Глава двадцать седьмая. Тотемы, наряды и обряды

Аллиса
Процесс создания сложно описать словами для тех, кто подобного не переживал. Неожиданно болезненной стала процедура уплотнения идеи до осознания себя материальной частицей. Потом давалось некоторое время на адаптацию к новым и неприятным ощущениям, что ты, как материальная частица не можешь уже спокойно путешествовать по мегалиту, используя силовые поля и линии силы. Потом этот жуткий зал, с его реальной пустотой. Мне он показался невероятно огромным и ужасно опасным. Бездна. Правильно, что сюда не допускали никого без соответствующей подготовки. Странное ощущение. Ведь знал, что в мегалите существует эта черная дыра в одну стомиллионную вера, но не ожидал, что  1/100000000 окажется в реалиях такой огромной. Она затягивала и пугала одновременно. И когда нас всех разом вынесло в её эпицентр, что-то произошло. То есть это произошло. Очень мучительно, когда из сознания достают все твои огрехи вольные и невольные, очищая от шелухи. Мощнейшее переосмысление жизни. И  Страх, что за ошибками не разглядят идею, которую ты вынашивал и взлелеял специально для данного момента. А потом накрывает большое и теплое осознание  в благополучном исходе, как ты задумал. Оно растет, сплетаясь с такими же осознаниями твоих коллег и ширится, и заполняет пустоту вокруг. И от этого наступает великое блаженство и прозрение. От этого материальная частица распадается. Хотя ты и пытаешься ловить след прозрения краешком дематериализованных мыслей, чтоб сохранить, а потом вспоминать, понимая бессмысленность поступка. А потом беспамятство. 

Их дневника вечного дежурного по мегалиту №518 Шестого

Рекою льет вода на кухне
Утробно квохчет унитаз
вы вовремя не оплатили
заказ

Листовка-агитка кооператива «Сам себе сантехник», оплаченная за дополнительную услугу по расклейке и распространению.
 
Перевод единиц измерений:
- 1 вер – около 10метров
- 1 тыд – около килограмма

     На заре времен, когда светлый Гжуть и веселый Осля только расселяли мир, создавали людей и раздавали тотемы, пять тотемных зверей возмутились, мол, зачем им такой геморрой? Зачем поднадзорные, которые могли бы оказаться черте чем? К чему отвечать за их безопасность и чему-то учить?
     Ушлые зверьки спрятались в ветвях золотого дуба, росшего на утесе над водопадом Конторок заповедного озера Хоть, и потешаясь над собратьями. Тогда они чувствовали себя самыми умными и хитрыми.
    Прошла пара сотен лет и «умные» зверята заскучали, сделав неприятное открытие: без поднадзорных ты обречен на забвение, прозябание и вырождение. Пошли на поклон к беззаботному Осле. Так, мол, и так, ошиблись, сожалеем и просим себе род и племя. Когда Осля проржался, то конкретно послал умников к светлому Гжутю, потому как всякие там биологии не в его компетенции. Выслушав признание, светлый Гжуть огорчился и призадумался:
- Все разобраны, кого же я найду? Разве что разыщите сами людей без роду и племени. Отказников.
-Как так! – воскликнула синяя ворона. – Как так! Отказники – биологический мусор. Отр-рьебье. Даже у гиен есть племя и пер-рспективы р-развития, а мы хуже?
   Гжуть признался, что хуже. Отказники – это наказание за излишнюю изворотливость при раздаче родов. Пусть берут, что дают и перевоспитывают, а  потом возвращают под патронаж того тотема, который согласится их приютить. Со временем, если спасут достаточное количество народа и покажут себя с положительной стороны, то, возможно, и им дадут род. Так у синей вороны, манула, чубатого хорька, кистястой белки и чернохвостой лисы  появились люди. Пол и возраст значения не имели, только количество гадости в душе. Подонков собирали по всему миру. Некоторых вынимали из петли, кому-то устраивали побег из острога, лжесвидетельствовали, чтоб добиться смягчения приговоров, временами выбивали помилование, а после всем  давали второй шанс. Со временем научились вычислять момент и место появления на свет очередного потенциального асоциального субъекта и перехватывали оного в момент рождения. Не всех, конечно, за всеми не уследить. К сожалению, Гжуть не сказал, сколько именно народа требовалось спасти, чтоб стать полноценным тотемом. Сначала это напрягало, потом втянулись в процесс перевоспитания и сейчас вопрос с повестки дня снят.  Это если кратко о целях и задачах. Теперь о дне сегодняшнем.
