Глава 4. Разбитые мечты

Рута Неле
      Предыдущая глава:  http://www.proza.ru/2018/01/26/2170



     «А знаешь, Герда, этот лед - лишь прихоть Снежной Королевы,
     Он странный, он похож на сеть, и он морозит все мечты.
     И в каждой сказке выбор есть: пойти направо иль налево,
     Кай выбирает, не спросив, куда пойти захочешь ты».

     «НеСказки. Герда». Леди Лайя.



   
     Тревога не отпускала Сигюн всё время, что она просидела в отведённых им в Гладсхейме покоях, куда Фрейр привел их с матерью после неудавшейся коронации. Сам он сразу же покинул их вместе с сопровождавшей его свитой. С этого времени прошло уже несколько часов. Девушка нервно мерила шагами залу, строя самые невероятные предположения в ожидании хоть каких-то новостей.

     Солнце перевалило через высшую точку в зените и стало медленно сползать к закату, постепенно исчезая, заливая всё вокруг янтарным светом, пока совсем не скрылось за горизонтом. Стемнело, и на небе появились первые звёзды, из-за деревьев медленно выплыла огромная луна. Гердт, которая до этого времени невозмутимо занималась вышиванием, нежно поцеловала дочь в лоб и, пожелав ей спокойной ночи, удалилась в свою опочивальню. С наступлением темноты в гостиной загорелись магические огни, залив помещение мягким теплым светом.

     Покои, выделенные для королевской семьи Фрейра в Гладсхейме, были шикарны и подчёркивали их высокий статус. В центре находилась впечатляющая гостиная, обставленная роскошной резной мебелью из красного дерева с золотыми накладками. Одну из стен украшали высокие стрельчатые окна, увитые плетущимися растениями, которые заполняли промежутки между окнами живым ковром, словно сотканным из листьев и причудливых цветов. Другую – огромный изогнутый камин, сложенный из обожжённых кирпичей и природных гранитных валунов. Напротив камина располагались мягкие диваны и кресла, обитые рубиново-красным бархатом, гармонирующим с тяжелыми гардинами из той же ткани. На полу лежали мягкие, удивительной красоты, ковры, стены были увешаны картинами в тяжёлых позолоченных рамах, изображающих богов и богинь. По обе стороны от гостиной располагались несколько комнат: сначала те, куда приглашали посетителей, за ними – личные покои и помещения для слуг.

     После захода солнца в чертогах стало ощутимо прохладнее, и Сигюн зябко поёживалась в своём лёгком платье, которое явно не подходило к прохладной осенней погоде в Асгарде. В дверь деликатно постучали. Принцесса вздрогнула и с надеждой обернулась, но это оказалась всего лишь служанка, пришедшая растопить камин. Усевшись возле весело потрескивающего огня и протянув к нему озябшие руки, девушка какое-то время, словно загипнотизированная, смотрела, как оранжевые язычки охватывают сухие поленья, свиваясь в спирали и взмывая вверх, даря мягкое, убаюкивающее тепло. Глядя на танцующее в очаге пламя, она думала о Локи, о том, что её принц похож на этот огонь. Он также умеет хорошо скрывать свою неистовую сущность. Может быть тёплым и ласковым, но стоит на мгновение забыться – превратится в смертельно опасную стихию, способную уничтожить всё вокруг до основания. Уронив тонкие руки на подлокотники глубокого уютного кресла, Сигюн откинулась назад и закрыла глаза. Она, как никогда, ждала сегодняшней встречи с принцем, тысячи раз представляя, как она произойдет, мечтала заглянуть в его глаза, обнять, уткнуться лицом в плечо и говорить, говорить, как ждала и верила... Но сегодня на коронации Локи вел себя необычно и странно. Девушка вспомнила выражение его лица: смущение и тревога в глазах, потом – растерянность, изумление и, наконец, восторг, словно он видел её впервые в жизни. Сигюн глубоко вздохнула, пытаясь подавить вихрь эмоций, всколыхнувшийся в душе. Принцесса поднялась с кресла и беспокойно заходила из угла в угол. Ей было крайне необходимо вновь встретиться с Локи, поговорить, хотя бы о пустяках, но убедиться, что он всё ещё любит её. Впереди была немыслимо долгая ночь, и рядом не было никого, у кого бы она могла попросить совета.

