2017 г. Записи 242 Надо ли просить об утешении?

Галина Ларская
2017 г. Записи 242 Надо ли просить об утешении?

продолжение

20 декабря 2017 г. Ангелы святые, помогите нам дружить.

Не дают мне счастья на земле,
Даже счастья дружбы не дают.
Не отдам я сына сатане,
Обращусь к Богам: «Оставьте мне
Драгоценного». Не то — капут.

Я погибну в сумрачной Москве.
Нет — я жить хочу хотя б во мгле
Ноября и декабря. Мне тут -
На земле так тяжко иногда.
Не вините вы меня всегда.

Надо ли просить об утешении?

Некоторым моим знакомым тяжело, какая-то тревога не отпускает. А у кого её нет — мы живём на пороховой бочке. У нас тысячи боеголовок. Много км занял бы состав, набитый тротилом — одна боеголовка. Это сведения из информации по радио «Россия».

Грин - «испугав его светом взгляда...»

Светом взгляда испугать нельзя.
Рифма скудная опять, друзья.
Не удерживай улыбку, князь.
Грей, ты кто? Уже заря зажглась.

Обезьянки прыгали, смеясь
Между пальмами при свете дня.
То был светлый и весёлый сон.
Не влюбляйся! - Он и не влюблён.

Мы и не друзья. Так редки встречи.
И никто никем был не замечен.
Я жива ещё. Тьма неудач
За спиной. Но ты не плачь.

Плащ надену, в путь. Дуэли душ.
Он тебе никто — ни сын, ни муж.

Трагедия жизни очевидна — все обречены. Радость  кратковременна. Беды давят всех.

Ты можешь погибнуть — не прыгай с холма.
Величие бездны. Но надо едва ль
Спускаться. Перила блестящи и злы.
Останься один в вышине. Бремя мглы.

То сон, то лишь сон. Ты его разгадай.
Возможна ли милость? Ты сфинксу внимай.
Есть сны: измеренья другие таят.
О чём достоверном они говорят?

Проснусь. Снова жизнь, и себе я не рад.
Я болен какою-то странной судьбой.
За мной не плывёт ни фрегат золотой,
Ни алый, ни белый чудесный фрегат.

Опять Кали Юга — не видно конца.
В себя загляни и услышишь Отца.

21 декабря. Слушаю о Жермене де Сталь.

Моя подруга Лариса умирает уже три года, не может есть, ест каплю еды, капли воды пьёт. Мы с её сестрой удивляемся, как она ещё живёт.

Я поговорила с подругой о моей ситуации. «Он стал для меня наркотиком, а теперь его отняли». Она сказала, что надо найти другой наркотик. «И последствия будут те же», - заметила я.

Я потеряла покой. Он был для меня глотком воздуха в безвоздушном пространстве, островком тепла среди ледяных глыб действительности.

Непонятно по какой причине всё стало отниматься.

22 декабря. Как только действующие лица меняют роли, сценарий дружбы начинает мутнеть и рассыпаться. Какими признаками совершенства должен обладать другой участник дружбы, чтобы всё было, как прежде? Но уже зияет трещина, уже негативные и недоумённые мысли заполняют пространство того третьего существа, которое можно назвать образом дружбы.

Что бы не написал один другому, будет звучать укором. Поэтому лучше ничего не делать, давая образовавшейся трещине расти.

Никто не понимает функцию времени кроме обездоленной стороны. Много дней уже прошло, а для меня это вечность. Время превращается в палача, ожидание нестерпимо. И при этом я не люблю этого человека и не любила, было тепло в душе. Теперь это тепло готово перейти и в страдание, и в равнодушие — ради самозащиты второе, и благодаря свойствам характера первое.

Если я с тобой дружу,
Значит я тобой дышу.

Это не зависит от того, с кем я дружу. Если бы я была влюблена, то я просто бы погибла во время этой паузы в общении. То, что было мучительно в молодости, не менее мучительно в пожилом возрасте. Только женщина поймёт женщину в этом вопросе.

