Глава пятая, в которой друзья посещают королевские подземелья.
Пегас восхитился догадливостью совсем маленькой принцессы и предложил немедленно преступить к обследованию подпола, которым, как они сообразили, назывались королевские подземелья. Конь раздобыл маленькие фонари и по тайному ходу, который когда-то подглядел, повел совсем маленькую принцессу в сырые подземелья - в подпол замка, где жила, и плела интриги семья маленького принца.
В королевских подземельях можно было найти все что угодно: склады с едой, это был неприкосновенный запас на случай осады замка, приготовленный еще во времена, когда вдовствующая королева была совсем маленькой принцессой (хоть в это и трудно поверить); здесь были винные погреба, загадочные, со множеством замков двери, и даже тюрьма с камерой пыток и комнатой для содержания особ благородной крови.
В подземельях было сыро и мрачно, как и должно быть во всяком уважающем себя подземелье. Сырость, мрак и запустение (даже в комнатке для стражи и за столом привратника в тюрьме было одиноко, в камерах жили крысы), все это удручающе действовало на изнеженную совсем маленькую принцессу, но она как будущая королева, твердила себе, что надо вырабатывать характер, и ни разу не заплакала. Тем более, рядом с ней все время находился Пегас, друг которого, возможно был, куда в большей беде, чем паутина, грязь и жирные тараканы по углам.
Конечно же, первым делом друзья заглянули в тюрьму, в камеру для содержания важных особ. Она была сильно захламлена всякими ненужными, ломанными и просто старыми вещами, которые и выбрасывать жалко и места они много занимают.
Здесь были и картины, и статуи с отломанными конечностями, и сундуки с вышедшими из моды платьями. Все так густо покрывал слой пыли, что она казалась снегом, каким то образом, выпавшим здесь, в камере для особ благородных кровей (принцесса про себя заметила, что ее родители никогда не допустили бы такого непорядка: в тюрьме обязательно было бы много заключенных, стражников, а вот в такой комнатке, обязательно посадили бы какого-нибудь графа со свободными взглядами, что бы это ни значило). И как на снегу, на пыльном полу виднелась цепочка, чьих то следов, ведущая в глубь этого склада старых предметов.
Совсем маленькая принцесса все обдумала и предложила Пегасу посмотреть, что там могло привлечь одинокого посетителя. Там это в глубине камеры конечно.
Следы привели их к целой стопе картин лежащих прямо на полу, и прикрытых бархатной шторой, единственным не пыльным здесь предметом. Совсем маленькая принцесса смело откинула кусок шторы и посмотрела, кого же так невежливо предали забвению, сунув в хлам.
На верхней картине был нарисован юный, симпатичный принц (совсем маленькая принцесса поняла это по маленькой золотой короне в черных волосах мальчика). Пегас ахнул и сказал:
- Это он! Маленький принц!
- Но почему он здесь? – совсем маленькая принцесса просмотрела все картины, и на всех был изображен маленький венценосный друг Пегаса: маленький принц на конной прогулке, маленький принц с шелковым мячиком, маленький принц с книгой, с яблоком, со шпагой…
- Кто-то хочет, что бы его забыли. Даже лицо!
- Что бы глядя на семейную галерею, гости не спросили, а что это за мальчик на пони, в бархатных туфлях с бантами, что-то мы невидим такого среди ваших отпрысков. Ведь тогда бы родители обязательно всполошились бы и начали бы его искать. Это же позор для королевства – потерять одного из принцев, хоть и самого маленького и неважного.
- Да. Похоже на то, - печально опустил голову Пегас. – Но кто же пошел на этот отвратительный поступок?
- Кто бы ни пошел, мы обязательно выясним, и найдем маленького принца! – решительно воскликнула совсем маленькая принцесса.
Рассказывая очередную главу девочкам, Лиза чувствовала себя лгуньей, почему? Возможно, из-за того, что мысли ее все время сбивались на собственный, ждущий ее «лопдоп» (…пелкс…); а может из-за внимательного взгляда Саши, знавшей, что маленькая героиня и ее спутник посетили вовсе не безобидные королевские подземелья с пустой тюрьмой, а вполне себе обитаемый (если считать обитателями почивших королевских особ) склеп.
Лиза и сама понимала, чем дальше она углубляется в сказку, тем сложней менять ее мрачные тона, на светлые, возможно и Саша это чувствовала, поглядывая на нее своими синими глазищами (не проскользнет ли где, нечаянное упоминание о мертвых королях и тайных гробницах). Наверное, что-то такое витало воздухе, оттого эту историю слушали с серьезными лицами и в полнейшей тишине, даже Машка.
Временно оставив своих героев с новой догадкой в подземельях, Лиза вздохнула и очень осторожно посмотрела в сторону «лягушатника», на котором восседал Серафим. Конь сидел неподвижно, с взглядом куда-то за верхушки берез, весь вид его выражал подчеркнутое терпение – ни дать, ни взять часовой на посту.
Лиза видела как сначала, он пытался заглянуть под веранду, естественно не пролезал, отчего нервничал, топтался на месте, заставляя оглядываться и перешептываться малышей (Пылевик…), девочка и сама на прогулке прошлась туда-сюда мимо «лягушатника», стараясь не привлекать внимание, и подглядеть что же там под ним. Естественно ей не дали спокойно изучить обстановку, сразу после завтрака Саша усадила всех за рукоделье, Лизу самолично притащила на расстеленное на траве одеяло Машка: - Хватит сачковать!
