Глава 4
- 1 -
Жарко светило солнце над славным городом Мадримом – столицей Гиспии. Всё в нём шумело, цвёло, дышало. И на серую или пусть даже золотую осень, что давно уже разлилась где-то там в Сендомире или Гринтауне (не говоря уж о Рудане), ничего не указывало. Улицы кипели: перекатывались по ним толпы горожан и посадских, ландскнехтов и купцов, матросов и студиозов, нищих и бродяг вкупе с какими-то тёмными личностями, коих водилось тут бессчётно, а каждый перекрёсток кричал, смеялся, пел и бормотал на самых разных языках и наречиях. Всеми красками и оттенками пестрел город, даже тени, и те принаряживались – в дымчатую бирюзу и золотистый аквамарин. Так и чудилось, что тут всегда весна. И ничего другого быть не может.
Все торговые пути шли через весёлый краснобашенный город. Многочисленные товары из южных стран свозились наперво сюда, а уж потом двигались дальше – по странам Среднего Севера. А ещё прославилась столица Гиспии тем, что изредка появлялись здесь всякие диковинки из-за Великого Западного океана, за которым лежали далёкие и загадочные земли, именуемые Красным континентом. Примерно раз в год в гавань Мадрима входили неказистого вида тростниковые лодки, с которых степенно сходили высокие смуглые люди с перламутровыми перьями в чёрных волосах. Их судёнышкам, казалось бы, и близко не по зубам грозный, несущий рычащие волны океан, а сами гости выглядели, по представлениям обычного гиспийца, типичными дикарями. И, тем не менее, это они, а не «цивилизованные» жители Белого континента отважно пускались в плавание, пересекали безбрежные воды и добирались до пределов другого материка. Что, конечно, многим казалось вопиющей несправедливостью. И, вообще, сущим недоразумением.
А «дикари» привозили в Мадрим пряности и драгоценные камни. И украшения из золота и серебра. И выточенные из блестящего камня фигурки людей с третьим глазом на лбу и с шестью руками. И странные статуэтки, изображающие то крокодилов, стоящих на задних лапах, то зверей с рогом на носу, то птиц, покрытых чешуёй и с изогнутыми змеиными хвостами. И ещё многое-многое другое, что выглядело абсолютно невероятным для жителей Гиспии и соседних стран. К тому ж, выяснить, насколько реальны все эти существа, не представлялось возможным. Ибо краснокожие моряки ни на одном языке Среднего Севера «ну, ни бельмеса не понимали», как выражался Пихто – посол Ордена в Мадриме, а все старания направленные на то, чтобы обучить их хоть какому-нибудь диалекту, завершались неудачей. Гости, похоже, склонности к наукам не имели, а возможно, просто не выказывали желания что-либо учить. Или же всё-таки что-то могли да понимали, но не хотели в этом признаваться. По чур его знает какой дикарской причине.
Тут надо заметить, что попытка нанести обитателям Красного континента ответный визит всё ж таки однажды предпринималась. Без малого лет сорок назад. Оттого сейчас лишь дюжина участников того легендарного похода пребывала в добром здравии. И раз в году, в середине осени, а ежели сказать точно, 11 идрефа (или 21 листопадня) старые матросы сходились в портовой таверне «Капитанская крыса», чтобы вспомнить давнее путешествие. При этом они часто увлекались и начинали плести разные небылицы, ввязывая нить сказки в кружево реальности столь убедительно, что многочисленные зеваки, пришедшие поглазеть и послушать, очень скоро переставали отличать вымысел от правды.
Войдя в кабачок, старики первым делом чинно рассаживались, церемонно здоровались друг с другом и, перебросившись парой шуток, заказывали по стаканчику рома – очень дорогого напитка, завозимого из-за океана. Но примерно через полчасика они уже требовали хлебного роцкого вина с трудным названием «полуроговка» и принимались смешивать оба напитка, приговаривая, что «так оно забористей». Причём, заедали эту горючую смесь абрикосами, финиками и изюмом. Понятное дело, подобное времяпровождение (и подобная закуска) отнюдь не споспешествовало ясности мысли, и когда время переваливало за полночь, морские волки вскакивали на столы и принимались яростно крушить всё, что попадалось под руку.
Погромы эти, конечно, влетали хозяину таверны в неслабые пиастры, но, с другой стороны, они же являлись и своеобразной рекламой заведению – народ так и валил. Всем хотелось взглянуть хоть одним глазком на сборище старых моряков да послушать, хотя б в пол-уха, о чём они треплются. И, между прочим, наплыв посетителей случался не только каждого одиннадцатого идрефа. Во всё остальное время таверна так же пользовалась неплохой популярностью и превратилась даже, без какого-либо преувеличения, в одну из достопримечательностей столицы, посетить которую не гнушались самые именитые гости Мадрима. Вплоть до изысканных иноземных вельмож, кривившихся порою от едких запахов, доносившихся из кухни, и брезгливо прикрывающих нос ажурными платками.
- 2 –
А сегодня, к слову сказать, на календаре как раз и значилась та самая искомая дата. Поэтому вечером в «Капитанской крысе» предполагалась изрядная кутерьма. И даже, может быть, давка. Тем более что некоторые особо любопытные, загодя подтягиваясь, уже собирались перед таверной, предвкушая новый акт излюбленной пьесы под названием «Поход через океан». И ни какой балаган этому зрелищу в соперники не годился.
Особо же будоражило скопище зевак то, что заявится сегодня в трактир (какие-то «сороки» уже разнесли эту весть по всему городу) сам Антонио Эрнандес – великий мореплаватель и землепроходец, деяния и само имя которого сияло не только по всей Гиспии, но и за её пределами.
Во главе своих кораблей он давно избороздил все моря у западного побережья Северного материка. От ледяных торосов в районе Бесконечных гор до бурых скал Аравании на Чёрном континенте, за которой, по рассказам аборигенов, начинались нескончаемые ржавые пески. И вот теперь великий командор решил, что пришла пора бросить вызов бескрайнему океану и добраться до таинственных земель, лежащих за Большой Водой. Для исполнения сего плана и желал он выведать у старых пройдох подробности стародавнего путешествия. Памятуя, впрочем, что поход так и остался недовершённым, поскольку удалось им добраться лишь до одного из небольших островков, предваряющих материковые земли.
