Мне уже доводилось писать о своем жизненном пути. Детство, юность, работа школьным учителем, затем необученный слесарь, с вечно пораненными из-за неумелости руками, после Армия, затем возврат к слесарному верстаку.
В этой главе последующие периоды.
Несмотря на то, что в профессии в то время я был слабейшим, в кругу работяг я был такой же, как все.
В получку вместе со всеми пил из пол-литровой банки водку, потому что там, где мы устраивались для этого мероприятия, стакана не было.
Какая-то скромная закуска все же покупалась, но все брали плохо отмытыми руками. О вилках и речи не было, и если бы кто нибудь в этой ситуации решил бы воспользоваться вилкой, на него посмотрели бы как на ненормального и явно не соответствующего нашей компании.
Но время шло. Я оканчивал вечернюю школу и был единственным из тогдашнего круга, который учился.
Меня довольно скоро избрали секретарем Комитета Комсомола завода.
Однажды на заседании у главного инженера обсуждался один вопрос, связанный с обработкой очень сложного и габаритного изделия.
Мнений было много. Я тоже выступил и высказал свои соображения. Они оказались ближе к цели, чем остальные.
Потом еще несколько раз мне приходилось высказывать различные предложения, связанные с технологий производства.
Как оказалось, руководство обратило внимание, что я неплохо ориентируюсь в технологиях, т. е. заметно лучше, чем в своих слесарных делах.
Вскорости, на заводе освободилось место одного из начальников цеха. Это был инструментальный, самый маленький цех на заводе.
В это время на заводе выполнялся какой то срочный заказ. Все сопричастные лица на ночь оставались на работе.
В одну из таких ночей, мы разговорились с гл. инженером. Он с удивлением узнал, что я офицер, недавно уволенный в запас. Что учусь в вечерней школе и мечтаю о заочном институте, и еще кое-какие подробности.
На очередной планерке кто-то пожаловался, что инструментальный цех работает плохо и тормозит работу других цехов.
Меня, разумеется, на этом совещании не было. Но вдруг прибежала запыхавшаяся секретарша и сказала, что Вас срочно вызывают наверх. Я поднялся.
И тут гл. инженер публично объявляет, что есть предложение назначить меня начальником инструментального цеха. Для всех, в том числе и для меня, это явилось полной неожиданностью.
Главный инженер объяснил свои мотивы. Формально назначать меня на эту должность нельзя, так как нет диплома. Но человек был в Армии, получил офицерское звание, сейчас учится и собирается стать инженером, поступив после школы в политехнический институт.
В крайнем случае, можем его сместить, если не справится. Никто не возражал.
Он по телефону продиктовал секретарше текст приказа, и через несколько минут прилюдно подписал его.
Мне вручили копию. Вышел я, как после тяжелого похмелья, с трудом понимая все, что только что произошло. Я пытался обдумать, как об этом сказать ребятам, с которыми вместе работал, но пока я дошел к своему рабочему месту, около него собрались все мои коллеги и стали шумно поздравлять с новым назначением. Я так и не понял, откуда они узнали.
Вечером я устроил небольшое застолье, на котором обмыли это событие.
Еще во время "пирушки" я обратил внимание на нашего бригадира.
Он был хмур и практически не участвовал в общем веселье. Потом мне ребята сказали, что он выразил им свою обиду. Почему назначили меня, а не его. У него же больше данных, чем у меня.
Но что поделаешь? Решает руководство. Но я хорошо понял, что могут быть завистники, можно ожидать, что свинью подложат. Поэтому нужно всегда быть на чеку, и хорошо делать новое для меня дело.
Основное дело, которое делал инструментальный цех - это штампы. А эксплуатировали их в другом, кузнечно-прессовом цехе. Штампы часто портились.
Был один слесарь, который занимался их ремонтом. Но он не всегда успевал, пресса простаивали, а я получал очередную нахлобучку.
