Глава 2 в которой над маленькой Мэй начинают сгущаться тучи.
Кое-как оправились после набега. Похоронили убитых, оплакали, да сосредоточились на житейских делах: восстанавливать порушенное, приводить в порядок разоренные жилища, лечить пострадавших, а таких набралось почти десяток. В общем, жизнь потекла дальше своим чередом.
Вот только с Мэй было не все в порядке. После разговора с отцом она никому не рассказывала о своем видении, опасаясь наказания. У девочки появилась новая забота.
Среди целого выводка цыплят обнаружился больной, слабый цыпленок. Его хилое желтое тельце обычно пряталось в уголке загончика, отведенного молодняку, большая голова неуверенно покачивалась на слабой, тощей шейке, круглые, крохотные, похожие на бусинки, глазки почти все время были закрыты. Сил у него бороться за корм со своими более сильными братьями и сестрами не было, а те отталкивали и клевали слабого. Так бы и околел от голода несчастный, если бы не Мэй. Она взяла на руки пушистый комочек и, осторожно поглаживая и что-то тихо нашептывая малышу, отнесла его в корзинку, подстелив сухого сена, и стала кормить и поить отдельно от других цыплят. И цыпленок, получивший гордое имя Пио, стал быстро поправляться и расти. Спустя всего неделю младенческий желтый пушок сменился пестрыми перышками, лапки вытянулись, и он весло и шустро носился по двору, когда его выпускала из корзинки его юная хозяйка. Пио так привык к Мэй, что бежал к ней издалека, едва слышал свое имя.
Однажды Мэй играла с соседским малышом, внуком старой Невес, которому не было еще двух лет. Девочка частенько присматривала за маленьким Кайо, когда старшие были заняты. И в тот раз она показывала ему фокусы, которым обучила Пио. Цыпленок послушно прыгал с руки хозяйки на жердочку и обратно, а Кайо заливался смехом и хлопал в ладоши от восторга. Круглые карие глаза его сияли радостью на чумазом личике. Растянутый в улыбке рот гордо демонстрировал два ряда белых зубов, по четыре в каждом.
- Мэй, давай сюда моего внучка! – закричала через забор старая Невес, возвращаясь с охапкой сена в руках. С усталого, испещренного морщинами, как иссохшее яблоко, лица ее из-под черного вдовьего платка смотрели добрые карие глаза.
Мэй подхватила на руки ребенка и побежала через двор, когда перед ее глазами возник колодец, что был во дворе Невес, за курятником, и она увидела падающего в холодную, гулкую бездну Кайо, крик и страшный, леденящий душу всплеск. Девочка остановилась в испуге, прижав к груди малыша, потрясла головой, пытаясь избавиться от жуткого видения, но быстро успокоилась и взяла себя в руки. Она вспомнила наставления отца. Добежав до дома соседей, передала с рук на руки соседке ее внука и, немного подумав, посоветовала:
- Бабушка Невес, не пускайте Кайо к колодцу. Он маленький и глупый, еще чего доброго, упадет туда.
- Да бог с тобой, дитятко! – отмахнулась Невес, ставя на ноги вырывающегося Кайо. А тот уже заметил что-то интересное и торопился потрогать, пощупать, а то и попробовать на вкус. – Он еще маленький, ему туда не добраться.
- Ну, хоть крышкой накройте колодец, - не унималась Мэй, чем вызвала удивленный взгляд соседки.
Старуха Невес выбросила из головы странные советы маленькой белоголовой дочки Мельхора, но два дня спустя произошло несчастье. Как любопытный Кайо, игравший во дворе под присмотром бабушки, умудрился взобраться на лежащий около колодца ящик, а потом заглянуть в сам колодец? Кто его знает! Невес отвернулась лишь на мгновение, но этого хватило, чтобы малыш свалился, даже крикнуть не успев. Бабушка только всплеск услышала…
После отпевания и похорон, выплакав все слезы, устав от соболезнований соседей, старая Невес поплелась обратно в церковь. Ноги ныли от усталости, поясницу ломило, голова раскалывалась, будто после солнечного удара, но она упрямо шла в гору, периодически останавливаясь, чтобы перевести дыхание. Тяжкая дума гнала ее к отцу Абрэхану, настоятелю местной церкви. Только он, старый и мудрый священник, мог утешить ее душевную боль и усмирить беспокойство.
Отец Абрэхан, высокий седой старик, бросил на нее орлиный взор из-под лохматых седых бровей, когда одетая с ног до головы во все черное старуха отыскала его в ризнице. Сходство с умной хищной птицей усиливал тонкий с горбинкой нос.
- С какой еще бедой, достопочтенная Невес, пожаловала ты ко мне? – спросил он, указывая запыхавшейся от быстрой ходьбы женщине на скамейку в углу. – Ох, не зря говорят: «Пришла беда – отворяй ворота!»
