Страдание 1.
Мне бы хотелось, что бы в меня были влюблены. Безудержно, невыносимо, разрушающе.
Чтобы при взгляде на мое фото что-то больно кололо внутри, а дыхание становилось прерывистым и тяжелым.
Чтобы при встрече со мной все замирало от неконтролируемого волнения, заставляя передергиваться, словно во время ледяного душа, а глаза судорожно искали место, куда можно переместить взгляд.
Чтобы горькая обида, разочарование, неприязнь к себе поднимались изнутри и накрывали с головой каждый раз, когда бы я безразлично проходила мимо.
Чтобы ночами, когда все впечатления становятся немного ярче, переворачивались сбоку набок, думая обо мне, старательно убеждая себя, что никаких чувств нет, что есть только безразличие или даже неприязнь, однако хорошо понимая, что это далеко не так.
Чтобы ощущали себя такими ничтожными, уродливыми, жалкими, не достойными меня. И не с кем было бы поделиться своей горечью, она бы сидела прочно и глубоко в сердце, заставляя его скручиваться и пульсировать, подобно бьющемуся в предсмертной агонии маленькому зверьку в лапах большой кошки.
Чтобы все связанное со мной вызывало тянущую, гнетущую, но, в то же время, сладкую апатию. И вечный комок в горле, угрожающий вот-вот выйти в слезы.
Чтобы каждый раз, видя меня с кем-то, появлялась моментальная неприязнь к этому человеку, параноидальная наблюдательность, все незначительные детали вырастали бы до огромных размеров, и все сводилось к любви между нами, которой могло бы и не быть.
Чужая, ледяная, темная, непостижимая, ужасно жесткая, прекрасная во всех своих проявлениях. Невыносимо желанная, но в тоже время отторгаемая всем естеством.
Чтобы душа кричала и извивалась, чувствуя мое приближение.
И, в самом конце, обезумев от бесконечных страданий, желаний и тоски, падали в бесконечную черную бездну, выбраться из которой уже нет возможности. Что бы уничтоженные, искалеченные, раздавленные, охладевшими устами все же прошептали три решающих слова. Я хочу, что бы в меня были влюблены. Так, как была влюблена я.
Страдание 2.
...мы сидели в комнате, ветер шумел за окном. В полумраке поблескивали подвески на люстре. Однообразно тикали часы...
В тот день она снова уверяла меня, что к ней приходили Тени. Черные и мерцающие, с хриплыми, пронзительными голосами. Они залезали к ней под одеяло и щипали своими холодными, тонкими,как прутики пальцами...
Она хотела, чтоб кто нибудь помог ей. Ее угнетали их слова. Правдивые, но такие колючие и зябкие... Как погода в середине осени. От нее ежишься и пытаешься укрыться плащом, но порывы ветра все равно проникают под одежду и шепчут на ухо ледяным голосом то, что так не хочется слышать... Противные существа, как же они надоели ей!
Это пускала свои крючковатые ростки ее больная фантазия. Нет, я не верила в такую чушь. И ведь это были ЕЕ Тени. Пусть бы сама и разбиралась со своей шизофренией...
Посмеявшись таким глупостям, я посоветовала ей ложится спать и меньше ныть.
Она молча кивнула, развернулась... и отправилась домой, сгорбившись и сердито шаркая ногами. Ее глаза выглядели потухшими, блеклыми и ... безразлично-тупыми.
Мы не виделись неделю. Долгую неделю, полную запутанных мыслей и туманных догадок. Она больше не звонила и не писала. Я поняла: ее действительно забрали Тени... Утащили с собой, туда, откуда уже не вернуться.
Вот как бывает.Твое представление об этом мире и его законах в момент рушится. Ты вдруг понимаешь, что на самом деле все иначе. Мир просто снял очередную маску и засмеялся мне в лицо...
Тогда я залезла под одеяло. И стала ждать с в о и х Теней. Они появились вскоре. Неслышно возникли за спинкой кровати. Они протягивали ко мне свои длинные, тонкие пальцы... Их прищуренные глаза смотрели сквозь меня. Я стала прозрачной. А жизнь - серой и блеклой. Отодвинулась на задний план. Ничего уже не существовало. Не дышало. Не двигалось. Не звучало.
Мы спели песню и вместе ушли. Туда, куда уходят тени.
Страдание 3.
Голые пятки трутся о мокрый холодный песок. Слева на острых скалах сидят чайки и пронзительно, истерично кричат, и мне кажется, будто они критикуют меня за все, вообще за все, что меня касается. За мои запутанные, непоследовательные действия, слабый характер, нелепые мечты, недостойные чувства и вообще за то, что я, убогий отчаявшийся человек, все еще живу и гуляю по этому туманному, пустому, принадлежащему им пляжу.
Каждый их крик иголкой втыкается в меня и вскоре я с истошным, полным ненависти воплем швыряю в них камень.
Попадаю в одну из них, они взлетают и начинают хаотично кружить над морем.
А море смеется надо мной, большое, сильное, грозно-безразличное, уверенно гулко хохочет. И мне становится стыдно за свои эмоции, я падаю на песок и начинаю рыдать, судорожно сгребая руками его в горсти. И хочу рассыпаться так же как он, и больше не быть собой, не видеть этого сложного, непосильного, чужого и колючего мира.
Я, в смешении всех состояний, пишу на песке все, что разрывает меня изнутри. Получаются даже забавные каракули - "стыд, несамостоятельность, ничтожность, непонятость, невысказанность, безысходность, ненависть, страх, подавленность, слабоумие, бессилие, неполноценность, неприспособленность к существованию, апатия, и хаос, хаос, хаос.
Из буквы Х сердито выползает маленький краб и боком направляется к букве О, делает ямку и скрывается. Его не интересует, кому принадлежит этот песок, можно ли там вообще рыть ямки. Глупый краб.
Меня окатила ледяная соленая волна. Песок, который она несла с собой, неприятно заскребся по ногам.
Сзади раздался грубый окрик, и в сочетании с этими противными песчинками, мокрым зябким чувством и разъедающей кожу солью это подействовало на меня как ножевое. Смотритель тыкал пальцем в табличку "купаться запрещено".
Опять нахлынуло чувство забитости, несправедливости, подавленности, обруганности и абсолютной непонятости. Куда же податься? Конечно, найдется много людей, которые скажут куда и зачем идти, и я не смогу им объяснить, что туда мне вовсе не нужно, а просто поплетусь и сверну на пол пути.
- Потерялись чтоль? - сказал мне смотритель, когда я мрачно направилась в другую сторону.
- Потерялись - вяло повторила я.
- А вам куда? - заинтересовался он.
- Домой, бабушка попросила купить пирожных к чаю - соврала я и быстрым шагом ушла прочь.
Море, чайки, простите меня. Я просто слабое трясущееся существо, меня почти нет, простите, что потревожила вас. Чайки безразлично захлопали крыльями и стали вычищать перья. Море зашумело с новой силой, но я не поняла, что оно хотело сказать, может быть это был разочарованный вздох или скучающая зевота.