Друзья, мы тут в ЛИТО решили издать двуязычную книгу воспоминаний "Дети войны", я перевожу реальные рассказы очевидцев - немцев. Может, и вам будет интересно заглянуть по ТУ сторону Второй мировой войны, как ее официально называют союзники...
Огненный смерч над Хаммербруком в ночь с 27 на 28 июля 1943 года
Рассказ Эрнста Гюнтера Хаберланда
/ рожд. 7. 10. 1933 года. Житель Гамбурга./.
Двадцать седьмое июля 1943 года был теплый ясный летний день. Люди еще не знали, что должно случиться этой приближающейся ночью…
Сразу после полудня, около двух часов с неба посыпались листовки, которые сбрасывали английские самолеты. Населению сообщалось в них, что эта часть города ночью будет полностью разбомблена. Людям предлагали покинуть свои дома или найти подходящие убежища. Для нас это был огромный шок, так как до этого происходили лишь небольшие налеты…
Мой отец был, как всегда на службе, и мама решила заранее идти со мной к круглому бункеру – бомбоубежищу около станции Берлинэр Тор. Необходимые для этого случая вещи были уже приготовлены: важные документы, самое нужное из одежды, что могло пригодиться там. Чтоб не так много нести, мы одели на себя как можно больше вещей. В двойном количестве – нижнее белье, рубашки, пуловеры и куртки, по возможности еще и пальто… Такими закутанными, с рюкзаками и чемоданом мы вышли около пяти вечера из дома по направлению к убежищу. Все круглые бункеры были однотипно обустроены следующим образом:
Главный вход с большой и толстой стальной дверью и боковой вход, как аварийный. В середине бункера возвышалась до самого острия башни огромная колонна, в которой находились все необходимые коммуникации, электрооборудование помещения и несколько туалетов. Между этим столбом и внешней стеной были поставлены широкие скамьи без спинок. Узкий винтообразный проход между скамьями и колонной вел до самой верхушки остроконечной башни. Когда мы вошли в бункер, там уже царило лихорадочное оживление: каждый старался обустроиться на месте пониже. Около восьми вечера бункер закрыли, он был уже переполнен. Тех, кто стоял снаружи, перед герметически закрытой дверью и хотел в бункер, уже не пускали.
Внутри же было ужасно тесно, воздух постепенно становился все хуже и хуже…
Чтобы как – то пересилить скуку и ожидание, люди переговаривались, но страх каждого невозможно было скрыть. Так продолжалось до часа ночи. И вот начался налет бомбардировщиков на Гамбург, операция «Гоморра». Когда в отдалении послышались первые взрывы бомб, разговоры моментально прекратились. Через толстые двухметровые бетонные стены взрывы казались дребезжащими шумами.
Удары неумолимо приближались к нам, при каждой атаке слышались крики испуганных людей в бункере, в паузах между взрывами стояла мертвая тишина…
Башня бункера шаталась, как труба на ветру, раз накренилась так сильно, что мы все упали со скамеек и скатились в узком проходе друг на друга. Эта тряска и шум продолжалась около часа без остановки. Внезапно потух свет, и людей охватила паника. Вскоре зажегся аварийный свет, и мы постепенно успокоились… Только благодаря счастливым обстоятельствам мы все выжили в этом бункере,- в нашем бомбоубежище были не только помощники по защите от налетов, но и солдаты с оружием. Когда и ток отключился, одновременно перестали работать электропомпы, поставляющие воздух. Если бы никто ничего не предпринял, то за короткое время все мы умерли бы от удушья! В бункере находились, в основном, матери с детьми, мужчины, почти все, были на войне. Но несколькомужей в бункере было, и их помощники по воздушной обороне попросили помочь качать воздух ручными аварийными помпами. Никто не хотел добровольно покидать свою семью! Солдаты, наставив пистолеты и угрожая расстрелять на месте, заставили мужчин пойти с ними.