     Сигюн остановилась у окна. По ту сторону стекла простирался волшебной красоты сад, разбитый возле главного входа в Вальгаллу, полный дивных растений. Это была волшебная роща Гласир*. Там росли совершенно удивительные деревья с длинными остроконечными листьями редкого пурпурно-красного оттенка, из-за чего любому, попавшему в Гласир, казалось, что он находится в золотом саду. Поздним летом на их ветвях созревали удивительные плоды, покрытые тонкой бархатистой кожицей, со сладкой, как мёд, сочной мякотью.* Девушка залюбовалась кронами деревьев, которые в свете полной луны отливали червонным золотом. Внезапно на аккуратно выложенной диким камнем дорожке показалась высокая ладная фигура мужчины, лёгкую, летящую походку которого Сигюн не могла спутать ни с кем другим. Прямая спина, чёткие, картинно выверенные движения – это мог быть только Локи.

     Принцесса хотела было окликнуть его, но вовремя зажала себе рот рукой, вспомнив, что может разбудить спящую в соседней комнате мать. Она осторожно подошла к дверям, ведущим в спальню Гердт, и прислушалась. Убедившись, что оттуда не раздается ни звука, Сигюн на цыпочках пересекла гостиную и, приоткрыв дверь, выглянула в коридор – там было темно и пустынно, и девушка неслышно выскользнула из комнаты. В это время в Гладсхейме было куда тише, чем ей представлялось. Парадные залы и коридоры были пусты и холодны. Никто по дороге беглянке не встретился, она слышала только гулкое эхо своих шагов. Осторожно ступая, Сигюн миновала восточное крыло, где были расположены комнаты принцев, библиотеку и оказалась возле северных ворот, ведущих в Вальгаллу. Здесь её внезапно окликнул стражник. Обычно придворным асам запрещалось проходить через эти ворота. Они открывались после заката только для валькирий и эйнхериев, проводивших в Вальгалле свои знаменитые еженощные пиры, которые нередко посещал сам Один Всеотец. Пришлось Сигюн остановиться и назвать своё имя. Узнав в девушке наследницу ванахеймского престола, стражник удивился, что юная инфанта в одиночестве бродит по дворцу в такой поздний час, но препятствовать ей не стал. Подобрав юбки, Сигюн бросилась по аллее в парк, опасаясь, что не успеет догнать Локи.

     Щедро залитая лунным светом, мощёная дорожка стелилась под её легкими шагами. Девушка быстро шла, ориентируясь в роще, полагаясь только на свою интуицию. Она надеялась, что ярко светившая луна не скроется за облаками и, по-прежнему, будет освещать ей путь. Царевича нигде не было видно. Сигюн боялась окликнуть его по имени, чтобы не обнаружить своего присутствия. Мертвую тишину сада нарушал лишь лёгкий ветерок, колышущий пышные кроны деревьев, да скрип ветвей, клонившихся к земле под тяжестью висящих на них поздних плодов. Принцесса вспомнила похожий вечер в яблоневой роще Идунн, куда привел её Локи через свой потайной ход, и их первый поцелуй – осторожный, как дыхание утреннего ветерка, и сладкий, как яблоко, сорванное в чужом саду. Расслабившись от нахлынувших на неё воспоминаний, Сигюн остановилась, погрузившись в мысли о своём прошлом, ибо будущее её, как и настоящее, было слишком неясным и туманным. Стараясь привести в порядок свои мысли и чувства, она не заметила, как внезапно чья-то тень отделилась от ствола дерева и шагнула ей навстречу.

     *    *    *

     Фенрир лежал на полу посреди кабинета Фроде, но душа его рвалась в Гладсхейм – вслед за Локи. Чёрный хищник нутром чувствовал: там происходит что-то неладное. Только не мог понять, что именно. Душа его терзалась предчувствием грядущей беды. В конце концов, устав от неизвестности, он подошел к двери и стал царапать её когтями.

     – Немедленно вернись на место, – строго приказал маг. – Я всё равно не выпущу тебя. Локи велел, чтобы ты дожидался его здесь.