Пришлось отложить поход в «лопдоп» на тихий час.
…- Я знаю! Она найдет принца и они поженюцца, - сделала вывод Машка.
- Дура, они дети еще, - Лена почесала пятку иглой, естественно укололась и зашипела. – Сссс, вот бы скорей узнать, кто все это сделал.
- Поженюцца… поженюцца, - пообещала Маша. – Зачем же тогда его искать?
Лиза про себя удивилась, как недалека была от истины Машка, и в ответ на вопросительный взгляд рыжей язвочки неопределенно пожала плечами.
- Они ищут его для Пегаса, - встряла Натаха. – Забыла чтоль, принцессе стало его жалко, и вот…
Саша в обсуждении не участвовала, вертела в руках свои черные лаковые туфли, украшенные красными помпонами (их уже окрестили «туфельки принцессы») и о чем-то серьезно размышляла, наконец, протянула их Лизе:
- На, померь, их наденешь ты…
- Но…
- Померь, - с нажимом сказала Саша, остальные девочки с удивлением смотрели на Лизу, все ведь сразу решили, что роль совсем маленькой принцессы достанется Саше. А кому еще, как не самой красивой и яркой обитательнице санатория? И тут такая новость, даже Машка не нашлась, что ляпнуть.
Лиза неловко, принялась обуваться, уши ее пылали, почему-то она вспомнила, как утром хотела избавиться от подаренной Сашей заколки. В гробовой тишине девочка поднялась в полный рост и потопталась на месте.
- Не жмет?
- Нееет…
- Вот ты и будешь Маленькой Принцессой моего показа, - Саша окинула присутствующих внимательным взглядом, и, если у кого и были возражения или замечания, то они так и остались не высказанными.
В «тихий час» угомонилась быстро, Зинпална, только раз заглянула в спальню, зыркнула грозным взглядом на Лизу (та тут же зажмурилась), блеснула камушками в сережках и, громко топая, ушла вниз. Посовещавшись, девочки решили не рисковать, и послушать продолжение сказки после обеда. Лизе это было только на руку, надо было только дождаться, когда соседки угомонятся, впрочем, присутствие Зинпалны, с одной стороны, облегчало ей задачу. С другой… Что ж, она сама вызвалась помогать Серафиму и уже посетила «вдовствующую королеву», а оказаться без майки в спальне мальчиков не столь страшно, как в королевском «пелксе»…
Серафим ожидал девочку возле входа, Лиза тихонько прикрыла за собой дверь, шепнула: «Идем», и легко соскользнула с крыльца… Удивительно, ей уже почти не страшно сбегать из постели, рискуя навлечь на себя гнев не самой терпеливой воспитательницы.
- Не боишься? - тихо спросил Серафим, пока Лиза стояла под стеной санатория, прислушиваясь к голосу Зинпалны за окном.
- Я одеяло свернула, будто сплю…
- Да я не про то… Просто пока было время, я подумал про твою сказку, там, где пелкс… Что там было? В том склепе?
Лиза поежилась.
- Почти тоже, что я рассказала девчонкам. Портреты маленького принца были спрятаны в фамильном склепе, под плитой его могилы. Когда совсем маленькая принцесса с помощью Пегаса сдвигала тяжелую плиту (с такой длинной мраморной коробки с толстыми стенами, в них опускались гробы), оттуда вылетела летучая мышь, я не придумала, откуда она там взялась, но мне показалось, что это был бы очень сильный момент…
- М-да…
- Но, Саша права, это все напугало бы девочек. Они и так боятся, даже Машка признавалась, что как-то попыталась не спать, что б не видеть очередного кошмара…
- Понятно, поэтому «лопдоп» вместо «пелкса». Только откуда взялась могила маленького принца?
- Просто в том королевстве все делали заранее: ковали доспехи для турниров, искали невест, выдалбливали в куске мрамора нишу для гроба, а на плите торжественную надпись, только без даты. Например, королева сама придумала надпись для своего надгробья, и заказала свою статую в полный рост, у специального человека.
Конь пристально посмотрел на Лизу и удивленно покачал головой:
- Какая-то твоя сказка… необычная для девочки. И вообще для ребенка…
Лиза не ответила, отвела глаза в сторону, на дорожку, испятнанную солнечными зайчиками, осторожно вздохнула и, оттолкнувшись от стены, побежала в сторону «лягушатника»...
«Ты уже взрослая, Лиз…» Мамины черные, словно искусственные слезы, белые завязочки сарафана на покрытых конопушками плечах, овчарка Пальма.
Двоих из тех, кто был запечатлен на последних семейных фотографиях, уже давно не было: папы и собаки…
У нее были и другие сказки: про подружек бабочек, и смелую гусеничку Лиду; про братика Сашу, сестричку Катю и их путешествие по речке; про веселую компанию - пес Дружок, кошка Маруся и жеребенок Подсолнушек (потому что рыжий!), многие другие, коротенькие наивные, Лиза всегда успевала рассказать их от начала до конца пока мама готовила завтрак…
Мама называла ее фантазеркой и говорила, что именно из-за ее сочинительства, дела в школе у нее были не важные. Лиза так не считала, по ее мнению твердая тройка по алгебре и английскому, а по остальным неуверенные четверки, это еще не самый худший результат в классе, но конечно она предпочитала помалкивать на этот счет – мама очень болезненно относилась к успехам дочери, и девочка боялась, что однажды она откажется слушать ее сказки…
… Однажды так и произошло… И причиной тому были не тройки по английскому…
«Лягушатник» собой не представлял ничего особенного. Веранда, на которой гуляла малышовая группа (отсюда и название), одна из четырех, разбросанных по территории санатория, как все здесь выкрашенная в темно-зеленый цвет, отличавшаяся от других только своей круглой формой. Да еще тем, что на ее крыше лежало куда больше игрушек, чем на верандах где обитали ребята постарше. У мелюзги ведь никакого соображения, она иногда так развлекается: кто докинет до крыши любимого пластмассового медвежонка или безглазую куклу, а потом все хором воют по утерянному дружку.
