Вечер. Прохладный ветер дул в лицо, ероша и без того растрёпанные волосы. Шум городских улиц, огни реклам, блеск стеклянных витрин и модные ритмы, бьющие из окон проезжающих мимо автомобилей. Жухлая листва уже успела покрыться лёгким снежком, а лужи тоненьким ледком, который паутинками стелился по поверхности воды. Лёшка с партнёршей шли с тренировки по спортивным бальным танцам. Они брели, загребая ногами опавшие листья ногами, болтая ни о чем и жуя сочившиеся маслом блинчики, купленные в ларьке у торгового центра. Домой идти не хотелось. Уроки давно сделаны, а улица манит свободой и ничегонеделанием. Лёшка любил вечерний город с его суетой, любил бродить часами, заткнув уши наушниками, в которых печально звучал Гайдн или легко и радостно звенел Моцарт. Классика успокаивала его, дарила ощущение умиротворения и блаженства.
Он посмотрел на Карину, шагающую рядом и рассматривающую останки блина.
-Доешь , а? – попросила она и протянула Лёшке огрызок.
-Давай!
Она нравилась ему, но как подружка, сестра. Вместе они танцевали уже 11 лет, с тех пор, как их – четырёхлетних крох – мамы впервые привели в танцевально-спортивный клуб. Они навещали друг друга в дни болезней, притаскивая ворох «вкусняшек», помогали разобрать и понять новый учебный материал, вместе ездили в летние лагеря, где Лёшка как истинный рыцарь защищал ее от задир. А когда у него умер отец, Карина целыми днями не отходила от него не на шаг, поддерживая и отвлекая от тяжких мыслей.
Светлые её волосы развевались на ветру. Шапки девочка не носила, решив для себя, что данный предмет гардероба ей вовсе не к лицу и, к тому же, больно давит на уши. Вредничала просто. Возраст такой – пятнадцать. Маленькие красивой удлиненной формы ушки её багровели и, казалось, распухли. Она замёрзла, но не подавала виду, только надела кожаные перчатки, спрятав окоченевшие пальчики. Лёшка проглотил объедок блина, вытер руки влажной салфеткой и натянул девочке на голову капюшон куртки, целовнув в нос.
-Так лучше! И не смей снимать – укушу! – улыбнулся он. – Может, ко мне заедем? Я тебя кофе напою. Хотя… какой кофе на ночь, хочешь чаю?
Девочка покачала головой.
- Поздно уже, да и братец твой наверняка собрал у вас тусняк. Я лучше домой. Если не против, завтра день свободный, можем в кино сходить! – она шмыгнула покрасневшим носом. – Пойдем?
- Ок! Пойдем, провожу тебя, сдам мамке с рук на руки.
Брату было 19 лет. Он считался одним из «крутых» городских реперов, известным среди фанатов как L-grey, читал свои треки в клубах, на «open air», участвовал в конкурсах и фестивалях. Его отчислили из универа, так как на уме у парня были лишь тусовки и развлечения. Любил рэп, сигары, алкоголь, устраивал сборища друзей у себя дома, когда родители уезжали в очередную командировку. Дом их, огромный, построенный в «экологически чистой» лесной зоне, вмещал уйму народа. И народ этот, жадный до «халявной жрачки», дармового алкоголя и веселья, развлекался на славу, от души, доводя жилище до состояния многовековой помойки. Вот и сейчас, скорее всего, дома творился полный кошмар.
Болтая, они не заметили, как подошли к карининому подъезду. Повалил снег. Огромные лохматые хлопья медленно кружили в рыжем свете фонарей, и казалось, будто гигантская сказочная птица где – то высоко-высоко встряхнулась, теряя рыжие перья.
-До завтра! – улыбнулась Карина, чмокнула Лёшку в щёку и быстро скрылась за металлической дверью.
Лёшка еще побродил по улицам, потом сел в маршрутку и закрыл глаза. Кто бы только знал, как он не хотел идти домой! Братец с друзьями, их визгливые, размалёванные, как индейцы, вставшие на тропу войны, подружки, гогот, сигаретный дым… «Наградил Бог родственником!» - подумал Лёшка и уставился в окно. На лобовое стекло падал снег. Натужно скрипя, «дворники» сметали его, но снежинки липли вновь и вновь, укрывая окно холодным тюлем. Как было бы хорошо уехать сейчас далеко – далеко отсюда. Далеко ото всех. Хотя бы ненадолго. Не видеть ни мамы с отчимом, ни тем более, брата с его компашкой, ни друзей. Влад, конечно, Лёшку любит, часто защищает его, помогает деньгами ( брат неплохо зарабатывает творчеством), но Лёшка часто от него устаёт. Как, впрочем, и ото всех.
Дорожка к дому, выложенная плиткой, вся усыпана снегом.
«Завтра придётся чистить, Влад и не почешется». Вдоль дорожки тянулись ленты пожухлых бархатцев, сплошь укрытых снежными хлопьями, а за ними темнели высокие туи в снежных шапках набекрень. Лёшка остановился у ворот. «Блин, ключи забыл!» - и ткнул пальцем в кнопку домофона. На трезвон никто и не думал откликаться. Да его и не услышали, судя по тому, как громыхала музыка, сотрясая дом.
-Отлично! Давайте меня тут ночевать оставьте! – Лёшка пнул ворота. Он позвонил ещё раз, ещё, ещё… Наконец кто – то живой подошёл к аппарату.
- Кого приволокло? – Лёшка узнал голос брата.
-Я это! Отворяй светёлку!
-Ща, сек!
Ворота запиликали и открылись. Парень миновал дорожку, ведущую к дому, взбежал на крыльцо и оказался перед распахнутой настежь дверью. В проёме стоял Влад в обнимку с очередной кралей – малолеткой. По ушам били басы, чей – то визгливый крик впиявливался прямиком в мозг, звенело бьющееся стекло, и в густом тумане табачного дыма корчились захмелевшие тела.
- Пить будешь? – Влад протянул откупоренную банку пива.
- Не.
- Здряяяя! – протянул брат. – Если надумаешь, присоединяйся! – и поволок темноокую красавицу в недра вертепа.
Лёшка поднялся на второй этаж в свою комнату и запер дверь. Приняв душ и брякнувшись на постель, он уже собрался задремать (как хорошо, что при строительстве дома позаботились о хорошей звукоизоляции помещений), но зазвонил мобильный. Мама.
-Как вы там , сынок? Всё в порядке?
- Да, всё норм.
-Влад?
- Норм, мам, дома, спит уже. Не переживай.
- Ну и славненько! – с облегчением вздохнула она. – Ты не сиди за компьютером долго, спать ложись.
-Хорошо, мам.
-Мы через пару дней приедем. Не скучай там. Владьке привет! Пока, сынок.