Зачем драгоценную ткань души в бессмысленных страданиях тратить на эту ситуацию? Буду независимой, не дам ему повода укорять меня в том, что я укоряю его. Прощай, наша дружба. Лети дальше, к другим берегам. Пусть на смену тебе придёт покой и мудрость.

Мы превратимся в тени Грозных, Курбских,
Марин и Анн, Борисов, Александров.
Но эти люди жили между нами,
Пылали страстью, мучились тайком
И явно, нам слова свои оставив.

Мне чуть легче, меньше схожу с ума. Весь день болит голова. Итак я пострадала не от несчастной любви, а от несчастной дружбы. Бывает же такое… Надо более бережно относиться к людям. Так друзья не поступают.

Тем не менее я пошла на вечер Ларисы Новосельцевой. Ей помогала на сцене дочь Светлана, которой 20 лет. Вечер был посвящён Пушкину, Лермонтову, Анненскому, Аделаиде Герцыг, Бальмонту, М. Лохвицкой, Мандельштаму, Гумилёву, грузинам, шестидесятникам.
 
Поговорили с Сашей Пр., он бледен и худ, танцует на балах. Он был рад нашей встрече. Была моя знакомая по фейсбуку, которая обижала меня. Я поздоровалась с ней, протянув ей руку, она её поцеловала. Я удивилась. Стала помогать ей продавать то, что она делает своими руками, купила у неё кое-что.

Поговорили с Люсей С. «Какая ты красивая», - сказала она. Жалуется на спину, похудела, побледнела.

После вечера я отправилась гулять, прошла по тем переулкам, где снимала угол в молодости около стен Консерватории, буквально в консерваторском дворе в одноэтажном кирпичном доме. Он стоит и сейчас, наглухо закрытый. Это Кисловские переулки.

Вышла на Тверской бульвар, он украшен менее пошло, чем раньше. Есенин опять заставлен ярмарочными ларьками, как и летом. Прошла мимо горки, не на чем было прокатиться, не было у меня ледянки.

23 декабря. Есть смс, эл. почта, знаки на фейсбуке, звонки на домашний телефон — всё молчит. Я не знаю, что с ним происходит. Но приручив человека, жестоко уходить в неизвестность.

По воле Твоей этот человек почти убил меня. Помоги мне обрести покой, не осуждать. Аминь.

Была в храме на исповеди. Видела приятеля, отдала ему долг. Мы пошли в разные стороны. Я ужинала в Джаганате, слушала индийское пение.

Гуляла по Рождественке, по переулкам, по Рождественскому бульвару.

Дома раздался звонок. Это был он, спросил, как я. Болит душа, сердце, голова — сказала я. У него была работа на износ. «Сочувствую», - сказала я. Никакого облегчения я не получила, так я изболелась и исстрадалась.

Говорила с подругой Таней Т. Вот кто исцелил меня. Мне стало легко на душе.
После разговора с Таней я решила звонить моему приятелю, которому отдала долг и утешить его. Он говорил мне, что ему не с кем поговорить теперь, после смерти его подруги. Но голос его был столь ироничен, что я пожалела, что звоню. «Ну-ну!», - сказал он.

24 декабря. Анализирую последние дни. Со мной что-то творилось несусветное. «Посещает безумие нас». Чьи это стихи? Не нашла.

Но нашла страницу про безумие:  «Адекватность — это всего лишь тщательно контролируемое безумие...»  Это написала женщина на сайте, её имя Хвостик

Эрих Мария Ремарк:

Самая большая ненависть возникает к тем, кто сумел дотронуться до сердца, а затем плюнул в душу.

Цветы должны быть без повода… Счастье должно быть неповторимым… Дом — тёплым…
Погода — а без разницы какая погода! Любовь должна быть взаимной…

Чем примитивнее человек, тем более высокого он о себе мнения.

