным парашютистом, продолжал занятия тяжелой атлетикой. Его заметили и пригласили в СКА г. Хабаровска, откуда он и шагнул на всесоюзный, на европейский, а потом и олимпийский помосты, заняв достойное место в ряду сильнейших тяжелоатлетов мира. Виктор Куренцов завоевал золотую медаль на Олимпиаде 1968 года в Мехико, стал серебряным призером Олимпиады 1964 года в Токио, четырежды побеждал на мировых первенствах, установил за свою спортивную карьеру 25 мировых рекордов. Он занесен в Книгу рекордов Гиннесса как рекордсмен, поднявший больше всех тяжестей на килограмм собственного веса.

     «Голодной весной 1946 года в маленькой белорусской деревушке умирали два мальчика. Старшему было около пяти, младшему - два годика. Дети перестали показываться на улице, и соседка нашла их в холодной хате, лежащих в обнимку и кутающихся в какое-то тряпье. До этого бегали в поле босиком по мерзлой еще земле, искали перезимовавшую картошку, а тут силенок не стало...
 
     Все знали, что отец мальчиков убит на фронте, а мать попала на десять лет в тюрьму за ведро мерзлой картошки, которую, спасая детей, наковыряла на колхозном поле... Бедствовали тогда все, но главное, почему сирот никто не приветил - боялись. Ведь это были дети арестованной «воровки»... Но, жалея их, подсказали старшенькому, Вите: «Иди в райком, батька твой был большевиком, сгинул на фронте, может, там помогут. Только, гляди, никому не рассказывай, что мамка твоя в тюрьме, говори, что умерла».
 
     Младший уже не мог двигаться, и Витя, посадив его «на горбушку», так и отшагал несколько километров до райцентра. В райкомовском коридоре было пусто. Дети, замерзшие, босые и оборванные, растерялись и не знали, что делать дальше. На дверях были таблички, но Витя не умел читать и не знал, где найти «главного начальника». И тут из дальней двери вышел мужчина в распахнутой шинели. В руках у него была целая буханка хлеба с маленьким довесочком.

     Витя, увидев хлеб, забыл, зачем они сюда пришли: «Дядечка, родненький, дай хлебца!» Мужчина сел на корточки и стал кормить детей, отламывая от буханки кусочки. Братик не мог жевать: от истощения у него не выросли зубы. Ему жевал Витя. Пока дети ели, мужчина расспрашивал... А потом подхватил малыша, прикутал полой шинели, крепко взял старшего за руку и, вызвав машину, повез в детский дом.
Поддержку этой руки Виктор Куренцов чувствовал до 1980 года. В этом году их спаситель, легендарный командир партизанского отряда, Герой Советского Союза, а с 1965-го - первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии Петр Миронович Машеров трагически и загадочно погиб... До сего дня Виктор Куренцов с глубочайшим уважением вспоминает этого человека, которому водитель в тот судьбоносный для погибающих детей день ворчливо попенял: «Много их нынче, Петр Миронович, всех не соберешь».

    И которому в детском доме тоже сказали: «Петр Миронович, где вы их набираете, у нас уже полный комплект». Так же не может забыть Виктор Григорьевич запах и вкус того хлебушка: «Сколько я перепробовал деликатесов разных за свою жизнь, но тот хлеб - и умирать буду - не забуду. Ничего вкуснее не ел».

    В детском доме Витю поставили на стол и стали  определять, сколько же он  прожил на белом свете. Год и день рождения мальчику - назначили. А как звали отца и маму, он запомнил - тетя рассказала. В детском доме, куда Машеров П.М. устроил старшего мальчика - Виктора (брата определили в другой детдом -  для малышей), Витя стал сто пятидесятым. Многие дети - после концлагерей. Крайне истощенные, больные малокровием, они медленно угасали, даже от солнца прятались в тенек. А Витя - крестьянская жилка - и копал, и дрова колол для печей, помогал летом конюху косить траву, столяру - пилить и строгать доски.

    Но больше всего ему нравилось бывать у  дяди Феди. «Я так привязался к нему, видимо, потому, что он был ласков со мной, часто гладил меня по голове, рассказывал, как в революцию участвовал во взятии Зимнего дворца, - вспоминает Виктор Григорьевич. - Он был старенький и болел. И мне хотелось сделать ему что-то приятное».

    И хоть в детдоме тоже не наедались досыта, Витя начал оставлять кусочек хлебца от своей пайки и тайком (воспитатели строго следили, чтобы дети съедали все сами) относил его дяде Феде. Тот почему-то всегда плакал, получая этот хлебушек, и никогда не съедал его при мальчике. Когда он умер, у него под подушкой и нашли Витины засохшие кусочки. А ведь старик, как и все, голодал... Как он хотел ими распорядиться, остается тайной, но есть хлеб, протянутый рукой сироты, не мог...