-Пока.
«Не скучай! Соскучишься тут, пожалуй!» - подумал Лёшка, открыв дверь, намереваясь спуститься в кухню, чтобы поесть. Ошалело надрывалась музыкальная установка, девки визгливо хохотали, и удушающе воняло табаком. «Лан, завтра похаваю. Спать!»
- Нас утро встречает прохладой! – заорал над ухом брат хриплым голосом и стрельнул Лёшке в лицо струёй ледяной воды из игрушечного пистолета. – Хватит дрыхнуть, вставать пора. Первый час на курантах! – и потянул Лёшку за ногу.
Лёшка вскочил, чертыхаясь.
- Совсем офигел?! Нахера воду льёшь, идиот!
Влад зычно загоготал:
-Неженка! Давай вставай и приберись дома, а я по делам погнал! Жратвы полно осталось, можешь есть-пить что угодно. Но сначала мусор смети! – и вышел вон. Через пять минут громыхнула входная дверь. «Срулил! Ну и нормас!»
Лёшка ещё повалялся с полчасика, приходя в себя, и нехотя поднялся. За окном пытался пробиться сквозь тучи одинокий солнечный луч – слабый и почти незаметный. Но природа решила, что самое время подкинуть людям этого города осадков, согнала все имеющиеся в наличии снеговые запасы, упрятанные в пышные облака, и принялась сеять снежную муку.
Он потащился вниз, в кухню, походя осматривая поле гульбища. Чуть не свалился с лестницы, поскользнувшись на ломтиках картошки-фри, красиво рассыпанной по ступенькам, и чертыхнулся. Сюрпризы на этом не закончились. Гостиная, любовно отделанная в бело- зеленоватых тонах, сейчас являла собой смердящую клоаку. Бутылки разной ёмкости и материала, из которого были изготовлены, шуршащие пакетики из-под чипсов, сухариков, сушеных кальмаров, обертки от шоколада, конфетные фантики «украшали» собою все поверхности, включая необыкновенной красоты хрустальный светильник на потолке. Недоеденные куски пиццы возлежали на кожаном диване, на мозаичной стеклянной столешнице и под столом. В двух пластиковых контейнерах оплывали кремовыми боками искромсанные тортики, ноги липли к чему – то красному, разлитому по паркету. Тут и там валялись пустые корпуса зажигалок. Лёшка знал, что приятели Влада употребляют их содержимое внутрь.
- Опять хлебали «веселящий газ»! Кретины! Блин, насвинячил, а мне убирать! На фиг! Сам пусть трудится, не фиг ! Не развалится!
Выудив из холодильника два куска пиццы и початую бутылку колы, Лёшка перекусил и решил позвонить Карине.
-Алёёё! – пропел в трубке мелодичный голос.
-Прив! Ну чё, в киношку идем?
- Приветик! Да, конечно! Давай в четыре у «Европейского», ок?
- Ок, -улыбнулся он и отключился. В голову ему закрался не совсем хороший, точнее, совсем не хороший вопрос – где Влад хранит деньги? Осмотрев все шкафы, тумбочки, ящики, шкатулки, Лёшка понял, что поиски результатов не принесут, и придется тратить собственные сбережения. Но тут его ждало неприятное открытие – в заветной шкатулочке, куда он складировал выдаваемые родителями суммы, вместо нескольких тысяч лежали жалкие семьсот рублей!
- Во гнида, а! Ясно теперь, на чьи бабки куролесил! - Лёшка в сердцах хлопнул крышкой ларчика. - Лан, переживу, в кошельке есть еще немного, хватит на кино.
Несколько минут в метро – и вот он у торгового центра. У входа становился покурить, поджидая подругу. Вообще, курил он очень редко, как – то не тянуло. В отличие от брата, которому пачки хватало на день. Затянувшись пару раз, Лёшка бросил почти целую сигарету в урну и тут увидел Карину. Как всегда без шапки, в сапогах на высоченных каблуках, с распущенными по плечам длинными белокурыми кудрями, высокая и стройная, она притягивала заинтересованные взгляды всех особей мужского пола от пяти до семидесяти пяти лет. Красивая, на вид почти взрослая и в то же время по-детски трогательная, милая. Она могла быть разной, в зависимости от ситуации. То нежный ранимый беззащитный ребёнок, которого хочется скорее взять на ручки, защитить, приласкать, то внезапно превращалась в разъярённую фурию, злобную мегеру, готовую все сокрушить на своём пути. Иногда эта её черта Лёшку раздражала. Слава богу, злилась Карина очень редко. А вот сейчас, судя по сжатым пухлым губкам, злости девушки не было предела. Чего это вдруг?
-Привет! – Алекс шагнул подружке навстречу. – В глазах твоих сидит дьявол, посмотри в зеркало!
Девушка промолчала.
- Что с тобой? Чего бесишься- то? ПМС?
- И где тебя черти носили полчаса? Мы договорились в четыре, а уже половина пятого! Я тут промёрзла до костей в ожидании тебя!
Лёшка вытащил из кармана телефон и взглянул на экран. Он и вправду опоздал.
- Зайка, прости, виноват! Как – то не смотрел на часы, думал, времени еще вагон, – Лёшка обнял трясущуюся не то от холода, не то от злости Карину и чмокнул в нос. – Всё, заканчивай пыхтеть и дуться, нам ещё билеты надо купить.
Взяв билеты, парочка задумалась о том, где провести оставшиеся до начала сеанса два часа. Они вышли на улицу и отправились куда глаза глядят. Леденящий ветер норовил пробраться за шиворот, в рукава куртки, швырял мелкими колючими снежинками в лицо, и бесцельно топтать в такую погоду тротуар - удовольствие не из приятных! Хотелось забраться в уютную кафешку, набрать гору картошки-фри, пиццы с большими кусками мяса и грибочками, ещё чего-нибудь вкусненького и наслаждаться теплом и приятной музыкой. Но денег едва хватило на билет, так что мечты о злачном местечке можно отбросить. Алекс плюхнулся на лавочку под липой, качающей «облысевшими» ветвями с жалкими остатками побуревших листьев, и втянул носом воздух. Из соседней кафешки доносились дурманящие ароматы жареного мяса.
-Блиин, запахи – то какие! А мы без рубля в кармане!
-Тебя дома, что ли, не кормят? – усмехнулась Карина.
-У меня организм молодой, растущий, постоянно требующий пищи. Да и вообще… В злачных местах кормиться интереснее.
На соседнюю лавочку опустилась группа цыганок, громко лопоча и шурша ворохом разноцветных юбок. У каждой через плечо был подвязан узел с младенцем, а ватага деток постарше горохом рассыпалась вдоль улицы, приставая к прохожим и клянча деньги. Алекс задумчиво наблюдал за цыганятами, которые, получив от сердобольных граждан монетки, тащили их мамашам.