- Отец Абрэхан, не знаю, как и сказать, да только вы и можете разобраться в этом деле. – Старуха дрожащими от волнения руками убрала выбившуюся из-под платка седую прядь и неуверенно взглянула на священника. – Мне ведь предсказала гибель внука соседская девочка, дочка Мельхора и Нерии, за пару дней до несчастья. Я еще тогда удивилась, что это она так настойчиво советовала накрыть колодец крышкой? Странно это, отец Абрэхан. Да и девочка эта странная, не похожая на остальных детей.
- Что же странного в маленькой Мэй ты нашла, достопочтенная? - удивился настоятель.
- В нашей деревне нет таких светловолосых детей, кроме нее. А глаза то, глаза! Зеленые, как у кошки. Не к добру все это. А вдруг она колдунья? И под личиной милого ангелочка прячется дитя дьявола?! – она вздрогнула, как в ознобе и уставилась на священника испуганными глазами.
Отец Абрэхан подошел к старой женщине и положил руку ей на плечо, словно успокаивая.
- Дочь моя, я понимаю всю тяжесть и боль твоей утраты. Не легко пережить смерть невинного дитя. – Голос его звучал мягко, утешительно, - Понимаю и чувство вины, терзающее твою душу, и желание переложить хоть часть ответственности за случившееся на чужие плечи. Но стоит ли перекладывать на плечи ребенка? Постарайся признать, что сама не уследила за внуком, отвлеклась. С любым такое могло случиться. Все мы люди, обычные люди. Признай свою вину и покайся. Господь милосерден. Он простит, но только в том случае, если раскаяние твое будет искренним! А малышку Мэй не стоит обвинять. Ведь ее совет был вполне разумным.
С каждым словом, произнесенным седым настоятелем, голова Невес склонялась все ниже и ниже, плечи начали вздрагивать, спустя минуту она безутешно разрыдалась, закрыв лицо старыми, сморщенными, как иссохшее яблоко, ладонями с узловатыми, кривыми пальцами.
Возвращалась из церкви Невис уже в сумерках. Ее скорбная черная фигура, сгорбленная от горя, медленно двигалась вниз по дороге, шаркая ногами в старых стоптанных башмаках, поднимая дорожную пыль, что серым шлейфом тянулась за ней. К несчастью, разговор с настоятелем не принес ее душе успокоения, и подозрения в том, что в гибели Кайо не обошлось без колдовства, только усилились. Но спорить и возражать уважаемому всеми священнику старая женщина не посмела.
Блас, дружок Начо, жил на другом конце деревни, но часто приходил в дом Мэй поиграть с друзьями или звал их погулять. В этот раз они с Начо и другими сверстниками ходили на реку удить рыбу, возвращались довольные, с целым ведром наловленной мелочи, что предвещало пир местным котам. Мэй увидела ребят, растрепанных и чумазых, в выцветших на солнце старых рубашонках, в закатанных до колен штанах, о чем-то болтающих за воротами, и решила подойти, поинтересоваться уловом. Она услышала часть разговора:
- И зачем вам покупать коня в городе? – спрашивал Начо у Бласа, - твой отец мог бы купить у моего.
- Ха! Ваши кони крепкие, с короткими сильными ногами, одно слово – тяжеловозы. А наш Вихрь высокий, стройный, тонконогий красавец, быстрый как ветер! Поэтому и имя у него такое, – хвастался Блас, задрав вверх курносый нос.
- Так в деревне и нужны тяжеловозы, чтобы тяжести возить, - не унимался Начо. – Как этот тонконогий Вихрь пахать будет? Еще переломает свои тонкие ножки в наших полях!
- Ха-ха-ха! – засмеялись приятели хором, чем вызвали недовольную гримасу на лице Бласа.
- А вот и не переломает!
- Еще как переломает!
Над компанией мальчишек нависла угроза ссоры с быстрым переходом в потасовку, как это частенько случалось, но никогда не мешало дружбе. Мэй решила вмешаться пока не замелькали кулаки.
- Покажите, что поймали, - попросила она, заглядывая в ведро.
Вытащив из ведра маленькую серебристую рыбку, извивающуюся, бьющую хвостиком и то и дело разевающую круглый ротик, Блас со смехом сунул ее в руку Мэй, решив пошутить. Едва она почувствовала влажное и прохладное прикосновение мокрой ладошки мальчика, как перед глазами возник конь, что вел себя почти как эта рыбка: брыкался, таращил круглые карие глаза, фыркал, бил копытом, только что рот не разевал. Вздрогнув, девочка бросила рыбку обратно в ведро, чем вызывала общий хохот. Глупцы, они подумали, что она испугалась рыбки! Казаться трусихой в глазах мальчишек совсем не хотелось, было стыдно. И Мэй пригрозила проказнику:
- Нечего хвастаться своим конем! Ты лучше поостерегись его. Как бы этот Вихрь не прибил тебя. Ты же неповоротливый, Блас.
