Денница (Jutrzenka) – Литературная газета
Путешествие в Лужицы весною 1839 года Л. Штура
По этой причине, достойно всякого уважения и благодарности предприятие великодушного и деятельного докт. Амерлинга в Праге, который по воскресеньям преподает в университете, на чешском языке, химию и технологию,— науки, вообще имеющие связь с промышленностью. Доктор Амерлинг оказывает чешскому народу величайшую услугу, обращая его внимание на улучшение промышленности, которая в нынешнее время служит главным условием хорошего быта товаров и народного могущества. Впрочем, да не подумает кто-нибудь, чтобы все наши бедствия я приписывал исключительно вышеупомянутой причине; напротив, они зависят от тех обстоятельств, которые теснят нашу народность. — Пред отъездом моим из Будешина, я запасся некоторыми книгами, относящимися к лужицкому Словянству. Доктор Клин подарил мне несколько сербских печатных проповедей, торжественных стихов и свою немецкую речь, которая заслуживает особенного внимания, и которую он читал 28 июня, 1836 года, в будешинском обществе естествоиспытателей. Едва ли кто говорил такую чистую правду в глаза противникам, как г. Клин в своей речи, имеющей предметом лужицких Сербов. — Сказавши вообще о Словянах по шафаржикову сочинению: Geschichte der slawivischen Sprache und Literatur, и дословно выписавши свидетельство Гердера, где он упрекает Немцев в несправедливых нападках на Словян, автор обращается к лужицким Сербам. Он пространно говорит об них, исчисляя их добрыеt качества: набожность, трудолюбие, любовь к родному языку, приветливость, и наконец называет лужицких Сербов блистательною жемчужиною в саксонской короне. По словам г. Клина, число Сербов в верхней Лужице, принадлежащей Саксонии, простирается до 50,ООО; если же причислить к ним 30,000 Сербов в нижней Лужице, принадлежащей Пруссии, то всех будет 80,000. В доказательство их храбрости, автор приводит французскую пословицу о Сербах, явившуюся во время последних войн. В ней названы они les bouchers Saxons за свою храбрость, которая отличала их во всех походах. К числу книг, купленных мною принадлежат также: Зейлерова сербская грамматика, под заглавием: Kurzgefasste Grammatik der Sorben-vendischen Sprache nachdem Budissiner Dialekte v. Andreas- Seiler Budissin, bey Weller, 1830; и Лужиские сказки под заглавиемт: Volks-Sagen und volkathu’mliche Denkmale der Lausitz v. Heinrich Gottlob Gra’we, Bautzen. 1839. Verlag v. Reichel. Последних вышла в свет только первая книжка. В другое время и в своем месте, я намерен представить подробный отчет об этих двух книгах. Я также упросил книгопродавцев отослать несколько экземпляров Зайлеровой грамматики в Чехи, Mopaвию и Словенск, чтобы
доставить нашим соотечественникам средство короче ознакомиться с языком своих соплеменников.
Пробывши почти целые сутки в Будешине, я собрался в Зголерец, куда и приехал в тот же самый день, когда оставил Будешин. Зголерец (Go’rlitz), город при реке Спроне, имеет 12,ООО ж и также, как Будешин, отличается прекрасным местоположением. Из окрестностей ясно можно различить чешские и силезские горы: вид прелестный! — Самый город принадлежит к прусской верхней Лужице. Я изумился, не услыхавши в нем ни Слова сербского. Ни здесь, ни в окрестностях, уже не раздаются словянские звуки, что надобно приписать близкому соседству Силезии, откуда, как и из самого города, чем далее, тем более распространяется чужеземщина. Я посетил г. Гаупта, главного священника здешней евангелической церкви, секретаря верхне-лужицкого ученого общества и принял меня с величайшим радушием, когда я подал ему рекомендательное письмо от докт. Клипа. Он повел меня в огромное здание, принадлежащее упомянутому обществу, где мы пробыли довольно долгое время, осмотревши залу, в которой бывают заседания общества, богатую библиотеку и собрание разных произведений природы. Особенное внимание мое обратили на себя большой Нетопырь (Вампир) и черепы всех азиатских народов. Из древностей замечательный старинный перстень с изображением льва, неизвестно кому принадлежащей; изваяние божка с рогами, как догадываются, Флинца; множество малых и больших урн; проволочные витые пружины, служившая женщинам для сохранения груди, что ясно свидетельствуете о мужественной твердости нашего прекрасного пола, который отличался ею, как в древние, так и в новейшие времена, чему мы имеем доказательства. Случайно я нашел также в библиотеке мою соотечественницу Гронку, недавно изданную г. Кузманым. Я был рад ей, видя в ней представительницу нашей словянской народности в здешнем округе; но радость моя исчезла, когда я вспомнил неприятное известие, еще в Праге дошедшее до меня, что Гронка вскоре окончит свое существование. Не стану исчислять причин и неприятных обстоятельств, прекративших жизнь нашей Гронки, которая с таким восторгом принята была в Словенске. Замечу только, что прежде-временное прекращение ее издания заставляет вывести худое заключение, как об нас, так и о нашей народной жизни. Если бы кто стал обвинять г. Кузманого, издателя Громки, в нерадении, то показал бы этим, что не знает его неутомимой деятельности. Наш ревностный соотечественник вовсе не имел намерения так скоро отказаться от своего предприятия; напротив он мужественно боролся со всеми препятствиями и продолжал издавать Гронку. Вечер провел я у г. Гаупта. Его семейство непременно хотело слышать какую-нибудь словянскую песню, и не принимало от меня никаких отговорок. И так, я запел думу о нашей святой Нитре и потом перевел ее по-немецки. Ее содержание чрезвычайно всем понравилось.