-Дядинька, дай денеську! – раздался откуда- то сбоку тоненький детский голосок, и через мгновение перед Алексом материализовалась тощенькая смуглая замурзанная девчушка лет трёх. Вытянув крохотную лапку, покрытую царапинами и подозрительного вида красными пятнами, она монотонно заныла, смягчая твёрдые согласные и немилосердно коверкая все остальные звуки:
- Дай дениську, дай! Дядинька! – и вцепилась Лёшке в рукав.
-What does it mean? – Алекс удивленно задрал брови.
-Иди, деточка, иди, заинька! Нет у нас денежек! – брезгливо скривилась Карина и махнула рукой тем движением, каким отбрасывают гадкий предмет.
Малышка еще немного постояла в надежде заполучить «копеечку» и побежала к новой «жертве».
-А это мысль! – воскликнул Лёшка. – Сейчас у нас будут деньги! – и он рассказал Карине о своём плане.
-Жесть! Ну ты даёшь! Думаешь, сработает? Поверят?
-Даже если не поверят, такой умопомрачительной блондинке в помощи не откажут. Ты, главное, смотри жалостливее, слезу пусти. Ну, сама сообразишь!
Через минуту, выбрав подходящую жертву, девочка отправилась на промысел.
-Извините, - обратилась она к солидному дядечке лет шестидесяти. – Мне так неловко… Но… Понимаете, я такая растяпа, забыла закрыть сумочку и у меня вытащили кошелёк. – Карина продемонстрировала расстёгнутую кожаную галантерею и продолжила. - Или я его потеряла. У вас не найдется нескольких рублей, мне до дома доехать. В Жуковку. – И она с мольбой в огромных сиреневато-серых глазах взглянула на дядечку.
-Конечно, конечно, - засуетился тот и открыл бумажник. – Вот, держите, - и протянул девушке пятисотрублёвую купюру. – Как же это Вы так невнимательно? Аккуратнее нужно быть. На-ка вот ещё, - и мужчина достал вторую купюру того же достоинства. – Мало ли, вдруг понадобится.
- Ой, зачем же так много? – смутилась Карина.
-Берите, берите! - и, выслушав слова благодарности, дядечка продолжил путь.
Через полчаса Карина вернулась к Алексу и помахала перед его носом ворохом разноцветных бумажек:
-Видал?!
Приятели подсчитали «доход» и, что называется, « офигели»! Семь тысяч восемьсот рублей!
-А теперь кутить! Let’s have fan! – довольно осклабился Лёшка, и парочка скрылась за дверями кафе, провожаемая недобрыми взглядами цыганок. Им такие «экспресс – доходы» и не снились!
Алекс вернулся домой затемно, когда модные наручные часы показывали одиннадцать вечера. Брат не появился, следовательно, вся романтика уборки доставалась Лёшке. «Я, конечно, не Геракл, но конюшни придется чистить мне! А завтра в школу, каникулы закончились».
Первым уроком была литература. Молоденькая практикантка – мышеподобная пигалица в безобразных очках - робко оглядела подозрительно притихший 9 «А» и, густо покраснев, начала урок:
-Сегодня мы побеседуем о творчестве Александра Сергеевича Пушкина. Наверняка у каждого из вас есть любимые его произведения или строки из них. Вот послушайте.
Но грустно думать, что напрасно
Была нам молодость дана,
Что изменяли ей всечастно,
Что обманула нас она;
Что наши лучшие желанья,
Что наши свежие мечтанья
Истлели быстрой чередой,
Как листья осенью гнилой.
- В простых, казалось бы, словах…
Алекс оглядел класс. За задней партой, у окна, развалившись на стуле и вытянув в проход длинные ноги, «отдыхал» Груздев – первый лоботряс гимназии. «Наверняка, готовит практикантке сюрприз», - подумал Лёшка. И не ошибся.
-Кто хочет прочесть полюбившиеся строки? – спросила пигалица. Груздев поднял руку.
-Пожалуйста, молодой человек!
Класс насторожился. Груздев не торопясь встал, заложил руки за спину, откашлялся и, подвывая, пробасил:
- Родила-а-а-а…
Класс «хрюкнул», а Груздев с чувством продолжил:
Родила-а-а царица в но-очь
Не то сы-ына, не то до-очь!
Не мышо-онка, не лягу-ушку,
А простую… потаскушку!
Дикий «ржач» согнул 9 «А» пополам. «Дебил!» - ухмыльнулся Алекс. – «А стишок прикольный, надо Каринке переслать. Пусть взбодриться!» И в то время, как «Кабаниха» (так за глаза звали «литераторшу» многие поколения гимназистов за нрав её непростой и гадкий) устраивала классу аутодафе, он давил на кнопки телефона.
Когда тебе всего пятнадцать, и огромный мир распахивает перед тобой свои двери, гостеприимно приглашая «во взрослую жизнь», мало кто задумывается о том, зачем нам «молодость дана», что она – всего лишь несколько быстротечных лет. Мы «изменяем ей всечасно», растрачивая драгоценные дни и годы на то, что кажется важным и главным. В 15 лет хочется всего и сразу. Хочется всё попробовать, увидеть, узнать, всё испытать на себе. Для пятнадцатилетних вся «грязь жизни» возводится в разряд идеала. И, ещё недавно примерный, подросток плюхается в «выгребную яму» жизни, как в чистейшие воды святого источника. Побоку уроки, родители и учителя с их нудными проповедями. Со всем пылом юношеского максимализма они рвут золотые нити, связывающие их с милым и беззаботным миром детства, и очертя голову мчатся во взрослую жизнь, не подозревая того, что мир жесток и коварен…
- На первую платформу прибывает поезд номер…
Приехали. Каринка сняла с крючка сумку, чехол с танцевальными костюмами и направилась к выходу:
-Торопись, поезд опоздал на сорок минут, боюсь, на разминку не успеем. Ты помнишь, на чем до Нижегородской ярмарки ехать?
-Ага, -кивнул Алекс. – Давай помогу, - он взял у девочки чехол с платьями, подхватил свои пожитки и первым шагнул из вагона.
- Прошу! – Лёшка помог Карине спуститься на платформу, и приятели помчали к остановке.
