Лет мне было мало. Очень мало. Кажется, три. Или, максимум, четыре. А в деревнях, как известно, часто говорят на чистейшем русском – матерном. А дети в определённом возрасте – раннем, дошкольном – представляют собой идеальную модель диктофона: отлично запоминают, отлично воспроизводят.
Да, конечно, когда я была маленькой, о диктофонах ещё никто не слышал. Их тогда в природе не существовало. Но я не была исключением из общего правила: я отлично запоминала и отлично воспроизводила любые слова, которые слышала и от взрослых, и от сверстников.
А у моей бабушки (маминой мамы) была соседка и ближайшая подруга – баба Шура, которая каждый день приходила к нам в гости, хлопала меня по пухлым детским щекам сухими, чуть шершавыми, но всегда тёплыми ладошками и с ласковой улыбкой приговаривала: «Ну, давай же обнимемся, поцелуемся, поздороваемся! …лядища ты моя, …лядища, как же я по тебе соскучилась!».
И вот однажды наступил день, когда бабуля Лиза хорошенько вымыла меня в бане, облачила в самое нарядное платье, обула в самые красивые сандалики, завязала пышный белый бант, каким-то чудом (может, невидимками) прикрепив его к моей белобрысой, выгоревшей на солнце макушке с короткими, стрижеными «под мальчика» волосами. Потом нарядно оделась сама. И мы с бабулей Лизой отправились на юбилей к бабе Шуре. Слово «юбилей» было для меня новым, но то, что меня так нарядили, давало мне основания полагать, что баба Шура накормит нас с бабушкой чем-нибудь вкусненьким, ведь нарядно одетых детей обычно водят на праздники, а на праздниках вкусно кормят.
Предчувствия меня не обманули: во дворе у бабы Шуры стоял длинный стол, по обе стороны которого сидели взрослые люди, не все из которых были мне знакомы. Как мне потом объяснили, это было высокое начальство из Казани, с той работы, где работала баба Шура. А сама баба Шура сидела во главе этого длинного стола. Бабуля Лиза дала мне в одну руку букет каких-то цветов, срезанных в её огороде, в другую – какую-то коробочку (это был подарок) и шепнула:
- Иди, поздравь бабу Шуру! Ей будет очень приятно!
Я послушно дотопала до бабы Шуры, протянула ей и цветы, и коробочку. Я видела, что баба Шура мне и правда рада: она широко улыбалась, радостно протягивала ко мне руки и говорила:
- Ну, давай же обнимемся, поцелуемся, поздороваемся!..
И вот тут-то… я обеими детскими, пухлыми ладошками похлопала её по нарумяненным красной помадой щекам и выдала громким, чётким голосом:
- …лядища ты моя, …лядища, как же я по тебе соскучилась! По-здрав-ля-ю!
Сидевшие за празднично накрытым столом уже через секунду после этого поздравления дружно лежали лицами в тарелках или тряслись от хохота, сидя под столом.
Лицо у бабы Шуры стало пунцового цвета, а у бабули Лизы – белым. Пока гости веселились, бабуля Лиза отвела меня за руку в дом бабы Шуры и… поставила там в угол!
- За фто?! – орала я, искренне не понимая, за что меня наказали.
Следом за нами в дом вбежала баба Шура. А бабуля Лиза в этот момент уже объясняла мне, что я сказала плохое слово, что именно за него я и должна стоять в углу, и чтобы больше она его от меня никогда в жизни не слышала! Узнав, что слова приветствия, которым меня научила баба Шура, только что влетевшая в дом, плохие, я сделала «свирепое» (насколько могла) лицо и выдала бабуле Лизе, показывая пальцем на бабу Шуру:
- Фот её тогда в угол и штавь! Она меня научила! Чего ей можно, а мне нельзя?!
Долго ещё после этого случая я спрашивала у бабы Шуры:
- Ты уверена, што это шлово холошее?.. Я из-за тебя в углу больше штоять не буду!
А баба Шура с бабулей Лизой смеялись над моей шепелявостью, прикрывая рты ладошками, и просили меня никогда и никому не рассказывать об этом случае на юбилее бабы Шуры – ни папе, ни маме, ни другим людям, ни взрослым, ни (тем более!) детям.
26 ноября 2016 года