-2-
Грохот разрывов бомб слышался почти час… Потом все стихло, и мы не слышали ничего больше. Но, никто в бункере, конечно, не знал, какие разрушения произошли в их
районе. Из-за отсутствия электричества и у дежурных не было связи с внешним миром.
Никто не решался открыть тяжелые двери бункера… Внутри становилось уже невыносимо, воздух сгущался. Пахло потом и многим другим..., но «было не до жиру», радовались уже тому, что еще живы. Я не заметил, чтобы кто-то из ближайшего нашего окружения ходил в туалет. Каждый знал, что если он покинет свое насиженное место, его
тотчас займут другие. Чего только не вытерпит человек, объятый смертельным страхом?!
Прошли часы, но нам тогда они казались минутами… В бомбоубежище становилось все тише, каждый замечал, что кислорода все меньше и меньше, становилось трудно дышать.
Около пяти утра, после двенадцати часов сидения в бункере, нам отважились открыть стальные двери. Мы с матерью выходили через главный вход внизу. Налет был ужасающий! Нас ударила жаркая воздушная волна. Позже нам пояснили, что из-за огненного ада выгорел весь кислород в воздухе. У выхода из бункера стояли ведра с водой, где мы мочили свои платки и обвязывали ими рот и нос. Это помогало защититься от пыли и летающих частиц пепла, иначе нечем было бы дышать.
Небо было сплошь черным, только над нами – раскалено красным. Это было зеркальное отражение огненного ада Хаммербрука. Мы с ужасом оглядывали местность, где раньше жили… Все дома ярко полыхали, это была сплошная стена огня! Слышались громкие крики раненых людей, которые просили помощи. Мы видели людей на улице Хайденкампсвег, которые пытались перейти с одной стороны улицы на другую, поскольку там был канал, вода. Но асфальт улицы горел так сильно, что стал почти жидким…
Люди дошли до середины улицы, и там их ноги намертво увязли в густой горячей асфальтовой массе и начали гореть. Пламя пожирало их, поднимаясь над головами. Сначала эти люди кричали, потом их крики стихли… Пахло только горелым мясом трупов. Мимо нас проходило все больше жителей в разодранной или сгоревшей одежде, у них были ожоговые раны, полученные от горевшего при взрывах фосфора. Потом мы увидели шедшего, бесцельно и отрешенно, соседа, у него был написан на лице шок. В руках он держал два чемодана и не знал, куда ему вообще идти... Он открыл чемоданы- в большом лежало Нечто обгоревшее, похожее на пенек; в другом – два таких же останка, только поменьше… Это были его жена и дети, тела сильно обгорели. Сосед не мог их оставить лежать.
Чтобы избежать этого адского пожара, дежурные по району отвели нас всех в туннель станции Берлинер Тор, там угар был не так силен. Через некоторое время женшин и детей посадили на грузовики и перевезли еще дальше, на Даммтор вокзал. На противоположной стороне был виден Моорвайде – большая поляна.
И вот, отсюда уже нас эвакуировали из Гамбурга в Лунген около Диттмаршена. Даже оттуда было видно зарево пожара над Гамбургом!
Это мои детские воспоминания об ужасной ночной бомбардировке, которую я не забуду до конца моей жизни. Когда разговариваешь о пережитом с кем-то, то они, видя мои эмоции, начинают глубже постигать случившееся тогда. Желаю нашему молодому поколению никогда не испытать этот ужас войны!
-3-
После того, как мы с мамой счастливо пережили этот огненный смерч и эвакуировались,
то очутились, наконец, в маленьком городке Витшток на реке Доззе в земле Бранденбург.
Сегодня этот старинный городишко с толстыми крепостными стенами входит в состав земли Мекленбуг- Форпоммерн.
Прожив там пару недель, моя мама решила, что после всего пережитого, чтоб скорее забыть ужас июльской бомбардировки, меня лучше всего отправить в детский сборный лагерь. Так как я уже был там однажды несколько месяцев до этих событий, то мама отправила меня в то же место – Витшдорф в Ерцгебирге. Эта деревушка лежит в трех км от городка Цшопау недалеко от Хемница.