Лиза, посмотрев на эту крышу, первым делом подумала про Ищика, представив его на самом краешке, с мячом в вытянутых руках и безумным хохотом, рвущимся из горла. К слову, представлять этого пацана вот так - одного, без восхищенной поддержки малышей, без воплей ругающейся воспитательницы, получилось жутковато.
Девочка присела перед «лягушатником» на корточки, и задумчиво подперла ладонями голову. Серафим нетерпеливо обежал веранду и вернулся с докладом:
- Вход по-прежнему один, вон там, под лестницей.
Лиза посмотрела на лестницу – четыре широкие, не очень высокие ступени, а вернее просто доски, прибитые одна над другой, так что отсюда, снизу, был отличный вид на дыру. Лаз.
Пол веранды располагался довольно высоко, так что там можно было перемещаться, на четвереньках, например, без особых проблем. Есть же такие дети, которые в лазании в сыром полумраке, где над головой висят пыльные гамаки паутины, а под старыми листьями живут какие-нибудь неприятные насекомые, да еще с голыми ногами, с опасностью быть покусанными воинственно настроенными муравьями, находят некоторую прелесть.
Лиза только сейчас с грустью подумала, что она, оказывается, к таким детям не относилась, а особенно ей не нравилась темнота под верандой. Сквозь ступени она просматривалась плотно, как замазанный красками лист картона, через такую темноту, наверное, очень туго протискиваться, борясь за каждый сантиметр. Серафим, зайдя сбоку заглянул под лестницу, попытался просунуть голову в дыру, но застрял и недовольно всхрапнув, повернул морду к Лизе:
- Там не очень темно, я думаю, ты сможешь, что-нибудь разглядеть. Муравейник должен быть в дальнем конце от входа.
- Я вот думаю, может мне сбегать штаны одеть, там, наверное, сыро? – девочка тянула время, загипнотизировано глядя на этот порезанный ломтями квадрат черноты: а ну там вспыхнут между первой и второй ступенькой, чьи-нибудь красные глаза.
Серафим вновь сунул под лестницу морду и втянул ноздрями воздух, фыркнул, неожиданно тоненько чихнул и переступил копытами:
- Нет, там сухо, травой пахнет, сеном, и пылью, - тут он, словно до чего-то додумался, выпрямился и внимательно посмотрел на девочку. – Ты испугалась?
- Да нет, не особенно. Просто… Вы видели под лестницей… - Лиза, наконец, подошла и встала с другой стороны ступеней и, наклонившись, провела ладонью по траве, росшей под ними. – Видите?
- Вижу. Трава, - конь не счел нужным следить за Лизиной рукой, он смотрел в ее лицо, с сощуренными, готовыми до краешков наполниться, в ней, в Лизе, разочарованием, глазами. «Ты забоишься, - говорили они. – Девчонка. Мокроглазка. Повернешь вот сейчас, когда я уверен, нас ждет успех».
- Трава совсем не примята и не потревожена, хотя… - Лиза сбилась, увидев взгляд Серафима, убрала руку и выпрямилась.
- Хотя, что? – в голосе коня слышалась сдерживаемая ярость. Лиза вспомнила, как он парил над двориком, как его серебристо-прозрачные крылья звенели, а сам он ржал от счастья, такой огромный, и такой восторженный как жеребенок.
- Вовсе я не боюсь! – выпалила девочка, упала на четвереньки и скользнула в не потревоженные заросли травы, чувствуя, как она щекотно елозит по рукам. От внезапности своего порыва Лиза не рассчитала движение и больно ободрала спину об верхнюю ступеньку, зашипела, но скорость не убавила, зажмурилась и как в воду нырнула в лаз по плечи. «Ну и что. Не потревоженная трава, подумаешь, какое дело!» «А дело в том, что под верандой отличное место, что бы прятаться или сооружать штаб-квартиру, ведь дети любят такие, немножко таинственные места…»
Только это место слишком таинственное, оттого и трава не примята. Дети не любили это место. Подверандье. ЛОПДОП. Или… ПЕЛКС?
- Лопдоп, - прошептала Лиза и открыла глаза. Позади шумно вздохнул Серафим, обдав теплым дыханием ее лодыжки, все еще пребывающие снаружи в не потревоженной траве.
- Что там? – осторожно спросил он. Лиза огляделась.
Здесь было не так темно, как ожидалось. Доски, которыми была обита по окружности вся веранда, были подогнаны неплотно, щели между ними пропускали достаточно света, что бы видеть окружающее в некоем полосатом полумраке. Лиза переступила руками по обесцвеченной, странно теплой, будто причесанной траве и прищурилась, пытаясь разглядеть дальнюю стенку, сквозь косо падающие пыльные лучи света. Стенка обнаружилась неожиданно далеко, здесь было куда больше места, чем казалось снаружи. Сырости тоже не ощущалось.