К турниру мировой классификации пара готовилась несколько месяцев. Ежедневные многочасовые тренировки, новые костюмы. И опоздать на него – просто глупо! Но всё обошлось. На разминку, конечно же, не успели. Быстро зарегистрировавшись, переодевшись (хорошо, что причёски соорудили еще в поезде) и пришпилив Алексу на спинку фрака бумажку со «счастливым» номером 777, они вышли на паркет. 1\64 финала. Первый танец – медленный вальс. Лёшка любил танцы, конкурсы с их непередаваемой атмосферой праздника, волшебной сказки. Смесь ароматов пудры, гелей , лаков, духов, чарующая колдовская мелодия, чопорные фраки кавалеров, воздушные, сверкающие стразами платья партнёрш, гладкие причёски, стройные станы, прямые спины, точёные плечи… И кажется, что за окном не прозаический, стремительно мчащий во времени XXI век, а давно канувший в Лету XIX. И ты на великосветском балу танцуешь с первой петербургской красавицей. Почему именно петербургской, Алекс и сам не знал. Просто звучит красиво – петербургская красавица!
Танец за танцем, за стандартом – латина. Всё как всегда. И вот уже они на верхней ступени пьедестала почёта. Главный судья вешает им на шеи медали, что – то говорит, поздравляя, суетятся фотографы, журналисты. Спонсоры вручают огромную корзину с подарками. «Как мы с этой корзиной в вагон полезем?» - мелькает у Алекса мысль. Завершив круг почёта, парочка направилась в раздевалку. Но на полпути их изловили надоедливые журналисты. Пришлось отвечать на их дурацкие вопросы. Потом в раздевалке упаковывали в сумки призы, недоумевая, куда деть корзину, размещали костюмы в чехлах, поминутно ловя на себе взгляды тех, кто и на этом турнире остался за финальной чертой. Да и ездят - то на конкурсы одни и те же пары, всё как всегда, так что плевать. «Пора бы уже и привыкнуть, что мы всегда первые!» - подумал Алекс.
До отхода поезда оставалось полтора часа, когда Карина и Алекс вышли из ресторана, что на площади у Московского вокзала. Всякий раз, приезжая в Нижний, парочка после соревнований спешила сюда – поесть и скоротать время.
-Куда теперь? – спросил Алекс? – В универмаг заглянем, змеюк посмотрим?
-Да ну, на фиг, давай просто погуляем!
Они обогнули здание универмага и пошли вдоль трамвайных путей. Свернув пару раз направо-налево, приятели оказались в небольшом уютном дворике, огороженном высоким забором. На ярко освещённой фонарями детской площадке играли три карапуза в разноцветных комбинезончиках, насыпая в пластиковые ведерки отсыревший грязный песок и сооружая куличики. Их молодые мамашки оккупировали деревянную лавочку и самозабвенно «чесали языки».
-О!Горка! – Алекс мигом вскарабкался на древнюю металлическую конструкцию и, балансируя, покатился вниз по склону.
-Придурок! – засмеялась Карина, глядя на лихо мчащегося с детской горки друга. – Малышей напугал!
- Они сами кого хочешь напугают! Видела, как вон тот, пухлый на меня совочком замахивался?! На горку не пускал! – и Алекс кивнул в сторону забавного карапуза в полосатой шапочке с «ушками» на макушке. – Далеко пойдёт пацанчик!
«Пацанчик» стоял, насупившись, и сердито глядел на пятнадцатилетнего «дядьку», узурпировавшего сооружение. За его спиной молча выражали солидарность две одинаковые черноглазые малыщки.
Карина задохнулась от хохота, представив, как Лёшку - этого высокого белокурого красавчика – избивают пластмассовыми лопатками младенцы.
-Пошли уже, покоритель горных вершин, хватит позориться перед детьми.
Они забрали вещи из камеры хранения в тот момент, когда объявили посадку на рейс «Нижний Новгород – Москва». Уютно устроившись на верхних полках купе, приятели заснули до утра.
На Ярославский вокзал поезд прибыл рано утром, в 6:30. Карину встретили родители. Они –то и подвезли Алекса до дома.
Лёшка открыл входную дверь – тишина. Странно! Неужели Влад изменил своим привычкам? Парень пересёк холл и свернул в гостиную, чуть не растянувшись на сплющенной жестянке из-под пива. «Чёрт! Рано радовался!» Комната походила на развалины Вавилона после нашествия славного царя царей Кира.
«Спокойно, Лёха, это дурдом, а ты – главврач!» - сказал он себе мысленно. Миновав перевёрнутые кресла, Алекс поднялся к себе. Его апартаменты являли собою одно большое помещение, разделённое стенкой на два «отсека». Так сказать, кабинет и спальню. Честно говоря, в своей «норе» Лёшка наводил порядок отнюдь не каждый день, но, по сравнению с тем, во что Влад превращал гостиную, эту часть дома легко можно принять за сады Эдема – чистота и множество цветов. Цветы – ещё одно (помимо танцев) Лешкино увлечение. Роскошные орхидеи разных форм и расцветок, остролистые фикусы, фейхоа, кофейное деревце, цветущие лимоны, с их одуряющим ароматом и крупными, ещё зелёными плодами, хлорофитумы, фиалки, яркие шапки пеларгоний радовали глаз.
Утопив чехол с костюмами в недрах зеркального шкафа-купе, приняв душ, Лёшка плюхнулся в широкое кресло перед телевизором и нажал кнопку пульта.
_Ты чё, офигел?! Выключи телек, я спать хочу! – капризно протянул из спальни тонкий девичий голосок. Алекс оторопел: «Что за шкура в моей комнате?!»
На широкой лёшкиной кровати, поверх пушистого толстого пледа «возлежала» полуодетая сероглазая «нимфа». Её всклокоченные синие волосы а-ля Мальвина закрывали пол-лица, на открытой же взгляду половине пламенел кирпичным цветом румянец с чёрными потёками туши и чернел «глаз панды». Алекс встал в дверном проёме, прислонившись к косяку и скрестив на груди руки.
_Ты кто такая? – спросил он «нимфу» и пристально стал разглядывать незнакомку. «Ничё так. Не бомба, канеш, но и не жаба. Симпотная.»
Та, натянув на пухлую грудь плед и выставив на обозрение длинные стройные ножки, томно (как ей казалось) прогнусавила:
- Сам – то кто? А-а-а-а… Поняла! Владькин брат –плясун! Удод, короче! – вынесла вердикт «нимфа» и перевернулась на другой бок. – Вали и дверь закрой, я спать!
-А ничего, что это моя комната, мой дом? Я, мож, тоже хочу спать, а тут ты развалилась?
_Да ложись рядом, в чём проблема? – пробормотала гостья. И снова повернулась к Лёшке лицом и усмехнулась. – Ну чё ждёшь? А… Я и забыла, ты ж ботан!
-Почему сразу «ботан»? Ты ведь меня совсем не знаешь?
- А чё, нет, что ли? Владёк рассказывал: не пьёшь, не куришь, матом не ругаешься, танцами балетными занимаешься… Ботан и есть! – и «нимфа» лукаво улыбнувшись, медленно потянула вниз плед, оголяя упругие мячики грудей.
Алекс смутился и отвёл взгляд.
- Не балетными, а бальными, - поправил он. – Разве плохо?
