Ювелир из Кхего

"В истинном золоте блеска нет..."
                Дж.Р.Р.Толкин



Часть I.

     Амалию де Манн закружили пьянящие звуки. Все вокруг радовало  и  даже смешило ее: блистающая драгоценностями и нарядами знать, лепной потолок  с позолотой, то нежные, то задорные голоса виол и скрипок и удивленное,  даже озадаченное чем-то лицо Ричарда Тре, не сводившего глаз с ее броши.

- Согласитесь, барон, вы хотели бы иметь эту вещь в своей коллекции.

- Может быть, мадам... Позвольте, однако, узнать, сколько  вы  отдали за эту штучку?

- Штучку?! Да знаете ли вы, что она стоила...

- Мда... - задумчиво промычал барон и замолк, то ли просто  разглядывая брошь, то ли размышляя о том, стоит ли она таких денег.

Наконец, устав ждать, Амалия спросила:

- Ну а, как знаток подобного рода безделушек, во сколько бы вы ее оценили?

- Позвольте, маркиза, я оставлю свое мнение при себе.

- Но, Ричард, кто, как не вы...

- Не настаивайте, мадам, я боюсь вас огорчить.

- Но, барон, вы столь внимательно и бесцеремонно ее разглядывали, что просто обязаны высказать свое мнение!

Танец кончился, музыка смолкла, и на  ее  голос  стали  оглядываться. Всем было крайне интересно, о чем столь громко беседуют обладательница самого заметного на этом балу украшения и один из первейших столичных меценатов и ценителей искусства.

- На нас смотрят, мадам. Позвольте мне высказаться позже.

- Нет уж, извольте! К чему скрывать свое мнение от  общества?  Вокруг них уже собралась порядочная толпа.

- Что ж, маркиза, раз вы так хотите... Сперва меня привлек этот  феерический блеск: Кажется, что золотая оправа сплетена в необычайно  тонкий, вечно меняющийся узор, что чистой воды кристалл сверкает и  искрится  множеством искусно отшлифованных граней... Но это только с  первого  взгляда. Как вы заметили, я имел возможность вглядеться поближе, и был крайне разочарован. При внимательном рассмотрении видно, что оправа довольно грубой, непрофессиональной работы, а блистающий кристалл -  обычная полированная стекляшка... Откуда же такой яркий первый эффект? Видимо, тут присутствует колдовской трюк, обман зрения... В  любом  случае  эта  брошь стоит не дороже куска золота из которого она сделана.

Маркиза де Манн  просто  задрожала от обиды и гнева. Ее лицо покрылось красными пятнами.

- Мне очень жаль, мадам, но вы сами настояли...

- Да  вы... Как  вы  смеете?!..  Вы  нагло  лжете!..  Да  вы  просто завидуете!.. - Ее нежный голосок перешел почти на визг: - Вас всех  гложет зависть, потому что у меня Она есть!.. Я могу себе позволить! А у вас  никогда ничего подобного не будет! Никогда! Никогда! - голос ее  вдруг  сорвался на всхлипывания.

Над залом стоял взволнованный гул голосов.

- Маркиза де Манн, вы изволили обвинить меня во лжи... я вас  прощаю. Вы всего лишь женщина: растерянная, огорченная... Но  если  кто-нибудь  из ваших кавалеров пожелает повторить подобное обвинение... - Он, положив руку на эфес своего палаша обвел зал вызывающим взглядом. Никто ему не ответил, и барон, улыбнувшись, стал выбираться из образовавшейся толпы.

Начался следующий танец, затем другой. Многие теперь еще  пристальнее глядели на сверкавшую на груди у вновь повеселевшей маркизы брошь, но  барон различал в этих взглядах лишь восхищение бесконечными  переливами  обманчивых граней. Казалось, скандальчик даже придал  броши  дополнительную, притягивающую взгляды силу.

"Неужели они не поверили? Неужели здесь нет ни одного зоркого, проницательного взгляда? Яркий, феерический блеск - им этого достаточно!  Никто не стремится, заглянув поглубже, понять суть этого  блеска,  его  природу, никого не коробит эта кричащая  безвкусица...  Никто  не  осмелился поддержать обвинение маркизы, а ведь среди ее друзей есть и такие, кто  не испугается моего клинка. Но что-то же этих задир остановило?  Они  боятся, что я уклонюсь от дуэли и просто отдам брошь на  экспертизу  какому-нибудь ювелиру? Значит, и они увидели что-то, подтверждающее  мою  правоту...  Но конечно, конечно, любой из них скажет, что не сомневается в моей  честности, но что мой взгляд на эту вещицу был слишком предвзятым, что я так плохо отозвался о броши, не поняв всю ее новизну и оригинальность и  что  виной тому обычная зависть."

И на немой вопрос, который так хотела, но не смела  задать  очередная танцующая с ним девица, барон Ричард де Тре, улыбнувшись ответил:

- Да, в какой-то мере я завидую... и маркизе, и всем, кто так восторженно смотрит на ее яркую стекляшку... Так завидуют иногда несмышленым детишкам, неспособным отличить блеск золота от блеска надраенной меди.




В череде увеселений, традиционно начавшихся в Тагоне с приходом зимы, бал у  графа де Сье, был событием не  особо  выдающимся,  однако  брошь  маркизы  де Манн, никого не оставила равнодушным. К тому же, маркиза всем "по секрету" сообщила о заплаченной за брошку сумме и рассказала о недавно приехавшем в Тагон таинственном ювелире, который и продал ей "это чудо".

В скором времени таинственный ювелир открыл в городе свою  лавку.  Он представлялся всем, как Омман Кадам, ювелир из города Кхего и предлагал на выбор несколько десятков сверкающих украшений, подобных маркизиной  броши. Правда, тагонская гильдия ювелиров отказалась признавать его  мастером,  а многие ювелиры даже предлагали изгнать его из города,  как  шарлатана,  но Кадам со скидкой продал пару своих изделий одной очень влиятельной особе и был удостоен звания ювелирного мастера королевским указом. Отвечая на не прекращавшиеся нападки местных ювелиров, Омман заявлял,  что  их  взгляды  и техника безнадежно устарели и что они клевещут, боясь потерять с его появлением всех своих богатых клиентов.

Появление же королевской фаворитки Изабеллы де Иль в сережках и кулоне "от Оммана" на королевском приеме в честь герцога  де  Тренда  положило начало настоящей моде на подобные украшения. Неделю спустя не иметь  какого-нибудь украшения от Оммана считалось "неаристократичным", через две недели - признаком крайней скупости, а через три недели - неуважением к  королевской особе, так как даже Энлери Трент XVII к  тому  времени  купил  у Оммана перстень с блистающим, как закатное солнце,  рубином  и  блестящие, словно бриллиантовые, пуговицы для парадного пурпурного камзола.

Ричард де Тре не раз высказывался об украшениях Оммана, но скоро  его уже никто не слушал. Барону только и оставалось, что презрительно  фыркать и делать издевательски - двусмысленные комплименты все большему числу обезумевших от призрачного блеска аристократов. Из-за "этой  блестящей  мишуры" он дважды дрался на дуэли. Один его противник был ранен  в  плечо,  другой лежал при смерти, а сам барон ходил, прихрамывая  на  левую  ногу.  Неделю спустя он смирился и бросил свои остроты, а через три недели после  знаменательного приема в честь герцога де  Тренда  решил  проявить  уважение  к Энлери XVII, своему непосредственному сюзерену, и зашел к ювелиру из Кхего.




Ричард долго и  придирчиво  рассматривал  украшения,  выставленные  в прозрачных витринах, а затем спросил Оммана, нет  ли  у  него  чего-нибудь еще. То ли Омман узнал барона, то ли на него произвели должный эффект скупые, но безжалостные  замечания  Ричарда  в  отношении  того  или  другого "произведения искусства", но в скором времени ювелир  от  волнения  дрожал мелкой дрожью: покупатель изволил осмотреть все его изделия, но  не  удостоил ни одно из них одобрительным замечанием. Наконец Омман  показал  свое последнее украшение, и когда барон, подняв взгляд на ювелира, спросил:

"Это все?", Кадама прошиб холодный пот.

- Ну что ж, пойдем на второй круг, - подытожил  Ричард  тоном  судьи, вынесшего обвинительный приговор. - И когда я укажу на какую-нибудь  вещицу пальцем, извольте назвать свою цену.

Омман в ответ глубоко вздохнул и принялся за работу. Обычно он продавал свои изделия по  единожды  принятому  тарифу,  изменяя  его  только  в большую сторону, если вид и поведение покупателя показывали: «вот случай, когда можно сорвать побольше». И в этот раз он собирался действовать по своей обычной  методе. Но когда барон указал пальцем на одну из вещиц, сердце Оммана  дрогнуло, и он скостил цену вдвое.

Услышав  сумму,  посетитель  удивленно  поднял брови и смерил ювелира внимательным взглядом, словно принимая важное решение: "пытать его каленым железом или сразу повесить?" Что-то сжалось у Кадама внутри, и он решил, что уступать надо больше... С того момента уже много  раз  барон указывал на ту или иную безделушку, уточняя цену, но покупать не спешил. В конце  концов, Омман стал называть цены вчетверо ниже своего обычного  тарифа.  В  голове ювелира крутились мысли о том, что его блестящий  план  раскрыт,  что  его сейчас попытаются зарезать или бросить в темницу, а, может быть и того хуже, что его учитель... но нет, об этом лучше не думать. И он стал думать о том, что хорошо бы все бросить и улизнуть, бежать куда-нибудь на юг,  хоть даже за море, в Сааль... Вдруг он заметил, что взгляд покупателя немного смягчился: Ричард критически оглядывал кулон в виде сердечка, сделанный из золота,  с вкрапленными мелкими рубинами. Он рассматривал кулон долго, так  неестественно долго, что Оммана опять стало точить беспокойство, и, наконец, глубоко вздохнув, сказал:

- Ладно, я это беру.

Что Кадам ответил и как  они  рассчитались,  этого  ювелир  отчетливо вспомнить не мог. Он пришел в себя только когда за странным покупателем  с треском захлопнулась дверь. Затем Омман внимательно  пересчитал  рассыпанные по столу монеты: согласно уговору, вчетверо ниже тарифа. Ювелир  тяжело вздохнул и стал ждать. Но никто больше не потревожил его покоя. К  ночи Омман решил, что это все-таки был обычный, не в меру пытливый покупатель, и даже упрекнул себя за напрасные страхи и за то, что так дешево продал  ему одну из своих лучших вещей.




Раскланявшись с князем Кувье и поцеловав ручку княгине, Ричард де Тре смешался с толпой гостей, ожидающих обеда. У князя собрался весь цвет сеттевельского общества. Ждали еще нескольких титулованных особ  и  говорили, что обещал заглянуть сам король. С балкончика, под потолком бальной залы, лилась легкая  негромкая музыка, и, под стать этой музыке, текли разговоры.

В центре внимания самой многочисленной компании был виконт де Сеген  - молодой человек лет двадцати, одетый по последнему слову моды.  С  развязностью, присущей баловням судьбы, он рассказывал публике о кампании  этого года, которую его сюзерен, Великий Герцог Каберга, лорд Макк де Кабер  вел против королевства Дабен.

Война за Иттскую долину вряд ли  продвинулась  бы  дальше  пограничных стычек и разбойных набегов, если бы Великий Герцог, с милостивого соизволения Энлери Трента XVII не нанял для ее ведения Альберта Мангейма  с  четырьмя сотнями его головорезов. Милостивое соизволение Сеттевельского короля дало прекрасные всходы: к концу летней компании 255 года замок, запиравший вход в долину оказался в руках Великого  Герцога.  Среди  тагонской знати это событие вызвало бурное одобрение: "Наконец-то этот выскочка, дабенский князь, осмелившийся, как и Энлери Трент, называться королем, получил по заслугам."

Сам Герцог, задержался на переговорах с Дабеном, поэтому появившийся в Тагоне раньше своего сюзерена виконт де Сеген был сегодня в центре  внимания, как непосредственный участник войны.

-... к тому же с двух сторон замок огражден, кроме стен, еще и обрывами, можно сказать, провалами в бездну, а с третьей стороны  -  глубочайшим рвом. Приступить к штурму стен, казалось, совершенно невозможно.  Но,  что есть невозможного для настоящей воинской доблести?

Только что подошедший Ричард удивленно поднял бровь.

- С остальным миром замок соединялся воротами и подъемным мостом, перекинутым через ров, - продолжал виконт. - С внешней стороны  рва,  напротив ворот была обширная площадка, со всех сторон защищенная насыпью и частоколом. Этот барбакан защищал врага от нашего огня. В нем-то и был ключ к победе. На четвертый день осады мы начали обстрел. Пушки  пробили  широкие бреши в частоколе, но не смогли разрушить земляную насыпь. В это же  время артиллеристы Мангейма бомбардировали из мортиры  ворота, ведущие в  замок. Враг ответил нам шквальным огнем. Но, благодарение богам, наши  силы  были укрыты в возведенных заранее шанцах, и никто не пострадал.  Огонь  был  так силен, что о штурме при свете дня не могло быть и речи. Но дух наш  рвался к победе, и с наступлением темноты мы двинулись в бой. Не подавая  голоса, мрачными тенями крались мы по полю. Была пройдена уже половина пути,  когда нас заметили. Что тут началось! Под покровом ночи  осажденная  крепость стала похожа на изрыгающего пламя дракона. Огненный вал обрушился  на  нас со всех сторон! Но это не могло поколебать нашу решимость.  Обнажив  шпаги, мы бросились в атаку. Вражеские ядра так и засвистели у меня над  головой, когда я вбежал в освещенное заревом пространство... Зарево?  Это  догорали зажигательные снаряды артиллеристов Мангейма. Из-за  зарева  враги  хорошо нас видели, и их стрельба стала еще  более  убийственной.  Многие  падали, сраженные ядром или пулей, но могло ли  это  остановить  вашего  покорного слугу?! Нет - победа была слишком близка.

Забравшись на вал, я первым ворвался в один из проломов, но  огромного роста громила... в таком вот шлеме, - виконт махнул рукой в сторону украшавшего стену залы рыцарского вооружения, - преградил мне дорогу. Едва я забрался наверх, как его пика ударила мне в грудь. Но, видно, в тот день  мне светила счастливая звезда. В пылу боя я почти не  почувствовал  удара,  и, благодарение богам, он оказался не смертельным. В следующий миг  я  разрубил его голову пополам этой вот шпагой и бросился в гущу оторопевших  врагов, разя их окровавленным клинком. - Ноздри виконта раздувались от возбуждения, казалось, в его глазах отражались не свечи бальной залы, а то зловещее зарево. Левая рука его то сжимала, то разжимала  вызолоченные  ножны парадной шпаги, укороченной настолько, чтобы не мешать при езде в карете.

"Ну и горазд же врать этот виконт. Таким оружием  не  разрубить  даже ржавой кольчуги", - про себя ухмыльнулся Ричард, но, казалось, это  открытие никого, кроме него, не взволновало. Со всех сторон на виконта были устремлены восторженные взгляды, а графиня Маргарита де Вало даже  приоткрыла от удивления свой прелестный ротик. "О, боги, как она сейчас хороша!" - невольно залюбовался барон. - И кто бы мог подумать?!  Сколько  раз  видел эту девицу, но и представить не мог, что она может быть так  красива.  Как удивительно эмоции меняют лицо человека. Она так захвачена рассказом:  Кажется, будто она сама врывается в охваченную  огнем  крепость  и  поражает врагов окровавленной шпагой. Как горит на щеках  румянец,  какой  азарт  в этих блестящих, небесного цвета, глазах, как беспокойно вздымается ее прелестная грудь... и что на ней делает мой медальон-сердечко?" -  Ричард  де Тре повел рукой и нащупал сердечко висящим на цепочке, у себя на груди. Для верности барон даже бросил на него взгляд, но наваждение не развеялось.  У него и у Маргариты были почти одинаковые медальоны. "Выходит, Омман в своей жизни сделал не одну, а две хорошие вещи"?

- Между тем, - продолжал де Сеген, - когда ворвавшиеся следом за мной наемники окончательно смяли и уничтожили врага, оказалось, что  дальнейшее наступление невозможно: Пожар сжег мост, ведущий через ров, но  крепостные ворота стояли, целы и невредимы. Увы, все расстроилось из-за неудачно  брошенной зажигательной бомбы...

"Ее медальон, как и мой, на фоне других безделушек  Оммана  выглядит, на первый взгляд, простовато, а стоит довольно дорого... Интересно, кто же его ей подарил? Старый граф де Вало?.. Он уже давно не появляется в столице. Ее братья?.. Оба они шалопаи и не смыслят ни в чем,  кроме  лошадей  и войны. Кажется, у нее нет жениха, а для обычного воздыхателя  это  слишком дорогой подарок... Неужели она выбрала это сердечко сама? Правда,  я  слышал, она пополнила коллекцию отца несколькими превосходными картинами старых мастеров... Молодая, красивая, с таким вкусом... Отчего же она еще  не замужем? Может быть, дело именно в слишком хорошем вкусе?.. Однако,  почему она так восторженно смотрит на этого де Сегена?.. Или она в него  влюблена?! Ну нет. Она и этот завравшийся щеголь..." - барона  от  этой  мысли просто передернуло.

- Да, стены замка были тверды и неприступны. Но наш штурм  не  прошел бесследно. Насыпь предмостного укрепления мы разрушили. Теперь ни одна вылазка врагов не могла иметь успеха. Перебравшись через свой ров, они оказались бы на совершенно голом участке, со всех сторон доступном обстрелу. Но главное - нашим штурмом враг был сломлен морально: один шаг отделял его от гибели. Если бы не этот мост...

"Ну нет, - вскипел Ричард. - Это переходит  всякие  границы.  Неужели никто не одернет хвастуна?!" Во взгляде черных глаз барона не было уже того снисходительного презрения, которое он обычно испытывал в подобных случаях. Все раздражало его в виконте - его редкие рыжие усики, цвет  и  покрой камзола, безвкусные кружева и банты, нагло сверкающая заколка от Оммана и самодовольная улыбка.

- Обороняя укрепление, враг понес большие потери. Но  главное,  испытав нашу силу, он окончательно потерял волю к победе и в  скором  времени, стесненный со всех сторон, был вынужден сдаться. Наши подвиги сломили  его дух и подточили военную силу...