- 3 -
А в то самое время, когда шумная орава, стоя перед «Капитанской крысой», галдела на все лады, ожидая появления морских волков, в просторный высокий дом Пихто входили гости из Ордена. Малоудачным пока получалось их предприятие. Колдовской шторм, вместе с магическим смерчем едва не потопил их кораблик; цепь жизни, находящаяся прежде у Хынсебена, перешла в руки врагов, и настроение у них было ни к Таджмору. Так как миссия становилась всё более трудной.
Но дурное расположение духа – ещё не причина для меланхолии. И пятеро странников, стараясь держаться бодро, и близко не подпускали мысли о том, что всё рухнуло и пропало. Оттого искали беспрестанно решения. И нашли! Тем более что оно особо и не пряталось: выдох колдуна, что Ашан добыл – вот, что им поможет! Штука же эта не только как убойный снаряд потребна, но и на вопросы заместо злобного ареда отвечать может. И ещё даже лучше, так как не врёт. Единственно, без прибора особого не обойтись. Но таковой у Пихто, разумеется, сыскался.
- А как без него?- проворчал посол, вытаскивая из шкафа громоздкий ящик с блюдцем в торце.- Кругом этих, ну их к Мокоши, полно, так и норовят… Вот, unopunto[1], эту вашу чертовщинину сюда вместим и…
Он вставил кожистый шар в ячейку, обнаружившуюся под крышкой, и уселся в кресло.
- Всё,- проговорил он.- Спрашивайте, что хотите. Голос отсюда идёт.- Он указал на «блюдце».
Присутствующие, уступая друг другу, переглянулись. И их взгляды – один за другим – остановились на Хынсебене. Его ж добыча, ему и починать.
И, слегка побледнев, авантюрист начал.
- Скажи мне, дух,- произнёс он медленно,- Кто убил мою семью?
- Семью?- тотчас переспросил аппарат голосом Ма-ара. - Это не совсем точно. Жену убили, да. А сын жив-здоров…
- И кто же убил мою жену?- вздрогнув, промолвил Ашан.
Красные пятна так и поползли по его лицу.
- Главный наш,- ответил призрак.
- Элизар?
- Нет, не знаю я его,- прохрипел фантом.- Он у нас недавно. Молодой. Не успел появиться – и сразу на самый верх…
- А как же сказывали, что Элизар в Лиге магистром или как там… А после него Канн-Щей?- сказал Хынсебен, вставая с кресла и подходя ближе к прибору.
- Зариус, да, был одно время. А теперь этот. Он когда жену твою убивал, ещё у нас не был. Тогда он, наверное, совсем малым был, безусым. А Канн-Щей, он – старый, опытный, но – слабак. Где ему?.. А этот роцкий сразу всё под себя подгрёб.
«Ах, Дивиркиз!- подумал незамедлительно Святополк.- Снова «роцкий».
- Рыжий?- встрял он.
Образ Яромира так и замелькал перед глазами. Как-то всё сходится. Да враз по трём статьям.
- Нет,- проговорил дух.- Точнее, разный. И рыжий, и чёрный. Как захочет.
- А сын?- сдерживая дыхание, продолжил расспросы Ашан,- Где он? Что с ним?
- Он убежал тогда. А потом видели его где-то. В Исвегии, как будто… Там, где плато…
- Идавель?
- Верно.
Хынсебен присел, махнул рукой. Мол, давайте, я всё.
- А кто же тебе, колдун, дал моё описание?- тут же спросил Святополк, в свою очередь, вставая с места.
Он уж сызнова ожидал услышать, что, мол, «молодой, роцкий», но на сей раз, слава Белбогу, без Пармина обошлось.
- Барон,- отрывисто бросил призрак.
- Барон?- удивился князь.- А ему это зачем?
- Что значит, зачем?- изрёк аред.- Он же на твоё место метит. И если ворожба Мыслятина удастся, то тут тебе и конец.
- Так Барон?..- молодой витязь в недоумении потёр переносицу.
- Ну да,- подтвердил его опасения Ма-ар.- Он, собственно говоря, ты. То есть, был бы тобой, коли не Радомысл сперва родился, а брат его Мыслята. Близнец. Вся жизнь у него от этого наперекосяк пошла,- как бы задумчиво продолжил фантом.- Он так бездетным и остался. А опомнился едва ль не перед гробом. Ведовством занялся. Похоже, самому Чернобогу душу продал. А уж тот… Так Барон и возник. Из пустоты и чародейства. У него, поэтому даже имени своего нет. А так, кличка…
Вот, оказывается, отчего тот пергамент лунного запаха не имел. Откуда ж ему взяться, коли и самого Барона, как бы на свете нет.
- Ясно,- махнул рукой Святополк, отходя в сторону.
- А кто вам сообщил, что мы на «Фаро» будем?- немедленно подхватил эстафету расспросов Хохлач.
- Так тот, новый наш и сказал,- произнёс еле слышно колдун.
- Пара вопросов, дух, и мы тебя отпустим,- сказал, подходя к аппарату, Капчо.- В Мадриме ли Барон?
- Да.
- А где в городе он может скрываться?
- То не ведаю,- просипел голос.- Не ведаю…
Пихто посмотрел на братьев.
- Выключай,- буркнул Хохлач.- Хватит.
И только здесь Святополк заметил, что Риса Зандера в комнате нет.
- 4 -
Двигаясь вместе с толпой, Барон неторопливо брёл к «Капитанской крысе». И даже не брёл, а, как бы, прогуливался. А отчего бы не прогуляться? Времени сколько угодно, заняться пока нечем. Что его кто-нибудь опознает или, не приведи, вздумает задержать, беспокоиться не стоит. Потому что одет он совершенно иначе, чем прежде. Вместо привычных посеребрённых лат – иссиня-чёрная ряса монаха-дистинианца[2]. А ещё и на голову капюшон нахлобучен, даже нос не выглядывает.
И, конечно, не могли знать Святополк и братья-фиосинисты, что ещё в середине дня Барон, одетый в платье богатого горожанина, успел зайти в местную общину почитателей Диста. И долго беседовал в полумраке обители со старшим отцом-друидом. А потом сделал пожертвование, выполнил обряд, получил напутствие, рясу да вервие. И вышел. Причём, вышел, широко улыбаясь и довольно потирая руки, как человек, наконец-то решивший сложную задачу.