Слесарь получал за ремонт штампа определенную сумму. Допустим 3рубля. А его месячная зарплата крутилась где-то около 150 рублей.
Значит, в месяц надо было отремонтировать 50 штампов. Когда он видел, что уже приближается к своему рубежу, он уже не очень спешил, отчего и складывалась последующая неудовлетворительная цепочка.
Однажды, месяца через 2-3 после моего назначения, я вызвал этого слесаря и спросил:
"Сколько ты в среднем зарабатываешь в месяц?»
"150 рублей" - ответил он. Я ему предложил: давай заключим сделку.
Ты будешь получать свои 150 рублей, вне зависимости от того, сколько штампов отремонтируешь. Главное, чтобы пресса не стояли. Он переспросил "Это правда?"
Я ответил утвердительно.
Он встал, подал мне руку, как скрепление сделки, и вышел.
На следующий день утром я не застал его в цехе. Мне сказали, что он у прессов. Оказывается, он давно заметил, что столы у прессов не совсем ровные и вызывают небольшой перекос у штампа.
Прессовщики, люди не самой высокой квалификации, никогда не обращали на это внимание, и штампы часто портились. Мой слесарь пришел с уровнем и другими приборами.
Установил штамп строго плоскопараллельно, смазал рабочие поверхности, а потом позвал прессовщика и попросил его начать работу. Понаблюдав за ним минут 15, он остановил его, и подсказал, как наиболее правильно подавать полосу в штамп, и снимать с него отходы.
В течение дня он несколько раз наведался к своему детищу, что-то подкручивал, смазывал, если были заусенцы, снимал их бруском.
Короче говоря, штампы стали служить в несколько раз дольше, мой слесарь получил уйму свободного времени и занимался, чем хотел. Он был изобретатель и строил, какой-то специальный моторчик.
Но самое главное, меня перестали ругать на планерках. А за что? Мои штампы работают идеально.
Начальник кузнечно-прессового цеха, даже отметил, что ответственность слесарей стала настолько велика, что они систематически посещают штамповочный цех, подружились с прессовщиками и учитывают все их пожелания.
Я очень ругал себя, что с самого начала не догадался ввести такую систему. В последующем, кем бы я ни работал, всегда старался увязать труд работника с конечными результатами того, что он делал.
И все-таки, надо признать, что первый год работы в новом качестве, был для меня не совсем легок.
Во-первых, на меня косились мои бывшие коллеги. А во-вторых, меня до поры до времени, как-то не впускала в свою среду заводская аристократия, начальники цехов, высший инженерно-технический персонал, закрытые подобно касте.
Я был моложе всех. К тому же без образования. Вчера взятый от верстака.
Постепенно эту ситуацию удалось преодолеть, но не совсем легко.
Была группа"стариков," руководителей подразделений . Они после окончания рабочего дня и до отправления в город заводского автобуса, забегали в магазинчик, который был на территории завода, и успевали за 25-30 минут "принять на грудь" весьма солидную дозу "ее родимой"
Как- то я проходил мимо. Один из них меня окликнул: "Эй комсомол! ты почто обходишь нас мимо?"
Я присоединился и несколько месяцев наравне с ними был в объятиях" зеленого змия"
И в школу приходил после этих трудов тяжких.
По-видимому, я был неплохим собутыльником, потому что основатели нашей ячейки относились ко мне, как к равному.
Особенно их умиляло, что я после вечерней встречи с ними, еще в школу хожу, и на мне не слишком заметно, что я "под нагрузкой"
Эти люди стали преднамеренно приглашать меня на любые корпоративные, и даже семейные мероприятия, и постепенно втиснули меня в светское общество.
Возник целый ряд и других проблем. ИТР всегда одевались лучше, чем рабочие, такова специфика труда.
