Глава 5
158
Если меня спросить: "Как ты сама думаешь – почему ты заболела?", я отвечу:
– Потому что я чувствовала себя бесконечно несчастной и не видела никакого выхода.
И это чистая правда. Но как получилось, что я пришла к этому безнадёжному состоянию? Где началась дорожка, которая привела меня в тупик? Ведь множество людей переживают тяжёлые события, разочарования, теряют надежду, сталкиваются с жестокостью, живут с горечью в сердце и чернотой в душе и при этом не болеют раком. Может быть, дело не только во внешних событиях?
Может быть, сыграли роль особенности моего личного восприятия, моя чрезмерная эмоциональность, моя привычка надолго зависать в переживаниях и страдать внутри себя долго и глубоко, не давая выхода эмоциям? Может быть мой идеализм сыграл со мной злую шутку?
Я заболела, потому что была безумно, безконечно несчастна. Я была обижена на Бога, на судьбу, на людей и на себя. Не могла простить себя и других.
Мне не нравилась моя жизнь, не того я ожидала от неё.
Я вспоминаю себя в юности и это ощущение, что стоишь перед закрытой дверью, за которой начинается взрослая жизнь. И радостное ожидание чего-то нового и прекрасного. Но вот дверь открыта и твоимy взорy открывается не волшебный сад, полный благоухающих цветов, а грязная свалка.
Чем больше ожидания, тем больнее столкновение с реальностью.
Долгие годы я считала, что жизнь меня обманула. Мне понадобилось заболеть, чтобы осознать ценность жизни, пересмотреть свои взгляды и научиться просто жить и радоваться.
159
В одной из книг Карла Симонтона приведены данные исследования докторa С. В. Томас, определившей три характеристики людей, предрасположенных к онкологическим заболеваниям.
Такие люди склонны:
1. Испытывать чувство беспомощности в ответ на стрессовые ситуации.
2. Держать эмоции в себе или выражать их разрушительным для своего здоровья образом
3. У них отсутствуют близкиe, доверительныe отношения с одним или обоими родителями.
Мне кажется, что только несчатные люди болеют раком. Счастливые здоровы. Если жив и здоров – ты прав, если болен – ты не прав. В чём не прав? Во всём – в своих взглядах на себя, на людей, на события. В своём поведении. В своих реакциях на события. Ты делаешь неправильно. Не хорошо или плохо, а именно неправильно с точки зрения здоровья.
Как известно, одна из предпосылок болезней – это держать свои эмоции при себе, не проявляя их. Почему держат эмоции в себе? Может быть, потому что страшно – выплеснешь, и получишь в ответ такое, что уж лучше было бы промолчать. Страх. А с точки зрения здоровья лучше поорать, расплакаться или ещё что-нибудь. Но нельзя. Вернее можно, но цена для тебя слишком высока – это или разрушить важные для тебя отношения или "потерять лицо". Лучше промолчать, уступить, проглотить обиду, а потом медленно умирать.
Что ещё вредит здоровью человека? Стараться всех сделать счастливыми, полностью забывая о себе, о своих нуждах. Жертвовать собой, своими интересами. Нуждаться в любви, и не получать её. Не иметь тёплых доверительных отношений. Думать, что выхода нет – всё бесполезно, всё равно ничего не получится. Сожалеть о прошлом, беспокоиться о настоящем, бояться будущего. Верить, что ты сам ни на что не годен. Думать, что всё плохо и никогда ничего не станет лучше – вокруг тебя только тьма.
Но всё же я верю, что вылечиться можно на любой стадии. Твои усилия имеют значение, но самое глваное – это милость Господа Бога. Ты ищещь, а Он посылет тебе людей и информацию, помогающую тебе выздороветь. Можно полностью выздороветь. Я твёрдо в это верю.
160
Так что же я поняла за время болезни? Что помогает не впасть в отчаяние, переносить боль и страх возможной близкой смерти?
Конечно, желание жить. Жить... А как жить? Так, как раньше не хочется. Да и нельзя. Ведь именно то, как я жила раньше и привело меня к больничной койке.
Надо учиться жить по-другому, реагировать на всё по-другому.
Легко сказать – жить по-другому. Сколько сил, труда нужно потратить, чтобы сделать это. И кажется, что уже научилась реагировать по-другому, но происходит что-то неожиданное – и вот она, твоя обычная реакция тут как тут.
Но надо продолжать свои усилия. И я буду продолжать, потому что хочу жить.
Хорошо, значит желание жить помогает человеку в преодолении болезни. Что ещё?
Желание выздороветь.
Хочу ли я выздороветь? Некоторое время назад к своему огромному удивлению я поняла, что вот как раз выздоравливать я и не хочу. В это трудно поверить. И я сама сначала не поверила. Это не могло быть правдой. Разве я не делала всё возможное для выздоровления? Разве не я терпела боль и страдания, причиняемые операциями и тяжелейшим лечением? Разве не я прорабатывала свои травмы с психологами? Разве не я меняла своё мировоззрение? Разве не я уже пять лет не употребляю сахара и соблюдaю диету? И всё это ради чего? Конечно, для того, чтобы выздороветь. Но не всё так просто.
Я хотела жить, но не хотела выздоравливать. Уж слишком много выгод приносило мне моё состояние.
Но если я не хочу выздороветь, то что? Проводить свою жизнь между визитами к врачам, анализами и операциями? Нет, надо хотеть выздороветь.
Что ещё?
Умение справляться с невзгодами жизни, не впадая в отчаяние.
Но как справляться со стрессами? Откуда они вообще берутся? Несовпадение желаемого и действительного – вот источник наших тревог.
У человека есть представление, как всё должно быть, и когда это представление не совпадает с действительностью – вот тебе и стресс. Что же делать?
Перестать считать себя правым всегда и во всём, подстраиваться под реальность, менять свои глубинные убеждения, учиться принимать то, что не можешь изменить.
Мы насмерть готовы биться за свою “правду” и мысли не допуская, что можем в чём-то ошибаться. Нам важна наша правота. Но, как сказала прекрасный психолог Анна Зарембо: "Почему ты всегда прав, но ни разу не счастлив?"