     При этих словах шерсть на загривке зверя поднялась дыбом. Он весь подобрался, уши прижались к голове, глаза загорелись недобрым огнем. Чувство, что им пытаются командовать и решать за него – вот тот порог, за который переходить не позволялось никому, кроме Локи. Откуда-то с самой глубины его волчьей души начала подниматься неконтролируемая тёмная волна чистого, древнего и почти безумного бешенства, готового разнести в клочья любого, кто станет у него на пути. Порой Фенрир сам побаивался этой части себя, но это была именно та составляющая его сущности, от которой невозможно было избавиться – искра первозданной мощи, доставшаяся ему при рождении.

     Медленно обернувшись, он с ходу, без церемоний, вломился в разум ничего не подозревающего мага.

   «Ты забываешься, старик, я не слуга тебе. И подчиняюсь лишь потому, что соблюдаю законы дома, где живет принц Локи».

     Видя, как изумлённый Фроде панически строит защиту, пытаясь выгнать из своей головы враждебно настроенное чужое сознание, Фенрир дёрнул ушами и осклабился.

   «Напрасно усердствуешь, старик, ты мне не противник. Всего лишь слабая двуногая особь, которую любой из моего рода скорее примет за еду, чем за мага. Хотя и еда-то не ахти, какая – есть нечего, кожа да кости! Запомни – только Локи может приказывать мне!».

     Не сдерживая угрожающего рычания, волк медленно приблизил свою морду к лицу сидящего старого библиотекаря, и Фроде почувствовал, как его кожи коснулось горячее хищное дыхание, из-за чего мурашки табуном прошлись вдоль всего позвоночника. Он вскинул голову и упёрся в горящие зелёным светом волчьи глаза. Взгляд у зверя был почти человеческим. Эти глаза – колдовские, древние и юные одновременно, таили в себе нечто такое, что старый маг даже не пытался описать словами. Страх сковал конечности мага, парализовав мышцы. Это же всего-навсего Фенрир – любимый волчонок Локи, он ведь не сможет причинить ему вред, ведь так? И словно в ответ на его мысли раскосые глаза зверя хитро блеснули.

   «Что, страшно? – злорадно произнёс нахальный голос. – А ну-ка открывай двери и выпусти меня отсюда, пока я тебе нос не откусил. Я чувствую, что Локи сейчас нужна моя помощь».

     – Ах ты, сумасшедшее древнее создание, – вышел, наконец, из ступора Фроде. – Думаешь, тебе удастся решить проблему Локи своими средствами? В отличие от тебя я знаю его почти тысячу лет! С самого рождения. Не то, что какой-то клыкастый лохматый зверь с чуждым разумом. И если твой хозяин сказал, чтобы ты сидел здесь, значит, так оно и будет!

     Решительно встав, он подошел к дверям и заслонил их собой, скрестив руки на груди.

   «Ах, так! – окончательно вышел из себя Фенрир. – Я долго тебя терпел. Но как надолго хватит моих сил – не знаю. Так что лучше уйди с дороги».

     Фроде не пошевелился. Нахальный фамильяр встал перед ним, подняв по всему хребту дыбом шерсть, поудобнее переступил, ища надёжную опору, оскалился, наморщив нос, обнажил клыки и, сверкая горящими глазами, глухо зарычал. Рык медленно нарастал. Маг замер на пороге, не спуская глаз с волка. Фенрир сделал шаг вперёд и зарычал ещё громче, начав медленно наступать на старика. Внезапно он припал к полу, а затем чёрной молнией взвился в воздух. Мощные челюсти щелкнули и в тот же миг сомкнулись на длинном хрящеватом носу чародея. Маг закричал и закрыл лицо руками. А зверь уже пятился назад, разгоняясь для следующего прыжка.

   «Это был предупредительный укус, – зловеще предостерёг голос. – В следующий раз я тебе его откушу».

     – Ладно, – произнёс Фроде, ошеломлённо ощупывая нос. Ни капли крови, только вмятина, волк просто сжал челюсти сильнее, чем надо, чётко предупреждая о дальнейших событиях. – Я сделал всё, что мог, и совесть моя чиста.

