Я человек модный! Всегда в поиске, в процессе, в полпути, на перепутье или даже на передовой! На передовой человеческих потугов… смелости набегающей мысли! Не могу я смотреть вперед ясным, незамутненным взглядом, когда рядом кто-то хорошо выглядит. Страдаю, можно сказать от этого. А что, мужчины сейчас в первых рядах у ворот-отворот модельного бизнеса стоят. Не жалеют, так сказать, своих тел и душ в совершенствовании мирового потребления прогрессивности, точечности образа и беспочвенности стагнации!
У меня подруга тоже вся стильная, навороченная, шикарная, работает с тарой и промышленным варом. Не зря же я ей в день неудавшейся попытки нашей свадьбы, когда выкупал ее у ее беспринципных бездушных немодных друзей, под окнами подъезда ее деревянного полусгнившего двухэтажного дома серенады пел! Идет когда подруга моя по нашему, еще не снесенному, двухэтажному району, все нормально, все вроде на своем месте, красиво, опять же в рамках ее родового гнезда! Только на левую ножку носорожка припадает!
А это когда я с головой и с перекислостью экспериментировал! Ничего страшного! Улучшить никогда не бывает плохо! Все как зашипит, толи мозги, толи то, что на голове! Она испугалась, когда решила меня навестить и в процессе я ей дверь открыл, думала-то к нормальному заглянула принцу. Упала тяжёлым весом женщина-штанга, травму получила на пустой лестнице. Упала, как заорет: И где я тебя такого нашла… интересного, говорила мне мама, беги от него, дочка, зачем тебе в твоем серьезном возрасте на излёте залёта пустые полёты и ошибочные поиски этой гармонии, он ведь до сих пор еще не нашел в своей жизни СТИЛЬ! Я, ей, говорю: Нашла, это еще не вопрос, почему осталась, зачем ты мне нужна, не понимаю, ты и твой, не снесенный район, твои олимпиады на кухне и допинг! (Она даже на пхён чхакала втихаря.) Она мне: Зачем ты сам мне нужен, искатель приключений в прериях моды и в перьях невзгоды! Почему осталась? Притёрлась!
Потом уже, после больницы, когда вышла, она своим женским чутьем, не имеющим ничего общего с мировой модой, с новыми тенденциями, суперинтересными навеяваниями и отдохновениями, поняв, что без моды я ни ногой никуда, мода любовь моя, посоветовала сделать мне, типа показать, что она на моей стороне, и что у неё якобы есть вкус и неподдельный искус, меблирование… ну, когда голову меблируют… этими… пёрьями. Корни свои, а концы меблированные. Мне-то захотелось сделать подешевле, без убытка для нищего… нашего будущего бюджета. У меня знакомая есть, профессионал, как мне про нее сказали, своего какого-то черного дела, берет меньше. Выгода, после работы с ней всегда на лицо, вернее на голову, на всю голову. Так и оказалось, все было выгодно, кроме лечения впоследствии моей боевой подруги, неудавшегося мастера бокса. После того как профессионал своего чёрного дела всё сотворила, спрашивает: Это ничего что у вас волос на голове на три тысячи меньше будет? Я не все пропорции соблюла, неправильно капнула. Я говорю: Ничего хорошего, годзилла краски... байкер из Небраски, конечно в этом нет, а меблировка от этого не пострадает, не попортится? Она мне: Спасибо что догадались - живу вне брака точно с этим самым... байковым. Это, говорит, а, вы, не переживайте, краска очень хорошая, какая-то портная... им-портная, не знаю, танки красили, для нее даже пушка достаточно!
Конечно, потери были значительны, дивизионны, но зато супермодно! Суперстильно! Супервайзерно! Закачаешься как шар земной, как пуп дворовой! Это меня успокоило. Иду домой, думаю, нет надо свернуть на скрипучую лестницу удивить корпулентную. Перьями добрачными сверкнуть, эффектно себя продать. Просовываю голову в дверь, волосинка к волосинке, остальные в разные стороны! А она, подруга моя, в прихожей на стуле стоит, да сверху ещё и на маленькой табуреточке, руками поверху лазает. Любит она странная женщина проблемы себе создавать – то калоши, то старые валенки искать. Мозгами в прошлом, а руками в настоящем на антресолях подыскивает что-то. Увидела, как заголосит: Кыш-кыш, пошла вон отсюда, курятника нам здесь ещё не хватало! Она не очень курей любит, «птичка» их зовёт, у неё на них амбре... амнезия... аллергия. А я ей: Это не птичка, это я, милая моя, воин пола и потолка! – Так она еще и говорящая? И упала крошка стокилограммовая, стаер кулачного боя. Травму опять же получила.