     В детском доме Витя, несмотря на скудное питание, быстро окреп, подрос, и однажды Саша Исаев почему-то сказал ему: «Витек, мы умрем, а ты будешь сильный, ты живи за нас». Этих слов маленького страдальца Куренцов не забыл. Когда у него было уже 150 золотых медалей, он положил чемпионские награды в чемоданчик и поехал в свой детский дом. Увы, того давно не существовало. Виктор Григорьевич нашел старенькую учительницу. Был еще жив и завхоз. Втроем они подошли к клену, который Витя посадил в далекие детские годы и который дождался встречи с ним, уже знаменитым.  Куренцов повесил на клен ленты со своими спортивными наградами и сказал: «Нас здесь было тогда 150. За каждого я завоевал медаль». И заплакал. И старики заплакали…»

    А еще многие старожилы Одинцово расскажут, как Куренцов пробивал строительство спортивного комплекса «Искра» в городе. Но до приезда в Одинцово была еще служба  на Дальнем Востоке, и именно там Виктор Григорьевич осваивал штангу. Его заметили. Пригласили в СКА города Хабаровска. Отсюда он шагнул на всесоюзный, на европейский, а потом и олимпийский помосты. За время выступлений Виктор Куренцов установил 26 мировых рекордов, в его копилке 150 золотых спортивных наград. Он почетный гражданин городов Ниигата (Япония), Сомбатхей (Венгрия), Мехико (Мексика). Куренцов занесен в Книгу рекордов Гиннесса как рекордсмен, поднявший больше всех тяжестей на килограмм собственного веса.

    Уже в Одинцово Куренцов встретил распад Союза. В 1990 году был избран депутатом Одинцовского городского Совета. С 1991 по 1993 —первый заместитель председателя городского Совета, а затем  пять лет работа в  посольстве  РФ в Италии. Вернувшись в Одинцово с 1999 года стал;консультантом  главы Одинцовского района по международным и региональным связям. В силу своих как должностных, так и общественных обязанностей занимался установлением побратимских связей города Одинцово с городами: Витмунд (Германия), Кизляр (Дагестан), Новополоцк (Белоруссия), Бердянск (Украина), Судженский район (Курская область).
Решением Совета депутатов Одинцовского муниципального района от 07.09.2007 г. №1/18 Куренцову В. Г. присвоено звание «Почетный гражданин Одинцовского муниципального района». Это если очень коротко рассказывать о Викторе Григорьевиче, ведь о нем можно писать книги!

P.S. В моих воспоминаниях о нашем детском доме мне помогали многие люди - знакомые, лрузья и люди, которых я не знал...Влагодаря таком сотрудничеству мне удалось собрать относительно большой объём материала. Как пример, привожу только одну переписку всего лишь с одним человеком Еленой Владычанской: Про Немойту и её жителей.

[09.02.2018 21:03] Слава Кисляков: Тамара, здравствуй.  А кто такая  Елена Владычанская? Чья она дочь или внучка? Отец Виктор Владычанский, дочь Елена  прислала мне фото детского дома и написала, что отец просил мне это фото переслать. Но я так и не понял, кто она и кто её родители? А также, кто такие Нефёдова Женя, Леня, Валентин, Люда, Оля... Это ваше поколение, или чуть старше. Они жили на Коммуне тоже. Если знаешь, то напиши мне.

[10.02.2018 08:39] Тамара Филенкова: Здравствуйте! Елена Владычанская - это внучка нашей соседки - Нефёдовой Марии Парфировны.  Она примерно возраста вашего отца, работала в сельсовете. А с другой стороны, по соседству с ней жили Соня с Вовкой Тандетом. А Виктор - это её сын, он старше вас лет на 10. Живёт в Витебске. Я делилась с друзьями вашими воспоминаниями, наверное, они прочли их. А люди с Коммуны, о которых вы пишите, это родственники Марии, но больше её называли Маней или Порфировной. В нашей деревне умерла недавно Анна Григорьевна, моя и ваша учительница. Царствие ей небесное. Она была добрым и светлым человеком. Лет десять назад мы с сестрой увидели её на кладбище,  и подошли к ней, мы приходили на могилки родителей. Она приходила на могилку внука. Она была так рада,  что нас увидела.

[10.02.2018 08:54] Слава Кисляков:  Спасибо Тамара. Я звонил в Немойту, когда умерла  Анна Григорьевна, разговаривал с её дочкой Таней. Там уже были её дети, кроме Вани и Ани тогда, но на её похороны собрались все. Наша Люда от всех нас положила венок  А.Г. А Нефёдова М.П. - это Манька Рыжая? А Виктор - это Вовки Тандета брат выходит родной? Какая у Виктора была кличка в деревне,  и где он работал в колхозе?  Не могу вспомнить его.  Остальные - Нефёдова - Женя, Леня, Валентин, Люда, Оля...Где они?