В прошлый раз мне там очень понравилось. Я жил в очень гостеприимной семье. Муж был на войне, двое детей – мальчик пяти лет и девочка трех лет. И вот, в октябре сорок третьего я отправился туда, эти люди снова радостно и дружески меня встретили. Деревушка лежит в живописном месте у подножия гор, но дом моей приемной семьи находился наверху, на горе. Дорога серпантином спускалась под гору в долину, где стоял вокзал. Моя мать очень надеялась, что в таком чудесном месте я смогу быстрее переработать в голове те страшные события… Здесь я оставался почти до конца войны. Вот в таком великолепном уголке Земли прожил я прекрасные, но короткие месяцы моего детства.
Так как я год назад там уже бывал, мне не пришлось вживаться в их жизнь заново. Но в октябре сорок третьего мне исполнилось 10 лет, а во времена третьего рейха все мальчики, достигшие этого возраста, обязаны были вступить в ряды ГЮ – организации Гитлерюгенд. Однако, я, в свои десять лет был еще не гитлерюгенд, а, как маленький- пока «Пимпфе». В то время пропаганда была так направлена, что очень легко и беспроблемно привлекала на нужную сторону. Эту же концепцию без особых изменений переняла после войны тогдашняя ГДР.
Мой дедушка оплатил мне униформу – зимнюю и летнюю. Летом мы носили темно-синие
короткие кордовые штанишки на подтяжках, коричневую рубашку, галстук с кожаным узлом. Тут же портупея со знаменитым ГЮ - дорожным ножом на боку.
Для зимы были темно- синие брюки, голубая короткая куртка, остальная амуниция из летнего, плюс шапка с ушами. Мы, мальчишки, очень гордились тогда нашей формой…
Тактика руководства по завлечению нас была довольно простой, незатейливой: мы много играли на местности, много занимались спортом, путешествовали и много еще всего.
Однажды наш руководитель группы спросил, не хочу ли я ехать в музыкальном поезде, чтоб там научиться играть на фанфаре. Я запрыгал от радости, поскольку с ранних лет интересовался музыкой. И вот я получил мою трубу, начищенную до блеска, с черным флагом и белой бахромой, на флаге белым были вышиты старогерманские руны /символы/. Этот большой инструмент носили на спине. Я был небольшого роста, и эта фанфара на марше всегда ударяла меня сзади под коленки… Было очень больно, но переполняющая меня гордость заставляла быстро забывать о боли. Смысл ГЮ состоял в том, чтоб сделать из мальчишек будущих храбрых солдат. Конечно, тогда мы этого еще не понимали… По этой причине между нами и группой из соседней деревни постоянно возникали небольшие «бои». Мы собирали сырые и грязные еловые шишки, как ручные снаряды для закидывания противника. По правилам, «враг» считался побежденным и захваченным, если удавалось сорвать с него галстук.
-4-
Но после окончания сражения вещи полагалось отдавать обратно! Мы, конечно, выбирали из отобранных галстуков самые новые, а свои, старые возвращали им; против чего всегда слышали тихий ропот.
В зимние месяцы предгорья Эрца особенно прекрасны! Уже в начале ноября мы видели
много снега, а склоны гор были, словно засыпаны сахарной пудрой… Здесь я, как житель северной равнинной местности, впервые встал на лыжи и осилил очень быстро эту науку.
С ноября, сразу после школы, мы, дети, шли кататься на лыжах. Одна из лужаек спускалась в долину, и там мы соорудили небольшой трамплин. И прыгали уже за длину в
пять метров. Когда деревенская улица покрывалась толстым и твердым слоем снега, для нас наступало самая чудесная пора- спуски на санях! Десять детей быстро собирались в группу саночников; там, где как раз жила моя приемная семья, было самое высокое место в деревне. Оттуда и начиналась быстрая езда вниз. Санки проворно связывались в один поезд, и мы отправлялись в дикий спуск в долину, вплоть до ж/д станции! Первые сани должны были отвечать за направление и рулить поездом, а последним - приходилось страшно стараться, чтоб на такой скорости удержаться и не выпасть. Наш поезд- змея мгновенно набирал скорость! На каждом повороте последние трое саней сильно шатало из стороны в сторону. Весь путь составлял около трех километров и длился несколько минут.