Нитра, милая Нитра, о ты высокая Нитра!
Где же те времена, когда ты процветала!
Нитра, милая Нитра, о ты словянская мать!
Как только взгляну на тебя, то не могу не заплакать!
Некогда была ты главою всех стран,
В которых протекает Дунай, Висла и Морава.
Ты была местопребыванием короля Святополка,
Когда владычествовала здесь его мощная рука;
Ты была святым городом Мефодия
Когда он отцам нашим проповедывал здесь божественное слово.
Вся слава твоя лежит, сокрытая в пропасти:
Так время переменчиво,
Так проходит этот свет!...
Как, прекрасна эта песня! Она также сильно тревожит душу, как воспоминание о глубокой старине, когда благоденствовали наши праотцы. Г. Гаупт, разговаривая со мною, жаловался на лужицких Сербов, что они, не смотря на вторичное приглашение ученого общества, мало заботятся о собрании народных песен. Между-прочим он показал мне значительный их запас, который, к счастью, собран трудолюбивою рукою и сохранен от забвения. Эти песни вскоре будут изданы на иждивении ученого общества под надзором г. Гаупта, вместе с музыкою и переводом на немецкий язык. Надеемся, что словянство поддержит своим участием важное для нас предприятие и будет признательно ученому обществу, которое с таким усердием заботится о наших песнях. Я узнал также в Лужицах, что наш Эрнест Смолер намерен издать верхне-лужицкие песни, а Маркуш нижне-лужицкие. Желаем им всевозможного успеха. Г. Гаупт жаловался на разнообразность правописания у лужицких Сербов и разсказывал, что однажды священники в нижней Лужице собрались было установить правила правописания, но разошлись, не определивши ничего положительного. К сожалению, горсть людей не хочет, или не всилах, ввести у себя одинакое правописание. Кто же не заметит здесь несогласия и взаимного разъединения между Словянами, переходящих из поколение в поколение. Уже так мало осталось их в-виду погибели, но они не хотят подать друг другу руки, что-бы заключить тесный союз для одоления угрожающей им опасности! - Много бы нужно было говорить об этом, но отложим до удобного времени.
Ha другой день я осматривал достопамятности города, в числе которых особенно замечательны: кафедральная церковь св. Петра и Павла, красивейшая из всех евангелических церквей, виденных мною; с высоким куполом с множеством колонн коринфского ордена и с огромными колоколами; — вне города: гроб Спасителя, сделанный по образцу Иерусалимского Эммерихом. Художник два раза посещал Иерусалим,чтобы совершеннее выполнить свое произведение.
Осмотревши достопамятности города, я отправился далее, по направлению к нижне-прусской Лужице. На пути, в первый раз я остановился в деревне Кenuscsaun, близ которой на холме видны ряды древних каменных жертвенников: для них-то своротил я в сторону от дороги. Погода была пасмурная, но, когда я приехал в деревню, то небо прояснилось так, что чешские и силезские горы открылись предо мною под отдаленным небосклоном, куда с нетерпением рвалась душа моя. Какое неизъяснимое чувство рождается в то время, когда человек, долго пробывши на чужбине, вдруг увидит по крайней мере вершины тех мест, где его милая родина! Пославши к ней пламенные приветствия, я предался воспоминаниям о минувшем, — и слезы мои о преходящей судьбе нашего поколения были жертвою на заветных алтарях, на которых, кажется, давно уже не приносилась такая чистая жертва…В то же время на окрестных нивах пробуждалась весна. Ее появление я принял за благосклонный ответ, изреченный на мой вопрос Божеством, которое печется и об нас. Вечером, миновавши оседлости Немцев, я достиг наконец сербских поселений; в одном из них, в Коме (Kolmen), я остановился на ночлег у г. Лагоды, тамошнего приходского священника и равностного Серба. Во время слушания лекций в липском университете, он был членом тамошнего сербского общества и вместе сотрудником Сербских Новостей, которые расходились в рукописи между любителями Сербщины. По проезде в Липск, я достал эти Новости. В них заключаются прекрасные разсказы и краткие исторические описания разных предметов. Хорошо, если бы нашлись последователи и приняли по крайней мере этот способ, за неимением другого, — поддерживать любовь к отечественному языку, который истребляется в Лужицах.