     Повернувшись, он отпёр двери и сделал приглашающий жест. Фенрир тут же сорвался с места и бросился прочь из комнаты, словно за ним гналась вся йотунская волчья свора. Он бежал коридорами Гладсхейма, не выбирая пути. Его вёл запах Локи: лёгкий, ненавязчивый, щекочущий ноздри, чистый запах его кожи, свежий аромат масел, которые он использовал, чтобы убрать волосы, и слабый сладкий запах пота. Скользя по гладкому полу, волк на полной скорости нечаянно сбил стражу, сторожившую вход в тронный зал. И пока изумлённые эйнхерии барахтались на полу, пытаясь встать в тяжёлых доспехах, он стремглав взбежал по ступеням Хлидяскьяльва и нырнул в проход под золотым гобеленом. Стоило ему очутиться в потайном коридоре, как предчувствие беды прошло волной искр по шерсти, поднимая гребень и зажигая зелёным огнём глаза. Фенрир перешел на медленный, крадущийся шаг. До его напряженного до максимума слуха долетали голоса и обрывки разговора. Это были голоса Одина и Локи. Они звучали возбужденно, словно говорившие были охвачены гневом. Фамильяр остановился около самого входа в Хранилище, навострив уши. Что-то ему подсказывало, что входить сейчас туда ему не стоит, а своему чутью он привык доверять. Фенрир припал к полу и на брюхе подполз к створкам дверей. Осторожно просунув морду внутрь, он с удивлением увидел Одина, стоявшего на ступенях, что-то втолковывавшего сыну, скрытому за его массивной фигурой. Внезапно до чуткого волчьего слуха долетел сорвавшийся, отчаянный голос принца:

     – …Ответь, чем я заслужил эту жизнь, полную лжи?!

     А затем между отцом и сыном взметнулось холодное зелёное пламя, мгновенно раскрасившее створки дверей ледяными узорами. Фенрир подался назад, чуть не приморозив нос к обледеневшему металлу. И тут Один пошатнулся, открыв взору волка картину, от которой шерсть у него на загривке поднялась дыбом. Не сумрак, царивший в Хранилище, не неверный отблеск горящих факелов был причиной того, что он увидел перед собой – чуждое синекожее существо, которое было одето, как его хозяин и говорило его голосом. Глаза у этого Локи были алыми, губы – сизыми, из-под верхней губы выглядывали клыки, как у зверя, кожа напоминала тёмный, растрескавшийся лёд, а волосы, всегда аккуратно уложенные, спутанной чёрной гривой спадали едва ли не ниже пояса.

   «Грр-рр… – мысленно зарычал волк. – Колдовство!».

     Уши его прижались к голове, и хищник замер на месте, готовясь к одному единственному прыжку, а там уже его клыки сомкнутся на горле этого старого колдуна, превратившего его хозяина в это страшное существо! Однако то, что он услышал дальше, повергло Фенрира в ещё больший шок. Оказывается, его хозяин вовсе не сын Одина. Более того, он сын Лафея, того самого ледяного великана, который чуть было не отправил на тот свет Тора и всю его компанию вместе с Фенриром! Но когда волк снова сунул нос между створок дверей, то уже увидел царевича в его прежнем обличье, склонившимся над неподвижным телом царя. Таким испуганным, таким потерянным фамильяр никогда ещё его не видел.

     – Охрана! – срывающимся голосом закричал Локи. – На помощь!

     Фенрир, заслышав позади себя топот многочисленных ног, дал задний ход и буквально втиснулся в нишу за колонной, слился с тенью, боясь сделать хоть вздох. Через несколько минут эйнхерии бережно пронесли мимо него уложенного на щиты Одина, который выглядел так, словно заснул вечным сном. А затем воцарилась тишина, самая страшная из тех, которую переживал волк за свою жизнь. Внезапно раздался странный хруст, и волка чуть не подкинуло с пола – в проёме дверей появился принц, нервно разминая пальцы, отчего они нещадно хрустели – дурная привычка, всегда раздражавшая волка, но явно свидетельствующая о том, что перед ним ни кто иной, как его хозяин. Фенрир притаился, а когда царевич, пройдя мимо него, скрылся за поворотом, осторожно вылез из своего укрытия и неслышно побежал следом, держась в тени возле стены.