-Ну , ботан и есть! – расхохоталась «нимфа». - Выйди, я оденусь. Все равно уж разбудил, не усну больше!
Алекс послушно вернулся в кабинет и уселся в кресло. Через пару минут из спальни вырулила «нимфа» в драных, сомнительной свежести джинсах, розовой майке до пупа с изображением единорога и в ядовитого цвета кедах. Бесцеремонно устроившись на широком кожаном подлокотнике, она обвила левой рукой лёшкину шею, прижалась теснее, обдав его каким – то удивительным волнующим девичьим запахом, и протянула:
-Слышь, сбегай вниз, притарань чё-нить выпить! Башка трещит жесть как!
-Я тебе не мальчик на побегушках, сама доскачешь, не развалишься! – ответил он, снимая её руку с плеча.
Тут распахнулась дверь, и в комнату ввалился Влад, таща в охапке несколько полных жестяных банок.
-Даха! – взревел он. – Спишь? Отрывай задницу от лежбища! О! Брательник прибыл! Медальку привёз! И очередное ведро,- увидел он на стеллаже с призами новый кубок.
– Чемпиону галактики наш физкульт-привет! - загоготал он. - За это надо выпить! Держи, прынцесса! А это тебе, балерун!
-Нет, уж, увольте, без меня! – Лёшка вытащил из рук «нимфы» ёмкость. – Не пей вина, Гертруда!
-Отвали! – Дашка откупорила жестянку и присосалась к ней пухлыми губами.
-Дурак ты, Лёха! А для чего ж тогда жить? Надо оторваться по полной , пока молодой, а там… Даже Хайям тыщу лет назад писал:
Лучше пить и веселых красавиц ласкать,
Чем в постах и молитвах спасенья искать.
Если место в аду для влюбленных и пьяниц,
То кого же прикажете в рай допускать?
-А поди-ка не дурак был, знал, о чём говорил! – блеснул эрудицией Влад. – Так что, пей, веселись! «Без хмеля и улыбок, что за жизнь?» Это тоже он сказал. Давай, Лёх, смелей! In vino veritas!
-Да брось ты его, удода! Не хочет - не надо! Нам больше достанется! – захохотала «нимфа».
Слово «удод» больно кольнуло в сердце. Лёшка заколебался. Хлебать вонючее пиво не хотелось, но и выглядеть в глазах «нимфы» чмошником не хотелось больше. «Лан, выпью разок, хрен с ними!»
-Давай своё пойло, - Алекс протянул руку.
-«Пойло»! Это амброзия – напиток богов! Лови!
Мы часто говорим себе: «Только раз! С одного раза ничего плохого не случится!» И сами не замечаем, как встаём на первую ступень лестницы, ведущей вниз. Нам кажется, что ничего страшного не произошло: «Вот я здесь, наверху, и в любой момент могу шагнуть обратно!». Но лесенка оказывается эскалатором, стремительно мчащемся в пропасть и тянущем на себе глупца, так неосторожно ступившего на него! Зачем мы это делаем? Будто кто – то с рогами и копытами подталкивает в спину, нашёптывает колдовские слова, одурманивая, затуманивая разум, застилая глаза мутной пеленой. Уверяя в том, что то, к чему он ведёт, и есть настоящая жизнь! Именно ЭТО – смысл нашего земного существования!
Дни шли за днями. Осень сменила зима. И вот уже февраль выпустил на волю шальные разгульные ветры, затянул небо тучами, заставил их осыпаться снежными хлопьями, словно стремясь взять реванш за бесснежную зиму.
Карина шла с тренировки. Одна. Вот уже два месяца, как она танцует одна. Если это можно назвать танцами. Венский вальс в одиночном исполнении! Как вам это нравится? Или самба! Придется искать нового партнёра, сколько можно сидеть и ждать у моря погоды? Ждать, когда Алекс возьмётся за ум. И возьмётся ли? Вон Славинский из «Русского клуба» вполне достойный вариант! И придётся всё начинать с нуля. «Алекс… Не понимаю, что с ним случилось? Как так можно – одним махом перечеркнуть всё, что создавалось годами упорных тренировок, когда с паркета не уходили часами, когда ноги гудели от напряжения, когда продолжали танцевать и во сне! Всё, к чему шёл, работая до седьмого пота, разрушено, растоптано, развеяно по ветру! Была пара! Знали нас как ПАРУ! А теперь что? Позвонить что-ли ему? А что я ему скажу? Ладно, пофиг! Начинаю новую жизнь!» - и девочка убрала телефон в сумку, так и не набрав знакомый номер.
Дни шли за днями. Алекс не заметил, как с головой запутался в липкой паутине бездарного существования. Как глупая муха, попавшая в тенёта кровожадного паука. А тот крепко затянул нити и завязал узелки. Замотан, закручен, зажат – не вырвешься! NO EXIT !
Он вышел в сад, протопал по снежной целине к лавочке и, смахнув снег, устроился на сиденье. Голова гудела. Он вспомнил вчерашние приключения. Как всегда, напились, забрались на крышу шестнадцатиэтажки, устроили там пляски с фотосессией и селфи. Вспомнил, как жутко захотелось в туалет, и кто – то предложил пописать прямо с крыши. «Жесть! Неужели я так и сделал? Не помню». Как разъярённый житель этого дома, крепкий бородатый мужик, погнал их оттуда. Как потом бродили по парку, где Ромыч, обкуренный до предела, оторвал от лавки доску и взял её с собой. Так, на всякий. Как забрели на территорию гаражного кооператива и решили «взять напрокат» машинку – захотелось вдруг прокатиться по ночной Москве. Но ни один замок сломать не удалось, и толпа убралась восвояси, предварительно снабдив все ворота надписями: «Здесь стоит машина лохов», «Тише едешь – в ж…пе будешь» и отдельными словами обсценной лексики, для эффекта усилив их очень натуралистически изображёнными колченогим Борькой «наглядными пособиями» (он учился в МГАХИ). Потом был ночной забег по льду озера, пугание девчонок, ещё что – то… А потом сладкий сон на квартире у одного из приятелей. И так каждый день.
Сначала родители, ошеломлённые внезапным Лёшкиным преображением, пытались как – то повлиять на него, взывая к разуму, приводя миллионы доводов. Но кто ж слушает предков? Мы сами уж с усами – взрослые! Нечего лезть в нашу жизнь со своими домостроевскими советами! А когда поняли, что достучаться до лёшкиного разума так же нереально, как съездить в гости к бабушке на Марс, оставили бесплодные попытки и махнули на братьев рукой. Точнее, отчиму было изначально наплевать на парней – его, что – ли, дети? А мама… Что она может сделать одна с двумя обормотами? Да и некогда ей. Бизнес – штука серьёзная, конкурентов в лице домочадцев не терпит. Или работа, или семья – выбирай. Одна надежда у мамы на то, что однажды щёлкнет в голове у парней, надоест бесцельное существование и те возьмутся за ум. А пока…
Алекс зачерпнул две пригоршни снега, приложил к вискам. Голова раскалывалась. «Пойти прогуляться ?» Он вернулся в дом, нашёл в аптечке таблетки, выпил две сразу и отправился в Измайловский парк, где собиралась вся их кодла. Стоя в метро в ожидании поезда, Лёшка почувствовал тычок в спину и тут же чья – то рука хлопнула его по плечу.