Но всё ж, видимо, не полностью Барон уверовал в свою неприметность. Потому, подойдя к таверне, как можно больше ссутулился, сгорбился, дабы по возможности скрыть богатырское телосложение и отошёл в сторонку. Где и прислонился к стене, поглядывая осторожно из-под обширного куколя. И, по всему, правильно сделал! Ибо, едва успел он посторониться, как на подступах к площади показались посланники Ордена, которые, о чём-то оживлённо меж собой потолковав, быстро рассредоточились и нырнули в толпу, принявшись зорко всматриваться в каждого встречного-поперечного.
Узрев сей mansevro[3], и по достоинству оценив оперативность, с коей были предприняты его поиски, Барон аккуратно переместился чуть левее – в тенистую арку и стянул со лба капюшон. Монахов-то на площади было раз-два и обчёлся, и теперь уж этот нетривиальный атрибут одежды мог выдать его, и превратить в необходимый для досмотра объект. Но сильно прятаться новоиспечённый последователь Диста опять-таки не стал. Ведь, сказать по правде, по-настоящему он остерегался лишь проницательного Хынсебена, который, всё более расширяя круг поисков, передвигался по площади. Алхимик сам был виртуозным мастером перевоплощений, а потому сразу сообразил, что рыцарь будет маскироваться, мимикрировать, сбивать со следа и сливаться с толпой. Так как прекрасно знает, что его ищут; к тому же, ищут непременно тут.
Но откуда же Хынсебен и остальные вызнали, что Барона следует искать именно в толпе перед «Капитанской крысой»? Чтоб в этом разобраться, необходимо вернуться на пару часов назад. В залитое солнечными лучами палаццо Пихто…
- 5 -
- Вот такие пироги, князь,- сказал посол, доставая выдох колдуна из аппарата и укладывая его в заранее припасённый мешочек.
- Ага, славно-то как,- тут же буркнул Хынсебен.- братик у тебя сыскался.
Но молодой витязь слабо отреагировал на эту малоудачную, по его мнению, шутку. Только сощурился и вспомнил недавний разговор с бесом в Идоловых столбах. Так вот о чём он тогда! И Барон значит… Надо же! Слава Триединому, теперь-то хоть всё по местам встало. Но что ж со всем этим делать теперь? Как жить-то?.. Ни Курдуш себе, братец… Да и не братец, а тень, что решила занять твоё место… А Цветка?- тут же вспомнилось князю.
Но хоть мозги совсем изломай, да ничего пока не удумать… «Потом,- сказал себе Святополк,- потом…»
А в комнате, между тем, затеялась немалая суета. Старики, прохаживаясь каждый по своему маршруту (едва ль не сталкиваясь), устроили какое-то совещание, а Хынсебен, со словами «хоть и послабже стал, но всё ж сгодится», сунул в карман выдох ареда, после чего обернулся к фиосинистам и проговорил:
- А где ж молодец наш? Рисмер-то…
Но не успел алхимик и домолвить, как дверь распахнулась и вошёл Зандер – бледный, в испарине, и глядящий как-то вкось.
- Эй, Рис, что это с тобой?- немедля всполошились калугеры.- Краше в гроб кладут.
Они ухватили молодого человека за руки, за плечи; усадили в кресло. А Пихто распахнул пошире окно.
- Не знаю,- прохрипел Зандер.- Голова закружилась. Вот вышел воздуха глотнуть.
- А сейчас?- не унимались старики.
- Отпустило, вроде…- как бы оценивая своё состояние со стороны, промямлил Рис.
- Точно ль?
- Да, да. Всё в порядке,- уверил окруживших его братьев молодой фиосинист.- Не беспокойтесь. Сейчас воды хлебну…
Ничуть не напоминал он сейчас того бравого рубаку, который столь славно бился на борту «Фаро.
- Лады,- сказал тогда Хынсебен.
И, поворотившись к хозяину, произнёс:
- А теофрастово изобретение у тебя имеется? Зеркало то бишь…
- Вот чего нет, того нет,- с сожалением в голосе ответил Пихто.- Его ж цельных три месяца плавить. И ингредиенты особливые надобны – соль да серебро, песок да селитра. Да плюс: ещё элемент какой-то – сам не знаю какой… А после сюда довести нужно без тряски… Через полгода – не раньше…
- Жаль,- бросил отрывисто Ашан.- Как же нам тогда Барона отыскивать?
- А мы с Орденом свяжемся,- пожал плечами посол.- Они и посмотрят. Дело-то пустяковое. Раз плюнуть.
Но дело не пустяком обернулось. Спустя четверть часа (пока с Грегином через тарелочку говорили, пока тот к зеркалу ходил да в него глядел) вышло так: не оказалось на экране Барона! И не поломалась теофрастова выдумка, как грешным делом подумал Святополк (других-то показывала), а просто не выдавала на свою мутную поверхность Барона. И хоть ты тресни!
- Ответ тут один может быть,- изрёк посредь воцарившегося молчания, Капчо.- Он имя поменял.
Хохлач ударил ладонью по подлокотнику.
- Не иначе!
- Что ж тогда поделывать будем?- произнёс Зандер.
И вопрос этот повис во вновь наступившей липкой тишине.
- 6 -
- Тогда начихаем на чародейство,- сказал Хынсебен.- И призовём в помощь логику. Мы ж тут, чай, не недоумки какие…
- И то верно,- согласился Пихто.- Выстроим причинно-следственные связи… И вот, скажем, первое, требующее ответа построение: имеется ли у Барона зеркало сущности?
- Нет,- ответил Хохлач.
- А знает ли он, что зеркала есть у нас?
- Бесспорно.
- А известно ли ему, когда мы начали его искать?
- Вовсе нет.
- И какой вывод?- Пихто победоносно осмотрел окружающих.
- Вывод простой,- проговорил Зандер.- Он сменил имя, но совсем не уверен, что мы его не проследили до этого. И во время этого. А, значит, и после этого.
- Абсолютно с тобой согласен,- Пихто одобрительно взглянул на молодого фиосиниста.
- А если он думает, что нам ведомо его новое прозванье, то спрятаться где-нибудь на постоялом дворе он не решится. А то, куда уж проще – придём и схватим его,- выдал тираду Святополк.
- И ты прав, князь,- незамедлительно оценил его умозаключение Капчо.
- А где можно спрятаться в Мадриме?- этот вопрос Святополк адресовал хозяину дома.
- Как ни странно, но ответ напрашивается сам собой,- торжественно изрёк посол.- Укрыться можно в толпе. Которая сегодня сберётся у «Капитанской крысы».