После того как она выписалась из больницы, мы решили, что работать над внешностью мне еще надо, но, конечно же, не с такими жертвами… с какими я имею регулярное человеческое общение. Вопрос встал как именно тогда? После длительных совещаний мы остановились на коррекции. Смутило нас, что так очень необходимо на данный момент скорректировать? Много предложений было, все назвать даже не могу я. Не очень это будет вслух! Вспомнили ногу её сломанную, вернее мама ее помогла, наши дома под снос идущие вот уже тридцать лет и один день, все травмы последнего года…
Я-то во время прений вел себя нормально, а она, как бы это помягче – буйная была, более конкретно бешеная! Вспомнила бои без правила, лигу дёрганых. Как вдарила по уху… клюшкой, разъярилась и давай его гонять, как шайбу, хоккеистка несчастная! С клюшкой бегает и летом и зимой, хоккеем, говорит, болею! Знаем мы этот способ мужиков клеить! Можно еще и собак по утрам выгуливать! Ну, и отпал вопрос сам собой! Я только крикнул: Ты, что? Это у меня не благоприобретенное, а наболевшее! В детстве сколько раз его мать драла и собаки учителя и воспитатели в школе и на улице! Что, по другому, нельзя было свою клюшку опробовать?
Садист… врач этот, спрашивает: Что корректировать будем? Я говорю: Вы, что не видите, доктор, это сразу видно, я же не… Аполлон Бельэтажный? Доктор: Спокойно, Аполлонов мы не принимаем. Не приходят почему-то! Я ему: Судьба, наверное, у них такая! Он говорит: А вы за их судьбу не переживайте. Лично… вас… что мучает? Я расстерялся, говорю: Все части тела – работы много! Все, говорит, не надо, инструмент тупить не буду. Один фронт работ выберите, конкретно проведите линию огня. Ну, я сразу и показал это наболевшее или, проще говоря, отбивное.
Доктор говорит: Ну, что, могу предложить вам три вида нарезки: крупную, мелкую и винтом. Я только спросил его: Это опасно? Нет, говорит, реанимация, три-четыре недели комы, реабилитация год, а потом всё как у счастливых людей…
И стал я тверд и неколышим. До конца, так до конца! Всем «рогам» назло! Не стоять мне в очереди в нашем чудесном магазинчике, не выходить мне в наш любимый дворик среди полусгнивших покосившихся двухэтажных домов, не качаться мне на детской качельке после десяти вечера с чипсами и бутылкой пива! Моя индивидуальность не войдет в это небольшое пространство!
Через год… с небольшим, думаю, надо зайти к моей собственнице двух цветочных горшков, пяти кошек и мамы. Я ее зря не беспокоил, жил всё это время тихо со щемящей душой и преданно любящей мамой, со своей мамой. Желание появилось встретиться. Гордый иду, в смысле гордый здоровый! Ну, с некоторыми отклонениями, конечно не без этого. Люди, которые навстречу идут, оборачиваются почему-то, те, что сзади шли, обгоняют зачем-то, будто я какая диковинная птица. А я иду веселый, интересный, жить хочется, дышать полной грудью, надеяться на новое и светлое, верить в чистое и разумное, как кто-то заметил – оригинальный мужчина!