Уютное место, только…
- Что там? – напомнил о себе Серафим и ткнулся носом в Лизину щиколотку.
- Столбы, трава… Что-то муравейника не видно… - вот что ее смутило! В этом сухом и уютном месте не было жизни. Даже в виде насекомых. Ни паутины, ни косеножек, притаившихся в щелях. Лиза на всякий случай поворошила уложенную траву, ловя себя на мысли, что, пожалуй, знает, как пахло внутри фамильного склепа, совсем как здесь. Ничем. Все запахи и краски давно высохли и опали как цветы, оставленные на гробницах мертвых королей, там тоже нет сырости, и тусклый свет пробивается в узкие окошки, только он тоже умирает, запутавшись в пыльных столбах, потревоженного праха.
Трава не хотела раздвигаться, она росла плотно, яростно вытесняя другие растения и даже мусор, попавший под веранду. К тому же она была очень липучая и Лиза с некоторым трудом вырвала пальцы из ее цепких зарослей. Девочка решила больше не экспериментировать и полезла вперед:
- Там что-то есть, - пропыхтела она, продвигаясь дальше. – Вроде бы… Правда на муравейник не очень похоже.
Оказавшись под верандой полностью, Лиза оглянулась. Голова Серафима боком, явно не удобно для него, торчала в квадрате дыры, конь мог смотреть только одним глазом, девочке показалось, что она увидела в его лиловой глубине свое отражение, как в темном окне, если долго в него вглядываться.
- Ты не молчи, - жалобно попросил Серафим и моргнул, ощущение тут же прошло. – Отсюда плохо видно, из-за света… Ты в тени.
Лиза, которая находилась всего лишь в шаге от его морды, дернула подол сарафана, попавший в плен противной травы, при этом вырвала солидный пучок:
- Вот зараза. Настоящая липучка!
- Трава что ли? – тревожно спросил Серафим, часто-часто взмахивая длинными ресницами и нюхая, как собака, слегка вскидывая морду.
- Ага, - Лиза быстрее заработала конечностями, решив, что с этой напастью, лучше бороться движением, трава просто не успеет зацепиться.
- Лиза-а, - неуверенно позвал конь. – Здесь изменился запах.
- И чего? – обползая одну из опор, спросила девочка.
- Ну-у, ты пой что ли, - Серафим вновь попытался просунуться под веранду, и вздохнул, когда его постигла неудача.
- Есаул, есаул, что ж ты бро-осил ко-оня-а-а! – бодро, затянула Лиза. – (Хи-хи… Щекотно…) Престрели-ить не подня-а-алась ру-ука-а…АЙ!!!
Девочка, на мгновенье, забывшись, ударилась головой о доски.
- Что?!! Что там?!!! ЛИЗА!!! – завопил Серафим. Лиза вытащила из травы, чью то игрушку, кажется резинового пупсика, нервно хихикнула. – ЧТО ТАМ?!!!
- Ни чего страшного, просто кукленыш, кто-то оставил, - девочка нажала на пупок игрушки, та издала странный, какой то сухой, шелестящий свист, наверное, когда-то пупсик умел пищать.
Лиза отбросила игрушку в сторону лаза. Пупсик упал почти возле дыры, там послышалось усердное пыхтение. Оглянувшись, Лиза увидела, как Серафим копытом пытается выгрести игрушку на свет, довольно забавно, девочка еще раз хихикнула и, периодически почесываясь и ежась, очень уж раздражающе щекотала трава, полезла дальше. Однако…
На какое то время ее насторожило, то что она увидела, но Лиза отмахнулась от осторожного касания страха и продолжила свой путь (ну, возится Серафим под лестницей царапая копытом траву, что тут такого? Все здесь под верандой странно: и запах, и тепло травы, и тишина, как в пещере, не хватало только таинственного капания воды, где-то вдалеке…)
Вдалеке. Вот оно! Девочка осторожно из под локтя обернулась на лаз: Серафим уже выскреб пупсика под лестницу и теперь обнюхивал его, удивленно и в то же время крайне заинтересованно, развернув к траве уши. Все это он проделывал где-то очень далеко, будто в противоположном конце двора: светлый квадрат выхода казался чем-то далеким, словно девочка смотрела из глубокого колодца. Неужели веранда настолько больше внутри, чем снаружи?
- Серафим, - позвала Лиза, собственный голос, звучал приглушенно, без эха. Конь посмотрел в лаз, оставив, наконец, игрушку в покое и прислушался:
- Лиза, ты меня звала?
- Да-а, тут оказывается много места… Очень много.
- Знаешь, твой голос странный какой-то, - Серафим усиленно вертел ушами. – Ты продолжай петь, слышишь?
- Слышу… - Лиза высвободила руки из успевших, каким то образом, их оплести хлыстиков травы. – Есаул, есаул, ты оста-авил страну-у, и твой конь под седлом чужака-а-а…
До противоположной стенки веранды она добралась, когда припев про есаула был исполнен раза четыре. Девочка с трудом села на корточки, сильно наклонив голову, шея и верхняя часть спины тут же уперлись в доски:
- Все – прилезла, - доложила Лиза Серафиму и, щурясь, осмотрела землю возле самой стенки. Именно землю, потому что здесь по какой то причине трава-«липучка» не росла, она продолжала щекотать щиколотки и бедра девочки, но от этого, довольно большого, участка голой, словно укатанной катком земли, отступала. Почему-то Лизе, несмотря на неприятные ощущения от прикосновения нудных растений, тоже не хотелось опираться на этот пятак безжизненной земли, сильно горбившейся под низким потолком-полом веранды.