Что же! прекрасное предприятие погибло назад тому несколько лет. У г. Лагоды я сошелся с одним слушателем Богословия, природным Немцем, который учился по сербски у нашего соотечественника, основательно знающего этот язык, и сам сознавался, что питает любовь к словянщине; доказательством чему служат успехи, сделанные им вполгода. Он намерен ознакомиться и с прочими словянскими языками, как только изучит сербский, на котором, по словам его, гораздо лучше можно выразить все нежное, нежели на немецком. – Поздно вечером, когда г. Лагода спросил, куда девались его слуги, то ему отвечали, что они пошли в лес сжигать Кsадойты, что у Лужичан означает волшебницу. Было последнее число апреля, когда в обеих Лужицах совершается этот обряд, оставшейся, как я думаю, после древних времен словянского язычества. Холмы, леса и рощи освещены были огнями, которые преставляли во мраке ночи прекрасное зрелище. — Корень слова Кsадойты мне неизвестен; впрочем, кажется, что начальное Кs, произносимое Лужичанами гортанно, произошло от х (ch), что очевидно из некоторых примеров, как то Кsорош от хоры (больной).
Г. Лагода подарил мне изданную им книжку: Paнише а вечорне моллитвы, яко тейж пши восебных часам а складностях (случаях) с некотрыми домацыми роспомнечами, вот Яна Лагоды.
На другой день утром, я поехал далее, миновавши чисто-сербские поселения. Замечательно, что нигде в немецких странах я не находил столько пчельников, сколько в сербских, где в садах роились пчелы между множеством лип: это наследство, оставшееся нам после наших праотцев…Еще до сих пор в обеих Лужицах, по древнему обыкновению, находятся кладбища около церквей, внутри поселений. Правительство должно бы запретить это. — В дороге я встретился с отставным воином, который путешествовал подобно мне. Когда он узнал, что я родом Словянин из Венгрии, то стал осыпать похвалами Словян. Ему нравилась их статная и красивая наружность. — Лучшая часть прусского войска, говорил он, состоит из Сербов и познанских Поляков, которым не достает только образования; если же они получают его, то делаются отличными воинами. Я подтвердил эту истину, убедившись в ней по собственному опыту. Что бы могло произойдти из нашего народа, если бы он с таким же рвением занимался отечественным языком, как наши соседи! — Невольно вспомнил я сонет Коллара: все есть у нас, верьте, мои милые…и т.д. — По-полудни я приехал в Лазы, называемые по-немецки Lohsa, куда спешил с нетерпением, желая видеть г. Зейлера, автора упомянутой мною сербской грамматики и мужа знаменитого в Лужицах по своей любви к отечеству. Когда я пришел к нему и объявил цель моего путешествия, то он принял меня с словянским радушием. Я с удовольствием разсматривал составленную им сербскую книгу для чтения, которая будет служить дополнением к его же грамматике. Он показывал мне также материалы для пространного сербского словаря и многочисленное собрание лужицких песен. Я убедительно просил его, чтобы он ускорил издание своего словаря, столь необходимого для Сербов и прочих Словян. Г. Зейлер обещал это исполнить и намерен сперва снестись с г. Лубенским, который в продолжении нескольких лет также занимается составлением подобного словаря. Я просил нашего словянолюбца, чтобы он позаботился ввести единство в сербском правописании и сблизил бы его с прочими словянскими, чему он уже дал начало в своих сочинениях, в которых взял за образец чешское правописание. Между прочим г. Зейлер разсказывал мне, что во время слушания лекций в липском университете, он хотел преподавать там все словянские наречия, но должен был оставить свое намерение, потому что не нашлось средств к его исполнению. Я посетил еще моего земляка Смолера, о котором говорил выше, и был принят им с таким же словянским радушием. Отец его учитель тамошней школы, разсказывал мне, что его принуждали преподавать все предметы на немецком языке, чему он долго противился и наконец получил позволение преподавать на отечественном языке по крайней мере Закон Божий.
