Надпись не по уставу

Михаил Богов
       Перед заступлением на боевой пост с оружием и патронами в карауле существовала отработанная до мелочей и отшлифованная до блеска за многие годы процедура инструктажа. После получения монотонных наставлений от начальника караула, проверки затем знаний караульного, его внешнего вида нужно было оставить в специальном ящике стола содержимое карманов.
       Разрешалось взять с собой на пост только военный билет, а ручку, блокнот, сигареты со спичками и прочую мелочь, в виде всевозможных цепочек и брелоков, которую карманы служивого непонятным образом притягивали и хранили, следовало сдать.
        В тот весенний день мы заступали на пост с прекрасным настроением. Прошла первая, самая длинная, морозная и тяжёлая архангельская зима. Вот-вот прибудет молодое пополнение, на плечи которого мы будем потихоньку перекладывать свои обязанности.
       Капитан, командир нашей роты, появился внезапно, недолго поводил носом в поисках неуставщины и встал в коридоре, подперев плечом косяк и взирая свысока на приготовления караула к несению службы на посту.
       Мы по очереди подходили к ящику, шарили по карманам и складывали туда все свои немудрёные пожитки. Капитан зорко следил, чтобы в карманах ничего не оставалось и когда мы уже собирались выйти на улицу, вдруг остановил разводящего и принялся тщательно досматривать наши вещички.
        - Не по уставу, не по уставу… бормотал наш мудрый начальничек и с каким-то ласковым лицом принялся разрывать цепочки, длинными ночами в нарядах скрученные из распиленных сальников и вырывать страницы с солдатским фольклором из блокнотов.
       Подняв пару писем, которые я вчера получил и сейчас выложил из кармана, капитан не раздумывая открыл первое и достал из него армейскую фотографию, присланную моим приятелем Санькой из Волгограда, где тот служил в железнодорожных войсках.
       Перевернув её, прочёл надпись и вдруг быстро разорвал на несколько частей, швырнув кусочки бумаги в мусорную корзину, стоявшую рядом.
       «Быть может встретимся в бою, друг друга защищая, а лучше встретимся в пивной, друг друга угощая», написал мне на фотографии дружок.
       У меня потемнело в глазах, это была единственная фотография друга, с которым мы до призыва в армию учились вместе.
        - Ты что наделал!!! – крикнул я капитану. – Ты какое право имеешь так поступать! Это единственная фотография друга была, чем она тебе помешала?
        - Но-но! Смирно, солдат! Ты как со мной разговариваешь? Я тебе сейчас потыкаю! Нюх совсем потерял? Надпись на фотографии не по уставу была, имею право принять меры!
        - А где ты был, когда нам в карауле год спать не давали, уставник? По уставу мы жили? Лучше вспомнил бы, как глаза от наших синяков отводил!
        Я сам рассвирепел от внезапно нахлынувшей обиды, и уже мысленно представил, как в порыве ярости подсоединю магазин к автомату, передёрну затвор и поставлю на колени эту лоснящуюся от дармовой каши рожу, воткнув ствол ему поглубже в глаз.
         Начальник караула видимо увидел у меня на лице что-то такое, что внезапно прокричал:
         - Караул, выходим на улицу! – а сам, ласково прихватив капитана под локоток, увёл в свою комнату.
         Ребята подтолкнули меня к выходу, зорко следя, чтобы я не потянулся к оружию и зашагали к постам. Жгучие слёзы обиды застилали мне глаза.
         - Это ж надо, какая сволочь нами командует! В отпуск ты у меня первый из призыва пойдёшь, только служи, старайся! Старшиной уволишься! Фотографию разорвать, надпись видите ли не по уставу! Отец родной! Ну подожди, капитанчик, я тебе устрою службу, если меня из роты не переведут никуда, до самого дембеля будешь меня помнить и икать! Никаким извинением не отделаешься!
          Приятели как могли успокаивали меня:
         - Напишешь другу, ещё одну фотку пришлёт, делов-то! Не принимай близко к сердцу. Ротному вот-вот майора дадут и уйдёт в управление на повышение, решил на прощание свою власть показать. А то если будешь зубами так скрипеть, он тебя из караула быстро снимет и будешь до дембеля в роте по нарядам летать.
          Капитан оказался гораздо подлее, чем я думал. Он и не думал извиняться, видимо сразу после разговора со мной и принял решение. В карауле, где служивые находятся с оружием, никаких судьбоносных решений обычно не озвучивалось и лишнее напряжение не создавалось, автомат с патронами в руках, мало ли что… Только когда мы сменились и сдали оружие в роте, меня отозвал в сторону сержант и тихонько сказал:
           - Завтра отдыхай до обеда и заступай на первое КПП, там дежурный приболел, нужно заменить.
          Закончилась моя безбедная караульная жизнь не начавшись! Стоило целый год терпеть бессонные ночи и тупую работу в карауле, чтобы теперь не наслаждаться спокойной службой, а хлопать калиткой на КПП! Капитан видимо в моих глазах увидел опасность и решил от греха подальше убрать меня на время и от оружия, и от роты.