- Видишь муравейник? – крикнул Серафим.
- Не-а, - Лиза провела ладонью над черным пятном, оно в отличие от травы казалось ледяным. – Может, он и был здесь, когда-то. Только кто-то его разорил. Наверное. Земля тут, без травы…
- И все?
- Все, - неизвестно кому кивнула Лиза.
- Что же тогда? – пробормотал Серафим. – Ну, вылезай. Только быстрее.
- Сейчас, - думая о том, что поход в «лопдоп» оказался куда легче, чем на встречу с «вдовствующей королевой», Лиза начала разворачиваться и углядела в углу, между опорой и досками что-то интереснее, чем место, некогда бывшее муравейником. Подол сарафана цеплялся за траву, пожалуй, еще упорнее, чем на пути сюда. – Здесь в углу какая то бумажка.
- Брось, выбирайся оттуда, - не слишком настаивая, сказал Серафим. Про запахи и странное звучание голоса он больше не упоминал. «Расстроился», – подумала Лиза, дотягиваясь до мятого клока бумажки, на ощупь как тонкий картон, может она ничего и не значит, а может…
Клок долго не желал выниматься, запутавшись в кустике белесой травы, девочке даже пришлось упереться одной рукой о доски, а другой изо всей силы дернуть. Бумажка оказалась в ее руках вместе оторванной травой, которая теперь свисала из Лизиной ладони как борода.
Девочка придвинулась ближе к свету, разровняла жесткий комок, сдвинула брови, тут же вспомнив и кладовщицу, и ее каморку, и фотографию Вали. То, что она держала в руке, тоже было фотографией, оторванной половинкой. И куда в лучшем состоянии, чем та в каморке кладовщицы, во всяком случае, с первого взгляда. И опять лицо…
Защекотало основание большого пальца: в тонком лучике света, падавшем на запястье, одна из травинок прилипшая к фотографии, отлепилась, наконец, и теперь извивалась на Лизиной руке, похожая на белого длинного червя, остальные травинки, свисая с фотографии, отвратительно шевелились. Девочка завизжала. Она увидела…
…Их были тысячи, миллионы белесых плоских слепых червей. Они заполняли все круглое пространство подверандья… Нет… трава – это странное плоское существо с миллионами щупалец, тварь под верандой, оно притаилось в сухой пыльной темноте и ждет зазевавшегося ребенка, чтоб обхватить, обволочь его своими кишащими горячими объятиями…
Тропка, проложенная коленями ползущей девочки, давно распрямилась, от визга по шевелящемуся, кишащему белесому ковру пробежали недовольные волны, но трава продолжала расти, тянуться к брыкающейся в тесном пространстве девочке, словно она была единственным светилом в этом пыльном, в полосатом мирке. Лиза, продолжая визжать, на одной ноте, слепо колотила по воздуху и доскам кулаками, словно отбиваясь от невидимого противника. Они тянулись к ней… Шевелились…
- ЛИЗА!!!! – кричал Серафим, будто беззвучно, захлебываясь в Лизином визге. – Что случилось, ЛИЗА?!!!
А-а-а-а-а-а!!! Мыслей не было, они вылетели вместе с криком, девочка расцарапывала себе лицо и плечи, в ужасе вообразив, что они уже добрались до верха. Руки взлетали и падали, обрывая густую бахрому, покрывающую подол сарафана, в бахроме появлялись неровные дыры, некоторая трава осыпалась сама.
- ЛИЗА!!! - со стороны лаза раздался удар, сверху посыпалась клочьями пыль. – ЛИЗА Я ИДУ!!! (БА-БАХ!!!)
Девочка захныкала и полезла к свету, с каждым погружением рук во взволнованную (кишащую) массу Лиза вскрикивала и выла. Ей казалось она, вся была облеплена травой (червями, и они уже едят ее…). Только бы не упасть лицом… Только бы не упасть лицом… трава хватала ее за запястья, дергала за подол. В светлом квадрате лаза бился черный конь, доски трещали, но не поддавались, Серафим бессильно стонал, без конца выкрикивая ее имя…
… Лиза клубком вывалилась из проема, врезалась спиной в доски лестницы и, не отрывая глаз от лаза, бездумно лупила себя по ногам и голове, как ей казалось, избавляясь, давя и убивая эту белесую гадость…
- Убери! УБЕРИ ИХ ОТ МЕНЯ!!!!
Серафим, что-то, причитая, ухватил зубами лямку ее сарафана и под треск рвущейся ткани выволок девочку из под лестницы, под которой она в панике собиралась просидеть вечность, калечась и катаясь по умятой теперь траве. Лиза тут же вскочила и заплясала, запрыгала перед верандой, хлопая себя по телу, собственные волосы казались ей той отвратительной травой. Червями!
- УБЕРИИХОТМЕНЯААААА!!! – девочка носилась вокруг ошарашенного Серафима, как заводная глупая машинка, без мысли, весь смысл которой был только в движении… Оторванная лямка сарафана развивалась как сигнальный флажок.
Это продолжалась до тех пор, пока Серафим не сделал шаг, преградив путь, прервав очередной круг безумного забега девочки. Лиза со всего размаху врезалась в ногу коня, он тут же подхватил ее мягко, губами, под локоток, не дал упасть:
- Лиза, все, ты их скинула. Скинула. Посмотри, вон они…
Остатки белой плоской травы вяло свисали с обычной гусиной травки, и валялись на дорожке, с неимоверной скоростью высыхая, скукоживаясь, и приобретая как ни странно зеленый цвет. Или принимая свой истинный вид - вид обычной травы. Конь молча смотрел на эти превращения, Лиза по-прежнему тыкаясь в ногу Серафима лицом, и обнимая ее одной рукой, второй ощупывала подол. Мерзкой бахромы не было.
