Ошибка Белого Мага
Глава 8
Петя открыл глаза и в белесом, как реснички младенца, утреннем свете увидел белую стену. Он привык к золоченым, расписным шелковым гобеленам, поэтому с удивлением сел. Он узнал типовую больничную палату. Постельное белье из нежной, матово-белой ткани, кровать в уютной нише. Лампочка над изголовьем под абажуром-лилией, тумбочка и стул для посетителей. На тумбочке кем-то заботливо приготовленные для него чашка, блюдце, ложечка и кулек. Петя взял кулек в упаковочной ткани. Отец приобрел этот материал в канун Нового года. Да… Свежайшие яблоки в упаковке, предотвращающей усыхание. Ароматные орешки, сладкий инжир. Это ему, конечно, приготовила мама. Что мама делает в мире амазонок? Петя огляделся еще раз и переформулировал для себя вопрос: что он не делает в мире амазонок?
- Очнулся, красавчик? – спросили его мягко.
Петя вздрогнул и уставился на динамик в стене.
Дверь в больничную палату раскрылась и вошел в сером свободном одеянии невзрачный мужчина лет ста тридцати с острыми серыми глазами. Петя напрягся. Эти люди, носившие одеяния, похожие на те, которые носили в древние времена монахи, общались с преступниками и нарушителями. Их называли инспекторы.
- Не нужно волноваться, мой друг, - мягко произнес инспектор. – Иногда мы приходим навестить попавших в беду. Или вы ждете каких-то неприятностей от инспекции?
- Нет, я считаю, что вы исполняете закон, - нейтрально-вежливо отозвался Петя. - Но я не помню, чтобы я что-либо нарушал.
Парень еще раз огляделся. Кроме его кровати в нише, в других нишах длинного просторного помещения стояли еще кровати, такие же большие, удобные, как его. Кровати стояли у обоих стен и состояла эта спальная цепочка из 20-ти койка-мест, не меньше, однако кроме Пети не было ни одного пациента. Посередине гладкий чистый пол укрывал ворсистый полосатый ковер. Петя пытался сообразить, как же он здесь оказался, в больнице. Или? Он попал в аварию, и вся эта амазонская история ему привиделась? Такое вполне могло быть.
- Вы растеряны, - ласково заметил инспектор, присаживаясь на стул рядом с Петиной кроватью. – Я вас понимаю. Что вы помните?
Петя поднял на мужчину взгляд. Эти инспекторы способны сканировать мозг, но только если мысли инспектируемого связаны с эмоциями.
- Я помню? – медленно, с рассеянным удивлением пробормотал парень. - Я догнал карету. Там…
- Да? – ласково подбодрил мужчина.
- Погас свет. И… Я очнулся здесь.
- Вы уверены, что ничего не помните? В промежуток времени от момента - вы входите в карету, и - вы просыпаетесь здесь?
- Нет, - спокойно ответил Петя, сделав вид, что на миг задумался. Его серые глаза ничего не выражали.
Петя почувствовал, как острые глазки инспектора вонзились ему в лоб. Ему стало будто бы щекотно, но атаку на разум он оттолкнул с легкостью, несколько удивившую его самого. Эта способность – при крайней эмоциональности, уметь овладевать собой в критических ситуациях, - всегда удивляла Стивена.
- Хорошо, - мягко сказал инспектор. - Поправляйтесь.
Мужчина похлопал Петю по руке и вышел.
Петя сидел некоторое время, растерянно глядя перед собой. Он скрыл обрывки воспоминаний не только потому что хотел утаить от инспекции информацию или планировал податься в бунтовщики, но потому, что многое не стал бы рассказывать даже лучшему другу… Хотя… Лучший друг у него был один и в его рассказах он не нуждался, ибо итак многое знал. Многое, да не все. Сейчас, когда ушел инспектор, некоторые обрывки воспоминаний буквально затопили Петин мозг, но одно выступило наиболее четко среди них.
