В загородном доме брат завел двух енотов, нарёк их Васисуалием Лоханкиным и Степаном Угрюм-Бурчеевым. Надо сказать, что имена полностью себя оправдывают. Васисуалий - большой любитель лоханей - будь то для полоскания, для еды, для сна и для катания по паркету. Степан характер имеет угрюмый, любит побурчать , поворчать и между делом оттяпать у Васисуалия кусок полакомей. В отведенной для полосатиков комнате со свободным выходом в сад, жить звери не хотят. Гораздо интереснее шастать по всему дому и безобразничать. Хорошо, что в туалет их приучил ходить на горшок.
Первое время Васисуалий и Степан осторожничали, передвигались короткими перебежками от одного укромного местечка до другого, но быстро привыкли и стесняться перестали. Вот тогда - то мы и узнали, что такое еноты.
Ночь. Кот сопит у меня под ухом на подушке, а я болтаю в скайпе с любовью всей жизни, в соседней комнате ведет бой брат - "танкист", родители улетели на отдых. Красота! И тут в ночной тиши раздаётся звон бьющегося стекла и вопль Угрюм-Бурчеева. Мы с братом на первый этаж в кухню и видим: посреди вороха свежих овощей суетится Степан. Прижав к груди пяток морковин бедняга ищет , в чем их можно прополоскать. Нашел стоящий на комоде аквариум , мигом взобрался к нему , вывалил овощи в рыбий дом и с наслаждением стал намывать корнеплоды, периодически откусывая изрядные куски. Интересно, как он выволок овощи из холодильника? И где же Васисуалий? Тут брат идет к холодильнику и матерится, поскользнувшись на разлитом молоке и осколках трехлитровой банки. Открывает агрегат, и выдает такие перлы обсценной лексики, что позавидовал бы любой знаток и ценитель русского мата. Посреди полки , скукожившись , сидит тов. Васисуалий и чавкает стейками лосося. Товарищи еноты насобачились открывать в четыре лапы холодильник и мародерничать в нем.
На следующий день Лоханкин и Угрюм - Бурчеев приволоклись в мою комнату спозаранок. Сначала они забрались на кровать и устроили борьбу нанайских мальчиков. Мне это, естественно, не понравилось и я спихнула их на пол. И пошли ребятушки в поисках забав шнырять по комнате. Потопав туда-сюда и не сумев открыть шкафы, пара удалилась, не причинив мне никакого ущерба. Я так думала. Но ошибалась.
Проснувшись через пару часов и приняв душ, подошла к комоду за дамскими штучками. То, что ящик чуть приоткрыт меня не насторожило - мало ли- сама не до конца задвинула его. Вытягиваю полностью - а он пуст... Что за фигня?? Натянула шорты и майку на голое тело и пошла в поисках пропажи по избе. Нигде ничего. Навстречу брат - хохочет до посинения. "Иди, говорит, посмотри, что Вася со Степаном делают". Захожу в "зверинец". Посреди комнаты стоит лохань, полная воды, а с ее бортиков цветным каскадом свисает мокрое кружево трусиков и лифчиков, часть белья мокнет на дне посудины, по поверхности воды плавают тонкие "ежедневки", по полу раскиданы мокрые ошметки прокладок и тампонов... А два полосатых гада тягают мой дорогущий, необыкновенной красоты, лифчик своими когтистыми лапами и наяривают, полощут его в корыте.... Порезвились...
Обругав енотов, отобрав у них белье, пошла проводить ревизию и оценивать ущерб. Лоханкин и Угрюм-Бурчеев возмутились такому моему наглому поведению. Перевернули корыто, вылив воду, Васисуалий забрался в него , как в лодку, уселся на толстой попе и, отталкиваясь от пола передними лапами, "поплыл в люди"....
Дня два дети природы вели себя тихо: тайком воровали с тарелок еду, таскали на "ручках" кота, "рыбачили" в аквариуме и нежились в саду ....
На третий день к нам пришел папин друг. Мы должны были передать ему документы. Усадили мужчину в гостиной, предложили чай - кофе - плюшки, я заняла его беседой, а брат пошел за бумагами... Этот день я не забуду никогда.... Не успел Альберт Кириллович пригубить глоток кофе, как дверь гостиной приоткрылась и в щель заглянул круглый енотий глаз.....
Потянув воздух черной пипкой носа, первым просочился в гостиную товарищ Лоханкин. Распластавшись на паркете, он тихой сапой приблизился с тыла к дивану и замер аккурат позади банкира. Альберт Кириллович продолжал потягивать кофий с коньяком и смаковать плюшки с маком, когда что – то молниеносно коснулось его уха. Оглянувшись и никого не обнаружив, гость начал рассказывать, как ему повезло купить «недорогую избушку» в местечке Кап – Ферра .