- Позвольте, сударь, - вмешался барон. - Как же так? Я слышал,  осада продолжалась больше месяца, а вы, в своем рассказе, уложились в неделю.

Виконт на секунду смутился, но нашелся с ответом:

- Ведь я и не говорил, господа, что крепость сдалась сразу после  нашего штурма. Нет - нам еще предстояли немалые труды. Но в  результате  наших действий враг был сильно стеснен. К тому же в замке возник пожар, спаливший припасы. Однако, как бы ни хотелось некоторым, - он кивнул в сторону барона, - представить все в ином свете, главной причиной сдачи послужила именно наша решимость овладеть твердыней и уверенность  врагов  в  том, что нам невозможно противостоять...

"Некоторым... Так этот наглец не понимает деликатных намеков?!"

- Нисколько не сомневаясь в правдивости изложенных вами фактов,  позволю себе заметить, что ваша, виконт, "решимость овладеть твердыней" ограничивалась решимостью сидеть под стенами крепости до тех пор, пока там  не кончатся вода и припасы. Дальше ваша решимость простираться не могла,  что бы вы там ни говорили, так как штурмовать каменные  стены,  имея  две легких полевых пушки и мортиру, было делом совершенно бессмысленным  и  безнадежным. Добавлю, что мысль с боем ворваться в ворота замка, была лишь вашей мечтой, но совсем не входила в планы генерала Мангейма.  Его единственной целью было обезопасить себя от вылазок врага, заперев его в собственном замке, что и удалось осуществить благодаря нескольким метким...

- Позвольте узнать, барон... ведь вы барон де Тре? - Ричард  утвердительно кивнул, раздражаясь еще больше оттого, что его перебили.  -  Откуда вы знаете подробности осады? Уж не были ли вы сами участником этой  компании? Что-то я вас там не видел. - Улыбка пропала с лица виконта. Теперь он яростно сверлил барона глазами.

- Увы, виконт, я уже не столь молод, чтоб разделять ваши "немалые труды". Я бы поучаствовал в ВОЙНЕ, но безудержные пьяные оргии, которым армия предавалась от безделья, пока вела осаду... К  тому  же  предполагалось,  что осада продлится не менее полугода, и если бы не смекалка капитана артиллерии Жозефа Кинна, то замок не сдался бы, спустя только месяц. - Виконнт не нашел, что ответить, но лицо его стало медленно наливаться кровью.

- И что же сделал этот Жозеф Кинн? - вмешался в разговор князь Кувье.

- Каким-то образом Мангейм раздобыл подробный план замка с  указаниями, где и какие хранятся припасы. Иттский комендант,  Трабер,  располагая припасы, не учел существенную деталь: с помощью мортиры  оказалось  возможным бомбардировать здание, в котором  помещался  винный  склад.  Узнав  об этом, капитан Кинн со своей мортирой и зажигательными бомбами взялся за дело, и через пару дней винный склад  сгорел, оставив гарнизон без выпивки. Солдаты, нанятые дабенским князем,  вынуждены были, умирая от тоски, запертые в собственной крепости, вести  абсолютно трезвый образ жизни, в то время как  для  осаждающих  каждый  день  был праздником. Увы, наемники не выдержали длительного  воздержания  и  вскоре взбунтовались. Вначале они арестовали своего коменданта, затем выпили все, припрятанное Трабером в его собственном винном погребке и, наконец,  начали переговоры о сдаче.

- Кто... Кто рассказал вам эту гнусную ложь?! Или вы, барон, придумали все это сами? - Лицо де Сегена налилось кровью, а левый ус  нервно дергался.

- Об осаде Иттского замка мне рассказал капитан королевской  артиллерии Жозеф Кинн. Он племянник моего дворецкого, мой добрый друг, и  за  его слова я могу поручиться, как за свои собственные.

- Знаю я этого проходимца. Он всегда был не прочь очернить  других  и приврать в свою пользу. Не замарались ли вы, барон, грязью, водя дружбу  с человеком низкого происхождения?! - Рука виконта  уже  лежала  на  рукояти шпаги. Он буквально кипел от злости, наседая на барона.

- Господа, остановитесь, ради всего святого, - простонал князь  Кувье за спиной у барона. Но останавливаться было уже поздно.

- Низкое происхождение лучше, чем низкое поведение, виконт  де  Хвастун. Не рассказать ли мне поподробнее о том, что вы назвали штурмом  предмостного укрепления?...

Шпага вылетела из ножен виконта, сопровождаемая то ли криком,  то  ли всхлипом:

- Я убью этого человека!

Ричард отклонился, и шпага со свистом рассекла воздух возле его головы.

- Так вы желаете драться?! - Губы барона плотно сжались, и  он  вынул из ножен свой палаш. Отполированный до  блеска  широкий  черненый  клинок, покрытый замысловатым узором, словно молния засверкал в руке Ричарда,  широкими взмахами разминавшего кисть.

- Барон, ради всего святого... - шептал где-то сзади герцог: - не доводите до убийства в моем доме...

- Не кажется ли вам, барон, что у нас  неравное  оружие?  Ваш  клинок намного длиннее. - Подал голос смертельно побледневший де Сеген.  -  Такой поединок скорее похож на убийство.

- Убийство? - зловещая улыбка скривила губы Ричарда. Он подошел к рыцарскому доспеху и с размаху ударил своим клинком по злосчастному  шлему, послужившему примером для рассказа виконта. Доспех с лязгом рухнул на пол, а шлем, разорванный и искореженный, покатился к ногам барона.

- Видите, господа, - с усмешкой продолжил барон, - как я ни старался, не смог разрубить пополам даже каску, а наш доблестный виконт своей парадной шпажонкой разрубил надвое и шлем и  голову  огромного  роста  громилы в точно таком доспехе... Однако я все же надеюсь, виконт, что со своим длинным клинком смогу  устоять  перед вашей чудовищной силой.

Дружный смех покатился по залу. Только де Сеген с  растерянным  видом стоял в центре толпы. Ричард взял свой палаш на изготовку и направился ему навстречу. Он отчетливо видел, как виконт побледнел еще больше, и как  стала подрагивать его нижняя губа. Юноша, попятившись, отступил на  несколько шагов, но затем остановился и поднял шпагу. В глазах его  горела безысходная решимость.

Удивление промелькнуло в глазах барона: "Я то думал, что  он  побежит со всех ног... Не убивать же мне, в самом деле, этого хвастунишку."

Вдруг, когда был сделан последний шаг навстречу, и клинки  соприкоснулись, беспокойный шепот разнесся по залу: "Стойте...  Остановитесь...  Король идет... Король..." Добрые люди повисли на плечах у  барона,  а  князь Кувье, схватив за правую руку, стал оттаскивать застывшего на месте де Сегена. Гости, столпившиеся было вокруг дуэлянтов, рассыпались по залу, направляясь в противоположный его конец, к парадному входу. Между  дуэлянтами стеной встали княжеские слуги, предложившие не гневить  короля  и  вложить клинки в ножны. Ричард с радостью подчинился, а вновь  краснеющий  от стыда и гнева виконт, пряча шпагу, крикнул  ему: "Мы еще  встретимся!"  и, развернувшись, бросился вон.

- В любое удобное для вас время! - крикнул барон вслед, и,  взяв  под руку князя Кувье, вместе с ним пошел к главному входу.

- Извините, князь, что я ради шутки раскроил эту железную каску. Позвольте, взамен я пришлю вам мой морион с серебряной насечкой, работы Бенвенуто.

- Ну что вы, барон. Стоит ли беспокоиться о таких мелочах?  Я  и  так несказанно рад, что все обошлось без крови. Представьте себе: меня  почтил своим присутствием король, а тут... А разрубленную каску я  даже  не  велю исправлять. Пусть себе  висит  на  прежнем  месте,  напоминая  об  удачной шутке...

Князь двинулся вглубь собравшейся у парадного входа толпы. Появившийся в дверях герольд, стукнув посохом об пол, объявил:

- Его Величество король Сеттевеля Энлери Трент Семнадцатый!

Смолкли все разговоры. В распахнутую двустворчатую дверь  размашистым шагом вошел чуть полноватый, черноволосый мужчина средних лет в горностаевой мантии, и дворяне склонились в почтительном поклоне.




- Вам не кажется, барон, что шутка со шлемом была бесчестной и подлой?

- Благодарю вас, Маргарита. Наконец-то вы изволили  мне  что-то  сказать. Позвольте узнать, какое чувство выражают взгляды, которые вы бросаете на меня то и дело: восхищение? презрение? гнев? любовь или ненависть?

- Ах, сударь, зачем вы так унизили и оскорбили виконта?

- О, я видел, как вы на него смотрели. Я просто испугался, не  влюбились ли вы. Ведь любовь слепа, а связать свою жизнь с  подобным  человеком было бы для вас непростительной ошибкой. Хватит с него и тех дур, которые никогда не заметят ни его нагловатых манер,  ни  его  безудержного бахвальства. Многие из них были бы счастливы с этим болваном. Но вы... Вы, Марго... Вас непременно ждало бы горькое разочарование.

- Увы, только что я уже испытала всю его горечь... Но все же, вы жестоко, смертельно оскорбили этого человека. Вы даже не представляете  себе, насколько он гордый... и злопамятный. Мне просто страшно становится,  когда я подумаю, что он теперь будет делать.

- Не беспокойтесь, он меня не отравит. Я пью вино только из собственного кубка.

Ричард вынул из кошеля, висевшего у него на поясе,  небольшой  серебряный кубок с выгравированным на стенках замысловатым узором, похожим на древние горские руны.

- Этот орнамент, графиня, обладает огромной магической силой.  Отравленный напиток в кубке вспенивается и выплескивается вон, а  хорошее  вино специальным образом  магнетизируется  и  приносит  организму  еще  большую пользу.

- Ах, Ричард, вам бы только шутить. Скажите-ка лучше,  откуда  у  вас такой же как у меня медальон.

- Откуда и у всех... Купил у Оммана.

- Но когда я покупала свой, он уверял, что другого такого нет.

- Неудивительно. Этот Омман вообще большой мошенник... Хотя... Нельзя же сказать, что наши сердечки абсолютно похожи? Но, позвольте узнать,  отчего вы выбрали именно его, а не что-то другое?

- Не знаю, как объяснить... Любая брошка Оммана словно кричит: "Смотрите, какая я блестящая, красивая, дорогая!" Словно какая-то  торговка  на рынке. Такое наглое украшение просто стыдно надеть. А сердечко... Здесь не слышно подобного крика. Только негромкое звучание: словно  ручеек  солнечным днем, словно шелест листвы на рассвете...

Потом они говорили о ювелирах, музыке, живописи. Потом Мартин  и  Мориц де Вало дегустировали вина из его  серебряного  кубка,  а  когда  специально для пробы принесенное прокисшее лорманское вино  стало,  пузырясь, плескать через край, Марго была просто в восторге. Потом, потом,  потом... Во время танца, когда клавесины и скрипки вили узор менуэта,  ему  захотелось прямо здесь, при всех, поцеловать эти манящие приоткрытые  губы.  Сам не зная, почему, Ричард весь вечер чувствовал себя  легко  и  спокойно,  а когда настала пора расставаться, он, взглянув Маргарите  в  глаза,  понял, что не сможет ограничиться одним поцелуем.




- Курт!

Запах перепревшего пота, горелого сала, перегара и какой-то  еще  невообразимой вони ударил в ноздри барону. Его слуга, Курт  Мейден, не оседлал лошадей и не встретил барона  у  выхода.  "Видно,  этот бездельник почему-то подумал, что я останусь ночевать у  князя,  и  теперь весело проводит время." - решил барон, но подспудно в голове его  мелькнула другая мысль: "Не прибили ли его тут в какой-нибудь  пьяной  драке?"  Спускаясь по лестнице в нижний зал княжеских покоев, где угощали  телохранителей и слуг, пока господа развлекались наверху, Ричард  де  Тре, глядя поверх голов, выискивал Курта. И было в его взгляде что-то такое, что, встретившись с ним, кувырком ретировалась  пытавшаяся подняться по лестнице парочка подвыпивших лакеев.

- Какая честь, ваше сиятельство! Чем могу быть  полезен?  -  Вынырнул ему навстречу из спертого воздуха удивительно опрятно,  для  этого  места, одетый седой толстяк с приторно-сладкой улыбкой.

"Наверное, распорядитель нижнего зала." - подумал барон,  кисло  улыбаясь в ответ.

- Мой слуга, Курт Мейден... Где он?

- Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство, с ним все в порядке: Не дрался,  не  безобразничал.  Сейчас  напился  пьян  и  спит  вон  там,   в уголочке... Что-то не так?..

Ричард с трудом поборол желание ударить кулаком в эту сладкую мину:

- Где?

- Сейчас, сейчас, ваша милость, извольте  следовать  за  мной.

Барон двинулся по залу, стараясь ни на кого не наступить.

- Вот. Лежит себе тихо-мирно...

За угловым столом, безвольно свесив руки и уткнувшись лицом в  тарелку с остатками еды, мертвым сном спал Курт Мейден.

- Ведро холодной воды. - изменившимся голосом  сказал  барон.-  Сволочь! - он за шиворот выдернул спящего слугу из-за стола и встряхнул  его, как тряпку. Не последовало никакой реакции. Тогда Ричард выплеснул  ему  в лицо поданную кем-то воду. Затем отвесил несколько тяжелых пощечин, и снова поднял за ворот.

- О, боги, как мне плохо, - застонал приходящий в себя Курт,  а  затем, сфокусировав мутный взгляд на лице барона, шмыгнул носом, пролепетал:

- Простите, милорд, я не нарочно, - и снова впал в забытье.

Гнев на лице барона сменило  безразличие  и  даже  какая-то  презрительная жалость: "Ну куда он поедет в таком виде? Сейчас он сможет даже держаться в седле." Барон разжал державшие воротник Курта пальцы  и,  развернувшись, двинулся прочь. Рядом с ним семенил услужливый толстяк.

- Ваше сиятельство, на улице ночь. В городе одному  небезопасно.  Не изволите ли остаться. Я прикажу...

Барон схватил его за ворот, заглянул в лицо и спросил, так, что распорядитель чуть не проглотил свой язык.

- Из-за напившегося слуги?.. Вели оседлать мою лошадь, да пусть  накормят и напоят на ночь лошадь этого болвана.




Была морозная зимняя ночь, и лошадиные копыта пели  мелодию  снежного скрипа. Ущербный Желтый Лик, освещал Ричарду дорогу и блестел  в  шерстинках его собольего плаща и собольей же шапки с  кокардой.  "Какая,  однако, грязь в нижнем зале у князя... Обратная сторона нашей  роскоши  и  блеска? Неужели в мире нет порядка, при котором богатство и роскошь  не  порождали бы нищеты и грязи? И без таких вот трущоб не может обойтись ни одна столица?"

Лошадь барона беспокойно зафыркала, и он заметил какое-то шевеление  у себя на пути. Чуть пригнувшись к шее коня,  Ричард  незаметно  вытащил  из ольстры небольшой изящного вида тэк. Все было в порядке: порох  на  полке, пружина колесика заведена, а в стволе заряд и свинцовая пуля. Толстяк  был прав, говоря, что ночью город небезопасен. Несколько отчаявшихся  оборванцев вполне могли напасть на одинокого богато одетого всадника, и тут хорошее владение шпагой могло оказаться недостаточным, чтобы спасти свою жизнь.

Подъехав поближе, барон разглядел в тени нескольких человек и дал лошади шпоры. Секунду спустя они бросились  ему  навстречу.  В  руке  одного мелькнул арбалет. Ричард прижался к конской шее. Стрела просвистела  выше. Двое, поздно сорвавшись с места, не успели выбежать наперерез и теперь оставались сзади, но третий был совсем близко. Выскочив из тени,  он  протянул руку, чтобы схватить лошадь за поводья, но барон уже  нажал  спусковой крючок. Пружина завертела колесико, трущееся о прижатый курком  огнеродный камень, искры брызнули на полку, грянул выстрел и свинцовый заряд отбросил назад всклоченную голову оборванца.

В лежащей впереди, поперек дороги, тени трехэтажного дома Ричард  заметил еще каких-то людей. Он решил не искушать судьбу, повернул направо, и лошадь перескочила через невысокий забор. Через несколько секунд,  ни  обо что не сломав ног, лошадь снова перемахнула забор, и он оказался на параллельной улице. Еще полминуты быстрой скачки по закоулкам. Потом барон  решил, что преследователи отстали, пустил лошадь шагом и принялся перезаряжать тэк.

Лошадь шла, тяжело поднимая бока. Мрачные мысли приходили  одна за другой... Ссора с хвастливым виконтом и его колючий,  полный  ненависти взгляд. Сразу метнулось трусливое: "Надо было приколоть  его  там  же,  на месте... Ведь де Сеген этого так не оставит. Хорошо,  если  дело  кончится простым поединком, а то, устроит он мне какую-нибудь  подлость.  "Пошутив" со шлемом, я сам дал ему для этого повод". Потом он вспомнил  мутный,  какой-то стеклянный взгляд Курта: "Ведь он уже пять лет так не напивался". И еще, уж очень ему не понравилась эта засада на дороге. Ведь по всему  было видно, что это - засада... Наверное, из тех, ко побогаче, только он, Ричард де  Тре,  ездил иногда  по этой дороге среди ночи, добираясь из старого города в свой особняк. В  пяти минутах езды от дома, трущобы эти давно  уже  были  спокойны.  Особенно после того, как он, вооружив слуг, прочесал здесь каждый угол.  Тогда  они повесили дюжину бандитов и других сомнительных типов. С  тех  пор  в  этих кварталах многие, встретив его, кланяются и называют "ваше сиятельство"... Для кого же, как не для него, была устроена ловушка?.. Тэк был уже заряжен, когда он услышал, как впереди хрустит под лошадиными копытами снег.




- Та-ак, - прошептал барон и проверил, хорошо ли выходит из ножен палаш. Из переулка тяжело выскочили два коня с четырьмя седоками. На  первом впереди сидел рыжеволосый оборванец без шапки. Одним из седоков коня, скакавшего следом, был виконт  де  Сеген.  Ричард  хотел  повернуть  назад  и скрыться в переулках, но потом передумал: "Что-то мне после этой засады не хочется оставлять де Сегена в живых. На узкой улице они не смогут  напасть все четверо сразу. Первая атака - одного долой. Еще одного застрелю из тэка. Видно, виконт не такой уж хороший фехтовальщик, раз не решился  честно вызвать меня на дуэль. Он да один голодранец: пожалуй, справлюсь."