Открываю дверь, заходи, кто хочет, к этой своей, хорошо знающей подиум французский, смотрю, на кухне поёт что-то, вприпрыжку, окружённая кастрюлями-люлями. Не мог я разобрать, что именно поет из этих дворовых композиторов, звучащих из каждого окна наших полусгнивших двухэтажных милых домиков. У нас со слухом даже на двоих проблемы набираются. С ножом металась во время своей арии между кастрюлей и сковородкой. Нож такой большой, острый, хороший такой. Этот нож я ей подарил после поездки по одной африканской стране, когда искал на свое пособие по временной нетрудоспособности одно племя, которое очень элегантно до земли растягивает вспомогательные части тела губы, нос, уши, локти, колени, живот…
Страна эта называется, ну… вот, когда что-то плохо, неправильно неравномерно по времени приготовят на кухне… Чад! Думаю, как ее удивить? Если подойти сзади, то и ошеломить можно! Нужен какой-то гуманный способ подачи моего «Я»! Подошел и аккуратно, но без предупреждения, свесил… ухо, чтобы она краешком глаза увидела, и слегка, не торопясь, по-о-отряс им. Она отреагировала немедленно более высокой нотой, чем пела и сноповидным падением на пол. Вместе с ней упал нож, а с ним вся моя нарезка! Единственное, что я успел, помимо того, что сказал: ох-ё!, это подумать: зачем я ездил в Африку?!
Через два месяца, когда вышли дружно из больницы, на общем совете мы решили ничего карГинального, кащей бессмертного, портящего личность в кошельке, не предпринимать. Единственно, это решение я принял самостоятельно, так сказать келейно, а в понятиях я разбираюсь, хоть и вырос среди двухэтажных полусгнивших дворцов моего детства и всей последующей жизни, я решил лицо себе от… ну, когда станком его… трут… полируют… Короче, отполировать! Но, втайне от нее, конечно. Пусть это будет для нее сюрпризом!
А знакомая моя подсказала хороший метод, называется шлифовка! Проблемы с лицом отпадают на долгие-долгие годы! Ну, что думаю, мне это подходит! А приятель говорит: - Зачем тебе в салон идти, если все равно шлифовку эту грёбаную станком делают ручным! Я вон с соседом поговорю, он токарем работает. Парень незлобный, много не пьет, литра хватит… до работы, и после работы тоже литр будь добр отдать!
Я спросил у этого соседа: - А тарелка у вас есть? Он говорит: - Для чего? Я говорю: - Ну, шлифовать чем будете? Сосед: - Диск, что ли? От диска отдача сильная, укачает! Я больше сверло практикую, и напильник достает. Я говорю: - А это для чего? – А это, говорит, на мелкие отделочные работы. Я ему: - Ой, так у вас уже все на потоке, не первый раз людям помогаете?! – Нет, говорит, вы шестой, пятерым уже помог! Упокой… Я последние слова, правда, не расслышал, думаю, вот добрый человек, мало сейчас таких!
Выхожу из-под его лап… рук весь… шлифованный… ручьями! Не знаю, сказал такая технология, по ГОСТу положено водой нормальных людей поливать! И как пошёл меня по всем подсобным помещениям полировать… Я только единственно молча терпел и думал скоро ли закончится процедура моего бега и летания по грязным зачуханным углам и свободным и несвободным пространствам этих пыльных, грязных рабочих комнат. Еле ноги унёс после команды «стоп» слесаря… или токаря, не помню! Смотрю в зеркало, что-то отсвечивает, прихожу домой – единая гладкая поверхность. Вот, думаю, попал, еще и без лица остался! Весь тейбл стер, трудоголик проклятый! Старательный, видите ли! Чего вот так стараться-то? Много оборотов, наверное, включил. Ладно, выправится, вытянется, округлится со временем… Найду я свой образ и СТИЛЬ... когда-нибудь.
Вышел на улицу, в любимый дворик, ночью вышел, ага, а в темноте меньше бликов. А то, как озарит, расстеряется, мой знаток истории итальянского золотого лоскута и уличного напёрстка! Оттягивал… встречу до последнего! Все ждал, что блеск может сам собой сойдёт! Не выдержал, ноги сами принесли к любительнице сала и колбасы, надежды и мечты. На цыпочках зашел, думал, спит, обладательница полного отсутствия вкуса и веры в прекрасное. А милая моя белье развешивала… на балконе... Мы, потом, с моей мамой, стряпая дома пирожки и кренделя, долго спорили, вот нужен ли в двухэтажном полусгнившем покосившемся доме балкон?!..
Через три месяца, когда она вышла из больницы, мы решили больше не экспериментировать! Того, что есть, хватит на долгие-долгие годы! Как же бывает одиноко и печально, борющемуся с дебетом-кредитом и жонглирующим сальдо, в нудной конторке на шиномонтажке среди бумаг, платёжек, договоров и накладных. Кисло. Ки-и-и-и-исссс-ло.