У меня практически почти ничего не было, я только из Армии. В то время я не был женат. За имеющейся одеждой должна была следить мама. А она почти всегда болела, и я подолгу мог ходить в одной и той же сорочке, или еще в чем нибудь.
Была еще одна причина, побуждавшая меня думать о туалете. Я поступил все-таки в институт.
Через какое-то время мы подружились с сокурсницей, которая идеально следила и за своей одеждой и за порядком в своем доме. Я был тогда полным антиподом.
И понял, что так продолжать нельзя. Стыдно и перед сослуживцами и перед сокурсниками. Стало вполне очевидно, что выход один.
Надо начать самому стирать и гладить. Жили мы, две семьи, в одной коммунальной квартире. Кроме общей кухни стирать было негде. Сначала я очень стеснялся соседей, а потом привык, как будто так и надо.
Боже, насколько раскрепощенным я себя почувствовал!
Я мог менять сорочки, хоть каждый день. То же относится и к постельному белью. Проблем у меня никаких не возникало. Хорошо гладить я научился еще в Армии, и даже мама иногда просила прогладить ей какую либо вещь.
Но впереди меня ждали гораздо более серьезные проблемы.
В одном из своих рассказов я описал, что почувствовал, когда пригласил к себе в гости заводской "бомонд" в связи с поступлением в институт.
Их было человек 12.
А у меня никакой подходящей посуды для приема гостей нет. Ни тарелок, ни стаканов, ни ножей, ни вилок. И конечно же ни салфеток.
Я как то об этом не думал раньше. Для моего предыдущего круга это не играло никакой роли. Хоть на газете, лишь бы было, что есть.
А здесь на меня как будто нашло Божье озарение.
Алюминиевые вилки, некоторые со сломанными зубцами, что дало повод одному из гостей съязвить: " случайно не из заводской столовой спер эти вилки?".
Тарелки все разные, некоторые с надломанными краями. Я мог бы продолжить описание этого позорища, как сам его потом окрестил.
После этого я на свою скромную зарплату стал покупать все то, что позволяло нормально принять гостей.
Причем приходилось еще довольно часто вступать в баталии с мамой. Она возмущалась, что у тебя штанов нормальных нет, а ты тратишься Бог знает на что.
Со временем мне удалось решить эти проблемы.
Но меня ждали другие, быть может, самые трудные.
Однажды, по какому-то делу, я сопровождал в город главного инженера.
Когда дело закончилось, мы были недалеко от его дома, и он пригласил меня зайти к ним. Он был из старой аристократической семьи. Учился и работал в Питере, и за рубежом. Жена - профессор консерватории.
Приняла она меня весьма любезно, и вскорости пригласила к столу. Мне стало не по себе, когда я увидел возле каждого прибора по три ножа и вилки. Зачем они? Как с ними обращаться - понятия не имею.
Решил, что буду понемногу опаздывать и смотреть, что и как они делают, и повторять то же.
Сначала, как будто получалось. А потом принесли вареные сосиски. Надо было ножом и вилкой очистить их от шкурок.
Вот тут то и начались мои страдания. Сосиска упорно выскальзывала из-под ножа и ни за что не хотела раздеваться. Я аж вспотел от напряжения. Потом съел половинку полуочищенной сосиски и положил горизонтально на тарелку нож и вилку, как знак того, что больше есть не хочу.
Хозяева, конечно, видели мои мучения, но тактично промолчали.
Я потом много тренировался дома над решением этой задачи. Но по-настоящему, легко и красиво, делать это так и не научился.
Этот дом, эта семья надолго стали моими учителями. По сути дела они из не совсем отесанного юноши стали делать интеллигента.
Я к тому моменту не читал еще очень многих нужных и важных книг, определяющих уровень человека.
Я имел очень смутное представление о музыке. Хотя я и сейчас не слишком силен в этой части, но хотя бы азы знаю.
В течение долгих лет, когда я ходил в этот дом, мы говорили на очень многие жизненные темы, и это общение не только расширяло мой кругозор, но и формировало мнение о том, как следует поступать порядочному человеку в той или иной ситуации.