Да и так ли уж ты и прав? Может стоит пересмотреть свои взгляды, что-то в себе изменить и от этого твоя жизнь станет лучше, и в ней появится больше тепла и любви?
Жизнь идёт, всё меняется и изменения в своём мировоззрении надо делать всю жизнь. Это бесконечный процесс. Но для этого надо быть готовым принести в жертву свою гордыню. А это больно.
Конечо, можно ничего не делать, оставаяь твердокаменным и пребывать в полной уверенности, что твоя правда – самая правдивая правда в мире. Но только всё имеет свою цену и обязательно наступит время платить по счетам.
Самое горькое – это понять, что ты был неправ тогда, когда уже ничего нельзя изменить, когда слишком поздно.
161
После последней операции прошло два месяца. Моё восстановление идёт медленно, и это меня тревожит – ведь я собралась поехать в Германию и Италию.
В Германию не просто так, а на семинал Ю. Н. Луценко. Да, это тот человек, лекции которого произвели на меня такое большое впечатление. Семинар пройдёт в маленьком городке недалеко от Франкфурта.
Меня одолевают сомнения – осилю ли я такую нагрузку. Одно утешает – со мной едет моя подруга, чья родственница живёт во Франкфурте. Пока я буду на семинаре (а он продлится три дня), подруга проведёт время со своей родственницей.
Семинар мне дался тяжело. Сказывалась разница во времени. Почему-то болело сердце – никогда не было ничего похожего. Но главная проблема – это еда, ведь я не могу есть многие продукты.
В воскресенье вечером меня, полуживую от усталости после семинара, встретили на вокзале моя подруга и её родственница К.
Минут тридцать езды – и мы оказались в пригороде Франкфурта в прекрасном старинном трёхэтажном доме, в котором живут К. с семьёй.
После ужина подруга затаскивает мой чемодан на третий этаж (мне же нельзя поднимать тяжести и как же мне повезло с подругой!). Потом она уходит вниз, а остаюсь одна.
Третий этаж – это пустой просторный зал, небольшая спальня и ванная комната. Я привожу себя в порядок и уже намереваюсь лечь в постель, но вместо этого выхожу в темный зал. Приближаюсь к огромному, во всю стену, окну, и ахаю от восторга.
Дом находитя на возвышенности, весь город, переливающийся огнями, как на ладони. Но главное – луна. Огромная, почти круглая (до полнолуния осталось пару дней). Её свет вливается в комнату и оставляет на полу лунные дорожки, разделённые оконными переплётами.
Меня накрыло ощущение нереальности, сказочности момента. Луна, город, распростёртый внизу, тишина, темнота – и я одна в комнате, заполненной лунным светом.
Я оторвалась от созерцания этого великолепия – надо идти спать. Нехотя направляюсь в спальню, укладываюсь в постель, но через минуту опять встаю и возвращаюсь к окну, чтобы насладиться волшебным зрелищем. Я очень устала, и хочу спать, но никак не могу заставить себя лечь в постель. Oсвещённый луной простор манит меня, завораживает, заставляет забыть обо всём на свете.
Господи, как прекрасен мир! И как прекрасно ощущать себя живой в этом мире!
Хочется остаться у окна до рассвета, но усталость берёт своё. Надо отдохнуть, ведь завтра мы летим в Милан.
162
Вечером следующего дня мы уже в Милане. Впереди семь дней, и почти на каждый у нас запланированы экскурсии. Мы очень интенсивно ездим по стране, стараемся увидеть как можно больше.
Венеция, Генуя, озеро Комо, Монтероссо-аль-Маре, Вернацца, Корнилья, Манарола и Риомаджоре, Бергамо. Встаём в шесть утра, чтобы успеть на экскурсионный автобус, возвращаемся в восемь – девять вечера.
Впечатления переполняют, уже и не помнишь где что видел.
Мы живём в гостинице в десяти минутах ходьбы от Дуомо, с его белымы кружевными шпилями, устермлёнными ввысь.
Рядом с гостиницей находится дом, в котором умер композитор Верди. Недалеко от нас находится монастырь с "Тайной Вечерей" Леонардо да Винчи. И, может быть, гениальный художник проходил по этим же самым улицам, по которым сейчас идём мы. Мне кажется это удивительным.
К концу путешествия у меня почти не остаётся сил. И когда через неделю мы усаживаемся в кресла в самолёте, у меня вырывается вздох облегчения: "Ну наконец-то домой".
Как же я устала!
Нет, неправы те, кто планирует начать путешествовать только после выхода не пенсию. И силы не те, и восприятие не то.
Я вспоминаю слова приятельницы, впервые попавшей в Париж в шестьдесят лет.
– Сижу я на Монмартре и думаю – ну Париж. И что?
И дело не в характере человека – моя приятельница очень увлекающаяся натура. Просто всему своё время. Хорошо, когда мечты исполняются вовремя.
Всё-таки для путешествий, кроме желания, времени и денег, нужно здоровье. Здоровье.
Самолёт взмывает в небеса, я закрываю глаза.
Так о чём я думала? Да, о здоровье. Когда ты здоров, то не задумываешься о том, что однажды всё может измениться и ты будешь не в состоянии делать элементарные вещи.
Если здоровье подводит, то путешествия уже не будут в радость – xватило бы сил на обычную жизнь. После операции, облучения и химиотерапии я была беспомощна, как грудной ребёнок. Встать, сесть, лечь, одеться – всё это было для меня неразрешимой задачей. Моё тело мне не подчинялось. Прошёл не один месяц после операции, прежде чем я смогла самостоятельно одеться. Только через полтора года после первой операции я снова села за руль и это была такая радость – ощущение, что возвращаещься к нормальной жизни.
В течение многих месяцев всё хозяйство было на моём муже – я ничего не могла делать.