Обиженный приятель, бросив улов, повернулся и быстро пошел в сторону своего дома, гордо выпрямив спину, в которую неслись, как стая стрел, смех и острые шуточки.
…На следующий же день Мэй с Начо увидели Бласа, лежащего с проломленным черепом в луже крови, а недавно купленный жеребец носился по двору, играя и выбрасывая задние ноги так высоко, что на солнце сверкали его железные подковы…
По деревне поползли слухи…
Мэй, прижимая к груди любимую куклу, сшитую заботливыми руками мамы, наряженную в красивый наряд из разноцветных лоскутков, подошла к забору, за которым прятался дом ее подруг, сестер Лурд и Чэро. Они часто играли вместе, то во дворе у Мэй, то здесь, со своими куклами, представляя, что в их руках настоящие короли и королевы, придворные и рыцари. Завидев на крыльце подружек, Мэй закричала и замахала рукой:
- Эй, Лурд, Чэро давайте поиграем!
На лицах девочек она успела заметить вспышку радости, но тут из двери появилась мать сестричек и, бросив странный взгляд в сторону Мэй, схватила дочерей за руки и увела их в дом. Дверь с недовольным всхлипом закрылась, а Мэй осталась стоять в растерянности на улице.
Она возвращалась домой, простояв долго-долго у ворот вдруг ставшего в один миг негостеприимным дома сестер, расстроенная. В ее вытянутой руке головой вниз болталась позабытая кукла, чей роскошный наряд из разноцветных лоскутков подметал дорожную пыль. До родного дома оставалось несколько шагов, когда маленький камушек, вылетев из-за соседнего забора, больно ударил Мэй в спину. Она невольно вскрикнула от неожиданности и остановилась, оглядываясь.
- Белобрысая ведьма! Белобрысая ведьма! – нестройно, наперебой кричали Гуго и Клето, десятилетние сорванцы, друзья Начо и постоянные участники совместных проказ.
- Вы чего?! – возмущенно крикнула Мэй, заслоняя собой куклу от летящих в ее сторону камней.
- Колдунья, ведьма!
Девочка бросилась бежать к родному дому, но мальчишки последовали за ней, продолжая осыпать градом мелких камушков. Задыхаясь от страха и возмущения, она вбежала в распахнутые настежь ворота и бросилась под защиту брата. Начо по заданью отца чистил конскую упряжь и растерялся, увидев бегущую от преследователей девочку. Никогда еще его друзья не обижали Мэй, ведь она была его сестрой.
Он вытянул в стороны руки в защищающем жесте и загородил собой спрятавшуюся за его спиной девочку.
- Вы что, с ума сошли?! – гневно крикнул он товарищам.
- Твоя сестра ведьма! Белобрысая колдунья! – кричали те, но камни бросать перестали. – Она порчу наводит!
- Сам ты порчу наводишь! – ответил Начо решительно, но в груди что-то ёкнуло.
Из дома на крыльцо выскочила мать, услышав крики, и замахала на мальчишек кухонным полотенцем:
- А ну пошли отсюда! Я вам покажу, как маленьких обижать!
Гуго и Клето, столкнувшись с неожиданным сопротивлением, стали отступать к выходу со двора, но свой гневный запал еще не израсходовали. Гуго, подбрасывая в ладони «боевой снаряд», огляделся по сторонам и вдруг увидел цыпленка-подростка, со всех ног бежавшего к своей маленькой хозяйке. Пио, успела испуганно подумать Мэй, когда острый камень, выпущенный меткой и жестокой рукой, ударил бедную птаху в грудь с такой силой, что Пио свалился замертво.
- Нет! Пио! – отчаянно закричала девочка, отбросив куклу и выскакивая из-за спины брата. Обидчики уже скрылись за воротами.
Заливаясь горькими слезами, Мэй с цыпленком на руках, забилась в уголок коровника, за охапкой сена, и раскачиваясь из стороны в сторону, нашептывала, напевала бездыханному пестрому комочку в своих ладонях:
- Не умирай, Пио, не умирай!..
Она чувствовала, как щиплют глаза горячие слезы, как в кончиках пальцев рук, бережно баюкающих цыпленка, покалывает как будто иголочками и потоки тепла прямо из ее сердца вместе с любовью и состраданием перетекают в неподвижное тельце Пио. Над нею, продолжая жевать свою вечную жвачку, тихо вздыхала черная с белой отметиной на лбу корова, удивленно тараща на девочку круглые, навыкате глаза.
Начо было хотел броситься вслед за сестрой, да мать удержала. В такую минуту надо было оставить ее одну.
- Мама, почему они называли Мэй ведьмой, колдуньей? – растерянно спросил сын.
- Глупости все это, сынок, глупости. Никого не слушай! Наша Мэй самая добрая, самая хорошая на свете. Это все клевета!
Но в голосе Нерии не было должной уверенности, а взгляд черных глаз испуганно метался по двору, словно искал наиболее безопасные места на всякий случай.
Продолжение: http://www.proza.ru/2018/02/03/643