Нависшее над ним очень красивое, но очень взрослое, при том, что совершенно юное лицо. Женщина с полянки. Ее волосы распущены и щекочут ему шею.
- Тихо, лежи смирно. Я хочу целовать тебя.
Его сотрясала сладкая дрожь, и очень непросто было лежать смирно, но он всегда слушал ее, с самого первого раза, будто загипнотизированный. Она что-то делала, магическое, со своими губами, потому что прикосновения становились то горячими, то ледяными. Целовать его она начинала с глаз, потом целовала виски, скулы, шею и спускалась все ниже. Очень любила целовать соски, но делала это очень больно или очень нежно, нереально нежно, но он никогда не мог предугадать, как будет. А потом, почти невесомыми поцелуями она спускалась все ниже и ниже. Она дразнила и ласкала его пальцами, губами и зубами, наслаждаясь его дрожью и стонами. И он слышал ее тихий смех. Ему мечталось, что это ее счастливый смех, но наверняка он бы не смог сказать, потому что непросто понять, каким может быть счастливый смех у счастливых ангелов. Или демонов. Он так и не разобрался, кто они. А видел из них троих. Люцифера, Шута и Лилит, ласкавшую его с тех пор, как она решила взять его себе в личное пользование. А потом отпустить.
- Ты все смотришь в небо. Что ты там видишь? В нашем небе нет даже звезд. Или тебя привлекает кромешная Тьма?
- Нет.
- Ты видишь там ленты дорог, по которым мчатся летомобили и ребят, маневрирующих на летунах.
Он повернулся к ней. Он не любил ее, потому что человек не может любить настоящего демона, а Лилит казалась ему самим дьяволом, то есть самой дьяволицей, но то, что она с ним делала… Она вылизывала его, словно он мороженое, или что-то другое, но лакомое для нее. Она насаживалась на него с ненасытным стоном, вбирая в себя, требовательно и жадно сдавливая, сжимая, всасывая в себя вместе с потом, который она слизывала с его плеч и со слезами, которые выступали у него из глаз. Или заставляла доставлять ей удовольствие, велела выкладываться, пока он не терял сознание, чтобы, очнувшись в ее объятиях, вновь ощутить ее пальцы, ее губы на коже. Она выпускала его бродить, где ему хочется. Он мог идти снова к девушкам, но их он избегал. Он искал Блесс.
Ему не хотелось уходить от нее, из ее объятий и от ее ласк, но все чаще и чаще он видел сны о том, как он соревнуется со Стивом и другими летящими, как впереди мелькают хрупкие девчоночьи фигурки, слышится их беззаботный смех.
- Я не могу тебя отпустить. Тут свои правила, я их придумала и нарушать ради тебя не стану. Проси малышку Блесс, - хрипловатым томным голосом лениво проговорила Лилит. Она возлежала обнаженная на помятых шелковых простынях – готовая картина Венеры, выбравшейся из морской пены. Распутные и пронзительно умные, а от того жутковатые бездонные глаза демоницы чуть щурились, как у сытой кошки.
- Блесс… - прошептал Петя ночному ветру за распахнутым окном.
Он вспомнил ее обращенные в темноту глаза, когда она зашевелилась на руках Люцифера.
- Но она… Ненавидит меня.
- Найди ее и объясни, что на деле… Вот что ты должен ей доказать, это ты сам должен понять. Твоя свобода в ее руках. Я не вправе буду задерживать тебя, если ее волей будет тебя отпустить.
Петя почувствовал, что его рука защипала. Он вспомнил, что именно сюда прикоснулась ладонь инспектора. Но на коже не было ни раздражения, ни чего-либо еще. Петя дождался врача. Его осмотрели, резюмировали что здоров. Объяснили, что карета взорвалась из-за какой-то шутки шайки Иных. Поэтому случаем и заинтересовался инспектор.