Перед моим мысленным взором встаёт картинка: вот я на кухне, в одной руке картофелина, в другой – нож для чистки овощей. Я стараюсь снять шкурку, но нож скользит по поверхности клубня, а шкурка остаётся нетронутой. Но это же невозможно! Ведь это так просто! Наверно что-то не то с ножом. Я беру обычный нож и снова делаю попытку почистить клубень, но у меня ничего не получается. Дело не в ноже. Проcто я ослабла после операции, облучения и химиотерапии, из меня ушла вся сила. Мои руки меня не слушаются.
Когда мы здоровы, то принимаем как данность возможность ходить, дышать, видеть, слышать и многое другое, что нам дано от природы. Мы думаем, что так будет всегда и совсем не ценим то, что имеем.
Незадолго до второй операции мне позвонила приятельница, преподающая в университете.
Я не очень люблю обсуждать своё состояние с другими людьми, поэтому на вопрос приятельницы: “Ну как твоё здоровье?", отвечаю очень коротко.
– Расскажи лучше что у тебя, – предлагаю я.
– Да вот, еду на работу, – в голосе приятельницы звучит раздражение. – Как же мне надоели эти студенты!
– Ты не понимаешь своего счастья, – усмехаюсь я. – Хочешь поменяемся?
Приятельница ничего не отвечает, наверно до неё доходит, что её положение не самое плохое, бывает гораздо хуже.
А я в тот момент подумала: “Как бы я хотела быть здоровой, сесть за руль своей машины и поехать на работу! Но не могу. И неизвестно когда смогу. Да и смогу ли вообще?”
***
Я ощущаю толчок – самолёт приземлился.
Нас с подругой встречает мой муж.
Через два часа, чувствуя себя совершенно больной, я наконец переступаю порог своего дома. Ещё в самолёте у меня заболело горло. Сейчас же боль стала просто невыносимой - я могу разговаривать только шёпотом. Я еле доползаю до своей спальни и буквально падаю в кровать. Мне нужен отдых, нормальная еда и сон.
На следующий день горло прошло, но заболел живот. И опять диета из картофельного пюре. От любой другой еды боль усиливается. Мой вес тает. Но это меня не волнует, мне всё равно.
Целый месяц я провела в постели. У меня не было сил встать, даже разговаривать мне тяжело.
Я устала от поездки. Очень устала. Неужели я больше не смогу путешествовать? Неужели и от этого придётся отказаться? Нет, не буду думать об этом. Через несколько недель мне предстоит колоноскопия. Нужно отдыхать, набираться сил.
163
"Добавьте к содержимому четыре литра воды и хорошо перемешайте. Начиная с шести часов вечера выпивайте по одному стакану полученной жидкости каждые десять минут".
Это инструкция по подготовке к колоноскопии, которую мне будут делать завтра с восемь утра. А ещё целый день необходимо соблюдать так называемую жидкую безцветную диету, в моём случае – это куриный бульон и ромашковый чай. На ночь надо выпить еще три стакана воды.
Я с сомнением смотрю на стоящую передо мной четырёхлитровую пластиковую ёмкость: неужели можно влить в себя такое количество жидкости за столь короткий срок. Но деваться некуда - надо выпить содержимое до последней капли.
***
На следующее утро мы с мужем входим в больницу и направляемся в отделение эндоскопии.
В приёмной я заполняю бумаги. Потом выходит медсестра, называет моё имя, приглашает следовать за ней. Она приводит меня в небольшую комнату, выдаёт мне больничную одежду и выходит.
Я переодеваюсь. Холодно. Но тут же лежат два тёплых покрывала, я закутываюсь в них.
Медсестра возвращается – надо мерять давление и температуру. Давление высокое – 140 на 95. Вот странно. Ведь я ни капли не нервничаю, почему же давление поднялось.
Делюсь своими мыслями с медсестрой.
– В больнице у всех повышается давление, это нормально, – отвечает медсестра.
– Но я же спокойна, – недоумеваю я.
– А ваше тело – нет.
Интересно. Может быть я спокойна на уровне сознания, но тело знает, что предстоит что-то не очень приятное и напрягается? А как по-другому объяснить? Ведь я действительно совершенно спокойна.
– Сейчас в вену введём иглу, – предупреждает медсестра.
– У меня плохие вены.
– Не беспокойтесь. Давайте посмотрим, – говорит она, туго перевязывая мою левую руку выше локтя резиновой лентой.
Медсестра осматривает мои руки, потом ненадолго выходит и возвращатся с небольшим пакетом. Прикладывает его к моей левой кисти – пакет очень тёплый, от этого сосуды на моей руке расширяются. Спустя минуту медсестра убирает пакет, рассматривает и трогает мою кисть.
– Вот есть хорошая вена, – удовлетворённо сообщает она.
Медсестра раскладывает инструменты, я отворачиваюсь. Внутренне напрягаюсь – сейчас будет больно.
Но игла протыкает кожу и входит в вену почти безболезненно. Я перевожу дух.
– Всё, – говорит медсестра.
Ну вот, самое страшное позади.
– Пожалуйста, позовите моего мужа, –- прошу я.
– Сейчас, – отвечает медсестра и выходит.
Я смотрю ей вслед. Сколько медсестёр прошло перед моими глазами за эти годы. Из моей памяти стёрлись их лица и имена. Но осталось ощущения доброжелательности и приветливости. Медсёстры стараются отвлечь тебя от грустных мыслей, шутят, улыбаются, предлaгают свою помощь и поддержку, помогают тебе сохранять человеческое достоинство в самых сложных ситуациях. Как я им всем благодарна.
Медсестра приводит моего мужа.
И тут же заходит высокий мужчина,
– Я ваш анастезиолог, – представляется он.
Задаёт обычные вопросы, даёт мне расписаться в каких-то бумагах и уходит.
– Доброе утро, – на пороге появляется хирург, доктор Ч., тот самый, который делал первую операцию. Он же будет делать колоноскопию. Я очень рада его видеть. В этом человеке столько доброты, кажется, что она наполняет маленькое помещение.
Я рассказываю доктору, что у меня опять болел живот. Доктор осматривает меня, просит показать где именно болело.
Потом объясняет почему возникла боль.