Барон зацепил поводья за колышек забора  и  стал  развязывать  тесемки плаща. Враги, подъехав поближе, спешились и тоже  привязали  коней:  "Правильно. Среди сугробов верхом много не  навоюешь"  Ричард,  захватив  тэк, спрыгнул с седла и двинулся им навстречу.  Впереди  шли  двое:  Рыжий,  на удивление оказавшийся вооруженным дорогой дуэльной шпагой и дагой с  богато украшенным гардой, и скользкий тип в лакейской ливрее, державший в  левой руке менее изысканный клинок. Следом двигался третий разбойник, вооруженный вальонской шпагой. Виконт шел следом, в некотором  отдалении.  Пока они приближались, барон выдвинул на пять  пальцев  от  кончика  дула  кинжальный клинок, хитро приделанный к тэку. Теперь он мог  орудовать  тэком, как огнестрельным оружием, как кастетом и как кинжалом. "Почему лакей держит  шпагу в левой руке, для левши уж больно неловко?" - подумал  Ричард,  вынимая палаш из ножен, но этому почти тут же нашлось  объяснение:  лакей  потянул из-за пазухи метательный нож. Барон побежал ему навстречу, надеясь  опередить врага. Он думал, что лакей растеряется, но тот,  не  проявив  и  тени беспокойства, ловко перехватил нож для  броска.  В  его  холодном  взгляде мелькнула верная смерть, и барон, ни секунды не медля, нажал на  спусковой крючок тэка. Грохот выстрела прокатился по  заснеженным  трущобам,  лакей, дико взвыв, схватился за живот и рухнул лицом в сугроб. Через секунду  Ричард с размаху обрушил свой палаш на Рыжего. Тот, не  ожидая  удара  такой силы, едва успел защититься шпагой, но не устоял на ногах и рухнул на бок. Барон, проскочив мимо Рыжего, напал на голодранца с вальонской шпагой, тот на секунду замешкался, и черненый кавалерийский палаш,  вонзившись  ему  в грудь, испил человеческой крови. "Ну вот, теперь их, как я и  рассчитывал, двое."

Виконт еще не успел подбежать, а Рыжий,  вскочив,  набросился  сзади.
Отбив его атаку, Ричард снова ударил палашом со всего размаха.  Рыжий  отступил в сторону, уклоняясь от удара, и барон, увлекаемый инерцией, пролетел мимо него. - Это и было нужно. Теперь он оставил обоих врагов с  одной стороны. Рыжий снова набросился на барона, атаковал несколько раз, не  добился никаких результатов и посторонился,  пропуская  вперед  подоспевшего виконта.

Взгляд ненавидящих глаз. Со звоном скрестившиеся клинки. Виконт  атаковал с яростным напором, но Ричард, медленно отступая, отражал все удары. "Фехтовать-то умеет, но с таким напором его хватит лишь на  пару  минут,"  -  не  без  удовольствия подумал барон. Однако атака кончилась несколько раньше:  виконт, видно, не заметил узкого, торчащего под дулом тэка клинка. Барон неожиданно распорол его неосторожно выброшенную вперед левую руку и  устремился  в контратаку на виконта, закусившего от боли губу. Спасая де  Сегена  вперед выскочил Рыжий, но странно, что теперь он дрался осторожно и вяло. Виконт, придя в себя от неожиданности, перетянул раненную  руку  платком,  немного уменьшив кровотечение, но не стремился снова броситься в бой. Барон  все больше теснил сражавшегося в одиночку голодранца. Казалось бы, все складывалось как нельзя лучше. Но... "Все это очень странно. И  дураку  понятно, что теперь единственный их шанс - напасть на меня вдвоем и теснить,  покуда есть силы. Чего они дожидаются?" Этот вопрос не давал барону покоя, пока скрип снега у него за спиной не стал зловещим ответом.

Рискуя напороться на клинок, Ричард обрушил на  Рыжего  град  ударов. Тот, отступая, кувыркнулся в сугроб, но, перекатившись назад, тут же вскочил, ожидая новой атаки. Атаки не последовало: оглянувшись,  барон  увидел бегущих к нему с другой стороны головорезов. Обнаженные  клинки  двоих  не оставляли никакого сомнения в их намереньях, а третий, в лисьем малахае  и облезлой шубе, держал в руках взведенный арбалет. Барон бросился  им  навстречу. Арбалетчик остановился, отпустил предохранитель... Ричард с разбега упал лицом в снег и стрела пролетела мимо.

- Осторожней, Плешивый! Ты чуть не застрелил его милость.  -  Крикнул из-за спины барона хриплый, насмешливый голос рыжего рубаки.

- Ничего, - ответил дребезжащий голос Плешивого. - Вы его  еще  чуток помотайте, а я другой раз буду точнее.

"Да, теперь мои дела значительно хуже", решил Ричард, вскочив со снега и бросаясь навстречу подоспевшим к нему оборванцам. Теперь против  него были уже пятеро, а не двое, у одного из них был арбалет, да к тому  же  от этих пробежек стала сильнее болеть раненная две недели назад нога. Однако, получив численный перевес, враги не смогли извлечь из него должной выгоды. Виконт был ранен, Рыжий устал, а двое новоприбывших оказались сильными, но довольно бестолковыми ребятами. Искусно маневрируя на  неширокой  площадке между домов и сугробов, Ричард долго не позволял зажать себя в клещи, сражаясь  попеременно со всеми, но не более, чем с одним противником сразу. Барону  многое удалось сделать за время этих коротких персональных  поединков:  своим палашом он раскроил череп одному  из  оборванцев,  потом,  улучив  момент, сломал виконту его тонкую шпагу, не преминув крикнуть в пылу драки:  -  "И где это вы берете такие дрянные клинки?!" - и, наконец, ему удалось,  поднырнув под меч, ударить тонким клинком тэка в сердце еще одному разбойнику.

После долгих трудов барон снова сражался с рыжим  оборванцем  и раненым виконтом, взявшим теперь на вооружение тяжелую  вальонскую  шпагу. Но труды эти не прошли для Ричарда даром: несколько раз от смертельной раны его спасал только случай. Камзол был изорван, и кое-где из надрезов и царапин сочилась кровь. Ныла и кровоточила неизвестно когда полученная рана в правом боку, но главное, в результате всех этих маневров открылась рана на левой  ноге, и теперь любое передвижение стоило Ричарду мучительной боли. Он уже с трудом держался на ногах и чувствовал, что  от  потери  крови  начинает  кружиться голова. Теперь ему просто хотелось остаться в живых, но,  скованный в свободе передвижения, принужденный драться одновременно против двоих, он не мог экономно расходовать силы.

В третий раз увернуться от арбалетной стрелы стоило  ему  неимоверных усилий, и теперь, с трудом отбивая атаки не меньше него уставших  и  окровавленных врагов, барон с ужасом наблюдал, как Плешивый деловито  накручивает ворот. Вот он уже натянул стальную струну, закрепил предохранитель  и полез за стрелой. Ричард прекратил контратаки, сберегая силы для броска. У него не было сомнений: убьет он Плешивого или умрет - все равно этот  бросок будет последним. О, сколько раз он пытался добраться до хозяина облезлой лисьей шубы! Но Плешивый был хитер, он не подходил ближе, чем надо.  А эти двое?.. Они его боятся. Единственное, что их еще держит - надежда, что Плешивый на этот раз не промажет... Вот он кладет стрелу... что-то  случилось... Поднимает арбалет... Топот копыт... Ричард обрушил на Рыжего  свой палаш, вложив в этот удар остатки тающей силы. Рыжий,  покачнувшись,  ушел с линии атаки. Барон проскочил мимо него, на ходу уклоняясь от запоздалого выпада де Сегена, и бросился на Плешивого, видя сейчас каждый волос его редкой бородки, и  то, как он кладет палец на спусковой крючок и ясно чувствуя, что не успевает.

В последний момент что-то белое мелькнуло у арбалетчика за спиной. По лицу его ударила плетка. Плешивый взвыл от боли, стрела ушла куда-то в небо, а в следующий миг барон с наслаждением всадил свой клинок под его редкую козлиную бородку.

"Слава богам, я жив. Но что случилось?" - Ричард поднял глаза и  увидел Ее пылающий взгляд, Ее вздымающуюся грудь, плетку у Нее в руках, а под Ней - взмыленную белую лошадь: - "Маргарита! Спасительница! А  вот  следом за ней по улице мчатся Мартин и Мориц де Вало и еще кто-то, наверное, слуги."

Увидев их, Рыжий, прихрамывая, побежал к привязанным невдалеке  лошадям.

- Держите его! Не упустите негодяя! - что есть силы  крикнул  братьям барон и, обернувшись, увидел приближающегося к нему,  бледного  от  потери крови де Сегена.

- Ну что, виконт, вы еще жаждете сатисфакции? - Ричард не услышал ответа, но увидел его в глазах. Это был все тот же, полный безысходной решимости, взгляд.

Виконт сделал выпад. Барон отбил и ответил. Кровь стучала у Ричарда в висках, и сил придавало какое-то,  вдруг  проснувшееся  в  нем  бешенство: "Неужели никогда не будет конца этому затянувшемуся поединку?!"  Но  конец наступил неожиданно скоро. После очередной атаки  клинок  де  Сегена  ушел слишком далеко, и виконт не успел парировать удара. В его грудь вошла черненая сталь палаша. Виконт приоткрыл рот, словно хотел что-то сказать, но, не вымолвив ни слова, рухнул на спину.

Ричард стоял, опершись на свой клинок.  Кружилась  голова.  Подошла Маргарита и укрыла его собольим плащом. Только теперь  барон  почувствовал вцепившийся в него ледяными пальцами холод. Он вздохнул  и  оперся  на  ее плечо
.
- А ведь я только хотел поставить его на место... Вот и поставил.

- Полно, Ричард. Вам не в чем себя упрекнуть.

Барон повернул голову и посмотрел в ее голубые, как летнее небо, глаза:

- Спасительница. Если бы не ты, я бы...

- Тсс, - она приложила палец к его запекшимся  губам.  -  Даже  и  не произноси этого слова.

- Хорошо, - прошептал он в ответ и поцеловал ее в губы.

Их отвлек хруст снега, и Ричард снова почувствовал, как кровоточит  и болит его израненное тело.

- Ваше сиятельство, - обратился подъехавший слуга к старшему де Вало, - мы поймали одного разбойника. Повесить?

- Поступайте, как прикажет барон. Воистину, это его добыча. -  Учтиво ответил Мартин.

- Благодарю вас, граф. Благодарю вас, господа. К счастью, чтобы  качнуть в мою сторону чашу весов хватило одного вашего  появления,  и,  -  он улыбнулся Маргарите, - меткого удара плеткой. Но я никогда не забуду того, что вы для меня сегодня сделали.

Барон учтиво поклонился, а затем обратился к слугам:

- Разбойника доставить ко мне в усадьбу и запереть под замок... Помогите мне забраться на лошадь. - Вскарабкиваясь в седло он закусил до крови губу, но затем, повернувшись к друзьям, заставил себя улыбнуться:

- Прошу пожаловать ко мне в гости, это совсем рядом...  Итак,  Марго, вы слышали выстрел? Как вы догадались, что на меня напали, как  вы  оказались рядом, ведь, кажется, дом вашего батюшки в другом конце столицы?

- Да. Мы уже собрались ехать домой... Но на парадной лестнице появился ваш слуга. Как его... Курт? Он все звал тебя... Но я-то знала,  что  ты недавно уехал. Я спросила его, в чем дело. Он сказал, что ты сердит на него и что ты, наверное, уехал один, но он совсем не напивался. Он все твердил, что ему подсыпали какого-то зелья в вино, что ему очень плохо, что ты в опасности. А пили с ним кучер графа де Сье и еще "спец по метанию ножей, слуга одного виконта из Каберга".

- Видели бы вы, барон, какое у нее стало лицо... - со смехом  вмешался Мориц, но замолк под строгим взглядом старшего брата.

- Так Курт не виноват? Выходит, я зря задал ему трепку, - чуть заметно улыбнулся барон.

- Тогда мы бросились по твоим следам. Я слышала выстрелы...

- Да нет, Марго, был всего один выстрел. Ведь у вас, барон,  не  было второго тэка? - перебил ее Мориц.

- Два выстрела. Просто вы не слышали первый... Так, Ричард?

- Да, выстрелов было два.

- Но как же...

- Я потом подробно все  расскажу. А сейчас мы приехали...  Герберт!

Перед ними распахнулись широкие, окованные железом  ворота,  всадники заехали во двор и их тотчас окружили расторопные слуги.

Барон де Тре слез с коня и поднялся вверх по парадной лестнице,  опираясь на плечо дворецкого - костлявого старика с крюком вместо правой руки.

- Прошу вас, господа,  пожаловать  в  мой  скромный  приют,  галантно взмахнул он рукой, пропуская Маргариту в богато обставленную прихожую. - Герберт, прикажи, чтобы подали подогретого вина гостям: они, наверное, замерзли с  дороги, - распорядился Ричард и без сознания рухнул на пол.




Часть II

Ричард открыл глаза и встретил полный любви и сострадания взгляд. Заметив, что он ее видит, Маргарита смутилась, и  густые  бархатные  ресницы закрыли летнее небо.

- Как ваши раны, барон? Вам больно?

- О, Марго, я дал бы проткнуть себя еще тысячу  раз,  лишь  бы  опять удостоиться подобного взгляда.

- Ричард, вы неисправимы: Чуть живой, а уже расточаете комплименты.

- Комплименты?.. Нет, чистая правда... Марго, когда вы услышали  первый выстрел?

- Сразу же, как только мы отъехали от крыльца княжеского дома. А  почему...

- Я был тогда в самом центре трущоб... Милая моя, ты  могла  слышать, как воет ветер в печных трубах, но звук от выстрела тэка на таком расстоянии не слышен... Почему, забыв о смертельной опасности, ты,  вперед всех бросилась мне на помощь? Неужели  тобой  двигало  лишь  дружеское участие? А сейчас в твоих глазах была одна только жалость?

- Нет! - и она посмотрела ему в глаза, словно бросилась в пропасть.




- Мой друг, вы должны наконец прекратить эти дуэли, -  с  безнадежностью в голосе увещевал Ричарда его врач Олаф Хэмм: - Осмотрев вас  вчера  я обнаружил четыре раны. Любая из них, будь враг поточней,  могла  оказаться смертельной. Я уже не говорю о вашем правом боку. Чуть меньше  везения,  и вы просто захлебнулись бы собственной кровью.

- Хорошо, хорошо, Хэмм, вы меня убедили: в  следующий  раз  поеду  на светский раут в кольчуге, - улыбнулся барон.

- Над этим не стоит иронизировать, Ричард. Это ваша третья  дуэль  за месяц, и у нее наиболее тяжкие последствия. Если так пойдет дальше, боюсь, вам не дожить до весны...

- Ну, стоит ли быть таким пессимистом? Вы же знаете, я никогда не дерусь без особых на то оснований.

- Ну да, в прошлый раз вы убили человека из-за какой-то  сомнительной брошки! Неужели это и есть ваша хваленая уравновешенность?! Ричард,  задумайтесь над тем, что я говорю. Может, вы сами своим поведением провоцируете эти дуэли? Следует же соблюдать какую-то осторожность...

- Ну нет, я уж лучше умру... Всегда грязное я буду называть  грязным, а чистое - чистым. Я достаточно хорошо владею оружием и могу позволить себе подобную роскошь. А если кому-то кажется, что правдивое изложение  фактов ставит под сомнение его честность и честь... Нет,  я  никогда  не  был этаким фанатичным правдолюбцем. Готов даже признать, что  некоторая  доля лжи, глупости и хамства в современном обществе просто неизбежна. Но, знаете, Олаф, иной раз меня просто коробит.

- Слишком большая цена. Стоит ли неосмотрительно брошенное слово  человеческой жизни? - покачал головой врач.

- Знаете, Хэмм, так можно договориться до черт знает чего. Уж не  упрекаете ли вы меня в том, что я убивал разбойников, напавших на  меня  срединочи, или что я ложь назвал ложью, а потом заколол подло напавшего на  меня наглеца?

- Не знаю, барон. В ваших словах есть доля истины.. Но позвольте  спросить, не обходится ли все это слишком дорого самим дворянам? Знаете ли вы, как много молодых, здоровых, смелых, часто тонких  и  умных  людей  гибнет ежегодно, став жертвами этой кровавой дворянской морали?

- Мой друг, вы говорите исключительно с точки зрения врача... Посмотрите на это с другой стороны: Все мы смертны, и когда нибудь этим молодым  и здоровым все равно пришлось бы умирать. А я, например, предпочитаю  смерть в бою, от железа, а не медленное иссыхание от болезней и старости. К  тому же, в наше спокойное время только дуэли поддерживают численность дворян на приемлемом уровне. Представьте себе, что было бы, если  бы  дворян  сейчас было в два раза больше. Ведь каждому из нас подавай дюжину слуг, коня, богатый камзол. Чем прикажете кормить эту ораву? Придется ровно вдвое  повысить налоги, а потом разводить руками и ахать: "ну почему этот глупый  народ взбунтовался?" Правда, есть еще один выход - устроить войну  и  завоевать всех соседей... Вот каковы результаты прекращения дуэлей. Мы  избежим малой крови сегодня, чтобы завтра устроить всемирное побоище. - Тон  барона, произносившего эту тираду, был совершенно серьезен, но под конец  речи губы его саркастически изогнулись, а в глазах заблестели веселые  огоньки.

Лекарь сперва серьезно слушал с вытаращенными от удивления глазами, но потом, глядя на барона, просто зашелся от смеха.

- Ох, Ричард, - прошептал он, отдышавшись, -  я  никак  не  могу  свыкнуться с вашей привычкой со смехом говорить о столь серьезных и  драматичных вещах. Но, несмотря на все ваши теории, мое предупреждение остается  в силе. Вы неосторожны. Старая рана на ноге еще  не  затянулась,  а  вы  уже приобрели целый букет новых... Однако, меня ждут другие клиенты. - заторопился Олаф, взглянув на часы. - Я буду заходить к вам раз в день и  делать перевязку. Но прошу, когда встанете, обойдитесь хоть пару недель без  дуэлей.

