Монолог на клавиатуре одним пальцем
1. Так сказать, преамбула.
Сумерки вчера наступили рано, наверное из-за непогоды. Снег падал за окнами и тут же таял на асфальте. Я сидел дома и ждал сына с работы. Он позвонил и сказал, что задержится, потому как опоздал утром из-за метро. На "зеленой ветке" что-то испортилось, и одна станция была закрыта, как раз нужная Алику. Машина наша стояла внизу под окнами, уже год совсем неподвижная, под одеялом из снега и казалась совсем новенькой.
Я стал переключать каналы телика на экране компьютера.
На одном канале, и потом на другом, собачились какие-то приличные с первого взгляда люди, в галстуках, а если женщины - то в парадных платьях.
Вечером не нашлось для меня каких-нибудь путешествий на экране, передачи с хабальскими криками политических деятелей смотреть не хотелось. "Непутевых заметок" Димы Крылова не было.
Он почему-то отреагировал на мою публикацию в интернете (комментарий про картинку, где Лев Толстой играет на гитаре и поет по-американски). Стеб шуточный авторов картинки или подписи, что это - "хроника 1908-го года", перерос снова в серьезный "разбор полетов". Как-то все забыли, когда было внедрено звуковое кино. Дима адресовал своими строчками всех, которые тоже помаленьку начинали выяснять отношения, к "Несвоевременным мыслям" Горького.
Про метро сказали на экране, что вот-вот станцию откроют, а если что - то автобусы пустили дополнительные.
Позвонил снова Алик и сказал, что пап, ехать домой неохота, потому как поздно, и метро закрыто еще, и он, пожалуй, останется у сестрицы, а и с племяшками погуляет поутру.
Вот и хорошо.
Надо одеться прилично завтра. Встреча с продюсером. Известным. Утром. Вроде, он заинтересовался сценарием. Может, купит? А что значит – «прилично»? Хм… И тут – «дресс-код»… А без машины придется ехать на метро – в другой конец Москвы… Будешь тут «прилично выглядеть», как же… Что же они все норовят помещения для студий нанимать у черта на куличках! Встретились бы в Доме Кино… Деньги экономят даже на аренде офисов. Надо, наверное, отказаться в сценарии от вертолетных съемок, а то скажут, что дорого. Можно обойтись этой летающей штуковиной с камерой, как ее, а сцены в кабине снять на земле…
Я перечитал немного Алексея Максимыча – с легкой руки знаменитого журналиста Димы Крылова.
Вообще-то (и в частности, вдогонку к программам, где остервенелые кандидаты и депутаты бросались на экране друг на друга - а ведь все забывают как-то, что называется это - "ток-шоу", шоу, ребята, вы же - клоуны!), слова М.Горького образца 1918 года оказались своевременными и какими-то безнадежными.
"...безграничны пределы власти авантюристов, которые правили нами, мы — естественно и неизбежно — заразились всеми пагубными свойствами, всеми навыками и приемами людей, презиравших нас, издевавшихся над нами.
Нам негде и не на чем было развить в себе чувство личной ответственности за несчастия страны, за ее постыдную жизнь, мы отравлены трупным ядом... Многоглавая гидра невежества, варварства, глупости, пошлости и хамства не убита; она испугана, спряталась, но не потеряла способности пожирать живые души."
Ну и т.д.
Настроение испортилось, читать не хотелось, писать - тем более. Как там у Стругацких - "в его возрасте нового уже не читают, а читают лишь справочники и словари, да перечитывают любимые с юности книжки"... Ну, примерно так. На экране показывали то программу с выяснением отношений (о! "Звёзды" спорят, кто у кого денег больше отсудит!), то кино - обязательно с пальбой. Или вот если убивает герой, то не просто убивает, а тыкает много раз ножиком, и бьет, бьет, бьет, бьет... Кровь брызжет в камеру...
Почему-то продюсеры уверены, что именно такое кино даст кассу или рейтинг на телеэкране.
Я закурил и подошел к окну.
Хлопьями, как на акварели в детской книжке со сказками Андерсена, шел снег.
На подоконнике лежала разноцветная коробка.
Под Новый Год Алик получил в подарок от невесты сборную модельку самолетика из пластмассы, дорогую. Он прикупил в магазине всяких красок и кисточек.
Я заразился от красивой картинки на подарке и достал из шкафа забытую коробку с поломанными при переезде моделями вертолетов и кораблей - какие-то еще я сам делал в молодости. Сегодня по этому делу устраивают состязания, международные, седовласые дядьки перед камерой показывают, как наносили ряды заклепок на фюзеляж, и какого цвета резина на колесах "Мессершмитта", а какого цвета - диски этих колес. Что-то и я проектировал, просто "из головы" - из пластмассок от магнитофонов, миниатюрных колесиков... Вытягивал в тоненькую палочку куски полистирола над кухонной плитой, делал из них ограждение, леер, на миниатюрной палубе, или ванты-путенсы для парусника...
Рядом с коробкой оказался Олин портрет. Скоро у нее день рождения - вот уже девятый раз будем встречать его без нее. Она улыбалась с портрета - пробы к какому-то фильму, платье сороковых годов...