В этот момент Степану надоело сидеть в засаде. Решительно толкнув лапой дверь, он ввалился в гостиную, вскарабкался на диван и уселся рядом с Альбертом, тесно прижавшись к нему и заглядывая в глаза. От неожиданности банкир вздрогнул, но сохранил лицо и продолжил прерванное повествование. Тут засуетился Васисуалий. Дёрнув ещё раз банкирское ухо, зверь ловко перебрался через спинку дивана и плюхнулся по другую сторону от гостя. Дорогой и дюже пахучий парфюм защекотал нежный нос енота, и Лоханкин громко и смачно чихнул. Прямо в лицо гостю. Альберт Кириллович, не изменившись в лице, достал белоснежный батист и вытер оплеванные щеки. Я попыталась вытурить негодников, но те присмирели и, заискивающе заглядывая банкиру в глаза, все теснее и теснее прижимались к нему. «Какие милые зверюшки!» - улыбнулся Альберт и погладил Угрюм-Бурчеева между ушами.
Брат принес бумаги, и мы продолжили посиделки. Держа чашку в руках, Альберт Кириллович, стал просматривать документы. В этот момент черная лапка нырнула в чашку, Степан живо облизал её и снова макнул. Мы с братом замерли, ожидая гневной тирады. Но банкир, увлеченно читавший буквицы, не заметил безобразия, и не успела я как-либо отреагировать, хлебнул добрый глоток. Брат сел в кресло, задрав очи к потолку – ничего не видел, ничего не знаю.
Наконец папка с бумагами была отложена, банкир взял тарелочку с пирожным и серебряной ложечкой прицелился к нежнейшей его плоти. Тут не растерялся Васисуалий. Мгновенно цапнув кондитерское изделие, он молниеносно затолкал его в рот, прижимая обеими лапками и громко чавкая. Пока Альберт Кириллович «офигевал» от зверской наглости, осматривая костюм на предмет крошек и пятен (пронесло – чист), Степан доел остатки прямо с тарелки. Извиняясь перед папиным другом, я подала ему новое пирожное, а брат вытурил нахалов вон из гостиной. Выманил виноградной гроздью.
Облегченно вздохнув, Альберт Кириллович принялся смаковать любимую вкусняшку и травить байки. Минут через сорок банкир вспомнил, что еще не поставил подпись на бумагах, раскрыл папочку и полез в карман за ручкой. «Хм. Станно. Где мой WATERMAN?» - гость хлопал себя по карманам. – «Наверное, в сумке». Альберт Кириллович потянулся к тумбочке, на которую водрузил дорогущее кожаное великолепие. Великолепие на тумбе отсутствовало. Альберт исподлобья посмотрел на нас с братом. Я поняла, что сумку упёрли еноты, и надо бежать ее изымать. Беспрестанно извиняясь, мы оставили гостя и рванули на поиски мохнатой шантрапы.
Первой нашли ручку. Изрядно погрызенная и перекушенная пополам, она сиротливо валялась на холодном мраморе пола, посверкивая золотом и латунью. А из кухни доносились плеск воды и бурчание Степана. Сидя на комоде возле аквариума, питомец самозабвенно полоскал уже распотрошенную кожгалантерею, погрузив лапы в воду по плечи.
- …ля-а-а-а-а! - протянул брат и ухватил Угрюм-Бурчеева за шкирку. Тот завизжал, огрызнулся и попытался цапнуть Сашку за другую руку. При этом продолжал наяривать лапами в аквариуме, не выпуская сумку. Я подошла ближе. Рыбки, спасаясь от «шторма», вызванного стараниями мохнатого Посейдона, юрко шныряли средь водорослей, огибая затонувшие документы гостя. Паспорт, какое –то удостоверение, еще что – то, растопырив страницы, печально качались на стеблях. Вырвав из черных лап Степана разбухшую суму, я принялась выуживать документы из рыбьего дома, а Сашка поволок разбуянившегося гада в «тюрьму». Запер в клетке.
Так, а Васисуалий – то где? Обошли комнату за комнатой – нет его. Умотал в свою, не иначе. Нашли мы его именно там. Деловито суетясь у лохани, Лоханкин вытягивал из портмоне купюры разной степени благородства, резво полоскал их, надкусывал и шмякал «к ногам» сидящего копилкой кота, который с интересом наблюдал за отмыванием денег. Пол вокруг был усеян мелкими огрызками пластика. Карты приказали долго жить. В лохани покоился с миром телефон, с изображением обкусанного фрукта на теле. На несколько мгновений он ожил, мигнув засветившимся экраном и коротко звякнув, и ушел в царство мобильного Аида.