- Не факт,- с сомнением пробурчал себе под нос Зандер.
Но до лучшего варианта не додумались.
- 7 -
А жизнь продолжала идти своим чередом. И в портовой таверне уже собрались двенадцать старых матросов, куча всяких зевак и, как все и ожидали, знаменитый Антонио Эрнандес в сопровождении своих шкиперов.
Посиделки свои, как уж говорилось, морские волки начинали всегда чинно и благородно. Раскладывали по столам потёртые на сгибах карты, большие и малые циркули, астролябии, а поверх всего этого романтического великолепия небрежно бросали оскаленные, утыканные перьями маски и неизвестного назначения бечёвки с нанизанными на них косточками каких-то заморских плодов.
Однако Хынсебену, ловко протиснувшемуся в зал, всего этого увидеть не довелось. К началу сего знаменательного действа он опоздал, и оттого застал следующее: один из стариков – высокий и костлявый, по прозвищу Бертин Хромой Кальмар – в рваной тельняшке, сквозь которую проглядывало почерневшее от загара тело, стоял у стола и, слегка покачиваясь, с невероятной напыщенностью вещал о первых днях их великого похода.
- Клянусь всеми кровожадными туземными богами, Эрнандес,- хрипел он,- ты такого не видел! Мы вышли из гавани с первым отливом. И двое суток Лигнар держал над нами свою ладонь. Команда сушила вёсла, а шхуны шли под парусами.- Кальмар сделал добрый глоток из кувшина.- Но дальше, а это было тут,- он ткнул в карту длинным узловатым пальцем,- провидение отвернулось от нас. Ветер – клотик ему в пасть! – стих! И целую неделю мы гребли, как араванские каторжане, день и ночь сменяя друг друга.
Он снова приложился к кувшину, отёр шляпой намокшие седые усы.
- А потом нас подхватило течение,- Бертин опять указал точку на карте.- И – акулы и барракуды! – десять суток нашу скорлупу несло вперёд так, будто сам Кракус[4] впрягся в неё. Мы ж только загорали и играли в кости. Вот так, Эрнандес! А ты рассказываешь…
В ответ на это командор лишь поморщился и поглубже зарылся носом в вышитый воротник. Говоря по чести, он уж пожалел, что явился сюда. Ничего стоящего в болтовне старых дураков он не уловил; ароматы витали в таверне не менее чудные, чем на невольничьем рынке где-нибудь в Шигоруме, да и…
Однако пока он продолжал сидеть и терпеливо слушать, тем более что не очень-то и выберешься – все ходы-выходы напрочь забили охочие до всяких выдумок ротозеи.
- 8 -
И тут, когда Хромой Кальмар смолк, а слово взял Краб Элис, Хынсебен (даже дыхание затаил!) заметил Барона – футах в пятидесяти, напротив, со скромно опущенной головой. Попался! Прям – улыбка судьбы! Но… клотик ему в пасть – вот ведь незадача! Стоял тот у противоположной стены. Рядом с дверью. Ринься за ним – уйдёт! Прыгнет в темень-полумрак, и с концами! Что ж делать?
И Ашан осторожно попятился, стараясь не вызывать недовольство окружающих; бочком-бочком вылез наружу и осмотрелся. У выхода переминался с ноги на ногу Святополк.
- Что там?- вполголоса проговорил князь, заприметив алхимика.
- Он внутри,- ответил тот.- А как здесь?
- Наши везде стоят. У каждой двери. Пока ты там прохлаждаешься, басни слушаешь…
- Будет тебе,- улыбнулся Ашан.- Скажи лучше: кто у чёрного хода?
- Кажется, Зандер.
- Тогда пойду, гляну. Предупрежу заодно,- тихо сказал Хынсебен и скользнул вдоль стены, почти сразу же растворившись в сумраке, который уже опустился на город.
- 9 -
Но не успел Хынсебен. Рис Зандер сидел, скорчившись на земле, обхватив окровавленную голову руками, а подле него валялась массивная, окованная медью дубинка или, скорее даже, булава-пернач.
- Что!?- закричал Ашан, мигом оборачиваясь в поисках Барона.
- Он внезапно!- хрипло воскликнул Рисмер.- Выскочил и…
- Где он?
- Туда, туда побежал… А я…
- Пер Бакхо! - алхимик сжал кулаки.- Зови остальных.
И помчался вниз по улице.
Однако же, пролетев, будто на крыльях, ярдов сто, резко затормозил. Улица впереди была пуста, словно щи в доростольской тюрьме. Никакого Барона. И близко.
И здесь его осенило. Ох, он слепец! Зандер! Конечно! Красавчик Зандер! Как яростно, как красиво рубился он во время шторма! И как успешно! Двоих сразил, или троих даже. (Хынсебен следил краем глаза, наверняка не помнил.) А что ж теперь? Сидит, мямлит что-то, аки дитя несмышлёное. «Выскочил он, а я…» И это странное исчезновение во время спиритического seanse[5]! Дурно стало? Да неужели? Парню – двадцать с небольшим, здоровенный бугаина, и – «дурно»? Куда он уходил? И, главное, зачем?
Мысли пронеслись ураганом, оставив по себе мерзкий осадок. Ни дать ни взять – на змею наступил; хорошо – не ужалила.
Алхимик медленно вернулся к таверне. Старики уже подоспели; оказали Рису, что называется, первую помощь. Голову перевязали чьим-то платком, усадили на табурет, заботливо вынесенный из кабачка. Налили вина. Принялись расспрашивать. Однако тот, хотя, вроде как, и успокоился уже, рассказать многого не мог. Заладил одно: «выбежал, ударил, а я…» И виновато глядел на калугеров.
- Эх, князь,- произнес громко Ашан,- упустили мы бандита этого. Пойдём, с горя по стаканчику пропустим.- И, взяв Святополка под руку, чуть не насильно затащил его внутрь заведения.
- Ты что? С ума сошёл?- зашипел на него тут же молодой воин.- По какому стаканчику? Тут такое, а ты…
- Да тише ты, Ратиборыч,- пробубнил ему на ухо алхимик.- Сейчас объясню.
Он подтолкнул Святополка в зал, указал на стул, присел рядом.Действо уже завершилось, народ потянулся к выходу, так что место нашлось.
- А вот теперь слушай.
И кратко пересказал Святополку свои соображения относительно Риса.