Наконец всё готово. Меня везут на каталке по коридору, потом медсестра открывает дверь и меня вкатывают в помещение, где будет проходить колоноскопия.
Мне в нос вставлять прозрачные трубочки.
Я задаю вопрос насчёт давления стоящей рядом со мной медесестре. Но ответа уже не слышу – моё сознание меркнет и я отключаюсь.
***
Через два часа мы с мужем возвращаемся домой. Чувствую себя хорошо. Доктор Ч. сказал, что всё в порядке и следующую колоноскопию мне надо делать через три года.
A cейчас мне нужен отдых, ведь скоро мне предстоит компьютерная томография, а потом, через несколько дней после этого, меня ожидает самое страшное – встреча с онкологом.
Да, ещё я опаздываю с ультразвуком груди – он должен был быть в сентябре, а сейчас уже конец ноября. Но я не могу вместить в себя столько процедур. Ультразвук может подождать.
164
Ранним зимним утром, когда за окном только-только начало светлеть, я лежу в своей тёплой постели, думая о предстоящем дне.
Сегодня в два часа у меня компьютерная томография (КТ) легких и брюшной полости. КТ будут делать с контрастом – это значит, что мне в вену введут специальное вещество. Не перестаю радоваться тому, что у меня вставлен порт, иначе на мне не было бы живого места.
В больнице надо быть в час, значит выеду в половину первого. За два часа до процедуры надо прекратить есть и пить. Да, не забыть намазать область порта лидокоином.
Ну всё, пора вставать. У меня ещё есть время, чтобы заняться домашними делами.
Прошло больше двух месяцев после моего возвращения из Италии, а я всё ещё никак не могу прийти в себя – энергии мало, нет желания ничего делать. Мне не нравится моё состояние, но, с другой стороны, если тело просит отдыха, то не надо его насиловать.
Я немного волнуюсь. Через три дня я увижу своего онколога, доктора Ч. Что она скажет?
В половине первого я выхожу из дома в холодный зимний день. Двадцать минут езды и я уже открываю двери больницы. Замечаю новые диваны приятного голубого цвета, расставленные вдоль стен.
Лифт несёт меня на второй этаж. На ресепшен называю своё имя. Девушка за стойкой кликает мышкой и смотрит на экран, потом говорит:
– Подождите секунуду, сейчас медсестра даст вам Йогексол – оральный контраст для КТ. – И ещё сегодня вы должны сдать анализы крови,
– Вы ничего не путатете? – удивляюсь я. – Вообще-то анализы я сдаю в следующий вторник, перед встречей с онкологом.
Девушка смотрит в экран.
– Нет, тут написано, что анализы надо сдать сегодня.
В это время появляется знакомая медсестра с прозрачной пластиковой бутылкой, наполненной бордовой жидкостью.
– Здравствуйте, – приветствует меня медсестра. – Вам надо выпить семьсот милилилитров. После этого идите на первый этаж, сдавайте анализы, и возвращайтесь сюда. Потом я вас позову. – она протягивает мне бутыль и соломинку.
Я усаживюсь в кресло в холле. Открываю крышку и через соломинку начинаю пить жидкость со вкусом малины. Семьсот миллилитров – это совсем не много, да и вкус приятный.
Выпив положенное колчество контраста, я спускаюсь на первый этаж и усаживаюсь рядом с окном во всё стену. Белый снег покрывает землю, голые ветви деревьев чернеют на фоне серого неба.
Слышу, как называют моё имя. Я подхожу к ожидающей меня медсестре, следую за ней вглубь помещения. Медсестра указывает на кресло.
– Присаживайтесь.
Но сначала я хочу узнать свой вес.
– Пожалуйста, взвесьте меня, – прошу я.
– Конечно, – улыбается медсестра, – становитесь на весы.
Я смотрю на дисплей – 67 килограммов.
Ура! Я набрала один килограм за месяц.
Я устраиваюсь в креслe, медсестра разворачивает пакет, достаёт из него две маски, одну вручает мне, а другую надевает сама, и начинает колдовать надо мной. Я отоворачиваюсь – вид всех этих трyбок и иголок внушает мне ужас.
– Как вы здесь работаете? – удивляюсь я. – Это какую нервную систему надо иметь?
– Да, это работа не для всякого.
Медсестра набирает через порт три пробирки крови.
– Не вытаскивайте иглу, мне ещё сегодня предстоит КТ, – говорю я.
Мы прощаемся, а я поднимаюсь на второй этаж.
Почти сразу меня зовут на сканирование.
И вот опять я лежу, задрав руки, на покрытой белой простынёй кушетке, томограф набирает обороты, звук нарастает, в теле разливется неприятное, какое-то удушающее тепло, я въезжаю в кольцо, голос командует "Вдохните. Задержите дыхание. Выдохните", я выезажаю из кольца – и так несколько раз.
А через полчаса я уже выхожу на улицу. Пока я была в больнице, похолодало и пошёл снег.
Я выезжаю с парковки – сегодня она забита до отказа – и направляюсь домой. Машина несётся по скоростной дороге. Белая крупа бьётся о ветрвое стекло.
Но вот я и дома – как приятно оказаться в своём уютном теплом доме, пахнущем хвоей – скоро новый год и сверкающая шарами и золотым "дождиком"ёлка уже стоит в гостиной. Как хорошо. Я дома. В безопасности.
165
Один из самый тяжёлых моментов у человека, больного раком – это неопределенность. Неизвестно, сколько болезнь продлится. И законичится ли она когда-нибудь. И, если, закончится, то как?
А ещё пугает потеря контроля над ситуацией. Чувствуешь себя совершенно беспомощным.
И ожидание. Тянущиеся бесконечно дни и часы перед встречей с онкологом, чтобы узнать результаты анализов. Как же трудно пережить это время.
Завтра у меня визит к онкологу. Я всячески отвлекаю себя от мысли о предстоящей встрече, много хожу, вожусь по хозяйству, стараюсь не думать о завтрашнем дне. Но что бы я ни делала, куда бы ни шла – в голове бьётся мысль "Что будет?"