Простившись с верными и неизменными потомками древних Сербов, я направил путь свой к католической Лужице (так она там называется), к Каменцу, к местечку, подвластному Саксонии. По пути я заехал в монастырь, с намерением посетить священника Альберта, Чеха, о котором мне говорили, как о пламенном ревнителе нашей народности, основательно знающем главные словянские наречия; но меня поразила печальная весть, что он, назад тому несколько месяцев, скоропостижно умер. В католической Лужице гораздо реже можно услышать немецкий язык, чем в лютеранской, да и тот более походит на какую-то смесь. Когда я встречал в протестанских поселениях детей, выходивших
из училища, то они приветствовали меня немецким guten Tag; напротив того, в католических деревнях все приветствовали меня пo-сербски: добрый день. Когда я отвечал детям по-немецки на их сербское приветствие, то они смотрели на меня с каким-то изумлением и, без сомнения, поражены были неожиданным ответом человека в круглой шляпе, который весь одет был в черном. По этому легко можно судить об их воспитании и о том, как отечественный язык ограничивается только сельскими хижинами. Как доказательство умеренности и честности сербского народа в Лужицах, привожу здесь следующей случай. Когда я шел в Каменцу, то был чрезвычайный жар, который СТАНОВИЛСЯ для меня нестерпимым, потому-что я должен был нести на себе плащ, сначала необходимый в холодные дни, и узел с накупленными и дареными книгами. Случайно встретился я с добрым Сербом. Видя, что он ничего не нес с собою, я предложил ему взять мои вещи и облегчить меня, утомленного зноем; на что он охотно согласился. Добрый мой товарищ шел со мною до самой Каменцы, хотя ему было не по-дороге. Таким образом мы шли вместе довольно долго. Пришедши в город, я дал ему несколько грошей за его усердную услугу, но, посмотревши на деньги, он хотел возвратить мне половику их, сказавши: Вы слишком много дали мне. Я не только не принял от него денег, но еще более хотел дать ему, изумленный его честностью; но он решительно отказался. Судя по одежде, эго был бедный человек, однакож бедность не возбуждала в нем жадности, или, лучше сказать, желания взять более того, что ему следовало. Наши народные добродетели пренебрегаются и служат предметом насмешек для тех, которые осуждают нас. Но пусть они сохраняются — краса человечества — в странах, обитаемых нашими племенами. Они дождутся, может быть, лучших времен. Под Каменцою я разстался с Лужицами и с сербским языком; - в самом местечке уже господствует Неметчина. Я хотел видеться с г. Гриве, издателем лужицких преданий и сказок, но не застал его дома. Переночевавши в Каменце, на другой день я очутился в Дрездене, куда доставил меня извощик, житель отрасли гор, замыкающих Лужицы.
К Дрездене уже открыты были музеи; из них особенно занимали меня: музей древностей и картинная галерея. Осмотревши в последней изящные произведения школы итальянской, голландской и т.д, я вошел также в залу, украшенную произведениями чешской школы. Мне приятно было встретить там, между высокими произведениями стольких художников, и произведения Словян, на которые я смотрел с некоторою гордостью. Пробывши в этом приятном городе несколько дней, я перелетел на паровозе в Липск, где познакомился с г. Эрнестом Вацаком, нынешним председателем сербского общества. Он неутомимо заботится о поддержании и улучшении этого заведения. Общество имеет главною целью образовывать для Лужиц отличимых проповедников, хорошо знающих сербский язык. Один раз в неделю бывает в нем заседание, на котором читаются и обсуждаются проповеди, написанные членами, также и другого рода сочинения, как то: о причинах упадка сербского языка в Лужицах, о средствах поддерживать и распространять этот язык, разсказы о древних временах, и т.п. Общество имеет свою сумму и также библиотеку, в которой Словянин может найдти богатые источники для изучения словянских наречий. Мне очень приятно было слышать от г. Вацака, что некоторые члены общества приготовляют материалы для немецко-сербского словаря. Не лучше ли бы было заняться составлением словаря сербско-немецкого, который мог бы служить к обогащению словаря гг. Лубенского и Зейлера. Число членов общества невелико, потому что в самом университете мало находится лужицких Сербов. Я вышел из Липска, искренно желая всего лучшего этому небольшому, но важному учреждению для бедных Лужиц.
Лужицы, я видел ваших сынов, видел ваши священные памятники! Одни мельчают с каждым днем, приближаясь к западу, другие разрушаются. Мужайтеся! учитесь из примера погибших соплеменников; помнитe, что и вас ожидает подобная же участь, если вы не позаботитесь о наследии, которое завещали вам ваши отцы и умершие братья…Берегите народное сокровище, берегите его для лучшей будущности.
Денница (Jutrzenka) – Литературная газета, посвященная Словянским предметам и издаваемая Петром Дубровским. Варшава, Первая часть. 1842г. с.19-25
https://vk.com/doc399489626_459150965 41Мб
Людевит Штур. Путешествие в Лужицы весной 1839
https://proshkolu.ru/user/baobab57/blog/556040/
Деятельность общества имени Людевита Штура
http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_767.htm
Денница (Jutrzenka) – Литературная газета
http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_820.htm