- Постойте, Хэмм. Я забыл одну вещь... У меня там есть раненый... Я хочу, чтобы вы и его подлечили.

- Это... тот рыжий разбойник? Разве вы его еще не повесили?

- Милый мой лекарь, где же ваш гуманизм?

- Но лечить висельника - ведь это нерационально. Вы же знаете,  сколько стоит моя работа... В конце концов, можно отдать его в руки правосудия,  и тюремный врач... Но меня удивляет, барон, почему вы так печетесь  об  этом отребье...

- Позвольте мне самому решать, что делать с этим  человеком.  Сейчас  я хочу, чтобы его лечил мой врач, причем так же хорошо,  как  меня.  Так  вы согласны? Только рассказывать всем о том, что вы лечите разбойника не  надо.  Это  вашей  же  репутации  повредит.  С Гербертом  договоритесь о гонораре... Герберт!

- Да, господин? - в дверях появился сухощавый однорукий старик в  богатом камзоле.

- Покажи господину лекарю, где вы держите Рыжего. Позаботься, если  раненому нужно теплое помещение, должный уход. Все  как  скажет  Олаф,  но, чтобы больной не сбежал... И заплатишь лекарю, сколько запросит.

- Слушаюсь, - Герберт кивнул, и вместе с удивленным  Олафом  вышел  из комнаты.

"Хм, повесить. Повесить Рыжего я могу в любой момент. Но почему бы  мне не извлечь из этого голодранца какую-нибудь пользу?"  -  промурлыкал  себе под нос Ричард, поудобнее устраиваясь на подушках.




- А у вас очень милый дворец.

- Дом, милая, только лишь дом.

- Но только снаружи. Можно ли назвать это "всего лишь домом", хоть  раз оказавшись внутри? Здесь так чудно. Почти как в замке отца.

- Привычная обстановка...

- Да... Красивые вещи...

- Хочешь взять что-нибудь на память?

- Нет-нет... Не обижайся, но я боюсь разрушить гармонию,  аромат  этого места...

- Вот интересно - тебе хорошо ЗДЕСЬ или СО МНОЙ ?

- "Здесь" и "с тобой"... порой мне кажется, что это одно и  то  же.  Ты ведь сам все здесь придумал и обустроил?.. Глядя на то, ГДЕ и КАК я  словно смотрю на тебя, но только, твои вещи говорят о тебе больше, чем ты  сам можешь сказать... Я долго бродила тут... тогда, в первый день. Смотрела на эти картины, на часы и гобелены, на шпаги и латы. Я знаю, не ты сделал все это, но, Вечные Звезды, как все мы слепы! Я думала, что великое  исскуство старых мастеров умерло навек, что теперь люди уже не могут превзойти  созданного столетия назад. И вдруг я увидела то, мимо чего  в  другом  месте, полная спеси, промчалась бы мимо... И это было прекрасно... Это нашел, заметил лишь ты, и краски еще не просохли на полотне... Я бродила по  комнатам, разглядывая разысканную и открытую тобой красоту... А ты лежал недвижимый, опасно раненный тем, кого еще день назад я считала своим  избранником... - губы Маргариты дрогнули, а на глазах ее блеснули слезинки. -  Невольная виновница ссоры и смертельной дуэли, чем, чем я могла тебе помочь? Глядя на суету слуг и врача я лишь ходила по этому дому из комнаты в  комнату и, заломив руки, молила богов сохранить тебе жизнь... Ведь не должен, не может умереть человек, так тонко чувствующий, понимающий красоту...

- Маргаритка моя, - Ричард обнял ее, поцелуями  осушая  навернувшиеся слезинки. - Ты самая лучшая... "невольная виновница..."  За  что  ты упрекаешь себя? За свою красоту?.. Разве можно упрекать солнце за то,  что оно дарит свет?

- Солнце... Как мило... - и, как солнышко после дождя, на ее лице  появилась улыбка.




Следующие несколько дней Ричард большую часть времени спал. Конечно, он еще пил лечебные отвары, отдавал распоряжения по  дому,  терпеливо  сносил ежедневные перевязки и какие-то припарки по методе Олафа Хэмма, но все это было не в счет - не жизнь, а лишь продолжение сна. Все это время он  ждал. Ждал Ее визитов. И Она навещала его каждый день. О, что это было за время! В эти часы он понимал, что никогда прежде не был  по-настоящему  счастлив, что настоящее счастье - то, что происходит с ним здесь и сейчас. Ее ласковый взгляд был для него, как луч летнего солнца. Прикосновения Ее рук  помогали ему сильнее любого бальзама. Он любовался ее  походкой,  ее  лицом, игрой ее ума, как самыми лучшими в мире произведениями искусства. Он вглядывался, он изучал ее пытливо и пристрастно, так,  как  изучал  бы,  собираясь купить, бриллиант ценой в королевство.  И,  словно  бы  он  действительно разглядывал бриллиант, ему открывались все новые и новые грани.

В глубине души Ричард считал себя человеком холодным, отчасти даже жестоким. Только раз, в ранней молодости, он  испытал  чувство,  которое  сам назвал бы любовью. Но "это было очень давно" - так, чаше всего,  он  говорил себе сам. И вдруг теперь ее улыбка и ее взгляд  разбудили  в  нем  это чувство, словно вернувшееся из тех дальних  времен.  Но  странное  дело  - зная, что готов умереть за один ее взгляд, он все еще продолжал рассматривать ее, как какую-то драгоценную  вещь.  Внимательно,  придирчиво  изучая каждое ее слово, улыбку, поворот головы он с ужасом ожидал,  что  встретит неискренность, подделку, которая сразу же низведет  его  богиню  до  ранга обычной женщины - "так себе, романчик" - уподобит ее  обычной  драгоценной безделушке, всего лишь одной из тех, какие он покупает, чтобы потом продавать. Тихо ненавидя себя за это, он искал, усердно искал,  но  не  находил подобных изъянов, все больше убеждаясь, что перед ним одно из  тех  сокровищ, за которые настоящий ценитель готов отдать все свое имущество и  собственную душу в придачу.




- Сокровища... Твой дом переполнен сокровищами. Ты - самый богатый  человек в Сеттевеле.

- Вот уж никогда бы не подумал. Разве это  сокровища?  Так,  прелестные безделушки, украшающие жизнь.

- Безделушки?! Так, значит, ты смог бы просто взять  и...  продать,  ну хотя бы, вот это? - и она взяла в руки его амулет-сердечко: - Мог бы  променять его на деревню в полсотни душ? На тысячу тилей годового дохода?

- Упасите меня боги. Это память, символ нашей любви. Кроме того, он так красив. Да и все другое... Конечно, все это можно продать, если  возникнет нужда. Но продавать милые сердцу, прекрасные вещи... Это  все  равно,  что продавать свою душу.

- Значит, красота это то, что дороже, ценнее всего?

- Может быть... Что такое богатство и власть? Тяжкое бремя для  мудрых, наркотик для дураков... а красота пребудет с нами  вовеки,  воплощенная  в металле, камне, холсте... может быть, мы только тем и отличаемся  от  камней и деревьев, что воспринимаем красоту сознательно, пропуская  ее  через свою душу. Может вся наша жизнь только затем и нужна,  чтобы  какой-нибудь гений увидел красоту этого мира, чтобы он смог отразить ее в своих  произведениях и донести до наших сердец. Может быть, об  Энлери  XVII через триста лет вспомнят лишь в связи с тем, что в его время в Сеттевеле жили оружейник Бенвенуто Чени и живописец Ван Дак. Может быть, и о ювелире Оммане вспомнят  лишь  потому, что он кроме блестящих стекляшек создал еще и пару таких, как наши сердечки, вещей...

- А ты знаешь, что Омман собрался уехать из Сеттевеля?

- Уезжает? Он уже выкачал из Тагона все что мог?

- Не слишком ли ты строг к этому ювелиру? Почему ты  считаешь,  что  он замышляет какое-то зло? Ну не понимает человек красоты.  Делает  блестящую мишуру на продажу. Обычное дело. Мало ли на свете  ущербных  людей?  Порой мне кажется, что таких слепых - большинство. Но ведь это не вина, а  беда. Не презрение к ним надо чувствовать, нет, одну только жалость.

- Жалость? Только не к этому проходимцу. Вот, - он тронул рукой  амулет Маргариты: - Ведь это красиво?

- Да, конечно. Я говорила... Значит, он может?!

- Именно!  В  наши  сердечки  он  вложил  свою  душу,  потому  они    и прекрасны... Но почему он не делает этого снова? Почему  лепит  свои  бесстыдно сверкающие безделушки? Ювелиры плюют ему в лицо, а он идет  вперед, утираясь. Играя на самых низких страстях, на тяге к блестящему,  на  желании выпячивать, хвастать... Зачем ему, с его талантом, вся эта грязь?

Когда я был у него в лавке... просмотрел все, что он выставлял. И,  конечно, не смог удержаться  от  комментариев...  ну,  чтобы  сбить  малость цену... А он испугался... Меня?.. Вряд ли. Не так уж я страшен. Да я ему и не угрожал... Я долго думал потом, почему он не смел посмотреть мне в  глаза, почему дрожал, как осиновый лист? Ведь я не разбойник  и  не  королевский пристав. Теперь я, кажется, понял: ему было стыдно.  Стыдно,  что  он все это сделал и продает. И еще он боялся. Боялся,  что  я  что-то  узнаю,
раскрою?...

Может быть, ты и права. Может, его стоит просто пожалеть.  Конечно  же, он прекрасно знает и понимает, ЧЕМ торгует, на что разменивает  дарованный богами талант... Может, он просто жаден до денег? Один из тех  несчастных, которые, забыв, что деньги - всего лишь средство для достижения целей, увлеклись стяжательством. Может, его цель - всего лишь  "богатство",  эдакая гора тилей где-нибудь в потайном подземелье...  Это  было  бы  слишком  уж просто... Говоришь, он уезжает? Как скоро?

- Не сейчас. Примерно через месяц, ближе к весне...

- Ага, по последнему снегу... Чтобы потом между ним и Тагоном легла весенняя распутица...

- Не понимаю, Ри, почему ты решил...

- Когда он уедет, что станет с украшениями от Оммана?.. Они будут дорожать... По крайней мере, пока не пройдет эта мода...  Сейчас  все  кинутся покупать его безделушки... А ведь Омман,  кажется,  не  продает  ничего  в долг: только за звонкие тили. Он выкачает из города все что только возможно... Хотя какое мне до всего этого дело? Жаль только, что своими  аферами он разоряет тагонских ювелиров. Среди них ведь есть дельные и даже талантливые люди.




Солнечный день. Чуть слышный шелест листьев в кленовом  лесу.  Примятая трава. Испуганная лань, стрелой летящая прочь, и всадники на  горячих  конях южных кровей. Впереди двое - Он и Она. Азарт, напряжение погони.  Чуть подавшись вперед... Натянутый лук... Сейчас Он отправит стрелу в  цель.  И Она, грациозная, как богиня, поднимает лук, готовая  пустить  свою  стрелу вслед...

Наконец Ричард оторвал взгляд от гобелена.

- Ну как?

- Да... Мне бы хотелось когда-нибудь поохотиться так... Но  я  не  умею стрелять из лука.

- Когда-нибудь мы помчимся с тобою...

- Бок о бок...

- Скажи мне, Марго, ты в самом деле... Ты считаешь, мы - хорошая  пара?

Эти слова отразились в ее глазах болью:

- Ты меня больше не любишь?

- Что ты?! - он с жаром сжал ее руку.

- Но тогда что... в чем же дело?

- Я... Ты для меня слишком хороша... Что, если, выйдя за меня,  ты  будешь несчастна? Этого я себе никогда не прощу.

- Несчастна?! Да ты... ты тот, кого я  ждала  всю  жизнь.  Благородный, смелый, красивый... Во всем Сеттевеле нет человека умнее, сильнее и  богаче тебя. И где-то еще для меня найдется лучшая пара?.. Из  всех  людей  на земле разве только отец понимает меня так же, как ты. И  c  тобой  я  буду несчастна?.. Никто  кроме  тебя  мне  не  нужен,  даже принц  королевских кровей...




"Ну что я мог на это ответить?.. Все не так. Я не тот идеал, каким  кажусь ей сейчас... Но я не вымолвил ни слова, словно комок в горле застрял.

О, боги, как она любит меня! За что такое счастье?! Почему  самая  лучшая женщина в мире считает меня тем, кто ей нужен?!.. Когда-нибудь это наваждение пройдет... Что она скажет тогда? Благородный? Смелый?  Я  -  кого отец в двадцать лет выгнал из дома за беспутную жизнь?!  И  где  были  мои благородство и смелость? Ведь я так и не простил нанесенной обиды, я так и не посмел явиться к отцу и вымолить прощение, словно думал, что  он  будет жить вечно. Что после этого моя смелость? Всего лишь привычка, приобретенная за те годы, когда я продавал свою шпагу, как  обычный  наемник,  участвуя в войнах на юге. О каком благородстве может идти речь? Да, я не  прощаю нанесенных мне оскорблений, я смываю их кровью... чужой,  не  своей... Привык убивать. Но что за благородство в том, чтобы за обидное слово убить человека? Прав, сто раз прав, Тьма меня раздери, доктор Хэмм, а  весь  мой смех и глупые теории по этому поводу - только защита...

А что ей рассказать об окружающем меня богатстве? Она  считает,  что  я меценат... Что поместья и деньги достались мне по наследству...  Да  я  же торгую красотой, как старьевщик торгует своим барахлом!

Когда я наконец приехал домой, уже после смерти отца, - что ждало  меня здесь? Одни лишь долги и заложенное имение. А я убивать привык! Убивать, а не возделывать землю! Конечно, есть во мне то, чего не отнимешь:  вижу  я, понимаю других. Мне бы творить самому, но не  обучен...  Талантливый  зритель, не больше.

Да, я многое видел: лазурное море и паруса уходящих  в  даль  кораблей, виноградные сады и тесные улочки Юга, величие гранитных вершин  Ло,  белые твердыни Констанца и щемящий душу простор Вэльских степей,  хрустальную гладь Великих Озер и неброскую красоту наших северных  широт.  Я  встречал много разных, но в то же время таких похожих друг на друга людей.  И  многие из тех великих творений, о которых здесь, в Тагоне восторженно  и  отвлеченно рассуждают, я имел счастье видеть наяву.

Я воспользовался всем этим: тем, что много видел и знаю, тем, что  могу отличить, что красиво, а что - безобразно, тем, что я дворянин  и  вхож  в высший свет... А еще я продал кольцо. То самое кольцо,  которое  дала  мне Она: моя первая любовь, черноглазая инская красавица... Давно уже мы  расстались. Давно нет того городка, по которому мы  ходили,  нахально  обнявшись... Давно уже и ее нет в живых... Я иногда упрекаю себя за то, что  не остался с ней, в том городке, что ушел вслед за своим капитаном. Ну и что, что я обещал возвратиться? Ну и что, что тогда я в это искренно верил? Что толку с моих обещаний, если я не смог ее защитить, если я не умер вместе с ней, когда, два месяца спустя, враги ворвались в этот город?! А потом,  вернувшись в Тагон, я продал кольцо, которое  она  мне  подарила  "на  счастье".

Кольцо это было просто чудесным. Не какая-нибудь  побрякушка  -  настоящее произведение искусства: Золотая ящерка с  изумрудными  глазками,  кусающая свой хвост, а на спине у нее - большой, чистый, как наша любовь, бриллиант.

С этого колечка и начался мой капитал. С моей проданной памяти и совести, с моей позабытой любви. Потом, когда я разбогател, удачно перепродав несколько портретов Ван Дака, я хотел выкупить колечко обратно, но его уж и след простыл. Кто купил, когда?..  Время  назад не вернуть... Не просто, нет, не просто наживаться на труде людей, которых уважаешь, которыми восхищаешься. Но заложенные поместья и неоплаченные долги заставляли быть жестокосердным... Это теперь, встав на  ноги,  я могу иногда дать им поблажку. А еще я могу иногда проявить слабость и  оставить особо понравившуюся мне вещь для себя. Из-за этого-то я  и  прослыл меценатом... Дом-дворец, которым Марго так восхищалась - всего лишь  удобная галерея для демонстрации и продажи. Вот только оброс я что-то красивыми вещами, которые вовсе не хочу продавать... Ну и ладно, раз ей это  нравится.

Ей-то я что могу дать? Не благородный герой, а трус и лентяй, ничего не желающий изменять в своей жизни, не дуэлянт, а убийца, не меценат, а перекупщик, меняла - вот кто я такой. Полный эгоизма,  я  стал  добиваться  ее любви. Вот только тут вышла промашка - я и сам полюбил ее больше жизни.  И теперь, любя ее - смогу ей солгать? Или я посмею сказать ей правду, разрушить ее идеал?

Она любит меня! Но что, что же мне сделать, чтобы  оказаться  достойным этого счастья?! Я хотел бы умереть ради нее. Хотел бы бросить к  ее  ногам королевство...

Мечты. Красивые мечты, да и только."




В тот день Олаф Хэмм наконец разрешил Ричарду выбраться из дома, но  не тут-то было: Появился Герберт с докладом.

- Милорд, к вам посетитель.

- Как некстати... Проси.

Через секунду в гостиную торопливо вошел тучный человек,  одетый  столь вызывающе дорого, что в нем сразу  угадывался  плебей,  недавно  сделавший свое состояние. Это был Корвин Мельт - талантливый ювелир, но, главным образом, ловкий перекупщик - с недавних пор, и, отчасти, стараниями барона - глава Тагонской Гильдии Ювелиров.

- Как ваше здоровье? - спросил Корвин, кланяясь и все еще сипя от одышки.

- Олаф Хэмм наконец-то решил, что я могу высунуть нос из  берлоги.  Так что, Корвин, выкладывайте все поскорее. Мне не терпится прогуляться кое куда.

- Я собирался заглянуть три дня назад, но Олаф не позволил... А  новости важные... Омман Кадам скоро покинет Тагон.

- Всего-то? Я это знал. Что еще?

- Еще... Есть и еще, но это не новость. Это догадка,  превратившаяся  в уверенность... Этот самый Омман... он не просто мошенник, он еще и колдун.

- Колдун?

- Да. То, что он проделывает с драгоценностями - чистой воды колдовство.