Я тревожно заглядываю в завтрашний день, пытаясь угадать что он мне принесёт. В памяти всплывает лицо онколога, доктора Ч., её цепкие, изучающие глаза. Какой приговор она вынесет мне завтра – помилование или продолжение мучений? До встречи с доктор Ч. остаётся шестнадцать часов.
***
Несмотря на принятую перед сном таблетку, я просыпаюсь среди глубокой ночи. Сердце бешено колотится в груди, волны жара обдают тело. Эти симптомы меня не пугают. Я уже знаю, что это реакция моего тела на предстоящую сегодня встречу с онкологом. Я просто боюсь. Вернее боится моё тело, и предупреждает меня об опасности. Тело готовится или бежать или драться. Но в моём случае бежать некуда, драться тем более не с кем. Не с онкологом же. Тело живёт своей жизнью, как будто отдельной от сознания. Я боюсь, но уже знаю, что надо делать чтобы успокоиться - сконцентрироваться на какой-нибудь мысли или образе, на чём угодно, главное сосредоточиться на этом и расслабить тело. Так я и делаю. Спустя короткое время в голове проясняется, по телу растекается приятное тепло, я даже улыбаюсь.
***
Ровно в двенадцать я захожу в больницу. Отмечаюсь на респешн, устраиваюсь в кресле и достаю свой айфон – надо занять свой ум чем-нибудь, иначе я лопну от беспокойства.
Проходит минут двадцать и меня пригашают пройти в смотровую команту. Бесконечно тянутся минуты, моё беспокойство нарастает. Нет, это просто невозможно выдержать. И тут дверь распахивается и в комнату стремительно входит мой онколог.
Мы приветствуем друг друга.
– Вы знаете, очень тяжело ожидать результат анализов, – жалуюсь я.
– Да, я понимаю, – отвечает доктор Ч., – Поэтому я даю возможность своим пациентам звонить заранее, чтобы узнать результат до встречи со мной.
– Правда? - удивляюсь я. – А я прямо с ума схожу.
Доктор смотрит на экран – читает заключение радиологa.
– У вас в левом лёгком опять пятно, на том же месте, где проводили албяцию, – оне берёт меня за руки, сочувственно заглядывает мне в глаза.
У меня уже нет сил, поэтому я не реагирую. Мне всё равно. Пусть будет как будет.
– И что делать? – безучастно спрашиваю я.
– Будем делать абляцию.
– А может операцию лапроскопичеки?
– Вы понимаете, операция есть операция, даже если она сделана лапроскопически удаляются здоровые ткани. Абляция же не разрушaет ткань лёгкого. У вас болезнь приобрела хронический характер, поэтому надо надеяться нa лучшее, но быть готовым к худшему. Я сейчас же свяжусь с вашим хирургом, докотором Б. Кстати, как вы перенесли абляцию?
– Нормально перенесла. Только, пожалуйста, пусть назначат на утренние часы, чтобы мне не оставаться в больнице на ночь.
Я делаю паузу. Доктор Ч. продолжает сжимать мои руки.
– Доктор, а какой у меня прогноз?
– В вашем положении вы можете прожить долго.
– Долго – это сколько? – спрашиваю я очень спокойно, как будто речь идёт не обо мне.
– Десять лет, а может пять, – отвечает доктор. – А может и больше.
– А что ещё я могу сделать?
– Вы всё делаете правильно, вы изменили диету, вы много ходите, вы держите стресс под контролем. Мы тоже делаем всё возможное. – Доктор смотрит с таким сочувствием, что я не могу удержаться и спрашиваю:" Вам меня жалко?"
– Да, – слышу я в ответ. – Я представляю как вам тяжело.
В комнате повисает тишина. Да и что тут скажешь.
Мы молчим и я чувствую, что смерть – она совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, она выглядывает с экрана компьютера, на котором написано, что в левом лёгком появилось новообразование.
В такие минуты невозможно сохранить человеческое достоинство. Вся культура, всё воспитание, всё, что делает тебя цивилизованным человеком, исчезает. Есть только опасность, угрожающая тебя уничтожить. И твоё желание выжить. Инстинкт самосохранения. Перед лицом этой опасности ты перестаёшь быть человеком и превращаещся в животное. И тебе уже всё равно, что о тебе будут думать. Ты можешь выть, кричать, рыдать – тебе безразлично, как другие люди будут на это реагировать. Это становится неважным, когда перед тобой маячит смерть.
Но у меня уже ни на что нет сил.
Я выхожу из кабинета в большой холл, а смерть следует за мной по пятам – её печать лежит на людях в инвалидных креслах, она сквозит в потухшем взляде измождённого худого мужчины с серым лицом, идущего мне навстречу.
Я выхожу из больницы и медленно, очень медленно направляюсь на парковку. Из меня как будто вытекла вся жизненная сила. Сейчас я скорее мёртвая, чем живая. Сажусь за руль и застываю, устремив взгляд в одну точку. Вокруг меня пустота, а рядом стоит смерть. Мне даже не страшно. Мне никак. Меня уже нет, я больше не часть этой жизни. Всё тщетно, я не могу вырваться из болезни, она меня не отпускает. Oна затягивает меня, как в омут, а у меня не хватает сил, чтобы вырваться, освободиться.
Надо сообщить мужу. Мне его жалко. Сыну пока ничего не скажу. Мама вообще знает только о первой операции и думает, что я уже давно здорова.
Медленно выезжаю из парковки и двигаюсь по дороге, не замечая ничего кругом. Меня уже нет в этой жизни. Меня окутала тьма, из которой мне не вырваться.
Сколько мне будет через десять лет? Совсем немного. Мне становится страшно от мысли, что меня не будет через десять лет. Через десять лет... А может быть и раньше. Жизнь будет продолжаться, а я исчезну с лица земли. От накрывшего меня ужаса всё внутри сжимается. Я тут же одергиваю себя – не о том думаешь. Неважно сколько проживёшь, важно как. Хотя кого я обманываю – очень даже важно сколько, но только это не зависит от меня. А может быть, я ошибаюсь? Может быть, всё-таки что-то зависит?