-Здорово, Король! - прогудел за спиной знакомый голос. Так Алекса называли друзья из танцевального клуба.
Он оглянулся. Так и есть – Тёмка Шаховцов, извечный конкурент, постоянно остающийся за пьедесталом, завистник и гнида первостатейная!
- Здорово, Тёмыч! – буркнул Лёшка и хотел продолжить путь, но приятель дёрнул его за рукав куртки.
- Погодь, рассказывай, как ты и шо?
-Норм, как видишь, живу пока.
- Вижу – вижу… А мы с Настасьей по турнирчикам немного покатались, золотишко пособирали. К Блэкпулу вот готовимся, - и Тёмка проницательно посмотрел на Лёху.
-Молодцы, чё! И много насобирали?
- Насобирали, - осклабился Шаховцов.
- Ясно! Мне некогда, дела, давай! – Лёшка обошёл приятеля и побрёл из метро.
« Блэкпул! Каринка так о нём мечтала! А я, осёл, всё просрал!» Где – то внутри, у сердца, наверное, там, где обитает душа, что – то защемило, зацарапало, а на глаза навернулись слёзы. Стало так тошно, так больно! Будто мерзкая, скользкая и липкая гадина вонзила ядовитые когти и клыки в очерствевшее сердце и принялась рвать, кромсать, давить…. Больно!
-Слышь, Лёх?! Каринка со Славинским в пару встала.
-Ясно! – отрезал Лёшка не оборачиваясь и не прекращая движения. – Рад за неё!
Гадина, забравшая под рёбра, со всего маху полоснула стальными когтями. «А как же я? Я-то как теперь?! Всё?! Аут?! Game Over ?! А что «я»? Сам виноват! Жри теперь всё, что навертел!
Лёшка свернул в проулок. Видеть кого – то из компашки почему – то расхотелось. Он добрёл до ближайшей остановки, сел в первую попавшуюся маршрутку - в салоне у самой двери- заткнул уши наушниками и уставился в окно.
Машина резво мчала по шоссе, лавируя, маневрируя, подрезая. Казалось, водитель в детстве не наигрался и теперь представлял себя Шумахером в гоночном авто. Они въехали на мост, когда удар чудовищной силы резко швырнул машину в сторону, сорвав дверцу и смяв ограждение. Дикая сила подхватила Лёшку и потащила прочь из салона. И дальше, через перила моста – вниз, в пропасть.
А потом...
«Но грустно думать, что напрасно была нам молодость дана…» Одна и та же фраза навязчиво крутилась в мозгу. «Откуда она? Что за стих? Не помню… Что – то пикает. Что?» Алекс открыл глаза. Ослепительный свет резанул по ним. Он успел увидеть белоснежный потолок с огромными лампами. Они слепят до боли, глаза невозможно открыть. Лёшка сделал ещё попытку и снова зажмурился. «Как же всё болит! Всё тело, каждая клеточка. Всякая рибосома, хромосома, что ещё там есть – всё невыносимо болит». Лёшка застонал. Долго, протяжно, с каким – то хриплым бульканьем.
Кто – то подошёл, взял его за руку.
- Слава Богу, в себя пришёл. Александр Сергеевич, Королёв очнулся!
- Сейчас подойду, Наталья Николаевна, спасибо!
«Пушкин?! Живой? Или это я умер?! Я там, что ли?! Что за бред?! Где я?!»
Он осторожно приоткрыл глаза. Вроде норм, не слепит, видеть можно. Взгляд его упёрся в чьи-то руки, тонкие, смуглые, с изящными длинными пальчиками. Руки держали синий, в полоску, блокнот и трёхцветную ручку. Алекс скосил глаза чуть выше и в сторону. Рядом с ним стояла молоденькая очень красивая девушка в белом халатике и в белом колпаке, надвинутом до тонких дуг чёрных бровей, и что-то записывала в блокнот, глядя на мониторы приборов. Заметив его взгляд, девушка посмотрела на Алекса густо-синими глазищами и улыбнулась:
- Как ты себя чувствуешь?
Лёшка хотел сказать, что чувствует себя просто офигенно, но вместо этого громко застонал.
- Больно, - сочувственно вздохнула девушка. – Сейчас я тебе обезболивающее уколю, потерпи. И пока она шуршала упаковкой шприца, пока щёлкали ломающиеся горлышки ампул, Лёшка едва сдерживал рвущийся из глубины души крик боли.
-Всё, солнце, сейчас боль стихнет, потерпи немножко. Ты же сильный, ты - мужчина! Всё, сейчас, - она прижала влажную ватку к месту укола, погладила Лёшку по голове. – Всё будет хорошо, я знаю. Подошёл врач – невысокий, молодой, лет тридцати пяти, рыжий, как предзакатное солнце, с жизнерадостной улыбкой на конопатом лице. Посмотрел на приборы, дал указания медсестре и рассказал Лёшке где он и как тут оказался.
Авария на мосту случилась страшная. Пострадали все, кто ехал в злополучной маршрутке. Водитель погиб на месте, а Лёшку и сидевшую рядом женщину от удара выбросило из салона. Они упали с моста, с самой высокой его части. Женщина разбилась, а Лёшке повезло – он рухнул на огромную кучу опавших листьев, которые жители местечка сгребали со своих огородов и сваливали под мостом. Парень отделался множественными переломами, сотрясением и ушибом мозга, царапинами и гематомами. Вот уже неделю он в реанимации без сознания.
-Поднимем мы тебя на ноги, не переживай! Главное, внутренние органы не пострадали. А кости срастутся. Раз в себя пришёл, значит скоро переведём тебя в палату. А пока понаблюдаем. Придется некоторое время мумией полежать, но от этого никуда не денешься. Терпи, казак! – доктор улыбнулся ободряюще и ушёл к другому пациенту.
Опутанный проводами, Лёшка остался лежать. Укол начал действовать, боль стихала и вскоре совсем прошла. Несколько раз подходила медсестра, что – то отмечала на приборах, поправляла Лёшке подушку, укрывала, поила… Лёшка закрыл глаза и незаметно уснул.