- По моему, Кор, в  тебе  говорит  профессиональная  зависть.  Конечно, Омман знает какой-то колдовской трюк, заставляющий камни мерцать или  светиться неестественно-ярко. Может быть,  он  обрабатывает  золото  каким-то хитрым раствором, размывает нанесенный узор, придает  этакую  неопределенность, расплывчатость граней...

- Вы сами-то верите в то, что говорите? Да взгляните... вот хоть на свой  же  медальон: Какой раствор? Какие грани? Узор просто  смещается,  плывет  перед глазами, а эти рубины загораются вдруг, словно внутри каждого кто-то свечку зажег! Кстати, медальон удачный... Если бы не характерный стиль...

- Ну подумайте, Корвин: если Омман Кадам - колдун, то зачем ему деньги? Мой медальон лишь исключение,  подтверждающее  правило.  Он  может  делать по-настоящему красивые вещи, но делает лишь то, что бросается в глаза, то, что пользуется спросом. Значит, ему нужны деньги, много  денег...  Где  вы слышали про жадного до денег колдуна или мага?

- Согласен. Колдуны никогда не нуждаются в деньгах, да  и  в  богатстве вообще... Это факт общеизвестный. И Омман, конечно же, не исключение.  Ему не деньги нужны, нет.

- Что же тогда?

- О, это коварный человек. Само исчадие Ада! Мне кажется,  он  все  это затеял, чтобы нас разорить! Он насадил эту ужасную, низкую  моду.  Он  уже опозорил Тагонскую Гильдию Ювелиров, когда добился своего и  получил  статус ювелирных дел мастера. Своими подделками он  опошлил  само  искусство, профессию ювелира, и, главное, отнял у нас всех клиентов... Он здесь, чтобы разорить, уничтожить ювелиров Тагона, чтобы всех нас пустить по миру...

- Корвин Мельт, да у вас мания величия. Случись солнечное затмение, пожалуй, вы скажете, что боги устроили его только чтобы лично вас оставить в без света.

- Но... Может вы и правы... Но я... просто не могу представить, что еще нужно этому колдуну...

- Ну, прежде всего,  можете  ли  вы  представить  убедительные  доказательства того, что Омман - колдун?  Плывущий  узор,  мерцающие  стекляшки, это, конечно, забавно, но...

- Вам мало, барон? Ну что ж, тогда взгляните! - и Корвин  сунул  барону под нос кольцо с огромным бриллиантом... О, что это был за  бриллиант!  Он блестел на свету сотнями граней, странным, совершенно неестественным образом преломляя солнечный свет. Все его грани были ясно видны, но они  словно куда-то смещались. Казалось, бриллиант вращается,  оставаясь  в  то  же время неподвижным. Яркий свет пульсировал внутри этого прозрачного чуда.

- Какой... удивительный камень. -  Ричард  де  Тре  даже  как-то  хищно сглотнул: - Да-а... Омман в своем репертуаре. Камень совершенно не  подходит к кольцу... и огранить можно было получше. Но, боги,  как  он  необычен,  и как, должно быть, дорого стоит.

Тем временем, подержав кольцо перед глазами барона, мастер Мельт  вдруг опустил на блистающий камень свой большой палец. Палец лег так, словно никакого камня и нет. Ричард только удивленно охнул.

- Впечатляет? - ухмыльнулся ювелир. Затем он поднял палец. Камень вновь появился, словно и не исчезал. - Ну, теперь-то вы  убедились?  Камня  нет! Одно лишь воображение...

- ...я слышал, есть такие оптические приборы...

- Приборы? Да где здесь приборы?! Вот, сам посмотри!

Ричард взял в руки кольцо и попытался потрогать камень  руками.  Пальцы прошли сквозь него, ничего не почувствовав...

- А ну, подержи кольцо, ювелир... Вот так, стой, не двигайся.

Корвин Мельт замер, держа кольцо перед собой камнем вверх.  Ричард  вынул из ножен свой черненый палаш. У ювелира дрогнули губы.

- Да ничего не будет. Я уже пробовал вносить в камень железо.

- Конечно же, пробовал. Но мой палаш - необычный. Он сделан из  обломка древнего меча. Видишь эти руны... Я хочу посмотреть, что будет, если  совместить два магических предмета. Если в камне есть магия, то что-нибудь  да случится, - и Ричард де Тре аккуратно повел к камню кончик клинка.

Вот они соприкоснулись - ничего... Вдруг руны, ожившие на клинке, сплелись в какой-то невероятный узор, клинок засветился скользким блеском. Барону показалось, что у него в руках не меч, а  большая  змея  с  узорчатой спиной. Змея эта изогнулась, готовая укусить Корвина Мельта. Ричарда передернуло от ужаса и отвращения, он разжал руку и отскочил... Палаш со  звоном упал на пол. Корвин стоял неподвижно, со своим кольцом в вытянутых руках, бледный, как смерть.

- Ты... Ты что-нибудь видел? - запинаясь спросил барон.

- Нет. Только, кажется, свет от камня преломился, и узор на клинке стал вдруг ярким, словно огонь по лезвию пробежал. Палаш и впрямь непростой. Но это было не страшно...

- Отчего же побледнел?

- Ваше лицо...

- ... Да. Я испугался. - Ричард пригладил волосы: - Дыбом  встали...  А ты действительно ничего больше не...

- Ничего. А что вас испугало?

- Так, нелепица. Игра воображения. - Ричард уже забрал кольцо у  ювелира и теперь вертел его перед глазами. - В глубине камня... там виден рисунок...

- Вот-вот. И вы, барон, заметили. Оскаленная волчья голова, вот там что.

- Да нет, там какой-то узор. Змеи сплелись в клубок. Да так натурально, словно живые...

Ричард замолк и поднял на Корвина ошарашенный взгляд:

- Так мы, что же, видим там РАЗНЫЕ вещи?!

- В-выходит, что так. О, боги! И вы говорите - он не колдун?! Да это же чистой воды колдовское наваждение, морок! А ты даже слушать  не  хочешь... Да этот мошенник, он не меня, не ювелиров - он весь город по миру  пустит. Знаешь ли ты, что началось, когда он объявил, что через месяц уедет?  Проценты на кредит уже подскочили в два раза! Все кинулись  покупать,  покупать его драгоценности... Еще неделя, и ажиотажу поддадутся все. Поговаривают даже, что королевское казначейство тоже вступило в спекулятивную игру, и на казенные деньги, оптом, скупаются эти блестящие  безделушки!  Страшно подумать, что будет, когда Омман уедет!

- Почему же? Все предсказуемо: город останется без наличных.  Драгоценности еще некоторое время будут расти в цене, их будут покупать  и  продавать в долг. А потом кто-то не оплатит свой вексель, кому-то не поверят на слово... И все рухнет. Промышленники, ростовщики, банкиры  потребуют  возврата долгов друг у друга, у знати, у королевской казны... А  платить  нечем. Не на что купить хлеб, ткани, меха. Мастерские встанут. Безработица. Голод. Ты говоришь - королевская казна вступила в спекуляцию?..  Но  тогда королю нечем будет заткнуть недовольные глотки. А не  заплатив  наемникам, он не сможет подавить мятежа... Это смена династии, Корвин... -  и  Ричард замолк, словно сам испугался тех слов, которые сорвались с его губ.

- Я, конечно, преувеличиваю. Просто домыслы... -  Ричард  спешил  сгладить впечатление от вырвавшихся слов. Он и сам-то не вполне  верил  в  то, что сказал, но внутреннее чутье подсказывало ему - именно так все  и  случится.

- Вот видите, барон, до чего вы договорились. Я понимаю, тут что  угодно можно представить, - снисходительно улыбнулся Корвин Мельт: - Я сам  не иду в своих выводах так далеко, но точно знаю: надо что-то делать.  Нельзя сидеть, сложа руки, когда все рушится у нас на глазах.

- Что же ты предлагаешь?

- Надо последить за Омманом. Донести властям. Пусть его  арестуют...  В конце концов, сыпануть ему яду в вино... Он замышляет что-то ужасное,  это надо пресечь. Вот я и пришел к вам, барон, за советом, за помощью...

Ричард схватил мастера Мельта за ворот и приподнял над полом:

- Ты хоть понимаешь, ЧТО ты мне предложил? Я  что,  похож  на  наемного убийцу?!

- Но, п-позвольте... простите, барон... - залепетал  ювелир.  -  В-ваша светлость, я ни в коей мере не хотел вас задеть или оскорбить... Я  просто высказывал м-мысли. И если вы сочли для себя... Но я  только  хотел...  Вы ведь понимаете нас... Вы принадлежите к высшему сословию, но вам не  чужды и интересы простого торгового люда, людей искусства... К кому же мне обратиться, если не к вам, за поддержкой, советом. Я и пришел, чтобы вверить в ваши руки... Ведь нельзя же бездействовать сейчас, когда могут рухнуть основы. Вам, одному вам решать судьбу ювелира, а вместе с ней, быть может, и судьбу всего королевства.

- Ну хорошо, пусть так... Но вряд ли тебе удастся его отравить.  Я  никогда не слышал, чтоб смертный, да еще из таких, как ты, смог убить колдуна... Да здесь и не  обойтись тривиальным  убийством.  Нужно  действовать тоньше, все надо взвесить, продумать... Итак, твои  новости  кончились?  - Корвин утвердительно мотнул головой. - Вот и прекрасно... Колечко  я  пока оставлю у себя. Может найду в нем еще что-нибудь интересное.  Надеюсь,  ты не против? Корвин, кисло улыбнувшись, кивнул: - И  впредь, держи  меня  в курсе, если что-то интересное случится... Да, еще: не стоит рассказывать всем про то, о чем мы здесь говорили. Это в твоих же, мастер Мельт, интересах...

- О, барон, я буду нем, как рыба.

- Кстати, откуда вы взяли кольцо?

- Мне... Омман его подарил... Не беспокойтесь, это взятка. Омман хочет, чтобы я хорошо отрекомендовал его богатым купцам и банкирам. Мое слово пока еще значит немало... Вот только теперь я не знаю, что делать.

- Как что? Дайте ему хорошие рекомендации. Ведь взять кольцо вы не погнушались... Или вы желаете в одиночку вступить в борьбу с колдуном?




Когда Корвин Мельт, наконец, ушел, Ричард в задумчивости уселся в кресло, разглядывая странное кольцо. "А этот Омман  хитер.  Дал  самому  респектабельному ювелиру Тагона ТАКУЮ взятку. И ублажил и  испугал  одновременно."

Барон еще раз глянул вглубь камня, чтобы  разглядеть  поподробней  змеиный узор... Змеиного узора не было. Теперь сквозь призрачный  камень  на  него глядело лицо самого ювелира  из  Кхего.  Выругавшись,  Ричард  закрыл  его пальцем. "Что же на самом деле изображено на  розетке?  Почему  появляется морок?" Он положил кольцо на стол и зажег восковую свечу.

Первая капля воска, разбив прозрачные грани кристалла,  упала  на  край розетки, и лицо ювелира обратилось горой, рекой сверкающих тилей,  потоком богатства и силы, который льется неизвестно откуда. Вторая капля - и словно взрыв опалил лицо барона. Такой же взрыв, как тот при Маренто,  который оторвал канониру Герберту руку... Капли падали одна за другой, и  в  шипении воска Ричард слышал то ли рев бушующей толпы, то ли рык поднявшейся  в бой панцирной пехоты... Нестройные залпы мушкетов,  перекошенные  болью  и яростью лица, звон шпаг, грозный клич "Хет-те!" и стройные ряды конницы  в черно-красных мундирах... Лицо любимой Марго и сплетенные  свечи  в  храме Виенны... Стены, падающие в пыль, флаги, какие-то поля  и  сады...  Камень исчез. Розетка была заполнена воском. Через минуту Ричард аккуратно  отделил застывший воск от кольца.

- Адский Свет! - Перевернув застывшую каплю он  увидел  гладкую  поверхность и в сердцах закинул воск в дальний угол.




Какое это все-таки счастье - просто видеть любимую рядом с  собой.  Все так привычно, полно спокойствия,  мира.  Солнечные  зайчики  от  витражных окон. Столетнее алезийское вино в хрустальных бокалах. Любимые картины  на стенах. Хорошо приготовленная еда на  золоте  и  серебре.  Снисходительная улыбка Мартина де Вало. Непринужденная беседа. Ее голубые глаза совсем рядом. Ричарду просто не верилось, что в мире существуют какие-то беды, когда он чувствовал на себе Ее взгляд. Он смотрел ей в лицо, нежно сжимал  ее тонкую руку и завидовал той изюминке, в которую впивались ее белые зубы.

Звон часов напомнил барону - ничто в  мире  не  вечно.  Ричард  грустно вздохнул, вспоминая, что сегодня он обещал поехать на бал к графу Тивьеру, что когда-нибудь Марго узнает о нем все и разлюбит, что вообще  весь  этот наполненный внешним благополучием мир завтра может рухнуть, рассыпаться  в прах под напором голодной толпы, что с кольцом и Омманом надо  что-то  делать...

- Не желаете ли, господа, взглянуть на одну удивительную вешь?  Очередное изделие Оммана. Осторожней, не беритесь за камень.  -  Барон  протянул Мартину кольцо с призрачным бриллиантом. -  Загляните  вглубь  камня,  мой друг, и скажите, что вы там видите. - В душе Ричарда на миг проснулась надежда, детская вера в то, что сейчас все страхи растают, как дым, что все, что он, Ричард, увидел на дне бриллианта, было  лишь игрой  его  больного воображения: "Собачья голова... Волчья?"

- Странно, барон... Кажется, я вижу там море. Такое темное,  могучее  и бурлящее, как на картине Ван Дака... А вы... ожидали другого ответа?

- Этот камень от Оммана. Люди видят в нем разные  вещи...  Он  заставил себя улыбнуться, хотя чувствовал, что по спине бегут холодные мурашки: Теперь для бездействия нет никаких оправданий.

- Ну, а что увидишь в нем ты, Маргарита?

Она долго смотрела на камень. Любопытство, надежда, удивление,  радость сменяли друг друга на ее лице. Потом она вложила кольцо  Ричарду  в  руку, поразив его в самую душу своим обрадованным и озадаченным взглядом:

- Странно... Я увидела в камне картину, словно сошедшую с того  гобелена... Лес, охота, двое на белых конях... Один, так похож на тебя... А другая... А что видел ты?

Он сжал ей руку, посмотрел в глаза, словно заглянул в ее чистую душу:

- Мы с тобой на горячих конях. Мчимся. Не знаю куда, но вперед.  Бок  о бок и только вперед, моя королева.




Часть III

- Ну что, выздоравливаешь, Рэд?.. Можно тебя так называть?

- Меня так многие зовут, - разбойник довольно ощерился и тряхнул  своей рыжей, как огонь, шевелюрой: - Вы могли по праву  вздернуть  меня,  но  не сделали этого. Я думал - приберегают для пыток, но меня стали лечить. Олаф Хэмм - один из лучших врачей в Тагоне, я знаю... Это какая-то  новая  мода среди знатных господ - на зло отвечать добром?.. Чего вы хотите?

- Чем бы ты мог отплатить за то, что я для тебя сделал?

- Не  знаю... Старый  бродяга  Рэд  умер.  Он  то  ли  заколот,  то  ли повешен... Вы дали мне еще одну жизнь... Я к вашим услугам, хозяин.

Барон довольно ухмыльнулся:

- Учти, мне не нужен холоп. Я видел тебя в деле, я вижу по этим  глазам - ты из породы волков. Я не буду держать тебя на  цепи...  Но  я  потребую многого в обмен на жизнь и здоровье. Я хочу, чтобы ты рискнул своей  головой, втерся в доверие к одному человеку, а потом предал его. При этом  тебе, может быть, придется заложить или убить кое-кого из своих старых дружков. Ты на это пойдешь?

- Хм... По ним по всем давно петля плачет... Но у меня есть условия.

- Говори. Только не забывай, что за излишнюю наглость я  все  еще  могу тебя вздернуть.

- Я помню, милорд... и прошу не так много. Первое  -  никто  не  должен знать, что я вам служу.

- Это входит в мой план. Никто ничего не узнает, если только ты сам  не сболтнешь. Мало того,  я  хотел  бы,  чтобы  тебя  считали  моим  кровным врагом... Что еще?

- Если вдруг... дела сложатся плохо, могу я рассчитывать, что я  у  вас под защитой?

- С какой стати? Ты мне не слуга. Ты - висельник и наемный убийца. Если попадешься властям я не скажу в твою защиту ни слова... Впрочем, если  тебе просто нужна  будет помощь,  обращайся  к  Герберту  или  другим  моим людям... В случае согласия ты получишь подробные указания.

Рэд вздохнул:

- Что ж, ладно. Теперь третье - деньги. Я хочу получить за  эту  работу двести тилей, причем половину вперед.

Барон присвистнул, удивленный аппетитами головореза:

- Не боишься продешевить?.. Я дам тебе пятьсот тилей, но только по  завершении дела. И еще запомни, если ты меня подведешь, эти пятьсот тилей  я все равно потрачу - назначу награду за твою голову и посмотрю,  как  скоро ее ко мне принесут... Ну что, ты согласен?

Рэд глянул барону в глаза:

- А вы, барон, тоже из породы волков. В каком полку служили?

- Черный аист.

- Как же, помню: мундиры цвета окровавленной грязи... Красиво вы  смяли наш правый фланг при Маренто... Хет-тэ!.. Где уж нам, пехоте,  тягаться... Рад вам служить, капитан.




После выздоровления парадная, светская жизнь барона де  Тре  претерпела некоторые изменения.

Во-первых, он зачастил с визитами к семье де Вало. Впрочем, после  его знаменитой стычки с де Сегеном свет нисколько не удивился подобному  повороту событий.

Во-вторых, он забросил танцы, делая исключение лишь  для  Маргариты,  и прочно обосновался за карточным столом в компании таких влиятельных людей, как шеф королевской тайной полиции барон Адольф де Вийаль, смотритель  королевских фортификаций Саймон де Мар и министр финансов Эрвин Фрикар.  Некоторых, наверное, очень удивил внезапно проснувшийся в Ричарде интерес  к преферансу и бриджу. Впрочем, он оказался не таким уж  плохим  игроком,  и сумма его проигрышей только через неделю перевалила за тысячу тилей.

