Материнская плата

Сергей Гостов
    Она любила рисовать. Привычное гудение на фоне лишь добавляло красок всему процессу. «Бессмысленные действия. Прокрастинация вместо достижения реального результата. Нелогично». Усмехнётся, чёлку на бок, наперевес кисти – и снова в бой. Взмах, вздох, штрих, взмах. Как всегда, прекрасна. И ведь даже не догадывается, что рисует не на стене. Она рисовала внутри нас.

    Когда и без того монотонная работа встаёт из-за какой-то мелочи, когда начинает просачиваться ненависть ко всему живому и особенно неживому, Айрис может просто подсесть рядом, приобнять тебя и сказать милую чушь, например: «Ну чего ты? Сейчас передохнёшь и всё у тебя обязательно получится. Я ведь знаю», – тепло улыбнуться и уйти. А внутри будто кранчик открывается. Вся злость тут же вытекает, сразу появляются новые силы и желание побеждать. И если не в этот, то на следующий день уж точно – всё само так филигранно выполнится, что удивляешь не только себя, но даже наших ультра-умных спасителей.  Ведь никогда не дадут их комплексно-выверенные “мотивационные речи” такого эффекта, хотя по всем формулам должны. Но они же не Она. Глупые, глупые роботы.

    Вокруг и так слишком много мёртвого. Все эти руины - осколки намёков на наше былое величие. Этот пресный порошок – настолько полезный и питательный, что глупо даже мечтать о вкусе. Наш грязный купол - то ли это защита от действительности, то ли так теперь выглядит загон для скота. «Всё это ради жизни будущего человечества». Синтетические, штампуемые люди из пробирки, которые ничего не умеют и не хотят. Красный песок под ногами. Коричневая руда в шахтах. Чёрно-белые сны со смутным ощущением чего-то родного и слишком далёкого. Тоже мёртвого.

    Но вечер снова оживит кусочек стены, и нам станет легче. Благодаря Айрис. Взорвётся звезда под водой или луна утонет в рваных парусах. А может, сожмутся два мокрых тела на исходе времени или мы увидим просто маленький город на закате, или что-то ещё. Давно потерянное, но не забытое. То, на что раньше, скорее всего, люди не обратили бы и внимания, пробегая мимо со скользящим взглядом в поисках новых проблем. Но сейчас от этих картин нам почему-то щемит сердце. Этим железякам не понять. Сколько бы они ни закрашивали стены обратно, вечером здесь опять проявится что-то, помогающее нам не забыть, что когда-то здесь было прекрасно.

    А сейчас осталась единственная цель с привычным ритмом и смыслом: спасти, воссоздать и вернуть. Утренний подъём. «Привет», – очередному клону из колбы. «Вас переводят на новое место», – Ура! Увижу новый оттенок серого. «План выполнен на 23.227%. Молодцы! Вы на пути к полноценному восстановлению вида». Ух ты, осталось всего 65 лет до нашего старого мира с его всеобщей свободой, торговлей властью и новыми войнами за ресурсы. Ура! Ура! Лучше бы оставили нас умирать со всеми. Железная рухлядь. Только и может, что штамповать рабочих. «Добыча руды запрещена. Угроза невосполнимому механизму», – ага! Всё бессмысленно.

    Только Айрис так не думает. И верит во что-то лучшее. Очень заразительно верит, кстати. Вот заметишь случайно, как она вышивает котика на чужой куртке или как дрожит её голос, когда она поёт по ночам –внутри сразу же теплеет. И уже самому хочется надеяться, что мы всё-таки сможем создать мир лучше, чем был прошлый, и не повторим ошибок своих родителей. Хотя тут ещё вопрос – кого ими считать? Алчно бомбящих друг друга людей или запрограммированные машины, что спасли остатки их ДНК, да и то только из-за пары тысяч строк кода внутри материнской платы. Сложно понять. Но всё же хорошо, что роботам нельзя влиять на наше воспитание. И я даже понимаю почему.