     *    *    *

     Локи склонился над лежащим в неестественной позе Одином, с тревогой всматриваясь в мертвенно-бледное лицо того, кого привык считать своим отцом. Только маленькое облачко пара, вырывающееся из его бледных губ, говорило о том, что Всеотец всё ещё жив. Принцу вспомнились древние предания о сне Одина, которые он читал в детстве, но всегда считал сказками и досужими выдумками. Старики рассказывали, что время от времени правитель Девятимирья впадает в целебный сон, похожий на смерть, во время которого он продолжает всё видеть и слышать, благодаря своим воронам-фамильярам. И вот теперь эти древние легенды оживали перед его глазами самым ужасающим образом. Наклонившись к самому лицу так не вовремя заснувшего, не-отца, Локи прошептал, в надежде, что Один услышит и поймет то, что он не успел ему сказать:

     – Не повезло тебе с сыновьями, отец... ОдИн – глупец, каких Асгард не видывал, а другой – я... Тебе стоило бы бросить меня там, в храме, – а затем, распрямившись, крикнул сорвавшимся голосом. – Охрана! На помощь!

     Прибежавшие на его крик эйнхерии бережно подняли на щиты неподвижное, отяжелевшее тело. Локи осторожно уложил на грудь Одина безвольно свесившуюся руку. Оставшись один в Хранилище, он ещё несколько мгновений стоял в раздумье, пытаясь привести в порядок разбегающиеся мысли. Больше всего ему сейчас хотелось спрятаться, исчезнуть, чтобы в одиночестве обдумать своё нынешнее положение. Осознание собственной ущербности, неполноценности больно ударило по его эго. Хотелось забыть обо всём происшедшем, как о страшном сне. Очнувшись от тяжелых раздумий, царевич рвано выдохнул и быстро вышел из Хранилища, не заметив прятавшегося в тёмной нише Фенрира. Искушение отправиться сразу же в свои покои было велико, но Локи понимал, что мать (принц горько усмехнулся – мать? ещё одна ложь!), узнав что Один впал в сон после разговора с ним, в первую очередь будет разыскивать его именно там. Нет – решил он и отправился в самое изолированное место в Асгарде, которое только знал. Роща Гласир. Это было место, словно специально созданное для уединения и целительного покоя, в которых сейчас так нуждался принц. Вряд ли кому-нибудь взбредёт на ум прогуляться там посреди ночи, да и охраняется роща эйнхериями.

     Никого не встретив в этот час на своём пути и отведя глаза охране, неслышной тенью Локи скользнул в сад и, усевшись прямо в густую, мокрую от росы траву, укрылся в тени деревьев. Закрыв глаза, он прислонился к шершавому стволу, несколько раз глубоко вздохнул и попытался отключиться от мучившей его реальности, хоть на секунду забыть о мыслях, терзающих разум. Необходимо было успокоиться и обдумать всё произошедшее хладнокровно. Громкая музыка, доносившаяся из Вальгаллы, где пировали эйнхерии, здесь была практически не слышна, и ничто не заглушало успокаивающего стрекотания сверчков, которые хороводами кружились над травой, сплетаясь и распадаясь, словно живые созвездия. Глядя на них, хотелось забыть обо всем. Но не получалось... Очнулся он от тихого шороха шагов и острого ощущения чужого присутствия. Кто-то приближался к нему по узкой тропинке. Принц услышал лёгкое шуршание ткани и затаил дыхание. Внезапно из-за поворота показалась тонкая девичья фигурка. В ярком свете луны тусклым золотом блеснули пышные волосы, своим цветом соперничавшие с красной листвой окружающих деревьев. С дрожью в сердце Локи узнал очертания до боли знакомого лица Сигюн. Но как она попала сюда? Да ещё в такой час!