И еще - Ричард перестал покупать и продавать драгоценные вещи.  Вообще, за эту неделю окончательно замерла торговля ювелирными изделиями и  произведениями искусства. Единственным, что покупалось и продавалось  теперь  в Тагоне, были изделия Оммана. (и прекрасные  рекомендации  Корвина  Мельта, конечно, сыграли тут определенную роль). Омман, прекрасно чувствуя  спрос, продавал свои безделушки все дороже. Кто-то из торговцев  уже  нажился  на этом, и теперь нездоровый блеск ажиотажа горел в глазах всех денежных мешков Сеттевеля. Нескончаемый поток наличных денег (Омман  действительно  не продавал в долг и не брал векселей) вливался в  казну  ювелира  и  исчезал неизвестно куда. Обратно в торговлю деньги не возвращались. К началу  второй недели некоторые банкиры и ростовщики уже почувствовали смутное беспокойство, но драгоценности Оммана почти никто не продавал.

Через три дня после того, как Ричард уселся за один  карточный  стол  с Фрикаром, ему достоверно стало известно, что королевская казна  тоже  скупает безделушки Оммана. В тот день в глазах Ричарда, впервые за долгие годы зажегся огонь волка войны, а руки его вновь  зачесались  в  предвкушении битвы.

На другой день, ранним утром, Курт Мейден, взяв двух  лучших  коней  из баронской конюшни, со всей возможной скоростью помчался на  юг.  На  груди его было спрятано письмо, адресованное капитану кавалерии Альгерду Лину, а в его ушах сквозь вой ветра и храп лошадей звенел боевой клич "Хет-те!".




- Лучше бы мне всего этого не знать.. Ты, конечно, вмешаешься.

- Я, конечно, вмешаюсь. - Ричард нежно погладил ее по щеке. - Но ты, - он взял ее лицо в ладони, - ты должна остаться живой и  невредимой...  Через пару недель здесь может случиться все, что угодно. Может начаться резня... Уезжай, уезжай немедля в поместье к  отцу.

- А ты?.. Или это способ избавится от надоевшего флирта?

- Я... Да как ты могла подумать?!.. Впрочем, я сам  виноват...  Послушай, я хочу... Я люблю тебя больше жизни. Будь моей женой... Ты согласна?

Счастливая улыбка и легкий румянец словно бы осветили ее лицо изнутри, но Ричард закрыл ладонью готовое сорваться с ее губ тихое "да".

- Подожди. Не торопись мне отвечать. Не спеши  связывать  себя  данным мне словом. Я хочу услышать ответ не сейчас, а... хоть через месяц... Что, если завтра меня убьют? Или, того хуже, мне придется пойти против  короля, закона, богов? Тогда ты будешь связана словом с  преступником,  изгоем.  А если я совершу что-то такое, после чего ты не сможешь  любить  меня,  как прежде?.. Не торопись с ответом, подумай.

- Произойдет что угодно... Да, обстоятельства могут меняться, но ты-то останешься тот же, что и сейчас. Я люблю тебя, а не  твои  обстоятельства, милый... И потом... Ты так красочно все расписал... Если  ты...  мы  можем погибнуть... Разве можно откладывать счастье на завтра? Ведь этого  завтра может не быть. Раз все так ужасно, то мы тем более не  можем  разлучаться сейчас. И не смей меня отговаривать. Пусть даже наш мир обрушится  в Нижнюю Бездну. Я буду счастлива уже от того, что падаю рядом с тобой.




- Посмотри, милый, какой замечательный санный поезд тянется следом  за нами! - Маргарита повернулась назад и чуть привстала. Ричард тоже обернул-
ся и залюбовался открывшимся зрелищем.

Между хрустально-чистым небесным сводом и  сверкающей  снегом  землей, словно соединяя их незримым мостом, стояли храмы богов.  Сквозь  серебристую снежную пыль, поднятую над дорогой, Ричарду словно подмигивал золотым, похожим на пламя свечи куполом храм Виенны: храм, где они  объявили  перед людьми и богами, что навек связывают вместе свои жизни и души.  И  Ричард, словно бы храм действительно был живым существом, подмигнул ему в ответ  и улыбнулся. Взгляд его задержался на  дальней  громаде  храма  Величайшему.

Черный шпиль, словно поддерживающий небесный свод  могучей  рукой.  Улыбка сползла с его лица. - Храм последней надежды. Он вдруг словно увидел движущийся следом санный поезд откуда-то сверху:

Гербы. Флаги. Меха. Холеные бока и лебединые шеи дорогих лошадей. Лучшие из лучших. Хозяева жизни. Гордость и  мощь  Северного  края...  Словно горсть цветных леденцов, брошенных на зимней дороге.  Блестеть  до  первого снега. Жить до весны... Потом - дорожная грязь.

Ричард притянул Марго поближе к себе. Они посмотрели друг на  друга  и поняли все без слов. Он сжал ее в объятьях и  обжег  ее  губы  своими  так страстно, словно они виделись последний раз в жизни.




- Так он точно работает на Оммана?

- Конечно, барон. Все сходится, я проверял. Щербатый Тэц вот  уже  три года контролирует все правобережье  Поганки  и  Дубильную  Слякоть.  Лавка Оммана именно в этом районе, и, естественно, охрану ему  предоставил  Тэц. Охраняют минимум два десятка самых отпетых убийц. По внешнему виду  этого, конечно, не скажешь. Что говорить, несмотря на дурную славу  района,  вокруг лавки Оммана тишина - даже собаки не лают. На прошлой неделе де  Бюсак обронил там, на улице, кошелек. Так его нашли и принесли виконту домой. Из кошелька, заметьте, не пропало ни тиля... А дюжина людей Щербатого два раза в неделю сопровождает некий груз. Именно в эту дюжину Рэд и  затесался.

Возят они что-то на двух  крытых  санных  телегах...  Возят  за  город,  в большое поместье.

- Чье поместье?

- Этого Рэд еще не узнал. Но охраняется оно очень даже... Два  десятка мрачных типов, судя по выправке - бывших солдат, и столько же  вооруженной челяди. Все при мушкетах. Вокруг поместья частокол,  внутри,  вроде,  есть даже пушка.

- Вроде?

- Он точно не знает. Слышал краем уха "канонир". Значит, и пушка рядом.

- Так! Там ювелир и хранит свои деньги...  Как  далеко  это  поместье? Узнай точно, где оно, чье. Надо съездить на рекогносцировку... Альгерд Лин будет здесь в лучшем случае через месяц... Сколько человек,  сколько  верных мне людей ты сможешь собрать через три дня?

- Трудно сказать... Двадцать, может, сорок - не больше. Вы ведь  говорите о бойцах, а не о пушечном мясе? Штурм такой крепости - трудное  дело. Десяток вольных стрелков был бы очень на пользу.

- А может лучше пару полевых пушек? Как твой племянник? Может он умыкнуть их на денек незаметно от Мангейма? Поставим на полозья и... И  стрелки не помешают... Нанять десять самых лучших убийц... Мда. Или я окончательно разорюсь на этой авантюре, или стану сказочно богат.

- А может, сразу обратиться к де Вийялю или к Мангейму? В  конце  концов - к королю.

- Да ты, Герберт, в уме ли? Омман - поставщик короля и двора.  Я  хочу ударить под дых всему тагонскому  свету,  всей  государственной  машине... Если бы я мог убедить, если б  я  мог  им  объяснить,  что  это  дорога  в Бездну... Но ведь никто и слушать не хочет! Хватит! Говорить с ними я  буду, лишь захватив все сокровища Оммана, и имея под  боком  эскадрон  самой лучшей в Империи конницы... Надеюсь, Мангейма мои доводы убедят, и  твоему племяннику не придется делать выбор... Главное, никто не должен знать, что и зачем я затеваю. До последнего дня - никто. В этом залог нашего  успеха, а может, и жизни... Итак, кого мы сможем собрать тут за неделю?..




Восемь дней спустя барон Ричард де Тре по запорошенным  снегом  черным ступеням вошел в храм Величайшего. Его шаги раскатились гулким эхом в  огромном церемониальном зале. Многолюдно здесь бывает только один раз в году, в день Величайшего. В день, когда в этот храм приходят все, кто может  ходить. В остальные дни людей сюда приводит  только  беда  или  несправедливость. В такую рань Ричард был здесь один, если не считать жрецов.

- Что привело тебя в храм?

- Я хотел бы обратиться к Верховному...

- Он занят. Изложи вопрос мне. Только если я не смогу помочь...

- Не сможешь. Я хочу подать жалобу на мага. Точнее, я  обвиняю  его  в нарушении нескольких статей уложения Морна, и требую у  Величайшего  справедливости... Надеюсь, для Верховного Жреца этого достаточно, чтобы  оторваться от важных дел?

- Ждите. Вас пригласят.

Нижняя часть стен церемониального зала была исписана отрывками из уложения Морна и другими установлениями Величайших. Выше, там, где читать было уже неудобно, глаз радовали разнообразные фрески.  Они  изображали  устройство мира, события древнейшей истории и  деяния  Величайших.  -  Наглядное пособие, жизненно необходимое для большинства людей, приходящих  сюда  каждый год.

"Интересно, отчего все храмы Величайшего так друг на друга похожи?.."

Ричард вдруг заметил, что он стоит в  довольно  просторной  комнате  с прозрачными окнами во всю стену. А из окон - вид Тагона с высоты  птичьего полета. Барон не сразу заметил бы сидящего в другом конце комнаты  верховного жреца, если бы не его пронзительный взгляд. Маг махнул  рукой, приглашая гостя присесть в кресло напротив:

- Итак, является ли тот, кого ты обвиняешь, магом?

- Исходя из моих скромных знаний - да. Вот его работа. - И барон  протянул жрецу омманово кольцо с призрачным бриллиантом.

- Да, это работа мага, причем недоучки и большого оригинала, -  кивнул жрец, возвращая кольцо. - В чем же ты его обвиняешь?

- Разве ЭТОГО недостаточно? - возмущенно взмахнул колечком барон.

- Дорогой мой, дурной вкус еще не повод...

- Но ведь он такое продает!

- Но ведь покупают?.. Несколько ювелиров уже приходили с  жалобами  на него. В уложении Морна такой статьи нет. Конечно, для мага  считается  неэтичным - делать ту же работу, что и обычные люди, но лучше  людей.  Фактически, Омман отнимает работу у ювелиров. Но формально он прав. Ни один ювелир не может наложить на свое изделие иллюзорных заклятий. Изделия  Оммана и ювелирные украшения - совершенно разные вещи. Наказывать Оммана за изготовление его безделушек - все равно, что  наказывать, например,  меня  за фейрверки в день солнцеворота... Но я посылал жрецов поговорить с Омманом, и он, кажется, уезжает. - Верховный Жрец вздохнул и развел руками, но Ричарду почудилась на лице мага какая-то ехидная усмешка. Словно он  говорил про себя: "Ну, человечишко? Что ты теперь будешь делать?"

- Ну хорошо, - прошипел Ричард сквозь зубы. - А то, что  Омман  Кадам, маг, своими действиями намеренно пытается  изменить  установленную  людьми государственную власть? Ведь эти его действия явно  подпадают  под  статью Уложения!

- Интересно, как, продавая свои безделушки, он может изменить установленную людьми власть?

- Деньги. Он раздул эту безобразную моду на все яркое и берет за  свои украшения огромные деньги, причем изымает их из торгового  оборота.  Тагон уже лихорадит от нехватки наличности! И вообще, зачем  ему  деньги?  Магам они не нужны.

- И об этом с ним говорили. Брать деньги - всего лишь дурацкая  причуда. И он обещал вскоре все их вернуть. Раздарит кому-нибудь.

- Кому?!.. Попади они в руки ловкого авантюриста в тот момент,  когда, чтобы купить изделия Оммана, заложена половина  всех  поместий  Сеттевеля, когда на грани краха большая часть торговых компаний, когда уже в королевской казне вместо тилей лежат его побрякушки.. А завтра эти  вещицы  потеряют свою цену, и пирамида рухнет. Вы не боитесь, что своей "дурацкой причудой" этот шарлатан завтра сметет с лица земли королевство Сеттевель?

- Почему жалобу на него не предъявил ни один банкир?

- Они разбогатеют на крушении Сеттевеля. Поместья и торговые  компании заложены в банках. Сейчас те воротилы, кто поумнее, скупают настоящее  золото и камни. А многие закупают хлеб, соль и прочие припасы, словно  готовясь к войне... Этого вам, наконец, достаточно, чтобы принять мой иск?!

- Да. Вполне. С этого момента за Омманом  устанавливается  наблюдение. Снять иск ты можешь в течении семи дней. Для этого ты должен  сам,  лично, явиться сюда и позволить мне прочитать твои мысли. В противном случае, если ты иска не снимешь, будет проведено подробнейшее расследование и в случае виновности Оммана, будут предприняты все необходимые и достаточные меры для наказания вышеуказанного мага, - официальным  голосом  оттарабанил Верховный Жрец, вставая с кресла.

Ричард тоже поднялся и отвесил поклон.

- Надеюсь, ты удовлетворен?

- Вполне. - еще раз поклонился барон. - А где здесь выход?

- Ричард.. Я никак не пойму, почему бы и тебе не разбогатеть на крушении Сеттевеля?

Барон сперва хотел с пафосом бросить "Я дворянин!", но, подумав секунду, ответил иначе:

- Я люблю красивые вещи.

Верховный Жрец в ответ улыбнулся, кивнул головой, и Ричард очутился  в церемониальном зале храма, перед дверью с надписью "Выход".




Есть ли что-нибудь более прекрасное,  чем  безветренный  зимний  день? Утренний туман бесследно пропал. В каждой снежинке блестело отражение солнца, и скрип полозьев о снег растворялся в звенящей тишине морозного  воздуха. Две крытые колымаги уже переехали по мосту на левый берег Поганки  и скоро должны были выехать за город, покинув последние  кварталы  Тагонских трущоб.

- Не нравится мне эта тишина, - пробурчал кучеру Фрэди Крюк, поморщившись всем своим изъеденным оспой лицом. - Раньше  здесь  постоянно  кто-то шнырял: то детишки, то пьяницы, то какая-нибудь баба с ведром...  И  куда, скажите вы мне, ходил вчера наш любимый Кусака Рэд?

- Что ты все косишься на Рэда? Он свой парень. А после того, как он на равных сражался с самим Бароном, а потом сумел сбежать из-под  петли...  - вступился за Рэда кучер, курносый паренек с рваным шрамом на щеке.

- Что-то я не слышал, чтобы раньше Барон-Петля упускал  добычу  из-под замка. Ведь это он три года назад вздернул старого хозяина Дубильной  Слякоти, Коротышку Эбба, и половину его жеребцов. Спасибо ему, конечно -  хозяевами Слякоти стали  мы...  Но почему,  черт  возьми,  на  этой  улочке никого...

Стрела с хрустом вошла в горло курносого кучера. Фрэди  кинулся  вбок. Арбалетный болт пробил насквозь переборку колымаги там, где  мигом  раньше была его голова. Но Крюк уже вжался в снег в стороне от остановившейся колымаги, сжал в левой руке нож и лихорадочно нашаривал правой спрятанный за пазухой заряженный тэк. Он еще видел, как рухнул с перерезанным горлом кучер первой колымаги и как Кусака  Рэд  раскроил  голову  высунувшемуся  из дверцы толстяку с мушкетом. Фрэди рванулся вперед с единственной  целью  - убить предателя, краем глаза замечая, что стрелы  и  арбалетные  болты  со всех сторон летят в открывающиеся дверцы и затянутые бычьим пузырем  смотровые окошки колымаг. Он знал, что все погибло, но  все  же  пытался  добраться до Рэда, когда вдруг увидел в двух шагах от  себя  смутно  знакомую белобрысую рожу. Щелкнула тетива, и тяжелый арбалетный болт  разбросал  по снегу мозги Фрэди Крюка - прожженного негодяя, правой руки Щербатого Тэца.

- Святое дерьмо! - cплюнул в снег, натягивая тетиву,  белобрысый  Анри Шейд: - Никогда бы не подумал, что смогу вот так, запросто, замочить  старину Фрэди. - Он вложил в желобок арбалета новый болт, озираясь присел  и, увидев, что уже все кончено и никакой опасности нет, стал деловито  разжимать еще теплые пальцы Крюка, чтобы вынуть зажатый у того в руке, да так и не выстреливший, тэк.




Когда час спустя две колымаги,  запряженные  четверками  лошадей, подъехали к закрытым воротам Бэрры, имения шевалье де Гюсара, нервы капрала были уже на пределе.

- Рэд! Где вас носят бесы, Тьма их раздери! И почему я не вижу Фрэди?

- Не беспокойся. У него голова треснула с похмелья, и  он  не  поехал.

Кто-то из приехавших, словно в подтверждение этого, гнусно хихикнул.

- Я за него, - махнул рукой гладко выбритый черноглазый малый  в  драном тулупе и в богатой собольей шапке с кокардой.

- Как звать? - не унимался капрал.

- Ричи Петля, - нагло ухмыльнулся черноглазый, и внутренности  колымаг огласил нестройный хохот.

- Не знаю такого, - буркнул капрал, почесал затылок и хмыкнул. - Ну и клички у этого тагонского сброда. Ну, чего  рты  раззявили?!  Открывай!  - прикрикнул он на солдат.

Только когда вторая колымага въехала в ворота, капрал  обратил  внимание на сидящего спиной к движению белобрысого хлыща с арбалетом. "О, бесы! Его я тоже не знаю." - пронеслось в голове капрала, но его  суровый  окрик захлебнулся хлынувшей из пробитого горла кровью. Не промедлив ни  секунды, Анри Шейд метнул следом за первым еще два ножа, и еще двое солдат  рухнули прямо в сугробы.

В тот же момент Ричи Петля зычно крикнул: "Фитиль пали!" Внутри колымаг чиркнули огнива. Анри разрядил свой арбалет во вскинувшего  было  мушкет защитника поместья и спрыгнул с колымаги в снег. Из обеих повозок  уже выскакивали вольные стрелки, лесничие,  егеря  и  вооруженная  готовыми  к стрельбе мушкетами челядь Ричарда Тре. Из главной усадьбы и боковых  пристроек стали выскакивать всполошенные, полуодетые  защитники  владений  шевалье де Гюсара. Грохнули первые выстрелы, затенькали тетивы  арбалетов  и луков.