- И правда,- согласился молодой воин, капельку поразмыслив.- А я вот что подумал ещё… Отчего это он так по-роцки? Без акцента?
- А кто у него родичи?
- Отец, судя по фамилии – из галиндцев. Всю жизнь в Ордене… А мать… Понятия не имею.
- Выведать бы надо. А то…
- И я про то ж,- с полуслова понял мысль Хынсебена князь. А в голове так и завертелось по-новой: «молодой, роцкий». Вдруг мать у него из словцев как раз…
- А это,- продолжил сын Ратибора,- «тогда он совсем безусым был». Ну, помнишь, Ма-ар из аппарата выдал? Я думал – метафора, в переносном смысле, так сказать… А вдруг?.. Мол, был безусым, а теперь с усами…
- Да, в таком случае его нахрапом не взять. Но покуда от трудов наших его отстранять надо… Пойдём. Я ж, как-никак, доктор. Не зря же в студиозах пять лет, почитай, штаны протирал…
- 10 -
- Как ты, Рис?- промолвил участливо Хынсебен, приблизившись к раненому.
- Лучше. Единственно, шишка на лбу. В остальном – ничего.
- Ну-ка, дай.
Ашан осторожно ощупал голову пострадавшего, заглянул в зрачки, пощупал пульс и, заложив руки за спину, качнулся на каблуках.
- Плохо,- выдал, наконец, он.- Ушиб верхнелицевой области. Почти наверняка konmosion cerebral.
- Что «конмосион»?- переспросил Святополк.
- Церебрал,- повторил Ашан.- Мозготрясение. А в этих случаях требуется абсолютный покой. Само собой, никаких схваток, нервных расстройств. Поэтому, давай-ка, молодой человек, топай потихоньку в посольство… Пихто, подсобишь?.. А завтра-послезавтра – в Орден. С какими-нибудь купцами. Прицепом.
- О чём ты говоришь?- Зандер даже с табурета вскочил.- Я здоров. Подумаешь, шишка. Да я таких штук пятьсот уже…
- Ну-ну, Рис,- проговорил Ашан, усаживая его обратно,- не горячись. Поверь, мне виднее. Всё ж таки, я в университете на врача учился, а не ты. Это у тебя шок сейчас. Не спорь.
Зандер обратил взор к старикам в – поисках поддержки. Но те пожали плечами, как бы полагаясь в этом вопросе на мнение алхимика. И Рису ничего не оставалось делать, как подчинится.
- 11 -
- Неужто, он – тот самый?..- промолвил Хынсебен, когда Пихто и Зандер скрылись за поворотом.
- Главный в Лиге?.. Но тогда, выходит…- Святополк осёкся.
- Вот именно,- сжав кулаки, договорил за князя Ашан.- тогда – это он убил мою жену.
- Сколько ж ему было при этом?
- А сколь ему ныне?
- Да Чернобог его знает. На вид – мой ровесник. А там… Брат Капчо, не знаешь: Зандер меня постарше?
- Разумеется,- покивал тот.- Ему уж двадцать восемь.
- Следовательно, на тот момент ему шестнадцать исполнилось,- произнёс алхимик.- Что ж… Вполне зрелый возраст для злодейства. Ладно. Будем держать ушки на макушке и посмотрим, что дальше. Подтвердится – найду… и лично, вот этими руками… А пока…
Подойдя к старикам, Ашан поделился с ними своими выводами. А заодно описал, как выглядел Барон.
- Чёрный плащ, сказываешь, или сутана?
- Да, под монаха закос.
- Тут, в Мадриме дистинианцы есть,- тут же нашёлся Хохлач.- Они – в чёрном.
- Пойдём к ним и спросим,- выпалил Святополк.
- Не поздно ль?- усомнился Капчо.- Ночь на дворе.
- Попробуем,- хлопнул брата по плечу Хохлач.- Пошли.
- 12 -
А новоиспеченный монах-дистинианец бодро шагал по узенькой улице, которые в Мадриме именовали «калле», и широко улыбался. «Не соврал колдун,- думал он.- И правда, выручил меня хлыщ надутый. Сам даже палку подал, чтоб я его по башке треснул. Ну, мне не жалко, врезал ему как следует. Но отчего ж он, гад, такой кровожадный? Беспременно хочет, чтоб я князя прикончил. Я и сам к этому так не стремлюсь. А у меня, вроде б, и причин поболе имеется. Странный парень, жесток без меры…»
Барон остановился. Отодвинулся в полумрак. Прислушался. Так и есть. Сзади, весело переговариваясь на гиспийском, шли трое. И один из них – Эрнандес. Чуть выждав, Барон выступил из тени.
- Прошу прощения, сир,- он учтиво склонился, дождавшись, когда моряки приблизятся. - Я знаю, поздний час, но не могли бы вы уделить мне пару минут?
Командор недовольно оглядел незнакомца.
- Что тебе, монах?- произнёс он.- Денег у меня нет, пожертвований я не делаю. Наоборот, собираю. На экспедицию.
- А я как раз об экспедиции,- с улыбкой развеял опасения Эрнандеса черноризец. И сразу перейдя к делу, быстро добавил:- Я – лекарь. Возьмите меня с собой.
- А ты что ж, думаешь, мы без врачевателей в поход снарядились?- полупроворчал-полуусмехнулся командор и сделал шаг вперёд, явно намереваясь продолжить путь.
- Одну секунду!- едва ли не вскричал монах.- Сир, умоляю! Только одну! Позвольте показать вам своё искусство. Я могу очень многое. Почти невозможное.
И не дав мореходу опомниться, указал на огромного попугая, что сидел на плече одного из шкиперов.
- Видите эту птицу, господин командор? Я в состоянии оживить её, если она умрёт. Прямо сейчас. И то же самое – с человеком. Дайте мне себя показать. Клянусь – не разочарую.
- Этот попугай со мной уже три года, командор,- немедленно пробасил шкипер, немного отстраняясь.- Если этот проходимец его убьёт, я всажу ему шпагу в жирное брюхо.
Эрнандес с улыбкой посмотрел на монаха.
- Тебя это устраивает?
- Вполне,- смиренно опустил очи монах.- Вы позволите?- Он направил взгляд на попугая.
- Рибейро, ты как?- спросил у шкипера командор.
- Адмирал, я…
- В обмен на его жизнь,- указав на монаха, подбодрил своего офицера Эрнандес, которого нежданное приключение вдруг начало забавлять.