   Так как количество людей на одного подопечного было небольшим, то тотемы выучились многим трюкам. В частности, замещению, когда тотемы и подопечные менялись свойствами. Именно так удалось забраться в кабинет к донне Рэк и выкрасть бумаги, стырить «Гремучую смесь» из оранжереи Каменного парка, само собой, контейнеры их дело, а мальчишку из Полеса они не обижали, а ещё им очень жаль, что пострадали работники местного морга. Но к кладбищу и убийствам они никакого отношения не имели. Почти. Просто им очень нужно присмотреть за мальчиком.
-Но зачем?
-Друид попросил. У него и имени-то нет. Брат Брока  - не имя, сами понимаете. Может старик решил взрастить смену и уйти на покой, кто знает. По-любому,  не наш  он клиент. А  свободный охранный тотем ему дали временно, как только почувствовали вампира. Точнее вампиреныша. Вот это и есть наш пациент. Знак Маурсы пришлось срочно творить. И что противно-то, вычислить гаденыша никак не можем. Очень на вас рассчитываем в данном вопросе. А ещё  нам очень нужен контейнер.
-А мне очень нужен Ром-Дим. И чтобы Иинон Брок забрал заявление. А, кстати, откуда у вас лишний охранный тотем?
-На счет Ром-Дима не поможем. Не знаем. Чубатый хорек освободился, потому что Елли Бреккет согласилась взять крыса. Даже пришлось устраивать обряд символических похорон. А по поводу Иинон Брока… да не вопрос.
-Нет, вопрос. Почему всё на мою голову? Места на земле мало что ли? – вообще-то это был риторический вопрос, но на него ответили:
-На земле – много, а существовать мы можем только здесь. Здесь и ещё в десяти точках мира. Вынужденное вето на распространение ареала. Наши возможности ограничены пятнами.
-Какими пятнами?
   Тотемы, вернее их подопечные переглянулись. Они отчего-то полагали, что Нце известно всё-всё-всё или очень многое. Во всяком случае, много больше, чем было на самом деле. Неловкую паузу бездарно драпировали покашливанием.
-Э-э-э. За пределами некоторых областей наша деятельность э-э-э сильно ограничена общими правилами. То есть попадает под э-э-э… В общем не разрешена в полном объеме и  э-э-э…
-Уголовно наказуема? То есть беззаконие можно творить только в Задрюке?
-Ну, почему только? В общем, да. Почти. Для этого есть ряд серьезных причин.
    Девицы поджали губы. Похоже, и так лишнего ляпнули.
-Ну, вы в курсе, что ваш обвод «Забудь» сработал не на всех. Есть люди готовые вас опознать? Так что давайте уточнять по порядку обвинений. Мариж.
    Если Кайди Бок и раздумывала, то не дольше трех секунд:
-Конечно, узнают. Почти на всех местных колдунах стоит защита Мсти. А что не так с Мариж? У нас с ней и договор есть и уговор, и сговор… Был. Мы выполнили её просьбу, она выполняла наши. Она была нашим шпионом, и от её смерти мы очень пострадали.
    Получалось, если бы не внезапная смерть Мариж, так к услугам Нцы прибегать бы не пришлось.
-Но вы в курсе, что её супруг интересовался  завещанием?
Клади Дол хихикнула:
-Конечно. У нас  на почте свои люди работают. Прокурор наследством ещё до свадьбы интересовался. Недавно запросил общую оценочную стоимость состояния. А оно у меня отменное, уж поверьте. Усадьба Высмеин – это жемчужина края. Но составлено завещание так, что никто кроме меня на него претендовать не может, хотя каждая новая Клади может им распоряжаться. Так что прокурора ждет большое разочарование.