[10.02.2018 09:04] Слава Кисляков: Тамара. Поясни, кто жил в этих двух домах ближайших к детдому?  А в доме рядом с детдомом вроде бы жила АНИКИНА А.А и Вера (забыл фамилию) с Таней, которая за Толика Спритулу замуж вышла. А ближайший дом (видно только полдома на фото) - это вроде бы дом  Середенковых - Дуни, Нинки, Леньки и Тони. И Агибалов там, кажется жил? Или я что-то опутал?

[09.02.2018 19:48] Елена Владычанская: Узнали на фото детский дом?
[09.02.2018 20:37] Слава Кисляков: Нет. А где это?
[09.02.2018 20:39] Елена Владычанская: Нет?! д.Немойта, Коммуна.
[09.02.2018 20:39] Елена Владычанская:  Отец просил переслать Вам это фото...я распечатала ему Ваши воспоминания про детдом.
[09.02.2018 20:40] Елена Владычанская: и детский дом здесь...????
[09.02.2018 20:42] Слава Кисляков: Ясно. Но не могу  никак вспомнить                чьи это дома? Также я не могу вспомнить про вашего  отца и про вас. Напишите о себе.
[09.02.2018 20:42] Елена Владычанская: На фото маленькая девочка - дочка Нефедовой Оли.  Как я понимаю, они жили в доме около детдома.
[09.02.2018 20:46] Слава Кисляков: Вроде бы детский дом за забором виден, а спереди дом, где Аникина А.А. жила, а на переднем плане жили Агибаловы и Киричко. Вы то, наверное не помните?
[09.02.2018 20:46] Елена Владычанская:  О себе? Конечно, Вы меня не знаете. Мне сейчас 53года. Отец из Немойты, 1940  г.р
[09.02.2018 20:47] Елена Владычанская: Как я поняла, детдом виден на фото вдали.
[09.02.2018 20:48] Слава Кисляков: Если есть ещё фото деревни и домов на Коммуне, то выложите их.  Мне это очень важно для памяти. Заранее благодарен.
[09.02.2018 20:48] Елена Владычанская:  Ок
[09.02.2018 20:48] Слава Кисляков: А родители кто? Напомните.
[09.02.2018 20:49] Елена Владычанская: Отец Владычанский  Виктор. Как я поняла он с матерью и Нефёдовы жили тоже в этих домах.
[09.02.2018 20:51] Елена Владычанская:  Нефёдова Женя, Леня, Валентин, Люда, Оля... ваше поколение..или чуть старше.
[09.02.2018 20:52] Слава Кисляков: Всё равно не помню. Как отца в деревне звали? И кто такие Нефёдовы?
[09.02.2018 20:54] Елена Владычанская: Ладно...Нефёдовы-это большая семья, которая жила в этом доме на фото с другой семьями.
[09.02.2018 20:54] Елена Владычанская: Не знаю,как звали вашего отца. Надеюсь, что фото понравилось.

[22.04.2017 08:28] Слава Кисляков: Тамара. Читай про наш детдом. Вчера я  опубликовал это на ПРОЗА.РУ.

[22.04.2017 08:31] Тамара Филенкова: Здравствуйте, спасибо, почитаю, это интересно

[22.04.2017 08:32] Слава Кисляков: Тамара. Если, что-то захочешь добавить - напиши.

[22.04.2017 08:38] Тамара Филенкова: А я про него помню мало, только сирень красивая, причём и белая и других цветов цвела. А ещё папа рассказывал, что в детдоме учился мальчик, который стал чемпионом  мира по штанге. Но это, конечно, не факт, но всё может быть.

[22.04.2017 09:13] Слава Кисляков: Это факт. Я об этом знал и 40 лет назад. Это Витя Куренцов. Прочитай. Я все написал про него.

[23.04.2017 21:53] Тамара Филенкова: Здравствуйте, я прочитала про детдом, очень понравилось. Многих людей я знаю. Но не знала, что Инна Дударева там работала и Кургузовы. А вот что Вовки Тандета мать Соня работала, так и она у нас  в школе тоже готовила. У вас там и другие интересные воспоминания написаны, прочитаю обязательно и поделюсь впечатлениями. Конечно, очень жаль, что дом снесли, могли бы как-нибудь восстановить. Он был заколочен, а мы маленькие подсматривали где можно было что подсмотреть. Мне почему-то запомнились очень красивая, то ли печь, то ли щит. Я, такой похожий, видела когда-то в Несвижском замке.

Вот таким образом, по крупицам собиралась мною информация о нашем детском доме и продолжалось это больше двух лет...