Мало-помалу тьма вокруг меня рассеивается. Тёплый лучик проникаeт сквозь окружающую меня пустоту и согревает моё холодеющее тело.
Ведь пока я жива. Я жива, а значит можно ещё предпринимать попытки справиться с болезнью. В любом случае я буду искать то, что поможет мне продолжать жить.
Постепенно прихожу в себя. "Что ещё можно сделать?" думаю я.
Надо позвонить подруге. Подруга, услышав мою невесёлую новость, предлагает:
"Тебе надо поехать в какой-нибудь ритрит."
Кстати, хорошая идея. Подумаю об этом.
***
Не успела я войти в дом, как раздался звонок – высветился номер больницы.
"Какие быстрые – подумала я, – Наверно скажут когда идти к хирургу".
В телефоне раздаётся женский голос: "Это доктор Ч."
Я удивлена, она никогда мне не звонит сама.
"Вы знаете, на всякий случай я пошла к радиологам и посмотрела ваш снимок. Вам не надо ничего делать сейчас. Пятно всего пять миллиметров и оно расположено немного дальше, чем предыдущее. Это хорошо. Подождём четыре месяца, сделаем компьютерную томографию и тогда будем решать".
– Доктор Ч., спасибо!
У меня в груди разлилось тепло.
Я отключаю телефон.
Как хорошо! Смертный приговор отменён. Мне дают ещё четыре месяца. Спасибо, Господи.
166
И всё же, что ещё можно сделать?
Года четыре назад, знакомая, узнав о моём диагнозе, подарила мне книгу доктора Патрика Куилина, эксперта в области питания при онкологии (Patrick Quillin “Beating Cancer with Nutrition”). Тогда я бегло прошлась по страницам, а сейчас решила перечитать.
Автор говорит о том, что правильное питание, подобранное специалистами, меняет биохимию организма и создаёт предпосылки для улучшения состояния больного. В рацион питания надо включить препараты, укрепляющие иммунитет и исключить сахар в любом виде.
Доктор Куиллин приводит примеры, как изменения диеты оказывало положительное влияние на больного. Вот случай С. Н. - ему был поставлен диагноз - четвёртая стадия рака почки с метостазами в печень и селезёнку. Все врачи давали ему только шесть месяцев жизни и не оставляли никакого шанса на выздоровление. Дочка С. Н., решившая применить знания, полученные из книги доктора Куиллина, разработала диету, набор витаминов и программу детокса для своего отца. В результате через шесть месяцев у С. Н. опухоль уменьшилась, боль ушла, настроение улучшилось.
Автор советует не забывать о лекарственных травах, здоровых жирах, пробиотиках, достаточном количестве воды хорошего качества и важности правильного дыхания - животом, а не грудью. Здоровые клетки нуждаются в кислороде, а раковые - нет.
Кроме того необходимо пролечить грибковые инфекции, если они есть.
Автор рекомендует использовать силу своего воображения – представлять себе, что имунные клетки, как акулы, поедают раковые клетки, и приводит подтверждения специалистов, что это техника действительно работает.
Доктор Куиллин пишет, что причиной рака является комплекс факторов, связанных с образом жизни человека и окружающей средой, накопленных в течение длительного срока. Поэтому надо проработать все возможные причины, способствовшие возникновению болезни. Прежде всего это загрязнённость организма разнообразными токсинами. Если токсины являются причиной болезни, то детокс является решением.
Другой причиной может быть стресс. В этом случае нужно разбираться с эмоциональными проблемами пациента, а это гораздо сложнее, чем менять диету.
В числе причин он также упоминает неправильное питание и отсутствие физической нагрузки.
В заключении доктор Куиллин пишет, что хотя его книга посвящена питанию, надо помнить, что рак – болезнь не только тела, но и души и ума. Никакие витамины не вылечат разбитое сердце и не вдохновят человека продолжать жить. Поэтому автор призывает питать тело, душу и ум любовью, добротой и благодарностью.
167
Мне нужен психолог, специализирующийся на окнологичексих больных. Не связаться ли с Симнотнон Центром?
На мой телефонный звонок ответила женщина.
– Вам надо побывать в нашем ретрите, – говорит она.
– Нет, – отвечаю я, – слишком дорого. Может быть есть возможность позаниматься по вашей системе с психологом по скайпу.
– Вообще-то наши психологи работают с людьми, посетившими ретрит. Нa ретрите мы делаем определённые практики, которые надо делать в группе. А после этого мы поддерживаем наших пациентов, провoдя индивидуальнуе сессии, пользуясь средствами связи.
– Нo, может быть, возможно сделать что-ниудь в моём случае, – настаиваю я.
– Хорошо, – соглашается женщина. – Сначала расскажите о себе.
И я начинаю излагать факты о диагнозе, об операциях и прочее.
– И, знаете, – говорю я в заключении, – недавно я поняла, что не хочу выздорвавливать, потому что статус больной даёт мне слишком много преимуществ.
– А вы не одна такая, – неожиданно говорит женщина. – У онкологических больных это случается очень часто. Наше тело реагиует на наши желания. Хорошо, для начала я предлагаю вам поработать с вашей системы верований.
– Я уже делала это, – восклицаю я.
И рассказываю, как я работала по системе доктора Хаммера.
– И всё же, – продолжает женщина, выслушав меня. – В моменты стресса начинайте записывать все ваши чувства и переживаня без всякиой цензуры, всё что приходит в голову. Именно в моменты стресса можно выявить свои так называемые когнитивные вилки. Потом надо работать с этим.
Женщина продлжает говорить, а у меня в груди расплывается тепло. Всё, что она говорит находит отклик в моей душе. Я готова расцеловать эту даму. Я нашла то, что искала. Спасибо Господу.
В конце концов мы договариемся, что я прочитаю две книги Симнтона, подчёркивая хайлайтером места, которые, по моему мения, касаются меня. После этого мне надо позвонить в Симонтон Центр.
168
Что ещё можно сделать?
