Достоинство

Иннокентий Тарханкутов
Лев Георгиевич Зильберман нехотя вышел из кабинета директора. Только  там он чувствовал себя в относительной безопасности.

Предупредительный сигнал в коридоре вещал о том, что все должны были разойтись по своим местам. Одна часть стада с воем мигрировала по этажу, вторая  не торопливо  рассматривала  надписи на стенах туалета  вальяжно покуривая сигареты.
Зильберман всегда боялся  этого пронзительного, раздирающего душу сигнала.   Опущенные веки  скрывали испуганные  глаза.  Вздрагивая он  шел на полусогнутых ногах, плотно прижимаясь к стене. Ссутулившись, прикрывая  жизненно важные органы маленькой папкой он чувствовал себя  идущим на эшафот . Охрана явно не хотела вступать в конфликт с обитателями и  предпочитала не подыматься на этажи. .  Трусливые уборщики мыли за упырями полы, а дежурные надзиратели на всё  закрывали глаза. Проклятые  законы не позволяли себя обезопасить.

Одной рукой Лев Георгиевич держался за трепещущее в ужасе  сердце, другой повернул ручку двери. Больше всего он боялся, что они увидят в его глазах страх. Увидят и тогда всё, верная  гибель.

Выдохнув воздух и распрямив грудь он шагнул в зал. Наверняка эти подонки приготовили  для  него очередной  сюрприз.  Ожидая пинков, плевков и прочих издевательств он  бросил отчаянный взгляд на зарешеченные окна.  В то же мгновение  что-то мокрое и противное  хлестнула по лицу . Половая тряпка  окончила своё движение на плече.  Смешно наверное выглядит со стороны.

Достоинство, вот что главное в человеке. Рука Льва Георгиевича потянулась к поясу, нащупывая  холодную  сталь . Ствол пистолета оказался снаружи. Один за другим утихли гнусавые голоса. Зильберман  неосознанно отбросил папку на стол. Он был против насилия над личностью и ратовал за воздействие словом, опираясь на  гуманные способы убеждения. Так их учили в институте. Он их напугает и всё. Только преподаст им урок.
 
Такого внимания и единодушного молчания в классе он не наблюдал прежде.
Рука поднялась в верх. Зильберман заглянул в  испуганные глаза:
-Что же вы замолчали, деточки?
Ни один мускул на лице учителя литературы не  дрогнул когда  палец лёг на спусковой крючок пистолета.
Пуля прошла навылет разбив окровавленное оконное стекло. Душа Льва Георгиевича обрела свободу.