Провожали Вовку в армию скромно. Он, мать, отчим и брат, младше его на 13 лет, жили в одной комнате в бараке. Народу на проводах было немного, в основном его друзья, человек пять. Один из них пришёл с женой, которая никак не могла устроиться на кровати с панцирной сеткой – мешал большой живот. Она сидела, откинувшись на подушки, натягивая короткую юбку на коленки.
После занятий в ПТУ Алевтина пришла, видимо, в самый разгар проводов. На столе стояла грязная посуда вперемешку с бутылками, а отчим, уже изрядно пьяный, ко всем приставал. Парни играли на гитаре, всё заглушая, орал магнитофон. Но Алевтину заметили. Вовкина мать усадила её рядом с сыном на табуретку перед печью-каменкой, в данное время служившей в качестве стола. Перед ними появились большая тарелка горячих мясных пельменей и две рюмки вина. От выпитого – как потом оказалось, это был подкрашенный самогон – перед Алевтиной всё закружилось, расплылось, и теперь она на происходящее смотрела, как во сне. Вовка сильно нервничал, покрикивал на мать, а та с извиняющейся улыбкой исполняла все его желания. В переднике, с полотенцем в руках, она походила бы на официантку, если бы без конца не целовала сына. При этом приговаривала: «Ешь, ешь, сынок, когда ещё так покушаешь».
Вскоре все пошли на остановку автобуса и поехали на вокзал. Сбор у вагонов был в 8 часов. На перроне было шумно: играли на гитарах, гармошках, орали транзисторы. Женщины плакали, пели частушки, плясали. К вагону кое-как пробрались, ведь каждого новобранца провожало своё окружение из многочисленных родственников и друзей.
Алевтина с Вовкой стояли у вагона, где его только что отметил военный. Отругал, что пришёл поздно, и велел никуда не отлучаться.
Алевтина не понимала, что с ней происходит. От выпитого самогона и происходящего вокруг ей стало плохо. Ей, 17-летней девушке, было страшно представить, что вот сейчас Вовка уедет. Они дружили почти три года. За это время парень стал ей братом, другом и даже отцом, хотя был старше всего на пару лет. Расставались на три года, и она пока не представляла, как это надолго.
Командир закричал: «По вагонам!». Алевтина заревела, ей уже было не стыдно, что подумают о ней окружающие. Вовка целовал её лицо, и от этих поцелуев она ревела ещё сильнее. Потом Вовка запрыгнул в тамбур и оказался за спиной военного. Он что-то кричал, но Алевтина его не слышала. Со всех сторон раздавались имена новобранцев, свист, рёв. Пьяные парни и девушки лезли к открытым окнам вагонов, передавая уезжающим бутылки с водкой. Поезд медленно тронулся, провожатые побежали вдоль состава. А Алевтина упала без сознания.
...Они познакомились на катке. Худенькая, высокая 14-летняя Алевтина одевалась как мальчишка: обычно надевала зелёный свитер и брюки, а на голову - красную спортивную шапочку. Каталась на своих канадках с подружками под песни Утесова. Однажды ехала по льду против часовой стрелки, что не но правилам, и сцепилась коньками с молодым человеком. Они упали в разные стороны. Парень помог ей подняться и очень удивился, что перед ним девушка,
а не пацан.
В тот вечер он и его друзья пошли провожать Алевтину с подружками до дома. Идти далеко, на дорогу требовалось около часа. Мороз, кругом сугробы. Дорога-тропиночка петляла среди них, как будто тут сначала заяц пробежал, а потом уж люди ходили. Шли гуськом. Было страшно: их, трёх девчонок-малолеток, провожали парни, как им казалось, намного их старше.
Дорогой познакомились. Он шёл сзади, по её следам, и спросил, как зовут. Алевтина ответила не сразу. «Зачем ему моё имя, я вижу его в первый раз». Но потом решила: «Скажу какое-нибудь, чтобы отстал... Аграфеной меня зовут».
- Аграфена - красивое имя. А меня Вовкой обзывают.
Дальше шли почти молча. Подруги юркнули по своим домам намного раньше, и Алевтина осталась с провожатым одна. Она его уже не боялась, просто не знала, как себя вести и что будет дальше. А он, дойдя до её подъезда, сказал: «Ну пока, Аграфена, буду ждать тебя на катке». И ушёл в ночь.
Деньги на каток мать давала редко и отпускала неохотно: Алевтина возвращалась поздно - часов в 10-11 вечера. Мать каждый раз кричала на неё, не выбирая выражений, могла и ударить. Она часто била своих детей, вымещая на них злобу за неудавшуюся жизнь. Один раз Алевтине попало кочергой, которой в печи дрова ворошат. Мать била, не выбирая куда. Сосед по квартире, огромный мужик с могучими бицепсами, еле справился с ней, вырывая клюку. Алевтина испытывала невыносимую боль: она была сплошь в синебордовых рубцах и со сломанным мизинцем на руке. На следующий день мать плакала, ругала Алевтину и приставала к ней: «Чeгo лежишь? Иди жалуйся на меня в милицию. Меня посадят, а тебе любо будет». Альке было не до неё. Она в больницу-то не пошла, чтобы не узнали, кто её избил. Долго - недели две или три - нянчилась со своим пальцем, до того он болел и токал.
В следующий раз Алевтина увидела Вовку нескоро. Он появился на катке в окружении парней и очень выделялся среди них: смуглый, черноглазый, модно одетый. На нём было тёмно-зелёное пальто с разрезами по бокам, красный мягкий шарф, на голове - шапка-финка. Дополняли эту красоту шикарные кожаные ботинки жёлто-коричневого цвета. Алевтина стеснялась его, он казался ей таким взрослым, а она заканчивала 8-й класс. Да и какая она ему пара? Ей и на танцы-то пойти не в чем. Когда Вовка пригласил её в самый известный городской клуб, она отказалась. Выручила подружка, предложив свой наряд, благо роста она была такого же. В клубе, как оказалось, Вовку все знали, и Алевтина испытывала неловкость, когда её рассматривали. Конечно же, она не Аграфена. Настоящее имя он узнал вскоре, но продолжал её так звать в шутку. Подружки Алевтине завидовали, девчонки постарше вообще высмеивали. Старались, чтобы как можно больше внимания он обращал на них. Вовка уже знал, что мать Алевтины одна растит четверых детей и что живут они не в отдельной квартире, а в коммуналке с соседями.
Ho однажды Алевтина решилась всё рассказать ему и прекратить эти встречи, а заодно, может, и проверить его:
– Экзамены у меня скоро, и лет мне мало – весной исполнится пятнадцать, и семья у нас бедная. Мать ругает меня, что возвращаюсь домой поздно. Да и вообще ты другим девчонкам нравишься. Они старше меня, как раз тебе пара. А одна даже сказала, что любит тебя.
– Кто?
– Алка, ей уже 17. Ты её видел. Помнишь, на остановке вместе болтали?
– Ну и что? – ответил Вовка, заглядывая ей в глаза. – При чём тут Алка? Мне ты нравишься, Аграфена.
Это было его первое признание.
...Из армии Вовка писал каждый день, все три года. Он служил на Сахалине.
Алевтина не дождалась его: вышла замуж за первого встречного...
А до возвращения Вовки оставался месяц.