Мой муж нашёл доктора натурапата Н., делающего компьютерную диагностику. Почему бы и нет? Надо пробовать всё, что только возможно.
В назначенное время мы с мужем сидим в небольшой комнате.
– Разувайтесь и снимайте носки, – просит доктор.
Я ставлю босые ноги на картонку. Доктор даёт мне в левую руку какой-то предмет цилиндрической формы, соединённый проводом с компьютером. Я сжимаю руки в кулак. Доктор начинает тыкать чем-то в определённые точки на руках и на ногах. Всё это так странно. Минут через десять диагностика закончена.
– Обувайтесь, – командует доктор.
И, глядя на экран, начинает говорить о состоянии моего организма (всё правильно), oбъясняет причины, говорит что надо делать, чтобы изменитсь моё состояние.
– Ещё важный момент, – говорит доктор. – Вы кого-то не простили.
– Да вроде бы я всех уже простила, – с сомнением отвечаю я.
– Нет, точно не простили, – настаивает доктор, бросая взгляд на экран.
Вот тебе и раз. Я даже не могу представить кого я ещё не простила, ведь столько работала над прощением. Надо будет подумать.
Доктор продолжает говорить о питании, об упражнениях, об эмоциях, о чертах моего характера, которые мешают мне, о необходимости иметь большие и важные цели в жизни. Чувствуется, что доктор – большой энтузиаст и душой болеет за своё дело.
Через два с половиной часа, пролетевших незаметно, мы с мужем выходим в жгуче-морозый день. Я несу пакет с препаратами, которые мне предстоит выпить. Через неделю я должна опять приехать на встречу с доктором Н.
Мы с мужем обмениваемся впечатлениями, и надо сказать, что впечатления от доктора и его метода очень сильные.
***
Вечером, лёжа в кровати, я вспоминаю слова доктора. Так кого же я не могу простить? Я перебираю в памяти всех, на кого была обижена. Да нет, всех простила. Точно простила, в душе не осталось и следа от обиды. Но всё-таки кого же я не простила? И вдруг я понимаю, что оставшиеся непрощёнными - это я сама и моя судьбa. И ведь работала над этим, а претензии к себе самой и к судьбе оказывается всё же остались.
Хорошо, поработаю над прощением. А что ещё надо менять? – думаю я, вперив свой взгляд в темноту.
Когда-то одна медсестра дала мне совет – чтобы легче пережить происходящее, надо научиться быть в текущем моменте, не уходить мыслями ни в прошлое, ни в будущее, жить одним днём. Я так и старалась делать, и когда-то получалось, когда-то не очень. А вот в последнее время я заметила, что всё чаще уношусь мыслями в прошлое. Я поняла, что продолжаю жить прошлым, как это всегда и было. Не в такой степени, как раньше, но всё же.
А вот мыслей о будущем у меня как раз и нет. Но ведь нужно о чём-то мечтать, к чему-то стремится, ставить цели. A меня раз за разом уносит в прошлое. Надо менять положение. С чего начать? В книге Карл Симонтон рекомендует создать двухлетний план развития с разбивкой по три месяца по шести областям: диета, социальная жизнь, развлечения, цель жизни, медитация и физическая нагрузка. Всё, решено, завтра с утра этим и займусь.
И вообще хватит жить воспоминаниями – хорошие ли они или плохие. Надо перенести фокус внимания на настoящее и вытекающее из него будущее. А прошлое? Ну что ж, надо сделать выводы и двигаться дальше.
169
Каждый день я обязательно провожу на природе пару часов, независимо от погоды. Сегодня я собираюсь на озеро. Но сначала надо позвонить маме.
Мы не виделись уже пять лет. И увидимся ли?
Мама ничего не знает о моём состоянии – я ничего ей не говорю. Чувствует ли она что происходит со мной? Может быть и чувствует, но слово не сказано. А если не сказано – можно делать вид, что всё хорошо. Вот и сегодня мы говорим о разных пустяках, вспоминаем прошлое, рассказываем друг другу о том, что произошло за предыдущие несколько дней.
После каждого разговора я отключаю телефон, чувстувуя грусть. Время идёт. И каждый разговор может оказаться последним. Внутри меня расплывается чёрное пятно страха перед вечной разлукой.
Нет, всё же это неправильно. Надо радоваться тому, что есть сейчас, а не печалиться о том, чему когда-то суждено произойти. Хватит грустить! Радуйся!
***
А через час уже я иду по берегу озера. Под ногами поскрипывают белые камушки. С голубых небес льётся свет, блики которого играют в холодной прозрачной воде. Слева от меня расстилается гладь озера, а справа шумят зелёными кронами ели и сосны. Тихонько плещется вода, тёмная вдали и прозрачная у берегов. Я с наслажением вдыхаю бодрящий холодный воздух. Как хорошо!
Такие прогулки – важная часть моей жизни, они помогают мне справляться с моeй ситуацией и набраться сил от природы. А силы мне нужны.
170
Ярким зимним днём я еду по скоростной дороге в онкологический центр. Мне хочется плакать. Будет ли конец этому кошмару? Когда я перестану ходить по врачам, ложиться на кушетку томографа, сдавать кровь? Когда онкологоцеский центр перестанет быть частью моей жизни? Когда я смогу просто жить, просто работать, не страшась завтрaшнего дня? Когда страх рецедива покинет меня? Когда? Когда?!
Машины, одна за другой, обогоняют меня. Я не тороплюсь – больница не то место, куда хочется попасть побыстрее. Ехать недалеко – минут двадцать. Чтобы попасть в онкоцентр надо съехать с основной дороги. Сейчас налево, а через два сфетофора надо повернуть направо. Вот и дорога ведущая в больницу. Она, как и обычно, пустынна. Здесь чувствуешь себя оторванным от мира, и это чувство оторванности усиливается густым лесом, стоящим по обе стороны дороги.
Внезапно лес слева заканчивается и показывается большое здание какой-то кoмпании. Сколько раз я проезжала мимо, но так и не узнала что за компания расположилась в высоком строении из стекла и бетона. Да и какая мне разница. Мой пункт назначения – онкологический центр.