     Девушка остановилась и растерянно закрутила головой, озираясь по сторонам. В сумраке сада она казалась бесплотным духом. Лицо её почти сияло в холодном лунном свете. Принц вспомнил, что, должно быть, она прибыла в Асгард с семьей на коронацию Тора, и сердце его тоскливо заныло. Ничего на свете он не хотел так, как встречи с ней. Имел ли он теперь на это право, зная о своем постыдном происхождении? Но ведь Сигюн – это последнее, что у него осталось. Не в силах справиться с охватившими его чувствами, Локи шагнул из глубокой тени прямо на освещенную луной дорожку перед застывшей в испуге девушкой. Принцу показалось, что они стояли так целую вечность – залитые лунным светом, впившись взглядами друг в друга, не в силах произнести ни слова. А затем Сигюн вскрикнула и бросилась ему на шею. Юноша склонился к ней и обнял, уткнувшись лицом в её волосы. Тонкий аромат летних трав, исходящий от неё, закружил голову. Его дыхание обжигало её нежную кожу, руки крепко держали, сжимая до боли, но Сигюн даже и не думала отстраняться. Долго сдерживаемое напряжение вылилось в отчаянные рыдания, сотрясавшие её хрупкое тело. Локи гладил её по вздрагивающей спине, стремясь успокоить, шепча, что он здесь, с ней и никуда не уйдет. Сигюн подняла залитое слезами лицо, подняла руку и трепетно коснулась ладонью его щеки.

     – Ты… – тихо прошептала она.

     От её голоса, звучащего так ласково и нежно, натянутые до предела нервы Локи не выдержали. Её рука у его щеки – тёплая, мягкая. Это было мучительно. Словно пламя расползалось по обнажённой коже. Остаться сейчас здесь, с ней было самым наивысшим его желанием. Но он не мог. Не удержавшись, Локи провел рукой по её лбу, виску, соскользнул на щеку, к подбородку, кончиками пальцев ощущая её прохладную кожу. Эмоции переполняли его, их было слишком много, и принц, накрученный сверх меры, просто не мог справиться с их лавиной.

     – Поцелуй меня, – низким, ломающимся голосом произнёс он, резко перехватив запястье девушки и сильно сжав. – Поцелуй меня, Сигюн.

     Руки принцессы скользнули ему на шею, обвили, она потянулась к нему всем телом. Губы Сигюн мягко, ласково почти коснулись его рта, и Локи уже почувствовал её теплое дыхание на своём лице. Оставалась всего секунда до полной потери реальности. И в этот момент ужасная правда, открывшаяся ему сегодняшним вечером, внезапно вернула его с небес на землю, словно выплеснула на него ушат, полный льда. Он – ледяной великан, проклятая кровь, злое чудовище, ядовитая гадина, убивающая своим прикосновением. И она – этот нежный цветок дома Фрейра, только начавшийся распускаться бутон.

     Дёрнувшись всем телом назад и прерывисто вздохнув, царевич разорвал объятия Сигюн и, до боли сжав тонкие запястья, оттолкнул от себя, удерживая на расстоянии, не давая приблизиться.

     – Локи! Что случилось? – испуганно воскликнула принцесса и тут же прикусила губу, потрясённая его видом: столько паники, смятения и душевной боли было в устремлённых на неё глазах.

     – Сигюн, – Локи сам не узнал свой голос, так хрипло, холодно и отстранённо звучал он, не выражая тех чувств, что бушевали у него внутри. – Остановимся, пока не поздно. Пока всё не зашло слишком далеко. Мой отец... Один... Он впал в сон. Твой жених далеко, но Один проснётся и обязательно вернёт его. Ты станешь женой Тора. Царицей Асгарда. Я хочу, чтобы ты чувствовала себя свободной. От меня... От всего, что было между нами. Знай, я не твой принц, не воплощение твоих мечтаний.

     Сигюн слушала, не веря своим ушам. Лицо девушки отражало целую смесь противоречивых чувств. Сначала это было изумление, смешанное с непониманием, потом туда добавился страх. Она даже покачала головой едва заметно, точно не веря тому, что слышит. Её испугали не слова Локи, а то, в каком состоянии он пребывал – уставший, потрясённый, с каким-то диким, горящим взглядом. А его нарочитая уверенность была лишь маской, призванной прикрыть нарастающее отчаяние. Сигюн осторожно высвободилась из его железной хватки и положила руки ему на плечи. Но он тут же перехватил их и оттолкнул от себя. Принцесса чуть было снова не зарыдала, теперь уже от отчаяния. Она поняла: Локи боится подпустить её к себе. Её сердечко колотилось часто, взволнованно, дыхание сделалось чаще, а губы и щеки порозовели, но сама нарушить это расстояние, эту стену, которую он возвёл меж ними, Сигюн не решалась. Лишь беспомощно смотрела в его глаза, сиявшие ярче обычного каким-то лихорадочным блеском.