Переломы срастались. Скорее бы уже сняли гипс! От бесконечного лежания уже тошнило. Или это от затхлого палатного воздуха, пропитанного запахами лекарств, смрадом давно немытого тела, ароматами поглощаемой тут же, в палате, пищи. Убийственное амбре! Лёшка мечтал, что как только разрешат ходить, подойдёт к окну, откроет форточку и будет дышать, дышать, дышать…
А ночами снились танцы. Скользкий паркет, яркие огни, сверкающие стразы, громкая музыка, то нежная, тягучая или стремительная мелодия европейской программы, то яркие, зажигательные, страстные ритмы латиноамериканской.И сердце ликует от восторга! И он, Лёшка, там, на паркете с упоением отдаётся танцу, растворяется в нём, погружается в мир волшебной красоты. Вот оно то- ради чего стоит жить! Это твоя судьба! Бог наградил тебя даром нести в мир красоту и гармонию танца, так храни его, развивай! Ведь для чего – то он тебе дан, есть в этом какой – то смысл! «Красота спасёт мир!» Да! Красота смягчит очерствелые сердца, и они откроются для любви и радости. Уйдут тревога и зависть, отчаяние и разочарование, злоба и равнодушие. Останется любовь. Ведь любовь – это и есть сама жизнь!
Переломы срослись быстро. Лёшка уже стал вставать и при помощи странной металлической конструкции передвигаться по палате. Но колено правой ноги отказывалось сгибаться и дико болело. Что – то там сместилось от удара или оторвалось, а теперь неправильно срослось. Врач объяснял, но Лёшка толком не понял. Да и какая разница, отчего не сгибается, нога – то не ходит!
А мысли о танцах не давали покоя, преследовали ежеминутно, как гончие зайца. Танцевать хотелось как никогда! В голове звучал то рокочущий голос Луи Армстронга, то на высоких нотах пел аккордеон, то неслись в безудержном вихре карнавала зажигательные ритмы. В холле стоял телевизор. Старики выползали вечерами из палат и смотрели новости. Лёшку эти передачи не интересовали, а переключать каналы дедки не давали – без новостей им жизнь не в радость, похоже. Только однажды он остановился перед телевизором. Шёл новостной сюжет о международных соревнованиях по спортивным танцам. Во весь экран сияла гадкая морда гниды Шаховцова, дающего интервью. Картинка сменилась, и вот уже пары стремительно закружились по паркету в венском вальсе…. Лёшка доковылял до палаты и лёг на кровать. «Я должен вернуться на паркет. Должен, должен, должен!!!» Врач сказал, что нужна операция. В лучшем случае одна, если повезет. А если нет? «Я не буду об этом думать!»
Время шло. Однажды в больницу пришла Карина. Он обрадовался ей, как щенок, радующийся приходу с работы любимого хозяина. Она поставила пакет с фруктами на тумбочку, чмокнула Лёшку в щёку и присела на краешек облезлого табурета, оглядев палату и сморщив аккуратный носик.
-Каринка! Зайка! Я так рад, что ты пришла! Рассказывай, как ты?
-Нормально, танцуем, ездим по турнирам. Не очень пока получается, но притрёмся, надеюсь.
-Не надо притираться, я выйду отсюда и начну тренировки. Снова станем парой, да? Карин! Да? Я буду стараться, мы всё наверстаем, я обещаю, слышишь? Мы снова станем самой крутой парой, звёздами! Карин! Ну что ты молчишь?!
-Лёш, давай смотреть правде в глаза. Ну какой из тебя теперь танцор? Ты же калека! После подобных травм не восстанавливаются, ты всю жизнь будешь хромать! Я не собираюсь ждать твоего мифического выздоровления еще с десяток лет. Всё! У меня другой партнёр.
-Ты сейчас серьёзно, Карин?
-Нет, блин, шучу! Конечно серьёзно!
Стало темно и тихо. Очень темно и очень тихо. Потом откуда-то издалека - сначала медленно, потом громче, громче - зазвучала печальная мелодия медленного вальса. Она звучала в темноте, заполняя собою всё пространство, она трепетала где-то высоко-высоко, в небесной дали, где ей вторили пронзительно – нежными голосами ангелы, и спускалась вниз, рокоча, нашёптывая что-то непонятное, убаюкивая. Она окружала, опутывала, околдовывала и манила за собою в неизведанное и, наверняка, очень прекрасное. Она возносила и нежно качала на волнах любви, она вовлекала в бурлящий поток страсти и нежности, она вторгалась в душу и растворялась там, внутри…
Девушка ушла, так и не поняв, как больно ранила чувствительное мальчишеское сердце. «Ну и зачем мне жить? Для чего? Просить милостыню у магазина, смущая своим видом спешащих по делам граждан? Смотреть, как стыдливо они опускают глаза, дабы не видеть немощного калеку, опасаясь, как б не проснулась не вовремя совесть и не заставила бросить в руку инвалиду несколько монеток?!» Мысль о самоубийстве бродила в голове злобным призраком. Несколько ночей лежал Лёшка на ортопедическом больничном матрасе, сжимая в руке нож. Вот так полоснуть по венам – и утром его найдут бездыханного и уже остывшего. Но что – то останавливало.
Алекс вышел в коридор и остановился у окна. Яркое весеннее солнце било в стекло и слепило глаза. Лёшка зажмурился – тепло… Несколько минут он стоял не шевелясь и ни о чём не думая. Пронзительный птичий гомон привлек его внимание. Склочники-воробьи устроили потасовку в ветвях старой вишни. Видно, чего – то не поделили. Несколько серых комочков сбились в один растрёпанный шар, клевались, били крыльями, пищали. От их возни цветки осыпались и, влекомые ветром, мягко касались стекла. Отчего казалось, что вновь вернулась зима, и злой ветер швыряет в окна пригоршни снега. Завтра очередная операция, после которой всё будет ясно. Останется он инвалидом или сможет снова ходить… и танцевать. Танцевать! Страшно – то как! И обидно! В пятнадцать лет остаться инвалидом! Колченогим калекой! «Господи, спаси и сохрани!»
Лёшка не заметил, как часто стал он мысленно обращаться к Богу со своей просьбой – вернуть ему ногу, здоровую ногу! Он не знал ни одной молитвы, да и не нужны они были. Он беседовал с Богом, прося прощения за свои ошибки, благодаря за всё хорошее, что было в жизни и прося великой милости – здоровья!
В палате на соседней кровати лежал парнишка на два года постарше Лёшки. Ваня. У него был на редкость сложный перелом ноги, со смещением в нескольких местах – упал , катаясь с горы на лыжах . Он рассказал, что учится в духовном училище и мечтает стать священником. Вначале Алекса покоробили его признания. Священником! Отрастить пузо, отвратительную бороду до пупа, рядиться в странный балахон… Но парень оказался умницей, и разговарить с ним было увлекательно. В беседах они касались абсолютно разных тем: от проблем внешней политики, глобального потепления до последних новинок в мире музыки.
