За тридевять земель когда-то, при царе Горохе еще, жил был Шут
Гороховый. Их вообще много тогда шутов то жило было, и чтоб значит
не путать их всех промежду собою, в народе так и говаривали: «вона
мол пошел Шут Гороховый» - царский то есть. Не Арбузный какой-нибудь
заметьте и не Тыквенный, каких вокруг пруд пруди. Хотя был он по
национальности инородцем, мамуасом то есть, а шут,по чести сказать,
не плохой, мировецкий Шут, все шутки-прибаутки наперед знает,за словом
в карман не лезет. И с царем запросто пошутит и народ досужий рассмешит
– все умеет-знает. Это как ни заведется так весь и рассыпается, ну хоть
лопни со смеху, а он хоть уже и убежал, а ты все не остановишься. А и то,
как не шутковать, когда у них там в мамуасии этой матриархат. Бабе слова
поперек не скажи - враз съест. Так они тово-этово, шутками все едино
свое возьмут, а в спор не вступают, так вот у них в роду все мужики
шуты первостатейные.
Жил он, значит, не тужил, при царе шутом служил – весь народ
честной смешил.
Иной раз скоморохи заезжие смотрят, слушают, хохочут, чуть живот не
надорвут, а потом горюют, жалуются – мы де так не можем. Ну, с горя
такого в монастырь послушниками идут. А куда еще им деваться? Тут уж
дело такое – ничего не попишешь!
Ах да это вы уже знаете, а того не знаете, что было дальше.
Царь-то грозен бывал и во гневе один Шут с ним только сладить
и мог, а то все бывало ему не так и не эдак и ничем ему не угодишь.
Вот тогда-то за Шутом и посылали… Ибо он-то, царь, сроду завсегда сам
по себе был строгий да сурьезный.
Первый раз, помнится, криком закричал на няньку, когда она его уронила.
Три дня криком кричал - насилу иностранный лейб-дохтур с фершалом-маршалом утихомирили. Тогда-то сынку своему Гороху и выписал прежний царь-батюшка,
Боб Двадцать седьмой, того вот горластого Шута из дружественной Мамуасии.
Вона как дело было и не вдруг и не сразу!
При таком положении вещей были у Шута и любимые приятели. Лентяй
да Лодырь. Часто видели их в одной компании. Лентяй по большим
праздникам заплетал ленты царским дочкам, а Лодырь катал их на лодке,
когда те, естественно, попросят его об этом. Так они и жили не тужили,
веселясь да припеваючи. Народ вона все видит да примечает. И вот,
глядючи на жисть их таковую неумную, стали люди их прозывать еще
дуроплясами. А те как прознали про то и пуще того рады себе, все
балуются - и царя и себя потешают. Да так иной раз у них стало
получаться, что и гневается царь поначалу, серчает, а глядь тут и
его смех разберет - ну что ты будешь делать?! Приходится за бока
хвататься, да хохотать до упаду… Огорошил он царя своей шуткой.
И с того царство богатело, да ширилось, поскольку прослыл царь
добрым, покладистым да веселым.
Так раздобрел, стало быть Горох, что учредил специальный праздник
шутейный, ну и указ по такому делу издал, где число того праздника и
назначил. Народ обрадовался, стали готовиться. А тут и другая оказия
подошла – выходить замуж старшей царевне! Ну, как всегда бывает, сами
поди знаете, об этом уж не раз говорено в старину. Волынка долгая!
Одного вина да пива сколько бочек всему честному народу выставлять
надо! Всех ведь в гости не позовёшь – терем развалится, а не угостишь
– обидятся, работать не станут, тогда и государству конец – нельзя тово допустить. Потому свадьбу в аккурат на праздничный день назначают. Чтоб разгуляться, так разгуляться – всем царством веселие отметить, как следует.
А надо бы упомянуть, что в соседях у Гороха был злой Басурман, да и не столько злой, а сильно завистливый. Своих шутов всех разогнал, а потом обратно поймать велел, а которые попадутся - казнить немедля. Ну, все шуты, известно дело, через границу – шасть, да и прямо в государство Горохово. Живут там себе и, слава Богу, не тужат. К большому празднику вместе со всеми готовятся. И решил Басурман злой войной идти на Гороха - переловить всех бывших шутов своих, да заодно и все его земли захватить под свою власть – иго возвести. И начал он к этому делу басурманскому приготовляться.
А об указе Гороховом ему не доложили - побоялись немилости. И все так подгадалось, что и он свою войну на тот же день назначил.
Подошли войска к границе – злые все из себя. А и то понятно –
кому ж помирать то охота? Стоят, изготовившись – утра ждут, напасть,
чтоб как водится с рассветом. А с утра как грянут дудки, пищалки,
трещотки, фейерверк там разный, пляски веселые да хороводы. Испугалось
войско басурманское, бежать хотели, а им уж кричат:
- Чего там стоите – морды надутые, да сердитые косорылите? Давайте к нам!
Вместе веселее. Праздник у нас государственный! По такому случаю нынче все границы открыты. Тут как раз Басурман подъехал. Услыхал, что праздник и
никого велел не пущать на ту сторону, а наоборот нападать немедля! А с
другого конца шут с помощниками приблизился. Радостный такой, во всю
старается. Начал Басурман ругаться на них, да обзывать. А ему все нипочем!
Он дальше свое продолжает. Народ дивится да веселится. Шутит как умеет
и все тут! Во каково! Шутник этакий забавный! Кого хочешь рассмешит и
ничего тут не поделаешь! Уж на что Басурман рассвирепел, а и то от смеху не удержался. Ну, раз такое чудо приключилось, уж и войско не злое – оружья побросали и тоже в пляс на свой манер пустились. И так хорошо-то всем
стало – уж и воевать позабыли. И к Гороху пожаловали и дочку поздравили.
Три дня гуляли и три ночи. Забыл Басурман, зачем явился – только
радуется со всеми. Пролетело время незаметно, пора к мирной жизни
возвращаться – сажать сеять, косить, доить, а там и урожай собирать.
А Басурману куда податься? Обратно к себе не охота – скучно там по всякому.
Как быть?
- Ну, делать, коль теперь нечего, возьму я тебя в свои ученики и помощники – говорит Шут Басурману-то.
- А как же государство моё?
- Да зачем тебе такая обуза? Ты был-то злой, что не мог со всеми делами управляться.Пусть Горох себе царствует, народ работает, а мы веселиться да радоваться будем!
На том и порешили!
03.1995 - 03.2005