-Меня интересует вампир-наемник. Как вы собираетесь его ловить? - вмешался Брат Брока. Стоял себе парень, ковырял большим пальцем правой ноги землю и очнулся.
   К сожалению, Нца понятия не имела, как будет ловить охотника за душами, зато у девиц был план:
-Знаете, как увидеть наемника? Это лишний человек в зеркале. Вам надо попасть на ежегодный летний бал. В этом году по понятным причинам семеек градоначальника и прокурора не будет, по этой же причине решено бал назвать «Пурпурное сердце». Не спрашивайте, почему пурпурное. Уже готов список основных разрешенных цветов в туалетах донн.
     Нцу на мероприятие приглашали достаточно формально, чтобы отказ не выглядел неуважением. Другое дело Ром-Дим. Тот был почетным членом бала. Ходил он один, а потом всё и с подробностями невесте рассказывал. В его рассказах на балу всё просто, ходи между гостями, отпуская шуточки да танцуй. Теперь, когда перед Нцой замаячила перспектива непосредственного присутствия, она ужаснулась. Что ей там делать без жениха? Поймут ли гости? Не осудят ли коллеги? И танцует она не очень, от слова «совсем». Да и пойти туда не в чем.
   Её успокоили, мол, танцевать необязательно. Её задача выследить наемника. И про наряд они  подумали. Терена накропала цидульку местному модисту, с которым от имени Тера Мар, на секундочку самая известная и востребованная кутюрье Ко-Шика, состояла в дружеской переписке. В письме она просила изготовить для «подруги» платье по её эскизу. Ткань для платья ждет почте, туфли, сумочка, перчатки и шляпка там же. Осталось лишь принять приглашение. А на балу Нца сориентируется. Они сами планировали присутствовать на празднике в качестве приглашенных гостей. Будут страховкой и помощниками. За помощь в поимке особо опасного наемника-вампира-маньяка-оборотня всего-то просили отдать контейнер.
-Сине-белый? – уточнила Нца. – Из-за которого вы парня из “Своих правил” грохнули.
-Эта была самооброна, – надула губки Кайди Бок.
    В принципе, контейнер был им гораздо нужней, чем коронеру, но отдавать просто так с трудом завоеванную вещь, которую планировалось поставить на кон в Большой игре… Тут было над чем задуматься.
-Договорились. Ловим маньяка…наемника, отдаю контейнер, но в Большой игре вы не участвуете. 
    Тотемы посовещались и согласились.
    Нца вернулась в квартирку. Зависла: раздеться и чутка поспать или умыться и одеться по форме на службу? Заглянула верная долгу Гретта Тигровна и разрешила сомнения:
-Ой, а я подумала, что вы после эксперимента поспите подольше.
    Какой после этого сон? В город к доктору Мьюзу и.. Как там его…модесту…модисту. Позор какой-то с нарядами.
        Доктор встретил загадочностью, которая ему шла, как моржу плюмаж.
-У нас кое-что есть.
    В прозрачном пластиковом контейнере лежал уж.
-Сдох?
 -Нет, - доктор Мьюз криво улыбнулся, поправил очки и разразился панегириком матери природе, которая в свою очередь наградила живых тварей многими защитными механизмами, а его талантом.
-Понимаете, те, кто подселил в них тотемов, плохо изучали биологию.   А может…- доктор сделал эффектную паузу. Первой не выдержала Нца:
-Вовсе не изучали?
-М-да? Я об этом не подумал, - поднял бровь Мьюз. – Но дело не в этом. Особенностью ужа является способность в случае опасности притворяться мертвым. Понимаете?
    Нца не понимала.
