Барсуков и Вера Николаевна общались в полутёмном тамбуре купейного вагона. Ночной скорый Ленинград-Москва. ритмично постукивая, повстряхивая, подъезжал к Любани. Пассажиры вагона уже давно спали.
Объектом, сблизившим мужчину и женщину, была солдатская алюминиевая фляга, которую Барсуков ещё в городе наполнил коньяком.
Используя взятый у проводницы стакан, они поочередно дегустировали содержимое фляжки, закусывая бананом. Оба ехали в Москву, в Главк, чтобы сдать выполненные их отделом научные работы.
Ехали с отвращением, а если честно, то -- с омерзением. Да и как не омерзляться, если ждала их в столице гадкая нервотрёпка. Работники Главка станут дотошно копаться в отчёте, делая уйму замечаний, обнаруживать недоделки, тыкать носом в ошибки и, как финал, работа будет отвергнута, т.е. придеться не солоно хлебавши возвращаться в институт, устранять замечания и снова с подправленным отчётом и с отвращением ехать в Москву.
Это был пик, можно даже для красивости сказать, зенит антиалкогольной кампании. Организовывались общества трезвости, вырубались виноградники, игрались комсомольские безалкогольные свадьбы. Решительно запрещалось распивать спиртное в общественных местах. Внедрялись и другие неестественные для русской души мероприятия.
Официалы как церберы следили за трудящимися и решительно пресекали всякие возможности употребления спиртного. Трудящиеся же используя шхеры и народную смекалку спиртное решительно употребляли.
Вот и наша пара. Вместо того, чтобы присесть к столику в купе и предаться кайфу, она предпочла кейфование учинить в холодном и темном тамбуре. А как же? Иначе проводница по долгу службы капнет бригадиру, а тот составит акт с финансовыми, служебными и моральными последствиями для проштрафившихся.
Ясно, что уединение с женщиной и употребление спиртного провоцируют мужика. Вот и Барсуков распустил руки. До определенного момента его поползновения принимались благосклонно. Но когда он приступил к решительным действиям, дама охладила его: «Алексей Георгиевич! В антисанитарны-то условиях? Фи!» Охладила и отправились в своё купе. Следом за ней поплёлся и Барсуков.
Через некоторое время оба старших научных сотрудника славного Института городского машиностроения мирно спали.
Утром Барсуков проснулся с тяжёлой головой. Москва было уже рядом. Быстро приведя себя в порядок и сполоснувшись в туалете, он. для восстановления тонуса, несколько раз глотнул из фляжки. Тонус не восстановился, но появилась агрессивная решимость во чтобы то ни стало сдать работу. С этой решимостью он и прибыл в Главк.
Дождавшись приема у старшего специалиста Главка. Барсуков стал напористо докладывать ему суть проделанной работы. От Барсукова несло перегаром, он громко излагал отдельные положения отчёта, избыточно жестикулировал и с блеском в глазах утверждал, что электронно-вычислительная машина не врёт и все выкладки в работе абсолютно достоверны.
Старший специалист смотрел на возбужденного Барсукова и согласно кивал головой. Он ещё был под впечатлением от вчерашнего общения с авиационным подполковником запаса Нефёдовым, тоже сотрудником ВНИИгормаш, который, приехав по вопросам стандартов, чуть ли не матом разнёс Главк, назвав его гадюшником, а его сотрудников – бездельниками и тупицами.
Нефёдов трижды катапультировался. Последний раз очень неудачно. Был повреждён позвоночник и ещё кое-что по мелочи. Поэтому его досрочно списали на гражданку. Травмы не прошли бесследно. В сложных ситуациях Нефёдов возбуждался и в выражениях не стеснялся.
Вот сотрудник Главка, слушая Барсукова, и опасался: как бы и этот бывший вояка тоже не понёс бы Главк по кочкам. Работа Барсукова (с небольшими замечаниями) была принята, и он в прекрасном настроении устремился на Ленинградский вокзал, чтобы покинуть эту шебутную Москву.
Когда на следующий день Барсуков вошел в свой отдел, все сотрудники заинтересованно уставились на него, а начальник отдела жадно спросил: « Как успехи?» Такой интерес был понятен. Все знали, что обычно сдать в Москве научную работу с первого захода не получалось.
В ответ на вопрос начальника Барсуков кратко ответил:
-- Всё в порядке, Работу сдал.
-- Как сдал!? – удивился начальник.
-- Очень просто. Сдал и всё.
-- Как же это вы умудрились?
-- Так работа-то моя. Кто её знает лучше меня? На любой вопрос – любой ответ.
После этого случая Барсукова в отделе зауважали.
Через пару дней из Москвы прибыла и Вера Николаевна. Она появилась в институте в элегантном шерстяном платье серого цвете с аппликацией от плеча до подола. Аппликация представляла собой серебристого дракона, который в нижней части платья хищно обнажал свои зубы.
Барсуков понял это как намёк и в пятницу подкатился к Вере Николаевне:
-- Уважаемая Вера Николаевна, позвольте пригласить вас на ужин в «Метрополь».
Конечно, шикарнее было бы пойти в ресторан при «Европейской», но там всегда была проблема со столиками.
Вера Николаевна мило улыбнулась и дала своё согласие.
Эта осень для Барсуеова была очень удачной.
Вице-адмирал Г. А. Радзиевский известен своими остроумными высказываниями. Правда, на профессиональные темы. Но иногда он выдавал и универсальные соображения, например: «Настоящий мужчина стесняется всего два раза в жизни. Первый раз, когда не может второй раз, а второй раз — когда не может первый раз?»
Барсуков уже смущался один раз. Чтобы не смущаться второй раз, он принимал специальные меры, консультируясь у своего опытного сослуживца. Вот и в этот раз, проводив жену в гости к её сестре, он стал тщательно готовиться к предстоящему романтическому рандеву.
Постаревший Барсуков уже в наше капиталистическое время, вспоминая ту удачную осень, вопрошал себя: "Что бы не мог или не стал делать нынешний старший научный сотрудник по сравнению с застойным старшим научным сотрудником социалистических времён?"