После каждого окончания поездки, уже в долине мы обнаруживали, что последние трое саночников отсутствовали, где-то по дороге, на очередном повороте они вывалились.
Но самое ужасное от этих спусков было то, что для нового старта мы должны были бежать весь отрезок вверх по улице! После каждой первой поездки никто не хотел занимать последние три места поезда, и все дело просто рассыпалось…
После долгой и снежной зимы наступала в предгорьях Эрца весна. В нашей маленькой деревне почти все дворы имели домашнюю живность – лошадей, коров, овец, коз, свиней и птиц. Мальчиков из деревни часто просили за небольшую плату присмотреть за домашним скотом. И у нас в это время была возможность заработать на карманные расходы. За наши, заработанные пастушьим трудом деньги можно было купить желанные сладости.
Таким образом, в каждое время года в деревне что-то происходило… Война постепенно подходила к концу, и русские войска подходили все ближе к предгорьям Эрца. Маленькие самолеты русских все чаще заставляли деревни включать сигнал воздушной тревоги, с которым я был хорошо знаком еще с Гамбурга! С самолетов на окрестности сбрасывали, правда, в противоположность Гамбургу, не бомбы, а маленькие гранаты. Но они при падении вызывали сильный шум! После налета некоторые сады у домов выглядели, как только что вспаханные поля. Гранаты не имели такой взрывной мощи, как у нас в городе, никто не погиб. Но было очень много раненых. В этот период передо мной опять отчетливо всплыли воспоминания о пожарище в Гамбурге… Так как мой страх был очень откровенным, окружающих в деревне это все больше заботило, и маму уведомили, что меня надо забрать.
После моего отъезда из деревни закончился один из прекрасных моментов, которые происходили со мной в детстве.
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА:
2 июня, выступая в палате общин, Черчилль заявил: «Могу сообщить, что в этом году германские города, гавани и центры военной промышленности будут подвергаться такому огромному, непрерывному и жестокому испытанию, которое не переживала ни одна страна». Командующему английской бомбардировочной авиацией было дано указание: «Начать самые интенсивные бомбардировки промышленных объектов Германии». Впоследствии Харрис писал об этом так: «Практически я получил свободу бомбить любой немецкий город с населением 100 тыс. человек и более». Не откладывая дело в «долгий ящик», английский маршал спланировал совместную с американцами воздушную операцию против Гамбурга — второго по численности населения города Германии. Эту операцию назвали «Гоморра». Ее целью были полное разрушение города и обращение его в прах.
Везель. Памятники варварству
В конце июля — начале августа 1943 года на Гамбург было совершено 4 ночных и 3 дневных массированных налета. В общей сложности в них приняли участие около 3 тыс. тяжелых бомбардировщиков союзников. Во время первого налета 27 июля с часа ночи на плотно населенные районы города было сброшено 10 000 т взрывчатых веществ, главным образом зажигательных и фугасных бомб. Несколько дней в Гамбурге бушевал огненный шторм, а столб дыма достигал высоты 4 км. Дым горящего города ощущали даже летчики, он проникал в кабины самолетов. По воспоминаниям очевидцев, в городе кипели асфальт и хранящийся на складах сахар, в трамваях плавились стекла. Мирные жители сгорали заживо, обращаясь в пепел, либо задыхались от ядовитых газов в подвалах собственных домов, пытаясь укрыться от бомбежек. Или же — были погребены под руинами. В дневнике немца Фридриха Река, посланного в Дахау фашистами, приводятся рассказы о людях, бежавших из Гамбурга в одних пижамах, потерявших память или обезумевших от ужаса.
Город был наполовину разрушен, погибло более 50 тыс. его жителей, свыше 200 тыс. были ранены, обожжены и искалечены.
Любовь Гольт/ Golt, 24-10-2012