- Не отставать! Врываемся с ходу! - скомандовал  Ричард,  перекрикивая вопли ужаса и стоны первых раненных. Выхватив свой палаш и зажав тэк в левой руке, он спрыгнул на снег и бросился к парадному входу. У пары  защитников с явно военной выправкой фитили в замках мушкетов уже дымились.  Ричард ударом локтя швырнул на землю неловко бросившегося на него  челядинца с алебардой. В него пахнуло жаром близких выстрелов. Но он двигался  слишком быстро: лишь одна пуля вскользь задела его, вырвав из тулупа еще  один клок и отскочив от спрятанной под ним кирасы работы Бенвенуто. В следующий момент оба солдата рухнули в снег: один - хватаясь за выпадающие из распоротого брюха кишки, другой - с разрубленной шеей. Глаза барона  возбужденно блестели, а на лице его застыл радостный оскал истосковавшегося по настоящей драке и наконец нашедшего ее бойца. Следом за ним, добивая тех, кто еще смел сопротивляться, и связывая остальных, бежали верные слуги.

Когда, разрядив тэк, забрызгав стены  чужой  кровью  и  сбив  костяшки пальцев о чье-то не в меру твердое лицо, Ричард, на втором этаже нашел шевалье де Гюсара, тот был бледен, как мел. Шевалье  попытался  было  выхватить из-за пояса свой тэк, но барон уже приставил ему к горлу  окровавленный черненый клинок.

- Так-то вы встречаете дорогих гостей, шевалье?

- Надеюсь, вы не собираетесь меня убивать?

- Пока нет... Возьмите у него оружие и свяжите  руки.  Всех,  кто  еще сопротивляется, добить, остальных под стражу. Кстати, где у них пушки?

- Одна. Здесь, на крыше.

- Канонира нашли?

- Конечно. Он, видно, сразу понял, что тут к чему. Даже не стал  стрелять по воротам картечью, когда наши въезжали. Я, говорит, вижу  всю  бессмысленность дальнейшего пролития крови. - Отрапортовал запыхавшийся Кусака Рэд.

Ричард глянул в окно: три десятка всадников уже въехали  в  ворота,  и сейчас туда въезжали поставленные на санные  телеги  легкие  пушки  Жозефа Кинна. "Слава богам, что мне не понадобились все эти силы".

- Поль, Мэнгель - займитесь пленными. Допросить челядь, солдат...  Все интересное, что они скажут, записывать. Главное - где прячут деньги  Оммана; кто еще, кроме бандитов, сюда приезжал; связи, планы этого де  Гюсара; кому, что и когда он говорил...

- Нет, это неслыханно! По какому праву вы здесь хозяйничаете, милостивый государь?! Это же вооруженный разбой, война в пяти лье от столицы!..

- Как любили говаривать когда-то  предки  нашего  лучезарного  монарха Энлери XVII, я хозяйничаю здесь по праву меча, - ухмыльнулся барон, усаживаясь в кресло и вытирая палаш о свой драный тулуп.

- Де Вийяль будет очень рад надеть на вас кандалы.

- Ну, это мы еще посмотрим... Да вы присаживайтесь, Гюсар.  Чувствуйте себя, так сказать, как дома. Кстати, если вы сами сознаетесь,  где  деньги Оммана, это здорово облегчит вашу участь... А вот и Жозеф! Присаживайтесь, мой друг. Составьте компанию, - улыбнулся барон.

- Ну, я же говорил, Ричард, что мои пушки не пригодятся. Я только напрасно рисковал головой.

- Вовсе не напрасно. Просто нам повезло, что начальник здешнего караула был столь неосмотрителен. Кстати, они действительно установили пушку на крыше... А вот и ее канонир.

- Генрих?! Привет, старина! - вскинулся Жозеф.

Постная физиономия пленного канонира осветилась искренней  улыбкой,  и он крепко обнял Кинна.

- Но откуда? Какими судьбами? - И Жозеф, хлопнув  пленника  по  спине, обернулся к барону: - Вот, разрешите представить: Генрих Эйль. Лучший  канонир Иттской крепости, а может быть, и всего Дабена... Если бы  не  он... А?!.. Как я ненавидел первые две недели эту наглую  меткую  рожу!  Он  так быстро  пристреливался,  что  нам  приходилось менять   позицию    каждые полчаса... Но какими судьбами? Откуда ты здесь, в Тагоне? Ведь когда  тебя отпустили после подписания перемирия, ты вроде снова  вернулся  на службу Дабену.

- Ну.. Э.. Да что там... - замялся Генрих.

- Так ты и сейчас служишь Лану?

- Дерьмо! Болтливый дурак! - заскрежетал зубами Гюсар.

- Но граф, что толку скрывать? - обиженно пожал плечами канонир. - Все равно, допросив солдат, они бы все узнали...

- Да, Ричард. По-моему, нам действительно повезло. Генри Эйль  с  пушкой на крыше и гарнизон из трех десятков солдат на таком хорошо  укрепленном холме... Ох бы мы повозились. Он мог навалить здесь горы трупов.

- Может, и мог бы, но только... Раз уж барон де Вийяль все разнюхал... Рано или поздно его люди все равно бы нас взяли...

- Идиот! - вскипел де Гюсар. - Да Адольф же нас защищал!  Омман  купил его с потрохами! Надо было стоять, стоять до конца.  У  этих  авантюристов нет ничего, кроме горстки людей!..

- А вот вы, Гюсар, действительно болтливый дурак, -  широко  улыбнулся Ричард де Тре. - Вийяль, значит, просто предатель... Это же все  упрощает! Я, выходит, на самом деле спасаю отечество от заговора... Ну, порадовал ты меня, ГРАФ... - Ричард просто зашелся от смеха: - Это Лан тебя так  наградил? А деньги он за измену платит? Или ты работал за один только титул?

- Ваше сиятельство! - в комнату вскочил конюший барона Поль. - Все показания сходятся. Они говорят, что сокровища спрятаны в подвале,  в  левом крыле. Туда их носили. Но ключ у хозяина дома... И еще - эти солдаты - Дабенские. Князь Лан Дабер им платит, а Гюсар у них офицером... Ведь это измена...

- Да, знаю, Поль. Спасибо. - И барон обернулся  к  связанному  хозяину дома: - Не изволите ли, граф, проводить меня в закрома?  Ключ,  кстати,  у вас?

- Конечно, - криво усмехнулся Гюсар. - Только радоваться вам, по  моему, рано.




- Проклятье!

- Я же говорил вам, барон, - злорадно оскалился Гюсар. Ричард де  Тре, с ошарашенным, обиженным, как у ребенка, лицом стоял, разведя руки, в центре зала, заставленного ящиками и сундуками.

- Нет, это какая-то насмешка! Издевательство просто... - скрежетал зубами барон. Его руки и ноги проходили насквозь через  все  эти  ящики,  не встречая никакого сопротивления и ничего не ощущая.

- Всего лишь иллюзии! Опять иллюзии этого проклятого колдуна!.. Но где же настоящие сундуки? Ведь привозили-то вам настоящие?

- Конечно настоящие. Тагон действительно остался без денег, барон.  Но где эти деньги знает лишь Омман... Мы делали все строго по инструкции: заносили сундук в комнату. Потом все люди уходили, дверь закрывалась. Я дергал вниз вон тот рычаг. Потом сразу обратно. И все. -  Нормальный,  полный тилей сундук превращался в мираж...  Как материализовать  сундуки,  никто кроме Оммана не знает.

- Как просто... Эй, Поль! Проверь.

Минуту спустя, сгибаясь под тяжестью, двое слуг втащили в  зал  наполненный тилями ящик - один из привезенных сегодня.

- Да вы что, сдурели? Пустой нужен ящик. Пустой! - всполошился барон.

Пустой ящик нашли моментально. Закрыли дверь. Ричард сам дернул рычаг.

- Кстати, Гюсар. Что это за рычаг, куда он ведет?

- Рычаг? А никуда. Он абсолютно ничем не управляет. Просто так  -  рукоять на пружине... Да поверьте вы - я и механика приглашал смотреть и часовщика. Что там, даже взломщики Щербатого Тэца разводили руками. Это чистой воды магия.

Открыли дверь, и Ричард попытался поднять пустой ящик, еще минуту  назад бывший полностью материальным. Пальцы  барона  прошли  сквозь  дерево, словно сквозь воздух.

- Так... А если поместить в комнату что-то живое? - барон обвел взглядом присутствующих. Все притихли. Многие попятились.

- Барон, это же ничего а-абсолютно не даст. Мы  пытались  -  залепетал Гюсар, лихорадочно дергая все еще связанными руками. - И  не  смотрите  на меня так. Не смотрите! Дабену тоже нужны ювелировы  деньги.  Мы  запускали туда  кошку...  Она пропала.  Бесследно.  Среди  людей  добровольцев   не нашлось... Мы запустили корову... Корова тоже... Ни костей,  ничего,  даже такого, что остается от ящиков... А на  другой день  получили  от  Оммана письмо. Он писал, что если мы не прекратим свои дурацкие эксперименты,  то он превратит нас.. - Гюсара передернуло, - в  земляных  червяков.  Ну, мы прекратили. А что толку? Все равно этого колдуна не обманешь. И сделать  с нами он может все, что угодно. Не могу ведь я жаловаться жрецам Величайше го, пока мы здесь нелегально... Никак на него не надавишь. Он вернет  сокровища, лишь когда сам пожелает...

- А когда он пожелает? Чего хочет Омман? Что он хочет купить за  такую огромную сумму? - надвинулся Ричард на графа.

- Не знаю. Нет, действительно, это мне не изве...

Барон, схватив Гюсара за шиворот, поволок его в комнату с  призрачными сундуками.

- Нет! Только не это! Не-ет!!!... Барон, я все скажу.  Все...  Офицер. Приедет офицер из Дабена. С королевской печатью... Он  привезет  что-то... Кого-то... Не знаю. Тогда Омман вернет сундуки, и мы начнем вывозить.  Начали бы. Если бы ты, скотина, все не испортил.

Ричард хотел было ударить Гюсара в ответ на "cкотину", но потом,  глянув на его мокрые штаны, лишь рассмеялся.

- Пожалуй, он действительно сказал все, что знает.  Отведите  помыться этого засранца. Да следите, чтоб не сбежал...

Итак, Поль. Ты остаешься здесь комендантом. Подчиняешься только мне  и Герберту... И даже если сам Энлери Трент  будет  рыдать  у  ворот,  умоляя впустить... Ты понял?! Не подпускать никого на мушкетный, на пушечный выстрел. При неподчинении - огонь на поражение. Сразу. Не взирая  на  лица... Всех пленников связать и запереть. Челядь тоже. И простукайте  все  стены, полы, потолки на предмет тайников. Если найдешь сундуки - шли мне в  город гонца.




- Мы, конечно, понимаем, капитан. Вы наняли нас на  все  сутки.  Но... Куда мы отправляемся теперь? Уж не штурмовать  ли  королевский  дворец?  - высказался, наконец, за всех старшина тагонских вольных стрелков Лэйк Баррель.

- А если и так?

- Тогда мы против.

- Вы так любите Энлери ?

- Не то, чтобы... Но роты королевских мушкетеров даже для нас  слишком много. А люди де Вийаля? Да и казармы Мангейма от дворца слишком близко... Но вы серьезно решились на это безумие?

- Нет. По крайней мере не сегодня... Мы отправляемся на Дубильную Слякоть, к лавке Оммана. Скорее всего, там придется схлестнуться с людьми Щербатого Тэца. Ведь мы их еще не всех?..

- И на этом все?

- Нет. Я нанял вас на сутки. Значит, вы будете работать до  следующего рассвета, даже если эта работа будет заключаться просто в охране моей персоны... А вы думали, господа, что я  буду  даром  платить  такие  огромные деньги? Итак - диспозиция та же: вольные стрелки и мои егеря - в колымаги. Я и Рэд - на козлах. "Успешно выполнив миссию, караван возвращается."  Моя цель - поймать Оммана. Ваша - убить всех, кто попытается мне помешать.




Оглушительный взрыв разорвал в щепки  деревянную  дверцу,  закрывавшую вход в обложенный камнем сырой подвал - мастерскую Оммана.

- О, вечная Тьма! - прорычал Омман, оттирая глаза и  сплевывая  забившую горло пыль. - Будь проклят тот день, когда Величайший дал людям порох!

- Омман сослепу наткнулся на свое рабочее место, уставленное  ретортами  и колбами, опрокинутыми и треснутыми вследствие взрыва. - Святое  дерьмо!  - Он отшвырнул в дальний угол подвала многопудовую громаду теперь уже ненужного стола: - При взрыве такой силы никакое заклинание не  спасло  бы  эту хлипкую дверцу... Ну ладно. Сила вас не удержала. Но  вас  остановит  собственный страх.

Дикий, нечленораздельный крик вырвался из глотки Оммана, его руки  совершили какой-то невероятный пируэт, и  в  развороченном  взрывом  дверном проеме, а также на три шага во все стороны от него взвилось яркое  бешеное пламя. По ту сторону проема послышались крики ужаса и исступленная ругань.

- Ну вот. Совсем другое дело, - умиротворенно вздохнул Омман и, отряхнув мусор со своей одежды, уселся на единственный уцелевший в его  мастерской стул.

Тем временем ругань за огненной стеной стала стихать. В центр  дверного проема что-то шлепнулось. Омман было встрепенулся, но потом лишь  пожал плечами: "Видимо, это жалкие потуги забросать мой магический огонь землей. Зачем-то им очень надо до меня добраться... Подобное упорство  в  достижении цели достойно вознаграждения..."

- Эй, с той стороны! С минуты на минуту этот квартал  оцепят  люди  из тайной полиции. Что бы вам от меня не было  нужно,  через  этот  огонь  не пройти. Даже если вам удалось перебить  головорезов  Щербатого  Тэца,  надеяться на то, что вы одолеете всю гвардию Адольфа де Вийяля, просто  глупо. Если не хотите закончить жизнь на эшафоте, спасайте свои шкуры, мой вам  совет.

- Черта с два! - хрипло крикнул кто-то в ответ.

- Но, капитан, они уже окружают!

- Молчать! Неужели вы не сможете удержать этот дом в течении часа?

- Часа? Да они здесь умоются кровью. Ведь правда, Лэйк?

- Заткнись, Шейд!.. Мы, конечно, можем положить здесь хоть сотню  солдат. Но они же не будут атаковать. Потеряв дюжины две, они приволокут  артиллерию и просто смешают нас с грязью. Если уходить, то уходить надо сейчас. Потом они оцепят все закоулки...

- Лэйк! Мне нужен всего час.

- Мы понимаем, капитан. Но мы хотим еще и остаться в живых... Ну хорошо, мы можем тянуть время. Постараемся никого не убить, чтобы их не озлоблять. Начнем переговоры. Но если за час ничего не произойдет, мы,  вольные стрелки, сдадимся де Вийялю... И, капитан... Не лезь в этот огонь.

- Болваны. Всего лишь час... Мэнгель, если стрелки сдадутся... мои люди пусть тоже...

"А голос капитана мне знаком. Но неужели он действительно решится  идти?"

Черный силуэт, идущий сквозь стену огня, развеял все сомнения  Кадама. Обнаженный клинок в руках силуэта вдруг качнулся, на миг показавшись Омману огромной извивающейся узорчатой змеей. Плащ за спиной  силуэта  взвился вверх парой желтых, перепончатых крыльев, а левая его рука превратилась  в хищно изогнутый крюк. Воздух застрял в горле у ювелира, и  Омман  в  ужасе отпрянул назад, опрокинув свой стул.

Выскочив за стену огня, Ричард де Тре приоткрыл  зажмуренные  глаза  и рассмеялся, увидев в трех шагах бледное лицо ювелира из Кхего.

- Ну вот мы и встретились, Омман, - выдохнул барон.

Внимательно разглядев Ричарда, Омман тоже облегченно вздохнул,  отступил на шаг и разжал правую руку. В его ладонь сама собой скакнула  увесистая кочерга. Барон лишь криво ухмыльнулся и  положил  палец  на  спусковой крючок зажатого в левой руке тэка.

- А огонь, оказывается, всего лишь очередная иллюзия, как и  все  твое хваленое колдовство... Вот огонь жрецов Величайшего очень даже реален. Говорят, он даже страшнее обычного огня, которым пытают простых смертных.

- На что это ты намекаешь, смертный? Я нахожусь под  защитой  здешнего короля. Этот дом уже окружен его тайной полицией, и теперь  лишь  от  меня зависит, сколь сурово будут обращаться с тобой судьи и палачи...  Впрочем, я могу разорвать тебя в клочки прямо сейчас... Ну, выкладывай, за чем пришел.

- Я пришел, чтобы загадать тебе  три  желания,  маг.  Право,  это  все больше походит на волшебную сказку! - Ричард поднял стул, уселся на него и закинул ногу за ногу. - Дело в том, что ты, Омман, нарушил Уложение Морна. Конкретно, статьи четыре и пять. А я заметил это и подал жалобу в храм Величайшего. И, самое интересное, что мои доводы сочли убедительными и  приняли жалобу к рассмотрению. Так что, если я, не раскаюсь чистосердечно  в напрасном поклепе на мага... Что с тобой будет ты знаешь, наверное, лучше меня.

- Чем ты можешь доказать, что не блефуешь?

- У меня нет с собой никаких печатей от Верховного Жреца. Придется поверить на слово... Но ведь ты же можешь прочитать мои мысли!

- Читать мысли смертного без специального на то разрешения  -  нарушение первой статьи Уложения.

- Ну, хорошо. Я разрешаю.

Их глаза встретились, и оба напряженно застыли. Молчание длилось  пару минут. Потом Омман дернул головой, словно щепку переломил кочергу в  руках и зло бросил ее половинки туда, где уже валялись обломки стола.

- Ну хорошо, - пробурчал ювелир себе под нос, нервно шагая из  угла  в угол по засыпанному мусором полу. - Но я ведь  еще  не  сделал...  Никаких необратимых последствий не произошло. Попытка нарушения статей еще не  само нарушение. Если я сейчас просто устранюсь, уберу всю примененную  ранее в этом направлении магию, то это должно удовлетворить и Магистрат, и  жрецов... Даже если ты не снимешь своей жалобы, понимаешь? Даже если не  снимешь - взыскание не будет таким уж тяжелым... Ты  ведь  шел  сюда,  чтобы предложить мне сделку?

- Да. Хотя, признаюсь, порой мне хотелось просто тебя убить...  Но ты читал мои мысли, а я твои нет. Позволь и мне удовлетворить  свое  любопытство. И убери ты этот огонь... Эй, Мэнгель! Принеси  сюда  что-нибудь,  на чем можно сидеть. И проследи, чтобы никто не терся у дверей - у нас с ювелиром приватная беседа... Как там, кстати, снаружи?