- И-их нет? Нет? На голове, в волосах. НЕТ!!?
- Нет, - мягко сказал Серафим и нежно подул ей в макушку. – Нет.
Девочка попыталась сползти на землю, но конь настойчиво тыкал храпом в ее плечо:
- Беги, сейчас тебя найдут. Скорей через кухню! – и сам поскакал к санаторию. Каким-то невероятным образом, взгромоздившись на крыльцо, конь задом привалился к двери и уперся передними копытами в землю. Лиза, опрометью бросилась за угол, в сторону кухни, и чуть нос к носу не столкнулась с… Ищиком. В последний момент девочка нырнула за мусорные баки, надеясь, что мальчик в силу своей чудаковатости и невысокого роста – не заметит ее, действительно кудрявая макушка мелькнула между баками и деловито пронеслась в сторону веранд. Странный малыш спешил узнать, что за шум. Со стороны крыльца раздавались удары в дверь, Серафим собрав все свои силы, удерживал Зинпалну внутри.
Дверь на кухню была открыта, естественно, как еще Ищик мог выскользнуть на улицу, крики Зинпалны, были слышны даже отсюда. Поварихи тоже не было видно, наверное, женщина побежала посмотреть, что произошло, Лиза незаметно проскочила сквозь аппетитные кухонные запахи и выглянула в холл. Как раз в это время Зинпална с помощью широкоплечей женщины в накрахмаленном колпаке, выдавили входную дверь и выскочили на улицу.
- Что там? – Лиза испугано обернулась, по лестнице спускалась Саша, мимо нее, рыжей змейкой, где-то сбоку, прошмыгнула Машка, и сразу к дверям на улицу, на Лизин внешний вид она даже не глянула, а вот Саша нахмурилась. – Умойся иди.
Лиза юркнула в туалет на первом этаже и тщательно смыла грязь, и кровь с ободранных в приключениях ног и плеч, причесалась, оставленным кем-то на полочке гребешком. Выходя, она ожидала, что увидит всех обитателей санатория с всклокоченными волосами, не доспавших, сонно трущих глаза, скопившихся в маленьком холле и спрашивающих друг у друга: что случилось? Против ожидания, вокруг было тихо, с улицы доносились лишь голоса женщин, и были видны стоящие на крыльце Саша и Машка. Лиза решила присоединиться к ним.
Зинпална, скрестив руки на груди, созерцала пустую веранду:
- Может, кто под ней застрял?
Повариха уперла в бока мощные руки и с сомнением уставилась на «лягушатник»:
- Да кто же туда сунется? Ну-у разве кто из новеньких…
Саша, Машка и присоединившаяся к ним Лиза, остановились на дорожке неподалеку от разговаривающих женщин: Машка в Натахином халате, кутаясь в него как в шубу, в Лизиных тапках, бледная, но все равно, возбужденная; Саша как всегда аккуратная и нарядная, будто и не ложилась, стояла, сложив на синей юбке руки. Лиза поглядывала на Серафима, он топтался неподалеку от «лягушатника» и внимательно смотрел на что-то в траве.
Зинпална уже влезла по плечи под лестницу, морщась от пыли, повариха из-за своих неизящных форм, могла лишь сверху заглядывать в проемы между ступенями, неловко держась за доски:
- Ну что там?
- Да никого там нет, - раздраженно прокряхтела воспитательница, раздвигая руками заросли высокой травы под лестницей (Лиза зажмурилась, в ожидании визга Зинпалны, отдирающей с пальцев извивающихся плоских червей).
- Кто ж это кричал так, - повариха все-таки села на корточки и заглянула под веранду, она провела по доскам под лестницей рукой и изучила пальцы. – Смотри-к, вроде как труха сметена…
- И что? Наверное я ее стряхнула, - Зинпална начала подниматься, опираясь на землю: «АЙ!!!» - Ч-черт! Разбрасывают везде свое барахло! – в сторону полетел тот самый пупсик, что Лиза нашла под верандой, заставив девочку вспомнить еще об одной находке, она вновь глянула на Серафима (не оброненную ли фотографию он там рассматривает?) – Тебе Семеновна в следователи надо было идти, а не каши засранцам варить.
Повариха покачала головой:
- Была б ты воспитательницей от бога, Зин, заметила бы, что ребятки туда не лазают. Боятся. А труха то с досок сбита, и кричал кто-то…
- Семеновна, вот из-за тебя то они и ревут по ночам, из-за языка твоего. Нарассказываешь всякой гадости, а им потом кошмары сняться, - явно обиженная словами поварихи о своей невнимательности, Зинпална раздраженно разгладила на груди халат и повернулась, чтоб уйти. – Вот сейчас пересчитаем всех и узнаем, кто орал. Так! А вы что здесь делаете?! – Последнее относилось к девочкам, тихонечко стоящим в нескольких шагах. Обнаружив свое присутствие, Машка, наконец, отбросила несвойственную ей незаметность и кинулась принимать самое активное участие в расследовании:
- А че случилось то? Че случилось?!