- А, Кракус с ним,- не желая идти против воли командира, проворчал шкипер,- но если что…- Он наполовину вытащил из ножен клинок.
- Давай, святоша,- приказал тогда Эрнандес.
И дистинианец приступил.
- 13 -
Недолго думая, он протянул руку, крепко схватил попугая, который при этом сердито заклекотал, и моментально свернул ему шею.
- Это раз,- сказал он. И продемонстрировал мёртвую птицу мореходу.- Взгляните, пожалуйста. Не правда ли, попугай умер. Проверьте, проверьте, чтоб потом не сказали, что я мошенник. И вас обманываю.
Эрнандес потрогал птицу.
- Да, по всему, твой говорливый Жим не дожил до своего трёхсотлетия.- Командор посмотрел на шкипера.
Рибейро напрягся, вытащил шпагу полностью.
- А теперь – самое главное,- изрёк монах.- Смотрите.
Стараясь не зазвенеть волшебной цепью, затаённой в рукаве, он дотронулся до безжизненной тушки. И попугай, к вящей радости моряков и, главное, Рибейро, ожил. Открыл глаза, встряхнул крыльями. И даже шея почему-то оказалась на месте. Чудеса, да и только!
- Это два,- сказал монах и протянул птицу опешившему хозяину.
- Как ты это сделал?- пытаясь заглянуть монаху в лицо, спросил Эрнандес.- Колдовство?
- Ох, разве можно…- со всей возможной кротостью ответил тот,- Я просто знаю в организме особые точки, прикосновение к которым будит спасательные рефлексусы. Если пациент скончался недавно, это помогает. А, кроме того, у меня с собой мази, тинктуры. На все непредвиденные случаи…
- Уговорил,- бросил отрывисто мореход.- Будь в гавани завтра в четыре утра. Рибейро тебя встретит. Пошли, господа. Спать нам осталось, считай, ничего.
- 14 -
А четвёрка фиосинистов, спрашивая у горожан дорогу, добралась уже до обители черноризцев. На настойчивый стук открыл им сторож, который, позёвывая, замахал руками и сбивчиво забубнил:
- Молятся братья, молятся. Они ж дистинианцы. Для них ночь: самое, что ни на есть, святое время.
- Да давай вломимся туда, и вся недолга,- предложил было Святополк.
Но Капчо его порыв остудил.
- Рассвирепеют только, разозлятся. И назло ничего не скажут. Утра дожидаться надо.
- Во-во,- тут же подхватил сторож.- Истину говоришь, мудрый человек. Как солнце блеснёт, так и подходите. Братья после молитв благочестивые, ни в чём не откажут.
И посланники Ордена, не солоно хлебавши, поплелись к Пихто.
Не раздеваясь, бросился Святополк на кушетку. О том, чтобы заснуть, речи не шло. К тому ж, и проспать боялся. Помаялся, в общем, часа три и вышел в сад. Присев на скамейку, принялся размышлять о Роце. О том, как расцветёт княжество лет через пяток, о том, что для этого нужно сделать… А от будущего Роца мысли плавно перетекли к грядущему собственному. Вспомнилась Меленора. И последний вопрос без ответа. Что ждёт их впереди? Знать бы…
С этими мыслями и заснул.
- 15 -
- Давай!
- Живо!
- Тащи!
Крики разбудили Святополка, а вовсе не бушующий в саду пожар, уже обступивший его плотным кольцом. Кабы не пробудившийся вовремя Хынсебен, сгорел бы к Маре! А так – огонь заприметили, выбежали дружно и затушили. Как говорится, обошлось. После уже разобраться пытались: кто поджёг, зачем? Но не получилось. Тогда про пираусту вспомнили. Что это она, верно, на князя зуб точит. Ей же такой пожар учинить – очень даже не сложно.
А как костёр залили, бросились почти бегом к общине монахов. Святополк и умыться не успел. Время поджимало – солнышко выглянуло.
Примчались, постучали сызнова в ворота. Теперь уж пустили.
- Это вы, как я понимаю, про новообращённого воспрошаете?- сообразил старший друид, жестом указывая на деревянные, без подлокотников, кресла.
- Скорее всего,- подтвердил Капчо.
Они уже сообщили приметы: высокий, грузный, похож, скорей, на ратника и гуляку, чем на анахорета святого.
- Нам без разницы,- проговорил настоятель.- К нам все приходят. Мы не смотрим, кем они были до этого. Человека от себя отринуть – не можно. У него ведь, душа внутри.
С этим никто спорить не решился. Да времени в обрез.
- Позволительно ли нам узнать, как вы назвали его?- еле сдерживаясь, чтоб не схватить друида за шиворот и не потрясти хорошенько, дабы тот поторопился, произнёс Хынсебен.
- В этом нет никакой тайны,- с улыбкой ответствовал глава общины.- Я назвал его Увернис. В честь достославного…
Но фиосинисты, вскочив на ноги, уже неслись прочь.
- 16 -
…А несколькими часами ранее из порта Мадрима навстречу неизведанным землям вышли три красавца-корабля под белоснежными парусами. На палубе одного из них с блаженной улыбкой на устах стоял новообращённый почитатель сурового Диста – брат Увернис.
Долго смотрел он на кипящую у бортов воду, на порывистых беспокойных чаек, на утренние лазурные облака, а когда каравеллы уже достаточно далеко углубились в море, попросил у Рибейро подзорную трубу. И вгляделся в очертания берега. Туманное марево, нашедшее себе краткий приют между гаванью и судном, помешало Барону рассмотреть многое, но главное – то, что хотел – он увидел.
- Вот они!- произнёс черноризец.
По заставленному ящиками и бочками пространству порта метались четверо – фиосинисты и Хынсебен. И выглядели они при этом, по мнению Барона, неимоверно потешно.
- Что, опять не успели?- фыркнул он.
И выходило, что он совершенно прав. Капризная Фортуна вновь оказалась на его стороне.
