Страдательный падеж

Данила Вереск
А курить я бросил, как бросал уже сотню раз. Необъяснимая тяга к бросаньям. Может мы и курим только оттого, чтобы потом пытаться побороть привычку? Начинаем от этого неизъяснимого чувства, что за дымом можно укрыться, что он помощник, стимулятор, разгоняющий кровь, что с сигаретой во рту – мы герои Феллини, трагические судьбы, подчеркивающие, что наша жизнь – это то, что можно сознательно уничтожать, при этом переворачивая сигаретную пачку с предупреждением о всяких болячках на другой бок. Но на самом деле, подспудно, начало – в бесконечных попытках конца, каждый из которых приведет к новому началу, к здоровой жизни, к упругой коже. К осознанию, что вот так, одним махом, можно вырваться  из замкнутого круга обыденности, с ее дешевым растворимым кофе, мучным на ночь, непродолжительными и поверхностными связями с другими людьми и просмотром глупых видеозаписей.

Надеюсь, что ты тоже бросила. Тебе так шло курить. Я из-за тебя и начал. Хотелось подражать, быть включенным в это эротическое действо, завязанное на оральной фиксации. Как грохочут ночью поезда. От этого звука не спрячешься под подушкой. Помнишь, как мы приходили на железнодорожный вокзал и смотрели на прибытие поезда? Выходили сосредоточенные люди, с баулами и сумками, а мы наблюдали, искали радость в их лицах, радость, что вот – доехал, смотрите, я доехал, вновь прибыл в город, вновь с вами, живой и здоровый. И так до самого вечера, пока не проголодаемся. Потом я покупал тебе пирожное с заварным кремом, а себе – рогалик, и мы шли на набережную, мечтать о Венеции. Живи мы там, то приходили бы на причал и смотрели бы уходящие корабли, слушали бы их китовые стоны в густеющем вечернем мареве, так контрастирующие с мягким всхлипом набегающей на причал волны, а чайки обязательно попытались отнять бы у меня рогалик, а у тебя - пирожное.

Две недели назад, в метро, я учуял запах тех духов, которыми ты пользовалась. Тонкий цитрусовый аромат с ноткой сандала и сирени. Вертел головой, думал, что ты где-то рядом, растворилась среди угрюмых людей, едущих с работы. Но нет, тебя тут нет, ты далеко, за полмира от меня. В тот день я купил возле дома пачку сигарет и выкурил ее почти всю на кухне, запивая чаем с жасмином. Наутро, злой, в прокуренной футболке, ломал оставшиеся никотиновые патроны над унитазом, яростно смывая их в глубины канализации. Так нельзя, говорю себе, так нельзя, это безумие, надо жить дальше, надо искать, надо верить, что там, в море людей, есть еще та, с которой будет еще лучше. Это бесконечная навязчивая мысль, что не будет, которую я пытаюсь заменить более позитивной, что будет.

Наиболее мучительное – это сны. Порой по три дня подряд, один и тот же сюжет. Мы сидим на лавочке в парке, солнце, пробиваясь сквозь березовую листву, пляшет по твоим волосам, и я хочу накрыть каждый блик поцелуем, успеть поймать заветного «зайчика» и перенести его аккуратно на твои губы. Ты смеешься, все вокруг затихает, город – громадный паралитик, только мы и живы, мы – и колышущиеся ветви берез. Время, ягуаровой пятнистой лапой, разделяет нас друг от друга, тебя – нежно, а меня - выпустив острые когти. Проснувшись, я сшиваю привычными ритуалами душу, с видом, что ничего не происходит. Это больно и грустно. Потом работа, дела, обеды и встречи, потом – домой, и так день за днем, катятся каруселью, только музыка на этом празднике сплошь грустная, из тех мелодий, что слушали вместе.

Ну да ладно, зато курить бросил.