Саша, задумчиво попинала носком туфельки обрывки травы на дорожке, кивнула Лизе: Пойдем. И первой пошла в сторону корпуса. Зинпална уже накинулась на Машку, гоня ее с улицы, больше здесь делать было не чего. Рыжая обезьянка, кривляясь и приплясывая все-таки бросилась вслед за девочками, на крыльце нагнала их и завопила:
- Я знаю! Кто-то влез под «лягушатник»! А туда нельзя лазить, там плохое место! Всегда темно! А если сунешь палку, а потом вынешь, она, словно обглоданная становиться!!!
- Иди уже, - процедила Саша.
- Наверное, то, что там сидит, сожрало какого-нибудь сопляка! – не унималась Машка.
- Дура, - Саша взялась за ручку двери и коротко глянула на Лизу. – Только что при тебе туда заглядывали и ничего не нашли.
- А может, там и кусочка не осталось, - с непробиваемым упорством выдала Машка и первой проскользнула под рукой подруги в корпус. Саша, закатив глаза, зашла следом. Закрывая дверь, Лиза услышала голос Семеновны:
- Не знаю как дочка Скурлатовой, а та, болезная точно, что-нибудь придумает.
Хотя до подъема было далеко, в спальне уже все бодрствовали. Натаха, три девочки помладше, даже Райза, которая из всего, что ей говоришь по-русски, понимает только половину, сидели рядком на кровати Лены, сама хозяйка не возражала, устроившись на подоконнике, и затаив дыхание, внимали Машке. А у той был звездный час: в позе оратора, все еще в Натахином халате, попирая свое скомканное одеяло, она рассказывала девочкам, свидетелем чего стала.
Горя на солнце, в данный момент оно с успехом заменяла софиты, волосами, топчась хрупкими ступнями на кровати, нет – сцене! она раскрашивала повесть о своем, в общем-то, непродуктивном свидетельстве кучей неизвестных подробностей. Так в ее рассказе на лестнице в «лягушатник» она якобы заметила крохотное пятнышко крови, а на траве следы детских ножек, и, о извращенность Машкиной фантазии, пару вырванных ногтей впившихся в доски по бокам лаза (верно, бедняга хватался за них когда его втягивало внутрь). Так же в набор входило подробнейшее описание того, как воспиталку вырвало только что съеденным пирожком, как только она заглянула под веранду. Машка (на этом она настаивала) даже разглядела начинку пирога. Смородину!
Девочки ахали, Райза качала немытой головой и твердила по-бабьи: Ай-яй-яй…
Саша по-турецки уселась на своей кровати, коротко глянула на Машку, достала свой портняжный сундучок и подмигнула Лизе:
- Видала, театр одного актера, - Машка в это время разводила руки, взмахивая полами халата, Лиза так и не поняла, что она изображала. – Ты как там оказалась?
- Как и вы. Такой визг любого разбудит, - Лиза быстренько разулась, забралась с ногами на одеяло, сразу же заняла позицию у подоконника, высматривая, что там творится во дворе.
Взрослых не было видно, может, они уже ушли пересчитывать по головам детей в малышовой спальне. Серафим гонял возле «лягушатника» в траве бумажку, конечно же это Лиза выронила фотографию, с таким трудом добытую, и теперь конь пытался разглядеть, что же на ней изображено. Он так увлекся процессом, что не заметил маленькую неуклюжую фигурку, которая припадая на одну ногу, шустро ковыляла к веранде.
Ищик. Почему-то Лиза решила, что малыш собрался опять залезть на крышу, что б довести до белого каления Зинпалну, должно же у ребенка быть какое то увлечение, марки и календарики он собирать не мог, так почему бы не пощекотать нервы воспитательнице. Ищик опять размахивал перед собой игрушечными грабельками.
Глядя на слепые движения Ищика, Лиза вспоминала свой разговор с Леной во время ливня, тогда они вроде как поспорили. Лена настаивала, что Ищик похож на человека, который видит что-то недоступное их глазу, а Лиза наоборот утверждала: Ищик что-то не видит, поэтому и ведет себя как слепой. И еще, скорей всего он ищет это что-то, размахивая своими грабельками. Во время ливня он топтался у стены об которую ранее чесал свои прорезающиеся крылья Серафим. Озаренная некоей идеей Лиза сунул к открытому окну:
- Серафим! – слава богу, вовремя спохватилась, и не закричала, а только прошептала, но конь ее услышал. Оглянулся и уставился на приближающегося
Ищика.
Малыш, двигаясь стремительно, словно бросая свое маленькое тельце впереди себя, прихромал к веранде и остановился перед лестницей. Постоял, склонив к плечу голову, длинные вьющиеся мелким бесом кудри свисали, чуть ли не до лопаток, грабельки подрагивали в опущенной руке. Потом он сделал странное движение, ну вроде как заворачивал гайки, и было мгновение, когда Лиза, сквозь отблеск в шевельнувшейся под ее вздрогнувшей рукой створке окна, увидела вместо грабель в ручонке мальчика гаечный ключ. Настоящий блестящий, очень большой, но то было мгновение, такое же, как и во время вспышки молнии, из окна санатория.
Девочка с все возрастающим удивлением смотрела на спектакль почти балет, который разворачивался перед лазом под веранду. Не опуская руку Ищик начал поворачиваться всем телом, прочерчивая в воздухе невидимую дугу. Можно было подумать, что он использовал грабли как радар, или металлоискатель, к тому же, Лиза не могла поклясться или побожиться, но кажется, Ищик даже не использовал ноги, чтоб поворачиваться. Словно он стоял на невидимой подставке, которая кружила его как крошечную балерину в музыкальной шкатулке.