    Мы должны сами до многого дойти и понять некоторые вещи, не поддающиеся воспитанию или даже просто описанию. Вечно гоняя глупые мысли по кругу: “Как же мы будем?.. А вдруг мы не сможем?.. Какой в этом смысл?.. Зачем вообще?". Так трудно уловить это нежное чувство, находя свой ответ на эти вопросы, без возможности засунуть это чувство в слова. Чтобы затем снова потерять его в повседневных заботах, каждый раз начиная поиски заново.

    Но порой эти ответы находятся как-то сами. Вот посмотришь на Айрис, как она изящно выводит новый узор на стене, нелепо высунув язык и заляпываясь в собственной краске. Потом отбросит кисти в сторону, зарычит, топнет ногой, но снова их схватит. Будет кропотливо наносить слой за слоем, переделывая и ругаясь сама с собой, пока не проявится шедевр. И вот оно, это чувство. То самое, трудноуловимое – будто нет больше серого мира вокруг. Есть только Она, картина и ответ. И каждый, кто сейчас замер и со мной смотрит на эту картину, понимает этот ответ по-своему. Видимо, наша родословная из пробирки не помеха, чтобы почувствовать Жизнь. А это значит, что всё не зря.




    Странные вещи проносятся в голове за секунду до. Ведь здоровенный  валун падает на меня, а мысли почему-то про Неё, хотя боль от оставшегося тела всё равно их стирает. Сдавило, блин, как птенца в руках великана. Только кричу я погромче.

    Вот и наш железный дровосек подоспел. А ну-ка, друг, подлатай меня. Или хоть сигаретку одолжи напоследок. Давай представим, будто мы на площади, а ты как будто палач. А, ну да. Какой же славный у тебя всё-таки замах.

    Оглушающий, в этом тесном пространстве, крик: «Нет!», –  затормаживает моего родителя. Эхо ещё не успевает завершить свой первый круг, как из ниоткуда возникает Айрис и впрыгивает между нами:

    – Стой! Так же нельзя! Надо его вытащить. Что вы все стоите, помогите мне!

    Тонкие пальцы до белеющих костяшек вонзаются во влажный камень. В ответ тот до крови сдирает ей кожу. Но всё безрезультатно. Я молча наблюдаю за её попытками, не решаясь сказать. Вокруг никто и не пытается ей помочь – все слишком хорошо всё понимают.

    – Нелогично. Его невозможно спасти, – гудит старый робот.

    – Но мы должны попытаться! Нельзя же так. – Капающая с её ладоней малиновая кровь растворяется, смешиваясь с бордовой моей. Красиво.

    – Бессмысленно. За сутки мы создадим нового. Лечение больных лишь замедлит ваш прогресс.

    – Дурацкая машина! Он же человек. Вы должны оберегать нас! – Айрис со всей силы пинает робота.

    Но даже серия из этих яростных ударов не сдвигает того ни на миллиметр.

    – Нет. Мы запрограммированы воссоздать ваш вид, а не спасать отдельных его представителей.

    – Тогда и меня убей, урод! Всех нас замени!

    По её телу пробегает крупная дрожь. Закрытые глаза, сбивчивое дыхание. Одинокая капля с её ресниц разбивается о мою руку. Да не должен он, не по правилам это. Робот не шевелится. Все затаили дыхание. Давящая тишина.

    Механизм внезапно заскрипел и время резко замедлилось. Железная рука начинает движение вверх. Он же правда её убьёт!

    – Стой! – мой палач вновь замирает. – Айри, он ведь прав. Мне уже не выжить, сама видишь. И меня правда легко заменить. А тебя просто невозможно. Мы же должны довести дело до конца – мы все, люди. А кто кроме тебя разукрасит их мир? Как им ещё понять, поверить, что всё не зря?

    Я киваю на окружающую нас толпу. Та молча смотрит – не на меня. На неё.

    – Но как же?..

    – Пожалуйста, помоги им почувствовать. Нарисуй им жизнь. Машины этого никогда не смогут. – улыбаюсь. –  А тебе же всегда удавались картины с морем.

    Подмигиваю. Она всхлипывает. Я аккуратно отодвигаю Айрис в сторону. Вторая капля звонко разбивается о металлическую ступню. Ну вот зачем ты плачешь, феня, слишком много чести для обычного куска мяса. Но я же слышал шёпот прибоя на картине. Значит, не зря жил.

    На нашу алую кровь падает третья капля.