Мне надо проехать ещё метров пятьсот. Здесь дорога обрывается – впереди тупик, деревья стоят сплошной стеной. А мне – налево, там возвышается пятиэтажное здание красного кирпича. Это онкоцентр.
Парковка, как всегда, полна. Я нахожу свободное место в самом отдалённом уголке. Паркую машину, и направляюсь к больнице. Здесь всегда очень тихо. Вот и сейчас, единственный звук – это стук моих каблуков.
На другой стороне парковки, ближе к больнице, медленно идёт старик, с трудом переставляя ноги. А может быть, он и не старик, лица человека с такого расстояния не рассмотреть. Но это явно не здоровый человек. До входа в больницу остаётся буквально считанные метры, но вдруг мужчина останавливается и обваливается на скамейку. Тут же к нему подбегает идущая вслед за ним женщина. Она помогает ему встать, подхватывает его под руку и ведёт ко входу в здание. Женщина идёт очень медленно, но мужчина не успевает за ней, и женщине приходится ещё больше замедлять свой шаг.
Больному не угнаться за здоровым. Здоровые и больные живут по разным законам.
Женщина придерживает дверь, мужчина заходит внутрь и больница поглощает его.
А теперь моя очередь.
Я делаю глубокий вдох – какой же вкусный свежий воздух! – и толкаю дверь.
Как же мне не хочется входить в эту больницу, перешагивать черту, разделяющую мир здоровых и больных!
– Добрo пожаловать в долину скорби, – говорю я сама себе, переступая порог больницы.
Сегодня много народа – почти все диваны, кресла и стулья заняты.
Я поднимаюсь на второй этаж, на респешн меня направляют в отделение маммографии. Ждать приходится совсем немного – распахивается дверь, медсестра называет моё имя.
– Пожалуйста, переоденьтесь, – просит меня медсестра, протягивая мне халат. – А свои вещи закройте в шкафчике.
Через несколько минут меня уже ведут на маммограмму.
Десять минут неприятных манипуляций – и все снимки сделаны. Я облегчённо вздыхаю. Маммограмма - процедура не из приятных. Но дело даже не в этом. У меня просто заканчиваются силы.
– Снимки надо показать доктору, – говорит медсестра. – А вы пока посидите в комнате ожиданий.
Я перехожу в другую комнату, усаживаюсь в кресло, но в тот же момент встаю и начинаю ходить туда-сюда.
Минут через пять в комнату заглядывает медсестра и зовёт меня на ультразвук.
Я укладываюсь на кушетку, медсестра начинает возить по груди каким-то прибором.
Я еле сдерживаюсь. Сил моих больше нет. И самое страшное впереди – мне предстоит услышать приговор радиолога.
Медсестра заканчивает делать ультразвук, выходит из комнаты со словами:
– Подождите немного, я покажу снимки доктору.
Я вскакиваю с кушетки и начинаю ходить взад и вперёд по небольшому пространству – не могу усидеть на месте.
Открывается дверь и на пороге появляется медсестра с бумагами в руках.
– У вас всё нормально, – говорит медесестра.
– Нормально. – повторяю я, ничего при этом не чувствуя.
Моё тело как будто замерло, а сознание отключилось и ничего не воспринимает.
– Вы можете идти. Мы отправим заключение вашему онкологу. До свидания.
У меня всё нормально. А что же случилось с кистой? Нет, не буду ничего спрашивать. Мне хочется как можно быстрее выбраться из больницы.
В комнате для переодевания я торопливо срываю больничный халат, поспешно натягиваю свою одежду.
Выскакиваю в зал ожидания, быстро спускаюсь по лестнице, почти бегом пересекаю длинный холл и наконец оказываюсь на улице.
Солнце садится за соснами. Небо побледнело – вечереет. На забитой машинами парковке – никого.
Я села за руль и повернула ключ зажигания. И только тут до меня дошло – у меня всё нормально. В одно мгновение напряжение отпустило, внутри растеклось тепло, губы невольно заулыбались.
Машина трогается. На светофоре я останавливаюсь. По дороге несутся машины, и люди, сидящеи в них, ведать не ведают, что всего в нескольких стах метрах от этой оживлённой дороги, на тихой улице, заканчивающейся тупиком, стоит больница, полная людей, балансирующих на грани жизни и смерти.
А я... Я просто счастлива. Счастлива ехать по знакомой дороге, ведущей домой.
171
Жить долго – значит неизбежно состариться. Люди хотят жить долго при этом не старея.
Призрак старости пугает особенно женщин. Каждый прожитый год уносит с собой красоту и привлекательность. Старость идёт рука об руку с морщинами, обвисшей кожей и сединой.
Одна моя подруга, боящаяся потерять свою привлекательность, всячески отрицает самый факт старения. Как будто это в её силах – отменить законы природы. Страшно подумать, что произойдёт, когда однажды, посмотрев в зеркало, она не увидит в отражении сияния молодости, а заметит признаки увядания.
А я радуюсь каждому прожитому году. Меня не пугает ни старость, ни морщины.
Я хочу испить чашу жизни до дна, до самой последней капельки. Увидеть, узнать и сделать, всё, что хочется увидеть, узнать и сделать.
Человеческая жизнь поделена на сезоны, как и природа. Детство, молодость, зрелость и старость. Пройти все сезоны, все этапы. Для чего? Чтобы самому знать – как это быть молодым или старым. Испытать это самому, чтобы понять что-то очень важное и нужное.
Чтобы узнать что такое снег надо прожить зиму, а иначе никак. Можно, конечно, прочитать о том, как выглядит снег, но лучше самому подержать его в руках, ощутить его холод. Это просто необходимо, даже если и не понимаешь для чего всё это надо.
Большинство людей хотят прожить долго и счастливо и мирно умереть от старости. И я не исключение. Я не хочу оставить бокал не допитым, так и не узнав, что же прячется нa его дне и каков вкус остaвшихся нескольких глотков.
Я буду счастлива пройти все сезоны жизни и узнать что несёт с собой каждый из них.
Продолжение следует…