Должен признать, что именно этот дом внес наибольший вклад в формировании меня, как личности. Низкий поклон им, и Царство небесное.
Среди вопросов, где знания мои были на нуле, я вынужден отметить культуру и живопись. Но здесь мне крупно повезло.
Более года я прослушивал специальный курс лекций по живописи. Каждое утро мы примерно час ездили автобусом на работу вместе с профессиональной музейной работницей. Она видела, как я ей внимаю, и, не без энтузиазма, рассказывала мне о великих художниках и их работах.
В последующем я немало денег потратил, приобретая, в том числе и на черном рынке, книги о художниках, или иллюстрации содержимого разных музеев.
Именно она советовала мне в какие театры надо обязательно сходить, что именно следует посмотреть, или послушать.
По ее рекомендации я первый раз сходил в оперу и открыл для себя совершенно новый чудесный мир.
После этого стал собирать пластинки с грамзаписью великих опер и оперетт, и слушал их по вечерам до одурения. Я до старости лет очень любил учиться, так что всегда старался следовать рекомендациям своих учителей.
Следует сказать, что я работал начальником цеха, что само по себе ко многому обязывало, по вечерам бежал в институт, и время, точнее его отсутствие, являлось самой главной проблемой.
Тем не менее, иногда все откладывалось, и я посещал какие-то культурные мероприятия, в особенности, если они были рекомендованы моими наставниками.
Естественно, что я все больше отдалялся от своих бывших коллег, на что они вначале обижались, а потом поняли, что, по-другому и нельзя.
Иногда я устраивал застолье специально для них. При этом мы могли обо всем свободно говорить, что помогало все же сохранять добрые отношения.
Будучи на 4-м курсе института, я перешел на работу в машиностроительное министерство. Туда на одну из руководящих должностей перевели нашего главного инженера. Он сделал мне предложение перейти туда же.
Я долго колебался. Ведь все, что я к тому времени имел, было связано с заводом. Но наш бывший директор, с которым я решил посоветоваться, однозначно сказал: " Надо идти. Там другие масштабы, как специалисту более широкие возможности для роста"
В конечном итоге перешел.
В подразделение, куда я попал, все сотрудники были великовозрастные, бывшие руководители каких-то заводов или фабрик.
Я оказался единственным сравнительно молодым человеком среди них. Мне было 28 лет. Я был единственным работником не титульной нации, но надо сказать, что на этой почве, у меня не было каких либо проблем.
Работа внутри службы была распределена по принципу, когда каждый из нас являлся куратором нескольких предприятий, и должен был помогать им в их деятельности, и представлять их интересы в министерстве.
Я только что пришел с завода, и во мне глубоко сидела заводская наука все делать быстро, в вопросах, которыми занимаешься, разбираться до конца. Мои коллеги все делали, по моим понятиям, очень медленно и не совсем владели вопросом, который надлежало решать.
Для меня не составляло особого труда, если надо, то два раза в день посетить подшефный завод. Никто из них на такое "геройство» не отваживался, тем более, что добираться надо было общегородским транспортом.
Технически мои предложения всегда были неплохо подготовлены.
Я намного лучше старшего поколения читал чертежи. Мне стали поручать подготовку сводных материалов.
Одним словом, я стал заметно выделяться на фоне своих коллег.
Разумеется, это им не очень нравилось. Я об этом достаточно подробно написал в миниатюре "Тернии в пути"
Однажды, придравшись к какому-то пустяку самый старший по возрасту в нашей службе, устроил мне сокрушительный разнос.
"Мальчишка. Много на себя берешь. Неуч." (у меня единственного во всем аппарате не было диплома).
И много других оскорбительных слов мне пришлось выслушать.
За всю мою жизнь, как до этого эпизода, так и после него, я подобной оскорбительной брани в свой адрес не выслушивал.
