Неожиданно на моем окне появился цветочек беленький, нежный, хорошенький. Я его кормлю, пою, холю, лелею, но вдруг замечаю, что стебель его согнут и черными злыми шпильками приколот к жесткой рамке, которая не дает распрямиться. Я к нему руки протянула: «Давай я тебя, миленький, освобожу, стебель выпрямлю, чтобы рос ты естественно и свободно», - а он бедный как задрожит, листочками на меня замахал и заплакал. «Я уже тридцать лет и три года так живу, не распрямится мне теперь». И плачет, плачет, слезки на подоконник капают, лужицей растекаются, взяла тряпочку, стала вытирать лужицу, а он ко мне и листочками, и цветочками тянется, но трясется весь от страха. «Кого ж ты так боишься, бедненький? На моем окошке тепло, солнечно, уютно, цвести будешь круглый год, на выставку с тобой поедем».
Перестал дрожать, заулыбался, да вдруг как будто плетью его невидимой огрели, посерел весь и еще больше заплакал. Моя хозяйка, что стебель мой согнула, за непослушание наказывает меня розгами да плетьми, в темную комнату ставит, в сад смотреть на другие цветочки не велит. « Что ж ты так всю жизнь и прожил в этом маленьком горшочке, никогда ни в сад, ни на полянку не ходил?» «Никогда», - говорит, а листочки все опустились, поникли, вот-вот совсем опадут. « Да не расстраивайся ты так, я тебе помогу, всему научу: и речам правильным, и манерам красивым, и свободному проявлению чувств». Листочки приподнялись, порозовел весь от удовольствия, а тут опять плеть невидимая как огреет, совсем бедный закручинился, от слез и соплей такая лужа образовалась, что пришлось тряпочку большую взять.
Вытираю я подоконник, а про себя думаю: «Нет, наверное, уже не поможешь ему, страх слишком глубоко в тело и в душу въелся, стебелек уже не выпрямишь». Ну, ничего и такие согнутые цветочки живут и даже цветут иногда, привыкли. Отправлю- ка я его завтра к прежней хозяйке, пусть так в рабстве и живет, а себе другой цветочек заведу с прямым стеблем и чувством собственного достоинства.