     – Что? – запнувшись, произнесла девушка. – Что ты... Да что ты говоришь такое? Не поступай со мной так, Локи. Не гони меня. Мне не нужен Тор, не нужен Асгард и все Девять миров, вместе взятых, без тебя. Я люблю тебя, Локи.

     Внезапно её запястья, которые принц продолжал сжимать, удерживая её на расстоянии от себя, обожгло ледяным холодом. Сигюн вздрогнула и опустила глаза, со страхом глядя, как кожа его рук заискрилась льдом, покрываясь инеем, и по ним разливается лазурная синева. Локи тут же разжал пальцы. Отшатнувшись в ужасе, она подняла голову и столкнулась с красно-оранжевыми глазами, с отчаянием взирающими на неё с чужого, разукрашенного выпуклыми татуировками, синего лица. Сдавленный крик невольно вырвался из горла Сигюн. Она застыла, прижав ладони к груди, спасаясь от обжигающего холода ледяных прикосновений стоявшего перед ней незнакомца.

     – А такого тоже будешь любить? – с горькой иронией произнёс до боли знакомый голос.

     Ничего не понимающая Сигюн в ужасе сделала шаг назад, и тут Локи подался к ней, с силой сжав пальцами её челюсть, заставил вскинуть голову и смотреть на себя, впившись взглядом красных глаз.

     – Тебя ведь тоже учили ненавидеть йотунов?

     И было так много пронзительного, болючего во взгляде, в интонации его голоса, будто он просил о чём-то, только о чём, Сигюн никак не могла понять.

     – Ну, говори!

     – Ч-что с тобой, Локи? – заикаясь, с трудом произнесла она, глядя в склонившееся над ней чужое лицо. – Чем я могу помочь тебе? Скажи, я всё сделаю...

     От этих слов в его взгляде что-то переменилось, хватка пальцев, сжимавших её лицо, ослабла, и он резко толкнул её назад, едва не отшвырнув. Не удержавшись на ногах, Сигюн упала, больно ударившись боком о камни и рассаднив ладони. Из глаз непроизвольно брызнули слёзы. Всхлипывая, девушка подняла голову, в оцепенении глядя на медленно меняющее цвет лицо Локи, залитое теперь мертвенной бледностью, с широко распахнутыми глазами и остановившимся взглядом.

     – Всё, Сигюн? Действительно, всё? – с надеждой и опаской переспросил он и добавил с горечью. – Никогда больше не предлагай мне того, о чём можешь пожалеть потом. Потому что в следующий раз я могу согласиться.

     Локи видел устремлённые на него, затуманенные слезами глаза любимой, в которых плескались недоумение, страх и то ли жалость, то ли сострадание, и сердце его разрывалось от боли. Локи протянул руку, чтобы помочь любимой подняться, но тут же отдернул её, увидев, как девушка отпрянула в испуге. Принц опустил руку, и пальцы сами собой беспомощно сжались в кулаки. Он медленно прикрыл глаза и словно окаменел. Глухой стон, вырвавшийся из его горла, был похож, скорее, на рык загнанного волка, чем на голос. Затем он сделал шаг назад, потом второй, третий... А потом и вовсе развернулся и побежал прочь, в темноту сада.


ПРИМЕЧАНИЯ АВТОРА.

  * Роща Гласир. Гласир означает «сияющая». Прекраснейший лес у богов и людей. В Асгарде перед воротами Вальгаллы есть роща по имени Гласир, все листья в ней острые, похожие на иглы, из красного золота (цвета червонного золота):
«Гласир златолистый
стоит пред чертогом
Тюра Победы».

Древние скандинавы называли золото кеннингом «иглами или листвой Гласира»

  * – речь идет о пурпурной разновидности персика

Следующая глава: http://proza.ru/2018/02/28/2110