В фойе ДК, у зеркал и гардероба наконец-то спала давка: детский спектакль закончился минут десять назад, народ разбрёлся по углам, укутываясь перед выходом на мороз.
Девочка лет шести захлёбывается впечатлениями: она хочет в балет, такой же костюм, как у главной красавицы, такие же стрелочки на глазах, хочет, чтобы так же крутиться на одной ножке, чтобы ей хлопали и цветы тоже хочет.
Папа, совсем молодой, очевидно до тридцати, заботливо упаковывает в зимнее – штаны с подворотами, "на вырост" (натянул и встряхнул, как мешок с лямками и дочкой), пёстрая курточка, шапка с кошачьими ушами.
– Пааааап, а папа Гоша меня в балет пустит?
– Пустит, бусинка. Давай ручку в варежку. Вот так.
– А у меня теперь будет другая фамилия?
– Нисколько не другая. Мы с тобой всегда Пермяковы, пока ты не вырастешь. А потом полюбишь какого-нибудь Ваську Пупкина и будешь Катя Пупкина.
– Никогда не полюблю никакого Пупкина, папка, ты дурак, что ли? А Ваня, мама и папа Гоша всегда будут Семёновы?
– А они Семёновы будут, точно. Может быть, даже всегда.
– А я почему не Семёновы?
– А потому что мы с тобой – Пермяковы. Нам, Пермяковым, быть Семёновыми совершенно несолидно.
– А у меня теперь всегда два папы будет?
– Сколько захочешь, хоть десять.
– Пап, а можно, когда я вырасту, мне за тебя замуж?
– За пап замуж не ходят, у пап борода колется.
– Ну мама же на тебе уже не женатая, значит мне можно?
– Никак нельзя. Когда ты вырастешь, папка будет старенький, лысенький и с палочкой. Смехота, а не жених. Замуж надо ходить за молодого и красивого мальчика. А старенький я к тебе буду в гости приходить, чай пить.
– С блинами?
– И с вареньем.
– С вареньем нельзя, от него попа чешется.
– Тогда со сметаной.
– Фу, гадость!
– Тогда со специальным вареньем, от которого попа не чешется. Но слипнуться может!
– А если попа слипнется, как я буду какать?
– Будем тебя в тазик попой сажать, чтобы отмокла.
– Фу, попой в тазик! Тазики в бане бывают, там только писять можно, в бане какать нельзя!
– Тогда будем поменьше варенья есть! Ну что, погнали?
– Погнали! Только маме про попу не говори, она ругаться будет, что ты меня глупостям учишь.
– Вот те крест, слово моё – могила!
– Могила – это как?
– Это на замок закрыто, в землю зарыто и ключик выкинут. На горки заедем?
– Нееее. Мама за сырые штаны заругает.
– А ты у меня на коленках поедешь, мы ей мои штаны не покажем.
– Тогда зайдём. И коктейль в "Баскинробинсе".
– Замётано. Кто последний до машины – тот дохлая гусеница!
– Ты большой, так не честно, ааааа! Папка – дохлая гусеница, дохлая гусеница!
– А у гусеницы дочка кто? Гусёнок!
– Гусёнок – это у гуся!
– А у гусеницы?
– Гусеницёнок... гусеницок... ты меня нарочно запутал!
– Гусеничка! Бусеничка-гусеничка!