Я поставил портрет на пианино.
На экране Брюс Уиллис спасал человечество от неминуемой гибели. В этом фильме он был астронавт в скафандре. На космической станции "Мир", к которой пристыковался челнок Брюса, его встречал русский космонавт в шапке-ушанке. Шапка такая - треух, как у деда Щукаря шолоховского. Одно ухо при этом висит, другое торчит. Невесомость же! Искрили провода, холодно, да еще опасность какая-то страшная для населения Земли. В общем, Брюс осознает ответственность и борется с опасностями. А они - одна за другой. Смертельные.
Я раскрыл старую коробку. Один из вертолетов оказался вполне в комплекте, возможно, придется изготовить недостающую лопасть несущего винта. Это был обыкновенный "МИ-8"
Доставая из интернета чертежи вертолета, чтобы сличить, откуда какая антенна торчит, мне пришлось сделать Брюса Уиллиса маленьким, в углу экрана.
Брюс летел, стукаясь о переборки космической станции, за ним летел шквал огня, лопались пучки проводки, приборы разлетались снопами искр. Все как у взрослых.
Вертолет в моем случае был военный, в камуфляжной расцветке. Меня внезапно охватил приступ пацифизма, захотелось сделать гражданский вариант этой марки. Я хладнокровно откусил бокорезами пулеметно-ракетные подвесы.
На таком нам как-то случилось летать, губернаторском, в Сибири. А вот выпасть наружу оператор Сережа - норовил из другого вертолета, "КА-25". У него была дырка в фюзеляже, круглая, посередине салона с лавочками - люк для троса (над нашими головами была лебедка с мотором, вертолет был спасательный). Я держал Сережу за ремень штанов, а меня за штаны никто не держал, а Сережа хотел мотоциклиста на шоссе, на скорости где-то в 140 километров, снять крупно, и все кричал пилоту, чтоб тот пониже летел. Мотоциклистов сопровождало ГАИ, страховали для съемок, переговаривались с нами по радио. В общем, мы двое в люк не пролезли, все обошлось шутками.
Я нашел картинку с пассажирским вариантом МИ-8, красивый такой, бело-голубой, с обтекателями на колесиках.
Брюс Уиллис в углу экрана высунулся в вакуум в открытый люк. Гермошлемы они не надели, головы торчали из скафандров, как у хоккеистов, когда они с поля уезжают и сняли уже каски. Скорее всего, там был не совсем вакуум, а просто отсек с пробоиной. Но русский космонавт в ушанке со звездочкой кричал ему, что там минус сто градусов, чтоб Уиллис не дышал, а то обожжет легкие. При этом оба орали друг на друга непрерывно, без остановки. Вокруг Брюса почему-то висели вертикально в невесомости сосульки.
Позади Брюса и русского космонавта в шапке приближался шквал огня в отсеках космической станции.
Фильм остановили, пришло время выпуска "Новостей", улыбчивая девушка сказала, что ее зовут Юля, и что снег идет, а станцию метро благополучно запустили, можно ездить спокойно.
Я посмотрел на вертолетик, поискал белую краску, подобрал голубую и стал изобретать обтекатели для шасси. Лопасть винта нашлась, изготавливать не придется.
Новости закончились, Брюс Уиллис несся в шквале огня.
Сумерки сделались совсем ночью. За стеклами по-прежнему шел снег.
2. Собственно - "амбула"
Недавно мне снова уступили место в вагоне. Притом - девушка. Приятно и грустно одновременно.
Поезд метро подошел сразу, у меня перед носом оказался последний вагон. Народу было много, но мне удалось втиснуться
В "крайних" вагонах салон заканчивается кабиной машиниста. Меня притиснули как раз к глухой двери кабины. Даже не нужно было держаться - был час пик, не упадешь.
Не удалось достать из кармана наушники и музыку, я стоял и вспоминал, что вертолетик МИ-8 успел за ночь высохнуть на батарее, получился блестящий, бело-голубой... Еще надо колесики приделать. А вот хвостовой винт на разных чертежах показан по-разному. То справа, то слева. А у моего вертолета хвостик обломался, пришлось сделать его самому. В разных модификациях этой машины редуктор этого мааленького винта расположен по-разному. «Маленького» - это на модельке в руках. А так у него диаметр почти четыре метра. Притащить бы в дом лопасть такую на память… В лифт ведь не влезет, два метра длиной будет… Надо полагать, несущий винт должен вращаться в другую сторону? И почему у одного и того же вертолета иллюминаторы то круглые, то квадратные? На фига?
Погас свет. Раздался звук, какого я не слышал даже в кино
В детективном романе или фильме это следовало бы назвать "визг тормозов". Но это не был визг. Это был какой-то крик. Крик металла. Притом долгий, очень высокий, с железным скрежетом, постепенно сливающийся с криками людей, которые повалились друг на друга. Но потом торможение исчезло, поезд продолжал нестись, казалось, что все быстрее.