Я был попросту убит. Собрал бумаги со стола, убрал их внутрь, замкнул стол, и молча ушел домой. На второй день я на работу не вышел.
При инциденте нашего начальника не было. Кто-то ему рассказал. Он прислал ко мне человека. Я ему сказал, что больше на работу не выйду, а заявление об уходе принесу через пару дней, когда оклемаюсь.
Начальник на следующий день прислал мне письмо. В нем он мне объяснял, что если я не вернусь, все сочтут, что я сломался, что крайне отрицательно скажется на моем будущем.
Я привык к нему прислушиваться.
На следующий день я пришел на работу. Ни с их стороны, ни с моей, о состоявшемся конфликте не было сказано ни слова.
Я для себя сделал серьезные выводы, которые соблюдал всю жизнь.
Со своими коллегами я проработал еще долгих 5 лет. Больше у нас конфликтов не было. Даже сложилось что-то похожее на дружбу. Неоднократно бывали общие застолья. Но никто никогда не вспоминал того эпизода. Когда речь зашла о моем выдвижении на руководящую должность они даже поддержали.
Для меня это событие сыграло коллосальную роль. Я впервые, по-настоящему понял, что такое менталитет, и в каких случаях он особенно проявляется.
Я глубоко понял правила аппаратного поведения. Я научился со всеми держать необходимую дистанцию.
Никому не говорить «ТЫ" а только "ВЫ" и многому другому.
Думаю, что эта, намертво усвоенная наука, способствовало моему сравнительно успешному карьерному росту.
Более того, я в последующем и сам стал руководствоваться теми же принципами, которые мне преподали мои тогдашние коллеги.
После этого министерства, мне еще несколько десятков лет пришлось проработать в различных ведомствах, но я туда приходил уже сформировавшимся инженером, с неплохим послужным списком, так что там уже проблем не возникало.
Более того, после 50 лет, незаметно для себя, я стал самым старшим в коллективе, где работал.
И ко мне, как к аксакалу, стали обращаться за советами и консультациями другие работники.
Помня свою дорогу, я всем охотно помогал.
Аппаратную работу я освоил в полном объеме, так что проблем по службе не возникало.
Но надо признать, что я продукт Советской власти, неплохо познавший все правила игры, установленные ею.
Какое -то время мне довелось поработать и в бизнесовых структурах, где многие вопросы понадобилось учить заново. Но, прошедшая школа в определенной мере могла быть использована и здесь.
В этом для меня особых трудностей не было. Но взаимоотношения между хозяевами бизнеса и работниками, нанимаемыми ими, складывались по-другому.
Один достаточно молодой, но успешный бизнесмен сказал мне: "Для меня работник - это товар. Когда нужно, покупаю. Когда не нужно - выбрасываю"
Я с такой формулировкой согласиться не мог. Вероятно, именно такого рода и другие похожие на них непонимания, и прервали срок моей работы в этих структурах, хотя я бы еще несколько лет мог проработать с пользой для дела.
После отхода от дел, чтобы занять себя, я начал писать книги. Хорошо или плохо получается - судить моим немногочисленным читателям.
А пишу я не потому, что не могу жить без этого.
Мне просто обидно, чтобы опыт, накопленный в течение 80 лет, пропадал втуне.
Мне кажется, что то, что я пишу, может помочь кому-то не повторять моих ошибок и увидеть некоторые вопросы с высоты прожитых лет.
В завершение мне хотелось бы сказать, что школа не закрыта, и мы продолжаем в ней учиться, пока живы. Школа эта называется "ЖИЗНЬ" и чем лучше будешь учиться, тем больше шансов не быть в ней "двоечником"
Конечно не факт, что все, кто учатся в этой школе, обязательно станут преуспевающими личностями. Но все же, какое-то движение вперед обязательно будет. А движение и есть главная составляющая жизни.