           На новом месте службы я постоял недолго. Только начал обрастать нужными связями с внешним миром и знакомиться с водителями автобусов, каждый день перевозившими кучу народа на площадку, как в карауле произошло ЧП.
       Застрелился на вышке молодой парень из Саратова. Хорошо, что не насмерть, тогда посадили бы нашего ротного точно, а так после ранения увезли парнишку в госпиталь, успешно прооперировали и, что до сих пор объяснению не поддаётся, не комиссовали, а отправили на задворки полигона дослуживать, хромая.
        Я, как прослуживший год, позволил себе дежурить на КПП ночью. Машин мало, людей ещё меньше, можно и выспаться и днём своими делами заняться. Вся суматоха с ранением застала меня, когда я поутру отправился в часть к землякам за дополнительным пайком. Только набил противогазную сумку консервами, как забегали возле расположения везде офицеры и прапорщики, появились машины с тучными полковниками.
         Из казармы выскочил парень из нашего призыва и увидев меня, крикнул:
         - Вали отсюда побыстрее! Сейчас нас всех на кости будут ставить особисты! В карауле часовой только что застрелился на вышке!
         С оглядкой не спеша добрёл до КПП, возле здания караулки уже стояло несколько машин с проверяющими всех мастей. К обеду подъехала Волга генерал-майора, начальника всего нашего доблестного полигона, который не спеша выбрался из машины, тщательно водрузил на седеющую голову серую папаху и направился в караульное помещение. На русском камуфляжно – матерном он командным голосом очень доходчиво объяснил, что ждёт в ближайшее время офицеров роты и весь дедовский состав караула, доведший молодого до самострела.
       Саратовский парнишка получил письмо из дома, в котором мать писала, что его старшего брата закрыли за кражу и её здоровье из-за этого сильно пошатнулось. Навалилось как-то всё и сразу, и слёзное материнское письмо, и переживание за судьбу брата, и трудности с караульной службой с полным лишением сна… Он заступил на пост, отстоял два часа и когда увидел смену, повесил автомат на ручку прожектора, поставил предохранитель на одиночный огонь, передёрнул затвор, направил ствол себе в бок по касательной и нажал на курок.
        Смена уже поднималась к вышке, когда внезапно прогремел выстрел, распахнулась дверь и в облаке дыма на площадку перед дверью выпал окровавленный часовой.
       Но всё же дрогнула у часового рука и пуля, которая по замыслу стрелка должна была только слегка царапнуть бок, отрикошетила от кости таза и застряла глубоко в ягодице.
       Майорские погоны нашего ротного блюстителя устава были задвинуты подальше в сейф начальником штаба, состоялось стремительное и беспощадное к званиям и былым заслугам подозреваемых расследование происшествия.
       Капитана сняли с должности и отправили в самую отсталую дыру командовать взводом, наполовину состоящим из азиатов, видимо всё же сказалось то, что он за пару лет смог превратить нашу роту из банды с оружием в руках, вселявшей трепет в окружающих, в образцово-показательное подразделение и его даже не разжаловали в звании. В рядовые стремительно разжаловали двух сержантов, начальника караула и помощника и вскоре перевели дослуживать на другую площадку с глаз подальше.
        Все составы караула приказали срочно укомплектовать по принципу одного призыва, а после полутора лет службы вообще полностью отстранить от несения службы в карауле и КПП.
        Офицеры начали в спешке формировать два новые состава караула, начальника поставили из вновь прибывших в роту сержантов, подобрали операторов и часовых и здесь с прискорбием обнаружили, что у нашего призыва совершенно некого ставить на должность разводящего - помощника начальника.
         Взводный вспомнил про меня, год пахавшего «через день на ремень» без замечаний, и вчерашнего дерзкого противника капитана быстренько согласовывают на должность помощника начальника караула.
         Меня отзывают с КПП, командиры дрожащими от многочисленных проверок голосами проводят краткую беседу и вопреки воле бывшего ротного я отправляюсь на родную площадку уже не в качестве часового, а в должности повыше.
          Майора бывшему ротному дали только через полгода, к очередному празднику Великого Октября. Мы сидели на награждении в клубе своим призывом, уже полностью обуревшие и расстёгнутые до пупа, с презрительными ухмылками едко комментировали щедрые награды Родины нашим офицерам. Бывший ротный сидел через два ряда от нас через проход.
           В отличие всех награждаемых ротный не вышел, а выбежал к столу, за которым восседало руководство части, щёлкая каблуками, подошёл к начальнику штаба, получил после краткой речи от него майорские погоны, хрипловато крикнул:
       - Служу Советскому Союзу! – он сошёл со сцены и отправился на своё место.
       - На Витины руки посмотри – толкнул меня локтем приятель.
       Я повернулся к нему всем корпусом. Раскрасневшееся от волнения лицо сияло, но его руки, с радостью разорвавшие фотографию друга, колотила такая дрожь, что он с трудом удерживал погоны с большими звёздами на них.
       Взгляды наши встретились, и видно столько презрения он прочёл в моих глазах, что не выдержал и отвернулся.