-У всякого есть аура, и только звери, умеющие в случае опасности притворяться мертвыми, могут менять её свойства. Понимаете? Тотемов подселили на ментальном уровне, а контролировали процесс по ауре. Поэтому ко всем остальным тотемов внедрили, а к ужу, как бы точнее выразиться, присоседили. Сам тотем в анабиозе, но путь до владельца отследить можно. Конечно, мне ещё потребуется время, но это уже кое-что, не правда ли?
   Нца горячо подтвердила, что «правда-правда» и попросила держать в курсе событий и не рисковать напрасно. Как только что-нибудь определиться, - сразу к ней.
    Модист жил на углу улиц Тенистой и Фешенебельной. В услужении имел трех домашних джинов, десяток феечек и двух домовых. Судя по всему, последних держали за исключительную похожесть на хозяина: пухлячки с длинными волосами, зачесанными назад, увеличивающими  зрительно и без того глубокие залысины, острыми носами и томностью взгляда. К томности по необходимости примешивались разные чувства. Сначала недоверие, мол, что эта гос-донна сюда притащилась, потом некая брезгливость смешанная с разочарованием – кого-кого одевать?, и, наконец, восторг и обреченность – Ах, какой фасон, фи-и, на кого его шить.
  Нца прекрасно слышала горький вздох и сетование: “Проще пойти на лесопилку и драпировать бревно”. Феечки, глядя влюблёнными глазами поддакивали наперебой.  Домовые со своей вечной тягой к пакостям попытались пнуть исподтишка и были переправлены в розовый куст. Большого урона не понесли, зато противно оттуда голосили:
-Что это было?
-Это было вероломное нападение.
-Падение?
-НА-падение.
-Падение на что?
-На куст.
-Так это не “на”, а “в”.
-Впадение?
-О! Я впадаю в истерику.
-И я.
-Цыц, – прикрикнул модист. Он ещё решал, благосклонно согласиться или с презрением отвергнуть заманчивое предложение: шить для районного пристава. Тот случай, когда и хочется, и колется, и самомнение не велит.
-Думаю, – мрачно прокомментировала Нца, –  в городе найдется приличная швея. По рисунку и скроит, и сошьет.
    Модист вскинул пухленькие ручки. Как можно! Сшить! Конечно, если Нце надо один кусок ткани пришпандорить к другому, то “сшить” – оно самое. Он же свои наряды рожал в муках, вкладывая душу в каждый стежок, творил.
-Ты тварь, – поддержали из куста.
-Нет, ты.
    Модист сноровисто подхватил массивную колодку для утюжки и весьма прицельно запустил в домовых:
-Выгнать бездельников к чертям, да жалко. Кому они такие нужны?
  Из кустов заканючили:
-Нельзя нас к чертям!
   Зато модиста физическое усилие настроило на деловой лад:
-Зовите меня Шей Мод, или по-простому Модест. Сейчас я вас обмерю, – и эдакий приглашающий жест в сторону ширмы.
    Когда Нца сообразила, что за ширмой ей полагалось раздеться, от побоев Модеста спасла исключительно внутренняя дисциплина районного пристава. Устав категорически не разрешал при исполнении служебных обязанностей бить кого бы то ни было, включая модистов.
    Как сначала не задалось, так продолжало идти наперекосяк. Феечки летали из угла в угол, уворачиваясь от широких жестов или благодаря им. Джины висели на зеркале и язвили, впрочем, сдержано. Домовые из куста носов не высовывали, но принимали активное участие, отчего скоро модист переправил в розы все увесистые предметы, до которых мог дотянуться. Приказал:
-Быстро вернули на место.
    Домовые подхватились:
-Амнистия?
-Это правильно.
-Давно пора.
-А то ждем и ждем.
    Нца мысленно восхитилась женщинами, заказывающими наряды. Это ж надо иметь железную выдержку, стальные нервы и море терпения, чтобы позволить порхать вокруг тебя мелкой нечисти с портняжным метром и ножницами наперевес. Да ещё Модест с булавками. Кошмар.