А суда во главе с флагманом – «Святой Бригиттой» – уже оставили позади уютную бухту и вышли в открытое море. Вода за бортом чуть переменила цвет. Из изумрудной превратилась в серую; стала пенистой, чуть пятнистой; запестрела узкими бесчисленными тоннелями, уходящими под суровым взором светила в необозримую глубину. А там – в толще, в глыбе воды, словно внутри гигантского кристалла затрепетала своя, потаённая, скрытая от небес жизнь. Заходили исполинские рыбы, угадываемые с высоты корабля лишь по тусклой ртути покрытых чешуёй плавников; задрожали прозрачные полусонные медузы; поплыли, лениво шевеля корявыми ластами, бурые, равнодушные ко всему черепахи. «Ох, не для человека сей мир строен,- подумал Барон,- не для человека…»
Он лениво потянулся, снова глянул в монокуляр. Суета порта (вместе с посланцами Ордена) окончательно пропала из вида; бурые скалы, что, толкая друг друга, стояли чуть левее гавани, слизала пурпурная, в утренних лучах, дымка; птицы, вечно кружащие над пирсом, растворились вдали.
Всё! Прощай прежняя жизнь, прощай! И для чего столько лет он без устали торопился куда-то? Зачем спешил? К чему-то стремился?.. Совершенно неясно…
Рыцарь вздохнул, опёрся на леер. Неужели так плохо иметь обыкновенные желания? Заниматься простыми делами? Или же, вовсе, бездельничать? Тем более, когда есть такая возможность… Наверное, не плохо. И надо, хотя бы, попробовать. А то и остаток дней проведёшь, забивая голову всякими глупостями. Интригами, авантюрами…
Он усмехнулся. Что теперь скажет Мыслята? И что подумает, сгинувший куда-то, Ма-ар? «Не оправдал я их надежд,- вслух проговорил рыцарь,- не оправдал». Завоют, заверещат, а сделать ничего не получиться. Убежал Барон – всех с носом оставил.
Но сколько времени – впустую! И какая всё чепуха-суета! Затеи эти дурацкие – вроде той – женитьбе на Меленоре. Взамен Святополка…
Новообращённый опять вздохнул. Бред! Бред какой-то. Во-первых: насильно мил не будешь. А во-вторых: на кой?! «Уеду себе к краснокожим. Заживу там тихо, спокойно, размеренно. Подыщу себе девушку симпатичную. Румяненькую… И чем не жизнь?»- подумал он. А то, что явился он в этот мир не совсем привычным для людей способом – так это не причина, чтоб озлобиться на весь белый свет.
И брат Увернис (и мыслями он уж Барона почти не напоминал) спустился в каюту, любезно предоставленную в его распоряжение капитаном Рибейро. Теперь ничто не мешало расслабиться и отдохнуть. Он мог себе это позволить. И потому, продолжая улыбаться, упал на кровать и взял в руки книгу.
- 17 -
Три судна совершенно скрылись из вида, когда Святополк и его сотоварищи явились к коменданту порта. Выслушав их (ни о каких цепях они, естественно, не распространялись, а сказали, что на борту корабля – преступник), тот долго качал головой, вздыхал, охал, но, в конце концов, сдавшись под напором аргументов, к которым были присовокуплены разнообразные посулы и бумаги с печатями Ордена, проговорил:
- Есть, есть один выход, господа. Я могу дать вам мой личный маленький неф. И, говорю не без гордости, лодки быстроходнее моего «Альбатроса» в природе не существует.
Сказано-сделано. И вскоре отважная четвёрка вышла в океан, чтобы начать дерзкую погоню за каравеллами командора Эрнандеса.
- 18 -
Как и предрекали морские волки из «Капитанской крысы», двое суток корабли стрелой летели вперёд, подгоняемые свежим ветром, гудящим в наполненных парусах. «Святая Бригитта», как флагман, шла впереди, а два других судна следовали в её кильватере – в тридцати кабельтовых друг от друга. Брат Увернис подолгу валялся в каюте, предаваясь сладким мечтам; разглядывал старинные карты, почитывал «Комментарии к хроникам Рениуса[6]», которые где-то случайно стащил, а когда это бесцельное времяпровождение наскучивало, шёл на корму, где самодельной удочкой пытался ловить тунцов и камбалу. Был бы нужен врач, уже б позвали, рассудил он. И потому задумывался о здоровье команды не особо.
Третий день плаванья начался как обычно – с лёгкого завтрака и прогулки по кораблю. И, вроде б, ничто не предвещало перемен. Но после обеда, когда брат Увернис собирал снасти и готовился к очередной рыбалке, до его слуха донеслись неясные крики и громкая брань. «Не подрались ли?- с ленивой досадой подумал он.- Или поножовщина. Матросы – народ вспыльчивый. Могут раненые случиться. Придётся лечить».
Он выглянул за дверь. Никого. Тогда, подхватив свою лекарскую суму, он поторопился к юту, откуда, собственно, и слышались возбуждённые и, как бы даже, панические, возгласы.
Увы, не кровавая схватка, которую ждал он узреть, предстала взору. Все оказалось куда хуже. И намного страшнее. И помощь команде, по всей видимости, уже не требовалась. По всей палубе лежали мёртвые тела, а над каждым трупом высился призрак.
Барон остановился. Оторопел. Не из таких он был, чтоб при любой неурядице поднимать лапки вверх и сдаваться Подаге. Но здесь почувствовал, как волосы зашевелились на макушке. Крайгорты! Кто б мог подумать! Говорили, говорили о них. И много. А ещё больше – ерунды всякой. Но он всегда подозревал, что это враньё, пустые россказни для легковерных. Однако ж, не наговаривали! И Барон, сняв с шеи цепь смерти, взмахнул ею над головой.
Зря он это сделал! Движение лишь выдало человека, а фантомам, колеблющимся в разогретом воздухе, ущерба не нанесло. И тогда какой-то инстинкт заставил монаха-рыцаря схватиться за цепь жизни. Наитие вышло вернее расчёта. Попав в сферу действия нового амулета, ближайший призрак беззвучно растворился, оставив в воздухе лёгкую струйку дыма тут же смытую ветром.
И здесь сонм мутно-зелёных фигур словно встрепенулся. Половина крайгортов нырнула в недвижные тела, которые немедля зашевелились. А часть – угрожающе направилась к Барону. Тот начал отступать, неистово размахивая волшебным оберегом, но на смену исчезающим бестелесным тварям возникали новые. Словно в дурном сне, рыцарь пятился назад, пытаясь остановить движение блазней. Но, к несчастью, число их не уменьшалось. И скоро брат Увернис упёрся в борт, за которым перекатывались могучие океанские волны.
«Печально,- мелькнуло в сознании.- Так всё хорошо начиналось! И вот… Впереди смерть или невесть что… может, хуже смерти…». И ничего не осталось, как в тысячный, быть может, раз за свою жизнь поискать опоры в беспечном и излюбленном фатализме. А опору оную обретя, брат Увернис, поручил судьбу Лигнару, Триединому, Дисту и всем остальным богам, ни в одного из которых не верил, и перевалился через борт. Напоследок улыбнувшись окружающим его призракам.