- Нас окружили, но атаковать боятся. Адольф де Вийяль узнал голос Лэйка и не хочет даром терять людей.

- Передай - пусть потянут еще полчаса. Потом мы просто уйдем.




- Итак, Омман, позвольте мне сперва  удовлетворить  свое  любопытство, начал Ричард де Тре, когда недавние враги наконец-то уселись в  кресла.  - Зачем вам нужна была эта рискованная афера с "драгоценностями" и  наличными деньгами?

- О, это долгий рассказ... В молодости мне не  везло,  или,  может,  я действительно был шалопаем... После первого этапа ученичества карьера  моя не заладилась, и я, как и сотни других недоучек, оказался в самом низу иерархии магов. Некоторых, конечно, вполне  устраивает  место  жреца  в  каком-нибудь захолустном храме или должность  наблюдателя  в  присутственном месте. Но наставлять заблудших на путь веры, определять,  лжет  ли  свидетель в суде, искать пропавшие вещи или защищать  от  дурного  глаза  какого-нибудь местного тирана - это все не по мне. Честолюбие, вот что  никогда не давало мне покоя. Но как  доказать  магистрам,  что  я  способен  на большее, достоин лучшей доли?.. Мне улыбнулась удача...  Слышал  ли  ты  о Желтом Демоне Бездны, Короле Миражей, Мо-Э-Си?.. Мо - один из самых  могучих магов, с какими меня сталкивала судьба. Он порой появляется в  Верхнем Мире, естественно, инкогнито. И вот мне посчастливилось оказать ему незначительную услугу, когда этот светоч знаний изволил посетить город Кадеш. В
благодарность за это Мо-Э-Си дал мне пару уроков. О, ему нет равных в мастерстве создания иллюзий! То, что я умею - лишь жалкая искра знаний Желтого Мо. И за это-то, столь обычное для исчадий Красного Ада, но столь  редкое среди магов Верхнего Мира мастерство создания иллюзий я ухватился, как за ниточку, в своем стремлении вверх.

Да, действительно, деньги магу ни к чему. Знания и магическое  мастерство - единственная наша валюта. Добиться уважения коллег, заниматься  делами, которые действительно интересны - такова моя цель. Я говорил  -  магистры считают меня неспособным к учебе. Но я нашел выход,  способ  учиться самому:

В Этре, столице Дабена, есть пещерный  храм,  стены  которого  древнее всего этого мира. Жрецом в этом храме когда-то был  Иофэ  Великолепный.  В дни молодости Иофэ составил конспект своих знаний, своего рода  книгу  религиозных обрядов. Для жителей Этре эта книга,  как  и  другие  древности, хранящиеся в храме - религиозные святыня. Для меня она - наиболее  доступный и понятный учебник. Получить эту книгу - моя мечта. Да что получить  - хотя бы полистать ее, переписать его тексты... Но лучше... Такие книги надо читать в оригинале. Ими надо жить несколько лет, при разном настроении, в разное время глядя на начертанные самим автором строки. Ведь многое  открывается постепенно. Есть вещи, которые невозможно  выразить  словом,  но можно запечатлеть в книге, если она написана магом... Но это детали - позволить мне взять книгу мог только верховный жрец храма Этре.  А  верховным жрецом этого храма является, по традиции, светский владыка города, то есть король Дабена, Лан Дабер I.

Дальше просто - король потребовал от меня взамен, чтобы я добыл и  отдал ему все наличные деньги Тагона...

- Но куда проще было выкрасть книгу и не выполнять  безумные  требования Лана!

- Выкрасть?! Но это же прямое нарушение статьи седьмой Уложения Морна: надругательство над святынями смертных! А так - план был прекрасный.  Если бы ты не подал жалобу...

- Итак, книгу тебе везет какой-то офицер из Дабена?

- Он должен был привезти ее сегодня, Тьма тебя  разорви!  Сегодня!  Но вся эта стрельба... Ты его спугнул. Можно, конечно, попытаться поймать его в Тагоне, отнять Книгу... Но тогда Лан будет недоволен. Он подаст на  меня совершенно обоснованную жалобу в храм Величайшего...  Бэрру  ты  захватил, заплатить за Книгу мне нечем. Так что офицер уедет спокойно, а я опять останусь ни с чем! - И ювелир, горестно всплеснув руками, уставился в угол.

- Омман... Можно еще пару вопросов?

- Валяй, чего там.

- Мне... жаль, конечно, что я сломал твои планы... Но своими действиями ты разрушал Сеттевель! Да ты его уже разрушил... Ничто и никогда  здесь уже не будет как прежде... Ну зачем, скажи мне, зачем нужно было ЭТО, -  и Ричард с отвращением пнул ярко блестящие стекляшки, разбросанные тут и там по полу подвала. - Тагонский двор одетый в эту кричащую  дрянь,  для  меня был как пощечина. А для тебя? Ведь ты можешь делать и вот такое, -  и  Ричард, потянув за цепочку, достал из-под помятой кирасы золотое сердечко.

Омман лишь грустно улыбнулся в ответ:

- Эту вещь я делал без спешки. Для удовольствия, для  себя.  Мне  даже как-то жаль, что я ее продал. И парное сердечко, что у твоей жены... Ты бы должен был быть за него благодарен, барон... А другие... Знаешь, я  и  сам не думал, что их будут ТАК раскупать... Заработанных  денег  должно  было хватить, чтобы оплатить армию, которую Лан собирает  к  весне...  Но  ведь там, в Бэрре, лежит весь Тагон! Весь, с потрохами... Меня просто  захватил какой-то сумасшедший азарт. Я хотел получать еще и еще... И потом - люди, которые готовы СТОЛЬКО платить за этот подчеркнутый кич, за  кричащее непотребство... Такие люди недостойны своего богатства. Я знаю, ты тоже  так считаешь.

Экономика Тагона должна была рухнуть поздней весной, когда подсохнут дороги, и Дабен двинет войска. Это было одним из условий Лана: голодный бунт,  паралич торговли, восстание черни.. Тогда ему было бы проще  захватить  Сеттевель... Но как мне рассчитать, подгадать? Я всего лишь колдун, а  не  банкир. Навык базарного торговца при любых деньгах явно недостаточен для  того, чтобы, просто играя на бирже, выбить землю из-под ног королевской казны и тагонских воротил. И я придумал ход -  очень  простой:  я  специально стал строить иллюзии так, чтобы, когда захочу, превратить их в  ничто  одним движением пальца. Хочешь проверить? Я могу это сделать  прямо  сейчас. Взмах руки, и все мои "драгоценности" превратятся в то, что  они  есть  на самом деле - в кучу стекла, в коряво, наспех спаянные кусочки золота и серебра. И это увидят все - весь Сеттевель, а не только ты да дюжина  тагонских ювелиров...

Знаешь, Ричард, мне вдруг представилось, тогда, когда ты приходил  покупать сердечко, и сейчас, когда ты шел через пламя... Представилось,  что это не ты, а ОН — великй Мо, Король Миражей...  Сними  свою  жалобу.  Сними. Если делу  дадут  ход...  Суд  Магистрата,  конечно,  довольно  неприятная вещь... Но не суда я страшусь сильнее всего... Когда начнется  расследование, то до и Него дойдет, Мо узнает, НА ЧТО и КАК  я  применил  его уроки... Ну, говори, что мне надо сделать, чтобы ты снял свой иск.

- Во-первых, скомандуй Адольфу - пусть он теперь подчиняется мне. Ведь ты, кажется, его подкупил?

- Хорошо. Я прикажу ему. Но имей ввиду - это очень  опасный  тип.  Не стоит особо обольщаться этим приказом. Вийяль со всеми, даже со мной,  ведет двойную игру.

- Немудрено догадаться... Далее  второе:  верни  в  нормальный,  материальный вид все сундуки с тилями, которые заскладированы в Бэрре... И еще вопрос: куда ты дел кошку и корову - ведь их призраков в подвале не наблюдалось?

- Еще бы. В том месте, откуда видимая часть  сундуков  проецируется  в реальность, животные бы погибли без воздуха. Пришлось их сразу  телепортировать в какую-то деревню. А телепортировать корову для мага моего  уровня далеко не игрушки. Честно говоря, чуть не сдох от натуги... Ящики  вернуть прямо сейчас?

- Угу.

Маг сосредоточенно зашевелил губами, прочертил пальцем по  подлокотнику кресла пару каких-то знаков, махнул рукой, словно стряхивая  с  коленки пыль, и облегченно вздохнул:

- Все. Они там.

- Так. Теперь третье. Ты говорил о том, что можешь одним движением пальца.. Так надо не весной, а сейчас.. Нет, не сию минуту... Поговорим с Вийялем. Потом поедешь со мной. Когда именно ты махнешь пальцем,  мы решим позже. А насчет иска не беспокойся. Чтобы его снять,  у  меня  осталось шесть дней.. И еще - Фрикар действительно  потратил всю  королевскую казну на покупку твоих блестяшек?

- Не всю - только две трети.

- Остальная треть?

- Звонкой монеты у него в казне почти не осталось. Какие-то ценные бумаги: векселя, долговые расписки... Когда я  потушу стекляшки, все это тоже упадет в цене?

- Конечно. Впрочем, надо оставить Энленри Тренту пару имений. Он  ведь просто глуповат для короля, и позволил жуликам забраться в министерские кресла. А так - человек неплохой. -  И  Ричард,  выбираясь из подвала, подобрал свою, час  назад  брошенную  в  горящий  "огнем" дверной проем, пороховницу.




- Не стану скрывать, вчера, когда "ювелирные изделия" Оммана приняли свой истинный облик, двор был в панике. Особенно  Эрвин  Фрикар.  Может быть вы правы, Ричард, и в столице действительно начнутся  беспорядки.  Но измышления насчет того, что Дабен решился на нас напасть...

Ричард и Альберт Мангейм, верхом, бок о бок скакали по торговому тракту от столицы на юг. Расстояние и ветер,  несущий  с  серого  неба  мокрую снежную крупу, не позволяли Курту Мейдену, Кусаке Рэду и четверым,  сопровождавшим Альберта, офицерам услышать ни слова из той беседы,  ради  которой, видимо, и совершалась прогулка.

-...И потом, жалование моим молодцам задерживают всего на два  месяца. Вы же знаете, в Тагоне такое не редкость. Но даже если вы  и  правы,  даже если королю нечем будет платить... Тогда, после Маренто.. Вы же знаете,  я бежал, как побитый пес, с тремя сотнями верных людей, и меня не решилась укрыть ни одна титулованная сволочь из тех, что прежде поддерживали принца Ильтерна. Все от меня  отвернулись. За что? Я, старый солдат, честно выполнял свой долг. Да, Ильтерн был мятежником. Но я-то присягал ему еще до мятежа, и честно служил ему много лет. Это они предали императора, когда поднялся мятеж. А я всего лишь пошел следом за своим господином. А после разгрома при Маренто они и его предали. И эти предатели не простили мне  того,  что  я  остался  верен  семье  Ильтернов  до конца... Да что я вам рассказываю: спросите своего рыжего телохранителя  - он был среди тех трехсот. И собственную память спросите. Ведь и вы при  Маренто вы сражались, только на стороне победителей?

- Я никого не предавал, Альберт. Я гнал войска Ильтерна с самого  Юга. Может быть, они бежали так быстро потому, что там не было  вас,  генерал... Может и поэтому. Но главным образом потому, что после гибели принца Дэна и отпадения от коалиции Твинского собза вольных городов, его наследникам нечем было платить наемным войскам. Так же, как теперь нечем платить Энлери Тренту... Я прекрасно понимаю вас, Альберт. Король Сеттевеля единственный, кто предложил вам помощь и покровительство после Маренто. Но сегодня благородства и природного добродушия становится мало, чтобы  удержать в руках королевство. Скоро в городе вспыхнет бунт.  А  весной,  когда Лан приведет свою армию ваши обманутые Фрикаром солдаты разбегутся, и вы с жалкой сотней верных людей будете защищать Трэнта в его королевском  дворце, глядя из разбитых витражных окон, как захватчики жгут  Тагон  и  разоряют Сеттевель... Вы хотите именно этого, Альберт? Вы думаете, я лезу во всю эту грязь исключительно из жажды власти? Я просто хочу  спасти  Сеттевель, того же Энлери Трента, и, поверьте, уже имею для  этого достаточные силы и средства...

- Постойте. Что там впереди? -  Мангейм  взмахом  руки  остановил  кавалькаду. - Что это за люди?

- Это одно из средств, которые я хочу применить, генерал.

С возвышенности, на которую они вьехали, стала видеа приближающаяся колонна кавалерии. Она двигалась с юга огромной черной змеей, выбросив вперед язычок авангарда и неспешно волоча тяжелое брюхо обоза  санных  телег. Альберт Мангейм, разглядев штандарт, удивленно присвистнул:

- Вот уж не думал увидеть в нашей глуши... "Черный Аист". Это  не  тот ли эскадрон, в котором вы раньше служили, барон?

- Тот, которым я командовал при Маренто. Как по вашему,  генерал,  это весомый аргумент в мою пользу?

- Еще бы. Особенно, если у вас хватит денег, чтобы  оплатить  подобную роскошь.

Барон только усмехнулся в ответ и дал шпоры коню.




-... Так что доехать до Тагона было недолго... Да Курт тебе уже все рассказал... А занесло нас на Север благодаря одному ловкачу... Как, братцы, он еще не сбежал?

- Зачем мне сбегать, капитан?! - возмутился невысокий представительного вида негоциант, в котором по выправке угадывался бывший  военный.  -  Я честный человек и работы своей не стыжусь. Да, нанимаю солдат. В этот  раз для Дабенского короля. Имею на это полное законное  право.  Вот  патент  и полномочия, подписанные самим королем Ланом. - Негоциант достал из-за  пазухи свиток с дабенской печатью и протянул его Ричарду. - То же самое я  и любому вельможе в Тагоне скажу. А если сеттевельский король предложит мне и солдатам более выгодные условия... Пока  договор  не  заключен,  солдаты свободны в своем выборе, а я им только советчик... И заметьте,  я  устроил их на зимовку в сотне лиг и от Этре, и от Тагона. Потому как война, я  полагаю, будет всенепременно, а вот насчет денег в казне северных королей...

- Так вот, насчет денег, господа офицеры: С сегодняшнего  дня  я  беру эскадрон на жалование по тарифам военного времени, - отрезал Ричард и  обвел взглядом своих старых товарищей. - Не делайте таких удивленных лиц.  С недавних пор я очень богат. Ни Лан Дабер, ни Энлери Трент при  всем  желании столько вам не предложат... И имейте в виду - война для вас  начинается сегодня. Сейчас. Караульная служба. Сухой закон. И по первому свистку ногу в стремя.

- Так точно! - вытянулись по стойке «смирно» друзья.

- А вы, господин советчик... Во-первых, я вас не повешу. А  в  Тагоне, хоть это и противоречит имперскому праву, могли бы. -  Мангейм,  изучавший патент вербовщика с куда большим вниманием, чем до  этого  Ричард,  вернул свиток, утвердительно хмыкнув.

- Во-вторых, - продолжал тем  временем  Ричард, - вы потеряли свои комиссионные, так как эскадрон нанят  не  королем Дабена, а мной. Я возмещу вам убытки вдвойне...  И передайте  всем  вашим коллегам - для них комиссионные будут не меньше. Весной мне понадобятся хорошие солдаты. Я готов принять под свои  знамена еще не менее тысячи ветеранов... - и, отвернувшись от вербовщика, Ричард обратился к генералу Мангейму: -  Как вы думаете, этого нам хватит, чтобы стереть в порошок Дабенского князя?

- Если учитывать то, что у нас уже есть  -  "Черный  Аист",  четыреста моих головорезов, мушкетеры, гвардейцы  Вийяля,  пограничные  гарнизоны... Да, ваше величество, этого вполне хватит, чтобы покорить под вашу руку еще и Дабен.

И генерал Альберт Мангейм, сняв шляпу, замер в церемониальном  поклоне. Секунду помедлив, примеру Мангейма последовали и все четыре, сопровождавших его офицера.




                Э П И Л О Г

    Его Величеству Ричарду, королю Сеттевеля и  Дабена,  Великому  Герцогу Каберга, князю Ильтэ, Свильберна и Тэца.

Дорогой друг! Неотложные дела не позволяют мне лично прибыть в Тагон,
чтобы попрощаться. Магистрат, наконец, поручил мне важную миссию и завтра  я отправляюсь в один из Нижних Миров. Позволь мне еще раз выразить свою безграничную признательность за твой искренний и бескорыстный подарок. Только этой книге я всецело обязан своим теперешним продвижением в иерархии магов.

Десять лет назад я имел возможность прочитать твои мысли, поэтому тешу себя надеждой, что ты не откажешься от приложенного к  письму  подарка.

Возвращаю и книгу Иофэ, так как теперь она мне уже не  пригодится,  а  для жителей Этре это все же святыня.

С наилучшими пожеланиями, искренне твой,  Страж  Красных  Ворот,  Магистр Четвертого Круга Омман Кадам.

P.S.  Передай от меня привет Маргарите.




Король отложил в сторону письмо и стал перелистывать  пожелтевшие  от времени пергаментные листы книги Иофэ.

"Набор совершенно непонятных символов, какие-то схематические  рисунки, полная муть... Нет, нам, смертным, никогда не  понять  этих  магов.  И опять же неясно, что за подарок он мне снова прислал?.."

Тут Ричард вдруг увидел, что к свитку письма вместо сургучной  печати с гербом на шелковой нитке привешено колечко.

"Откуда? Только что ведь была печать?.." - удивился Ричард, но  удивление тут же ушло на второй план. Это было ТО САМОЕ колечко: золотая ящерка с изумрудными глазками, кусающая свой хвост, а вместо сердца у ящерки - большой бриллиант.

- Да, от такого подарка я, пожалуй, не откажусь.

- Какая прелестная вещица! - улыбнулась Маргарита. - И как это  я  не заметила ее раньше? Опять штучки этого волшебника-ювелира... Но у тебя такое  лицо... Колечко для тебя что-то значит?

- Да. Его подарила мне... ты, в прошлой жизни.

И Ричард надел кольцо на пальчик своей королевы.


Александр Быков                1996-1998