Самое хрупкая вещь на Земле — это любовь женщины. Один неверный шаг, слово, взгляд и ничего восстановить уже не удастся…

Если к кому-то потянулась душа… не сопротивляйтесь… она единственная точно знает… что нам надо!

Не всегда прощения просит тот, кто виноват. Прощения просит тот, кто дорожит отношениями.

— Я так счастлива, — сказала она.
Я стоял и смотрел на нее. Она сказала только три слова. Но никогда еще я не слыхал, чтобы их так произносили. Я знал женщин, но встречи с ними всегда были мимолетными, — какие-то приключения, иногда яркие часы, одинокий вечер, бегство от самого себя, от отчаяния, от пустоты. Да я и не искал ничего другого; ведь я знал, что нельзя полагаться ни на что, только на самого себя и в лучшем случае на товарища. И вдруг я увидел, что значу что-то для другого человека и что он счастлив только оттого, что я рядом с ним. Такие слова сами по себе звучат очень просто, но когда вдумаешься в них, начинаешь понимать, как все это бесконечно важно. Это может поднять бурю в душе человека и совершенно преобразить его. Это любовь и все-таки нечто другое. Что-то такое, ради чего стоит жить.

— Я и не возлюбленная, — пробормотала она.

— Так кто же ты?

— Не половинка и не целое. Так… фрагмент…

— А это самое лучшее. Возбуждает фантазию. Таких женщин любят вечно. Законченные женщины быстро надоедают. Совершенные тоже, а «фрагменты» — никогда.

Запомни одну вещь, мальчик: никогда, никогда и ещё раз никогда ты не окажешься смешным в глазах женщины, если сделаешь что-то ради неё.

Страшнее всего, что в конце концов всё становится привычным.

Одиночество не имеет никакого отношения к тому, много у нас знакомых или мало.

Женщин следует либо боготворить, либо оставлять. Другого быть не может.

В общем неважно, где жить. Больше или меньше удобств, не в этом главное. Важно только, на что мы тратим свою жизнь.

Один из двоих всегда бросает другого. Вопрос в том, кто кого опередит.

Кто ничего не ждёт, никогда не будет разочарован. Вот хорошее правило жизни. Тогда всё, что придет потом, покажется Вам приятной неожиданностью.

Кто одинок, тот никогда не будет покинут. Но иногда, вечерами, рушится этот карточный домик, и жизнь оборачивается мелодией совсем иной — преследующей рыданиями, взметающей дикие вихри тоски, желаний, недовольства, надежды — надежды вырваться из этой одуряющей бессмыслицы, из бессмысленного кручения этой шарманки, вырваться безразлично куда. Ах, жалкая наша потребность в толике теплоты; две руки да склонившееся к тебе лицо — это ли, оно ли? Или тоже обман, а стало быть, отступление и бегство? Есть ли на этом свете что-нибудь кроме одиночества?

Женщина, которую пожелал другой мужчина… тут же становится нам дороже. Уж так водится, что на человека гораздо больше влияют относительные ценности, чем абсолютные.
 
Женщина — это вам не металлическая мебель; она — цветок. Она не хочет деловитости. Ей нужны солнечные, милые слова. Лучше говорить ей каждый день что-нибудь приятное, чем всю жизнь с угрюмым остервенением работать на нее.

Меланхолия возникает, когда думаешь о жизни, а цинизм- когда видишь, что делает из жизни большинство людей.

Раскаяние — самая бесполезная вещь на свете. Вернуть ничего нельзя. Ничего нельзя исправить. Иначе все мы были бы святыми. Жизнь не имела в виду сделать нас совершенными. Тому, кто совершенен, место в музее…
 
Что может дать один человек другому, кроме капли тепла? И что может быть больше этого?"
 
Это про меня: «Самый легкий характер у циников — самый невыносимый у идеалистов».

мой рисунок ранний