Полная темнота, этот пронзительный звук… Невозможно вспомнить и разобрать - куда мне пришлось лететь и почему. Траектория мне непонятна. В детстве когда-то я попал в автомобильную аварию. Машина перевернулась. Легковая. Лежала кверху колесами, а я лежал сверху, и перед моим носом крутилось по инерции колесо. Пойми тут траекторию моего полета!
Очень подробно помню полет мой между рельсов вслед за поездом метро: меня тащило инерцией по бетонным шпалам, и мне совершенно отчетливо подумалось, что так тело совсем сотрется, и пришлось сгруппироваться и дальше кувыркаться как Колобок. Абсолютно точно, ощущениями, кожей, помню сомкнутые руки на затылке, сплетенные пальцы, и все тащит, тащит какая-то сила, и никак не остановиться... И мелькает впереди огонь, уходящий в него поезд, последний вагон без кабины машиниста, остатки кабины кувыркаются впереди меня, и я их постепенно догоняю… Видны кричащие люди внутри распахнутого, как пасть кашалота, вагона...
А потом была тишина. Долго. После помню текст, слова, как бы снаружи, только темно, а текст вспоминается как буквы в интернете. Но прямо в мозги, без экрана.
- Шестьдесят дней, смотри-ка!..
- Очухался...
(Сеансы такие разрозненные, как отдельные абзацы).
- Если вы меня слышите, - закройте глаза, просто сделайте побуждение закрыть глаза.
А темно ведь, я и не знаю, открыты ли у меня глаза. Ну типа моргаю, уж не знаю...
Говорит снова:
- К вам придут люди. Я - автомат, можете не отвечать.
Каким-то образом я говорю (или пишу, или думаю).
- А кто придет?
- Придут.
Много позже, через часы или месяцы или годы, появляется девушка. Я не вижу ее, но знаю, что это - девушка.
- Меня зовут Оля. Я вам буду помогать. Вместе с другой девушкой. По очереди.
- А что я собой представляю, расскажите мне?
- Это позже, сейчас вам надо окрепнуть...
На другой день приходит другая, ее зовут Юля. И так они меняются ото дня ко дню.
Лиц я не помню, но знаю, что Оля - беленькая, а Юля - черненькая.
Пустое пространство.
Сначала была темнота.
Сейчас все белое.
Я словно набираю буквы на клавиатуре, только клавиатуры нет.
К мужику обращаюсь какому-то, почему-то как к своему зятю, но по-прежнему не вижу.
- Ты давай колись, Славик, а то не говорят ничего. Много там у меня осталось от меня?
- Я не Славик. Впрочем, можете так меня называть.
- Так что там с телом-то моим? Интересно просто… Мне оно дорого как память.
- Ну так, местами...
- Руки есть у меня?
- Как бы сказать... Одна.
- Какая?
- Правая.
- А пальцы?
Я отчетливо вспомнил снова и помню сейчас, как, свернулся по детской спортивной памяти в комок, держал руки со сплетенными пальцами на затылке, прикрывая голову от ударов, а удары о бетон и рельсы все не кончались, я крутился в вихре огненного туннеля, и мысль о пальцах, которые сломаются и пропадут, мелькнула и улетела – мысль о гитаре и пианино, и что пальцы пригодились бы для такого, но голова дороже, впрочем.
- Ну, местами... – ответили голос и буквы «Славика». - Приделают, это не страшно. И ногу вторую приделают, все хорошо.
Добавляет:
- Вы же указательным пальцем буквы пишете!
- Интересно знать бы – на чем я их пишу? А что с глазами?
- Правый есть, но сетчатка сгорела (термин какой-то), на днях заменят. Левый - пока поставят протез, потом сделаем новый полностью.
А дальше подробностей не помню.
Снова приходила Оля, потом – Юля.
Опять проваливался в белое забытье, без времени и пространства…
После, несколько раз, куда-то меня отправляли, а куда-то было нельзя. Помню звук лопастей вертолета, его называли по-старинке «геликоптер» или «гелик»…
Когда разрешили - проснулся.
Дома.
Некоторое время лежал неподвижно. Попытался досмотреть, что дальше-то. Ощупал себя, потрогал ноги и руки. На месте.
«Это что – был сон? Реалити-шоу какое-то…»
Я помнил свежевыкрашенный вертолетик, блестящий, разговор по телефону с продюсером… Помнил кожей лавину огня в туннеле метро, лопнувший в голове глаз, левый, хрустящие при ударах о бетон сплетенные пальцы на затылке; в ушах еще звучал шум и свист, крик толпы, помнились ласковые голоса в пустом белом пространстве.
Я выбрался из-под одеяла и отправился на кухню ставить чайник.
Позвонил сын, сказал, что метро починили и что он погулял уже с малышами немножко, сейчас убегает и будет поздно.
Спустя два или три часа, я обнаружил, что сегодня третье число. А ведь вчера, вроде, было пятое… Разбирался, когда все-таки надо ехать на встречу со знаменитым продюсером. И надо ли.
На батарее блестел свежей краской бело-голубой вертолетик. Сейчас сделаю ему колесики в обтекателях.
2018 г.
Москва - Подольск