Что-то найдя (на то он и Ищик, что бы отыскивать), малыш поставил голову прямо, и, держа перед собой грабли, не размахивая ими, а, просто держа, как флаг, направился к определенному месту в траве, левее «лягушатника». Серафим неразборчиво выругался, когда Ищик наклонился и что-то поднял с земли. Лиза поняла что это: Зинпална отбросила это когда заглядывала под веранду. Резиновый пупсик, некогда умеющий пищать, а сейчас только шипящий по-змеиному.
Ищик с непонятным выражением на лице, какое то время смотрел на игрушку, из-за того, что его лицо само по себе было мягким и вялым, то и эмоции на нем отражались какими то расплывшимися и смешанными: толи удивление, толи удовлетворение…
- Что-то мне не нравится эта игрушка, - прошептала Лиза, напряженно глядя, что же случится дальше. Словно в ответ на ее слова головка Ищика дернулась, малыш заоглядывался, одновременно опуская в карман огромных на три размера больше шорт найденное и взмахивая перед собой грабельками, привычным движение слепого. Конь отступил на шаг. А Ищик снова использовал свои грабли как радар, поводя им из стороны в сторону. Он что-то увидел, или почувствовал…
Лиза затаила дыхание, следя за взглядом малыша, он двигался вслед за грабельками. Туда-сюда, влево-вправо. Стоп. Грабельки и Ищик смотрели не на Серафима, и чуть правее, Лиза проследовала глазами за невидимой линией наведения и, взволнованно вытаращившись, забарабанила пальчиками по раме. Фотография! А Ищик уже несся к ней, вытянув вперед руку с граблями, словно почувствовал, если он не поторопится, добыча может уплыть.
Серафим одним прыжком оказался возле общей цели и цапнул бумажку перед самым носом Ищика. Белая пухлая ручонка малыша жадным движением скребанула по тому месту, где мгновением раньше лежала найденная Лизой под верандой, оторванная часть фотографии.
Серафим едва успел отскочить с фотографией в зубах, когда грабельки просвистели в считанных миллиметрах от него. И опять это были не грабельки, гаечный ключ, теперь инструмент для нападения, резко пронесся, и замер на излете. Ищик поводил головой, словно не умея перемещать глаза в глазницах. Снова атакующий взмах по воздуху, бой с тенью, со стороны, конь снова отступил, уворачиваясь от грабелек (гаечного ключа?).
Сколько бы это продолжалось, неизвестно, похоже, Ищик со всей присущей ему одержимостью и упертостью решил до конца отбивать у невидимки свою находку. Как ни старался, Серафим он не мог уйти от Ищика. Каждый раз грабельки точно определяли его место нахождения, и коню лишь в самый последний момент удавалось отскочить в сторону. Малыш его не видел, он его чуял…
- Вот ты где!!!! – из корпуса выскочила Зинпална, широким шагом женщина приблизилась к месту молчаливой схватки Ищика с невидимым противником и решительно отобрала грабельки. Малыш отдал их беспрекословно, его вялое тело, теперь действительно стало вялым, он опустил руки и качнулся. Выронив грабли, воспитательница подхватила его. Стукнула оконная рама, послышался голос Семеновны:
- Ага, нашелся. Беглец, - как-то безэмоционально сказала женщина.
- Может у него приступ, какой был. Вот и нашелся крикун, - Зинпална направилась в корпус.
Ищик пристроил подбородок на плече, несущей его воспитательницы, одна его рука болталась поверх локтя женщины. – Что с тобой происходит. Был спокойный мальчик, хороший, а теперь что? Обострение что ль какое то.
Оставаясь вялым и безучастным ко всему, Ищик еле заметно шевельнул пальчиками, валяющиеся в росистой траве грабельки красной молнией метнулись в его руку. Дурачок зажал инструмент в кулаке и прикрыл глаза. У Лизы отвисла челюсть. Показалось?
- О, разгадка, - почти над ухом проговорила Саша.
- Что? – ошарашенная увиденным Лиза, ни как не могла сообразить, к чему относились слова ее соседки.
Саша кивнула за окно:
- Я так поняла, это Ищик визжал. А думала сначала, что ты… Видок у тебя был, конечно, - девочка, указывая на Лизу, изобразила пальчиком что-то вроде знака Зорро, и села обратно на кровать, уже всю заваленную яркими лоскутами.
Лиза затеребила край подола, весь в зеленых пятнах, и ткнулась носом в стекло окна, горбясь и прикрывая плечами побагровевшие (на воре и шапка горит) щеки:
- Ну… я-а, это… спешила. Неслась, как лошадь… Ну и ногой зацепилась, на дорожке…- ну почему она оправдывается перед Сашей, и почему ей так тяжело врать.
- А, - кивнула Саша, что-то разыскивая в своем сундучке. – Не вздумай рассказать про Ищика девчонкам, Машка тебе не простит.
- Угу.
Серафима видно не было, наверное, ушел отдыхать. Лиза подумала, о том, как много настоящего у него получилось сегодня: он вытащил ее из под лестницы (клятый пелкс… Лизу передернуло), он смог дать ей несколько минут форы удерживая дверь, он схватил зубами фотографию! И в финале противостоял странному (а местами… жуткому) Ищику. Плохо, что подаренные ею крылья еще не держат Серафима в воздухе, а то взмахнул бы он ими, и остался бы противный Ищик с носом…