- 19 -
Однако новоиспечённый монах оказался не единственным, кто остался в живых после столкновения с пришельцами из другого мира. И ни мало удивился бы дистинианец, кабы узнал, что творится в этот момент в трюме продолжающей идти полным ходом «Святой Бригитты».
Адмирал Антонио Эрнандес, облачённый в громоздкий замысловатый костюм, стоял в трюме и, орудуя огромным топором, наносил методичные удары в днище корабля. Усилия его – довольно значительные – вскоре увенчались успехом. Вода фонтаном хлынула внутрь, судно накренилось и начало медленно погружаться в пучину. Пенистый поток сбил командора с ног, подхватил его и швырнул в сторону. Но сие Эрнандеса ничуть не обескуражило и не напугало. Отбросив ненужный уже инструмент, он ловко вылез на палубу, водрузил на голову прозрачный шлем и, пройдя между крайгортов, не обратив на них никакого внимания, спрыгнул в океан.
И ещё более странные события происходили на другом корабле. Вернее, под ним. Ибо там, в морской глубине, объявился неожиданно диковинного вида зверь, здорово смахивающий на медведя, который острыми жёлтыми клыками вгрызся в борт парусника ниже ватерлинии. Зубы животного работали не хуже топора командора, и спустя недолгое время оба корабля, которые шли следом за флагманом (а водяному медведю, очевидно, одного потопленного судна показалось мало, он без промедленья взялся за второе), пошли ко дну.
Призраки не пытались спастись. Ведь на этот счёт они не получали никаких указаний. И потому безмолвно, не выказывая никаких эмоций, тонули вместе с каравеллами. И менее чем через час после того, как Барон столкнулся на юте с крайгортами, все три корабля, что столь недавно составляли гордость Гиспии и её надежду на открытие новых земель, исчезли в пучине. А это означало то, что крайгортам не удалось выйти за пределы Междуморья, а поход на Красный континент вновь откладывался на долгий и неопределённый срок.
- 20 -
Ранним-ранним утром следующего дня, как говаривают в Роце: «спозаранку», старый рыбак Энриве, направляясь с уловом домой – в небольшую деревушку, лежащую к северу от Мадрима[7], с ужасом наблюдал за весьма необычным явлением. Из океанских глубин вдруг, произведя множество брызг и немало шума, невдалеке всплыло нечто. И вполне смахивало бы оно (это «нечто» несуразное) на человека, кабы не стеклянный шар, одетый существу на голову. Впрочем, шар был тотчас снят. Что несколько успокоило старого рыбака, начавшего усиленно поминать всевозможных святых. А заодно позволило определить – перед ним всё ж таки один из людей, а не морской демон, коих тут, по поверьям, водилось во множестве.
Незнакомец улыбнулся, огляделся вокруг и, завидав рыбака, приветливо помахал рукой. Энриве, набравшись храбрости, совсем уж собрался ответить тем же, но то, что произошло следом, заставило его вновь оцепенеть от страха.
Человек плыл не сам! Он плыл не на плоту. Он плыл не на лодке. Он восседал на большом буром медведе, который, резво рассекая морскую гладь тюленьими ластами, помогал себе лоснящимся дельфиньим хвостом. И к тому же, судя по всему, всадник и зверь вели промеж собой какой-то непринуждённый разговор.
А так оно и было.
- Не могли меня тронуть эти твари,- говорил человек.- Я ведь из четвёртого мира наблюдатель.
- А я – из пятого,- отвечал медведь.- Они о мою шкуру все когти пообломали…
Послушав чуток беседу, Энриве протёр глаза (видение, правда, не исчезло) и что было силы погрёб прочь. Что за наваждение? От чего? Сперва он подумал: от вчерашней попойки в кругу друзей. Но разве ж от пьянки такое привидится? «А!- догадался он,- это старуха что-то в вино подмешала, дабы от выпивки отвадить. Ну, медуза скользкая! Вот приду домой, накостыляю ей хорошенько. Чтоб впредь…»
И этим окончательно успокоившись, Энриве направил свой ялик к берегу.
- 21 -
А Барон всё продолжал цепляться за жизнь. Как в прямом смысле, так и в переносном.
Спрыгнув за борт, он первым делом отплыл подальше от корабля и проводил взглядом его гибель; о крайгортах он, при этом, не опечалился. Потом, пошарив глазами окрест, к радости, обнаружил пробковый спасательный круг, к которому неспешно подгрёб, а, ухватившись, постарался обдумать свою дальнейшую участь. Выходило неутешительно. Оно, конечно, всяко бывает… Да и раньше судьба бросала и била нещадно, но чтоб так… Имеет ли смысл бороться?
Но он дрейфовал потихоньку дальше, надеясь, что болтающиеся под водой ноги не заинтересуют какую-нибудь проголодавшуюся акулу.
Так провел он сутки. А может, и больше. Конечности опухли, глаза резало, солёная вода вызывала нестерпимую жажду. Однако под утро он всё же слегка задремал. А с рассветом, приоткрыв веки, увидел жемчужного цвета неф, бегущий на всех парусах.
Это был «Альбатрос». А вскорости Барон разглядел и своих спасителей, которые, так же, увидели и его.
- Всё-таки поймали,- философски изрёк монах.
Приблизившийся кораблик сделал вокруг своей находки небольшой вираж, сбавил ход и оказался подле Барона.
- Руку, руку давай,- услышал он. Но сил не осталось.
Увидев это, Святополк и Хынсебен попрыгали в воду и помогли рыцарю взобраться.
- Для чего?- Язык пленника едва ворочался.
- С крайгортами воевать.
- А,- просипел он.- Это надо. Это правильно.
И впал в забытье.
Примечания к главе 4
[1] Один момент (гиспийский). [2] Дистинианцы – монашеский орден, посвящённый верхнегринуэльскому богу Дисту, владыке царства мёртвых. [3] Манёвр (гиспийский). [4] Кракус – опасный для всего живого морской демон. На картах обычно изображался в виде огромного зубастого змея, иногда украшенного гривой. [5] Заседание (гиспийский). [6] Рениус Килт – знаменитый древнегиспийский историк и оратор. [7] См. Список топонимов.