     Ушла через час взмокшая и красная, полная уверенности, что чудом спасла свою честь и честь мундира. Нервным взмахом широкой казенной юбки для верховой езды, прикрывающей в соответствии с уставом казенные же леггинсы, сбила очередную особо медлительную феечку. Получила мстительное удовлетворение.
      Орних верно угадал настроение районного пристава и покорно терпел хозяйские выходки. Нцу не покидало ощущение чего-то важного, не сделанного, но аперцепция не работала и задача не формировалась, хоть тресни. А раз так, то и думать об этом не стоило.
       Перед тем, как ехать к Мютнам, заскочила к  Тхарли.
       Дочь старика, сообразуясь с похоронными традициями, собирала в тюки вещи отца, домашнюю утварь и выставляла на улицу.  Население поселка  и прибывшие по случаю большой посмертной раздачи бомжи быстро подхватывали и дерибанили. Иногда вспыхивали споры, но политес блюли  и ругались вполголоса. Похоронный обряд требовал вещи покойного, за исключением ценных, необходимых родственникам и недвижимости, раздать по максимуму, а невостребованное – сжечь. Чем больше людей присутствовали при раздаче, тем большее уважение выказывалось покойному, чем больше  вещей отдавалось, тем дольше о покойном должны были помнить и вспоминать добрым словом. Поговаривали, что когда-то на костре из оставшихся после раздачи вещей сжигали непосредственно усопшего, но теперь так никто не далал. Осталось только название – погребальный костер, а тела несли на кладбище.
-Что ещё? – угрюмо поздоровалась дочка Тхарли.
-Соболезную. Я помогу, мне можно, я пристав.
   Дочь Тхарли высунулась наружу:
-Перерыв пять минут! – и задымила сигарету. – Что уж тут помогать? Хотя, ладно.
    Вещей после старика осталось на удивление много. Нца собрала здоровенный тюк.
-Не много ли? – предупредила дочь Тхарли.
   Нца заверила, что в самый раз, с легкостью подхватила  и застряла в дверях. Ах, ну если в этом смысле, то – да, надо делать тюки поменьше.
    За пару часов они почти выгрузили кухню и кладовую. Перешли в спаленку.
     Нца сняла с полки три толстых исписанных тетради. Надо? Дочь отрицательно покачала головой. Что там может быть нужного?  Нца, как лицо казенное, просто обязана проверить, что в них.
    На первой странице значилось «Док сказал или я пишу каждый свой день, или меня засадят в психушку поэтому я пишу».
-Почему не пишешь заявление?
-Не хочу.
-Но ты понимаешь, что если не напишешь его, то нам придется открыть уголовное дело по факту нарушения техники безопасности при проведении изыскательских работ, повлекшее за собой смерть одного и более людей?
-Сами разберемся. Дело семейное.
   Нца листала тетради, раздумывая, насколько они важны для дела:
- Ух, ты. Послушай. «Сегодня у доченьки утренник по случаю окончания учебного года. Она в голубом платице, прямо феечка, такая нарядная. Жаль, что вчера посварился с Бертой и она запретила…»
-Отдай, - дочь Тхарли выхватила тетрадь.
-Ну, хоть последние записи можно посмотреть? – растерялась Нца.
-Завтра, - отрывисто пообещала дочь Тхарли. Выглянула в окно:
-Сегодня всё. Приходите завтра. 
   Понятно. Забрать в участок тетради не получится, а непосредственно её выставляли. И надо заметить, очень вовремя, солнце почти село, ей уже давно пора к Мютнам.
   Дом Мютнов стоял несколько на отшибе и был пустым и темным. Праздник, что бы не беспокоить соседей,  проводили в трактире в пяти верстах от поселка. Вот для чего требовалась охрана и транспорт. Как это сразу Нца не сообразила. Пришпорила Орниха, сердце было не на месте, сработал инстинкт пристава.
    Темнело стремительно. Узкий серпик Противни почти не освещал дорогу. Орних перешел с галопа на рысь, а затем и вовсе на шаг, а затем снова на рысь, когда услышали очень подозрительный шум, если девичий визг и крики: «Спасите. Помогие» считать шумом.