Гоня по этапу второго арестанта, мы обсуждали, как быть и что делать. Но мы и не подозревали, что это только начало «веселья» - «карнавал» еще впереди! Клетка была пуста…
Осатанев от человеческого коварства, запертый Васисуалий заметался по клетке, кусая прутья, протягивая сквозь них лапы, норовя ухватить «тюремщиков», затявкал, завизжал. Получив пакетик с ломтиками морковки и широко расставив задние лапы, Лоханкин уселся на жирную попу и принялся трапезничать.
Банкир коротко хмыкнул, когда мы положили перед ним огрызки пластика, обкусанные купюры и прочие трофеи мохнатой братвы, сложенные в джутовую сумку. «Могло быть и хуже. Мне пора, спасибо за приятно проведенное время». Подхватив сумейку, дядя Альберт направился к выходу.
«И, шествуя важно, в спокойствии чинном» банкир добрался до раздевальни и открыл шкаф, где ожидали хозяина патинированные Berluti. Berluti тявкнули и зарычали. Мы вздрогнули. Из мебельной темноты вывалился заспанный Степан. Почесался, зевнул и с места в карьер погнал в неизвестном направлении. «Слава Богу, не погрыз!»- думала я, разглядывая элитную обувку. Альберт Кириллович извлек ноги из гостевых туфель, поправил носки и вложил стопы в родные. Несколько мгновений джентльмен стоял, прислушиваясь к своим ощущениям. Затем побледнел, побурел, лицо его исказила то ли судорога, то ли брезгливая гримаса, руки хаотично захватали воздух, глаза выпучились… «Хана Альберту!» - мелькнула мысль. – «Удар хватил!» И тишину гардеробной пронзил визгливый вой, исторгнутый банкирской глоткой: «…ууууки!» Еще минут десять мы слушали виртуоза русской словесности, который посылал нас вместе взятых в такие эротические дали, что и подумать страшно! А делов то – енот нассал в туфли! Не изгрыз же!
В наших сандалиях на босу ногу банкир отправился к машине. Загоравший на лавочке водитель встрепенулся, услужливо распахнул заднюю дверцу, и гневное тело грузно опустилось в салон. Тут под ним оглушительно бумкнуло, машина накренилась, и стало понятно, что убраться из логова разнузданных енотов так быстро не получится.
Усадив гостя в кресло-качалку в зимнем саду, я включила нежные мелодии японской классики для успокоения потрепанных нервов и устроилась в кресле напротив, а Сашка ушел усмирять Угрюм-Бурчеева. Журчание фонтанчика, щебет канареек в вольере, аромат цветущих растений и нежный голос флейты вызвали на лице Альберта блаженную улыбку. «Да хрен с ними, с туфлями!» - благодушно выдохнул он, раскачиваясь и прикрыв глаза.
А в это время зашевелились заросли экзотических кустиков, и в мир вышел Васисуалий, не так давно пребывавший в заточении. «Как, чёрт возьми, они из клетки выбираются?! Звери шальные! Телепортируются?» - подумала я и уставилась на питомца. Лапы его были вымазаны землей, язык облизывал морду и вообще, судя по всему, зверь был очень доволен. Решив разузнать, что делал Лоханкин, я направилась к кустам, но толстяк опередил меня, внедрился в самую гущу зарослей и начал осатанело рыть землю. Достал что – то из ямки и, решив, что я вознамерилась отнять его сокровище, заметался в поисках тайника. Не найдя достойного места для склада, Васисуалий метнулся к блаженно качающемуся банкиру и шмякнул драгоценность ему на гульфик.
Удар по интимной части тела вырвал Альберта Кирилловича из объятий Морфея и банкир странно посмотрел на меня. Тут до него дошло, что я тут ни при чем, и перевел взгляд на штаны. Мерзкая субстанция, сочившаяся непонятно чем, вымазанная землей, источала запах рыбы. «Что это?» - выпучил глаза Альберт. Я подошла поближе и склонилась над его бедрами. Щедро сдобренные землицей, на брюках лежали останки пангасиуса сиамского, еще недавно бороздившего просторы оранжерейного аквариума. Решив избавить чресла гостя от смердящих объедков, я протянула руку, и в этот момент в сад зашел брат. «Ты чё, офигела?! Он же старый!» - не понял Сашка происходящего. Банкир вздрогнул, смутился, подцепил двумя пальцами рыбий труп и застыл, разглядывая мокрое и грязное пятно на сером льне. Притихший было Лоханкин вырвал добычу у растерявшегося Альберта и опустил огрызки тушки туда, откуда выловил, то есть в аквариум.
«Может, постирать?» - промямлила я. «Да!» - рявкнул Альберт, принялся было стягивать портки, но остановился и задумался. Подошедший Васисуалий принюхался к пятну и начал лизать его. Быстро сграбастав наглеца в охапку, Сашка отволок енота в клетку, навесив уже кодовый замок. Уж его-то ловкие пальчики зверя не откроют!
А в это время Степан Угрюм-Бурчеев готовил нам новое развлечение.