Глава 1. Мастер.
1940 год.
...это было начало страшного времени.
Политики и военные, домохозяйки и колхозники, инженеры и рабочие, в коммунальных квартирах, загородных дачах, лесопарках и пивных, с опаской и шепотом обсуждали возможность начала войны.
***
Дом, в котором жил Яков Скобелев, был обычным по тем временам двухэтажным кирпичным зданием.
Окна перового этажа располагались чуть ниже уровня улицы. Но, несмотря на такие неудобства, Скобелев был доволен своей жизнью.
Низкое расположение окон не позволяло посторонним глазам наблюдать за происходящим в крохотной комнатке, а хозяину жилища было что скрывать.
С незапамятных времен, со времен раскола Русской православной церкви, семья Скобелевых хранила Книгу 16 знаков.
***
В один из поздних вечеров лета 1940 года в комнату Скобелева вошел, жмурясь при внезапном переходе из темноты в освещенную комнату, мужчина.
Мужчина в недалеком прошлом имевший непосредственное отношение к православной церкви, человек обучавшийся ремеслу пастыря в Тбилисской духовной семинарии, но не ставший ее выпускников по причинам до которых в настоящее время докопаться невозможно.
Сейчас человек считал себя вершителем человеческих судеб - Мастером.
Одним росчерком пера он разбирался в вопросах жизни и смерти много миллионного населения «Своей страны».
Суровое лицо Мастера в том вечер было бледно и пасмурно.
Он окинул взглядом убранство помещения.
Входите, входите, негромко произнес Яков. Я вас давно дожидаюсь, что новенького на белом свете.
Дела хороши, очень хороши, произнес Мастером, не могу пожаловаться. Притворный тон выдавал напряжение гостя.
Вот и отлично, произнес Скобелев, это все, что нужно человеку. Если все так хорошо, тогда зачем Вам понадобился Ваш покорный слуга, произнес Скобелев.
Тихий и вкрадчивый голос из дальнего, неосвещенного угла комнаты нарушил разговор гостя и хозяина квартиры.
Придется, Вам немножечко подождать, произнес голос, обращаясь к Мастеру.
Подождать, пока семь ключников не вскроют печати и увидят восход Меркурия, в 18 день лунного календаря, а Аанджо опустив ресницы, отпустит синих птиц из клеток в день летнего равноденствия.
А вы откуда знаете, спросил кто-то из противоположного угла комнаты.
Как не знать Ирбиус, вновь произнес тихий голос, ведь земля рождена в час заката Юпитера, иначе Водолея, а в два часа ночи в маленьком Австрийском городке уже давно рожден тот, кто несет в себе большее зло, чем полагает Мастер.
***
После посещения квартиры Якова Скобелева прошло немного времени и по приказу Мастера в один из июльских дней 1940 года в Кремле, на секретном совещании, вместе с первыми лицами страны, где присутствовали избранные офицеры Красной армии и НКВД, среди прочих, как это не странно находились представители Священного синода.
Все присутствующие прекрасно понимали, что рано или поздно начнется война. Война по своим масштабам не сравнимая ни с одной из прошедших.
Когда право голоса получило духовенство, то те напомнили об Александре Невском, который с верой в Бога разбил тевтонский орден на Чудском озере, о Минине и Пожарском боровшимся все с той же верой в Бога портив польской интервенции и о подвиге моряков «Варяга».
Акцент священнослужителей был сделан на то, что русскому человеку, прежде всего, необходима вера, вера, которая была у него со времен основания Руси и которую он теряет.
В конце своей речи митрополит Московский обратился в сильным, мира всего с просьбой о возвращении в лоно православной церкви мощей Иоанна Крестителя, вывезенных из России белой эмиграцией в Европу.
Предложение патриарха не понравилось Мастеру, но великий кукловод знал, что спектакль играют не только актеры, но и зрители и по этому поддержал священников, которые и догадаться не могли, каким образом святыни вернутся в Россию.
Как и во всем Мастер торопился и решил не откладывать задуманное в долгий ящик.
Вечером этого же дня, трое из приближенных Мастера заперлись в рабочем кабинете Великого инквизитора.
Мастер сидел во главе стола. Многочисленные морщины на его рябом лбу свидетельствовали о том, что он переживет явно не лучшие времена.
Человек с круглым заплывшим жирком лицом и лысеющей головой сидел по правую руку Мастера и нервно постукивал очками пенсне о бархатное сукно стола.
Напротив его сидел суховатенький, седовласый старик с бородкой клинышком и добрейшим лицом.
Дело, заставившее всех троих собраться, не было обычным.
Мы собрались здесь не для того, что бы изрекать избитые истины, произнес Мастер, а для того, что бы найти выход.