- Я думал, попы музыку не слушают. Ну, такую, молодёжную. Только псалмы. Молитвы там и всё такое.
-А разве мы не люди? Мы такие же люди, как и все. У каждого из нас свои музыкальные пристрастия. Но и музыка музыке рознь. Не всё, что льётся в уши- от Бога.
Они разговаривали часами. И в ходе этих бесед Лёшка глубже стал переосмысливать свою жизнь. Увидел себя, как говорится, со стороны и ужаснулся, поняв в какое болото угодил. Увидел, какая гигантская бездна отделяет его, Лёшку прошлого, увлечённого любимым делом, от Лёшки нынешнего – лодыря и разгильдяя. Он рассказал Ване о себе, о той чудовищной метаморфозе, приключившейся с ним по его же собственной вине. Как сильно изменилась его жизнь. Точнее, сам он стал не тем, кем был раньше. Словно актёр в древнем театре. Сменил маску – и ты уже другой герой. Только герой ли?!
Лёшка и сам не мог понять, почему так произошло. Надоело быть послушным, примерным, порядочным? Почему- то порядочность в среде подростков считается чем – то постыдным, «отстойным». Любого, чьи жизненный ценности не совпадают с идеалами ребячьей стаи, считают «лохом», «лузером», «ботаном». Быть хуже, чем ты есть на самом деле – это классно! Ты не паинька, не сосунок, не маменькин сынок, ты – мужик! Или виновата синевласая «нимфа»?
Та не, сам, только сам! Но почему так хотелось быть не паинькой, а пофигистом и бунтарём?!
-Всё дело в падении нравственности, - говорил Иван. – Нравственность не популярна. СМИ, общественные институты ориентируются на популярность. Это рейтиги! Но популярность достигается не за счёт демонстрации нравственности, а за счёт выуживания на всеобщее обозрение вороха грязного смердящего белья, всей мерзости и пороков. Посмотри, о чём вещают с экранов? Что нам демонстрируют? Образцы добродетели? Неет! Воровство, блуд, обман, кровосмешение, внебрачные дети, убийства, растление несовершеннолетних…. Можно перечислять и дальше – гнусностям не счесть числа! Это заводит толпу, заставляет смаковать, обсасывать подробности. Золотой телец властвует над миром. И каждый из толпы любой ценой, давя и калеча ближнего, стремится к подножию его трона, стремится быть обласканным. «Денег и удовольствий!» - вот их кредо. Как в Древнем Риме: «Хлеба и зрелищ!» И не важно , что станется с истекающим кровью гладиатором. Ведь это так сладко – повелевать чужой жизнью! Так сладко – стоять над толпой! Извечные ценности подменяются суррогатом, мерзостью, возвеличенной, возведённой в ранг добродетели. А жить в удовольствие – значит жить по закону инстинкта. Но это животная жизнь!
Нравственность – вот непременное условие человеческого счастья! Без нравственности нет понятия личности. Так устроил Бог. Мы можем признавать Бога или отрицать, признавать нравственность или ухмыляться, говоря о ней. Но раскрепощение инстинкта – путь к погибели. Раскручивание человеческих страстей – путь к погибели. Абсолютную истину и правду несёт вера, в ней духовная сила человека. Подумай об этом.
-Ты боишься операции?
-Не столько самой операции, сколько её результата. Я боюсь приговора. Если вдруг…
-Молись. Проси Бога о милосердии и исцелении. Искренне проси. Покайся в грехах и молись. Бог милостив, он поможет тебе. Верь!
Прошёл год. Сколько было пережито за эти триста шестьдесят пять дней! Капельницы, уколы, таблетки, операции. И страшный приговор врачей – колено останется недвижимым. Но разве можно в пятнадцать лет смириться с этим? Разве можно поставить на себе крест, зачеркнуть все мечты, все надежды? Остаться калекой – никому ненужным, всеми забытым колченогим инвалидом?! Неет!! Только не это! И начались ежедневные мучительные, изнурительные тренировки. Комплекс реабилитационной гимнастики Алекс нашёл в интернете и с диким упорством упрямо шёл к своей цели! И когда не осталось ни капельки надежды, когда мечты о том, чтобы просто нормально ходить, а не то, чтоб вернуться на паркет, были задвинуты в самый тёмный угол сознания, занавешены, забаррикадированы, дабы вдруг не выползли наружу, на растравили душу, случилось чудо! Да-да, чудо! Колено, упрямо не желающее двигаться, согнулось! Да! Согнулось! Нет, не совсем, не как положено здоровому суставу, а чуть-чуть, слегка. Но согнулось! Врачи не верили. Просвечивали ногу рентгенами, томографами…
А дальше минуты, часы, дни, недели, месяцы жестоких тренировок, чтобы заставить ногу не просто ходить – танцевать! Боль, слёзы, отчаяние, боль, отчаяние, слёзы, надежда…
И вот она – долгожданная минута!
- И победителем сегодняшнего турнира стала пара номер пятьсот семьдесят два: Королёв Алексей и Елисеева Мария, Россия…
От счастья Алекс с трудом понимал английские слова. Он помог партнерше подняться на пьедестал и взошёл сам. Он ликовал: «Я смог, я сделал это, я победил»! Но радовался он не той победе, за которую его сейчас награждали, а гораздо большей, более ценной, более значимой – победе над собой.
В самолёте, везущим танцоров в Россию, он столкнулся с Кариной.
-Привет,- улыбнулась она, - поздравляю!
Она не смыла ещё грим и казалась более ослепительной, более прекрасной, чем обычно.
- И тебя! – улыбнулся он в ответ.
- Нашёл с чем – всего – то шестое место!
-Шестое. Тёмыч и вовсе из четвертьфинала вылетел. Ах, да! Понимаю, ты привыкла быть звездой, всегда первой! Но и звёзды иногда падают вниз…
-Лёш… Я подумала… А что если снова встать в пару? Ведь я сильнее, чем твоя новая партнёрша!
-Нет , Карин, - Алекс покачал головой. – Нет!
-Почему? Она что, тебе нравится?
-Причём тут «нравится – не нравится»… Не в этом дело… Просто я ухожу…
- Куда? – не поняла девушка.
-Из танцев. Совсем.
-Ты с ума сошел?! Алекс!
-Нисколько. Я ухожу в монастырь, - просто ответил он.
-Кудаааа??!! Ты бредишь???!!!
-Ни сколько, -Алекс улыбнулся, - просто я понял, ради чего должен жить. А тебе удачи! Может быть, ещё встретимся. Пока!
Темнела небесная бездна в иллюминаторе, и падали золотые звёзды. Звездопад – время загадывать желания…