То, что одному кажется очевидным, для другого совсем не так. При определении «истины» каждый человек ориентируется на своё мировоззрение и личный опыт.
Информация обычно не проверяется. Поэтому взгляды расходятся, и порой очень значительно.
Убедить в чём-то другого человека возможно только в том случае, если по данному вопросу у него ещё нет сложившегося мнения. Иначе – им принимается та точка зрения, которая наиболее близка к тому, что уже имеется, а всё остальное просто отметается как «неправильное».
Иногда люди могут с чем-то соглашаться, но при том они всё равно остаются при своём мнении.
Почему? У каждого взрослого человека уже есть свой «правильный» взгляд на жизнь, который практически невозможно поменять без изменения мировоззрения.
В этом Андрей убеждался не раз, но окончательно понял только после одного случая.
Как говорится в определённых кругах: «Дело прошлое».
Так уж сложилось. Помыкавшись после окончания института несколько месяцев и так и не найдя работы в гражданских больницах, он пошел работать врачом на зону.
На самом деле та организация называлась «исправительно-трудовым учреждением строгого режима», однако большинство людей называло её просто «зоной». По факту это было место, где содержались люди, осуждённые на лишение свободы.
Здесь отбывали наказание и исправлялись трудом на благо обществу особо опасные преступники.
Больные люди они везде и всегда в первую очередь люди, которым нужна помощь врача.
Даже преступники. Так учили их в институте.
Так думал и сам Андрей.
К тому же ему хотелось самостоятельной практики. Поэтому место работы его не смутило.
По тому времени то было даже совсем неплохое в материальном плане место.
Последний год девяностых. Тогда зарплату в большинстве больниц задерживали по нескольку месяцев, а тут обещали платить регулярно.
Кроме того обещали давать паёк и доплачивать за звание.
Первое на что он поневоле обратил внимание, начав работать – большое количество ворон.
Преобладающими птицами, живущими на зоне, являлись не, как везде, воробьи и голуби, а почему-то именно вороны. Их тут было действительно много.
Иной, отличающейся от обычной жизни, представлялась также психологическая атмосфера.
Он практически не видел счастливых лиц. Иногда, крайне редко, ему попадались лица довольные, но не более того.
Чаще всего лица людей здесь выглядели усталыми и напряжёнными.
Особая специфика имелась и непосредственно в его работе.
Здесь Андрей всегда ходил, что называется, «по форме». Даже белый халат в часы приема надевал поверх формы.
Его пациенты тоже носили одинаковую черную униформу с номером отряда, фамилией и инициалами на нагрудной бирке.
Он обращался к ним на «Вы» и по фамилии. Они обращались к нему «гражданин начальник».
В отличие от других офицеров, Андрей не отправлял осужденных в штрафной изолятор за откровенные высказывания и выявленные нарушения режима. Он предпочитал заниматься исключительно медициной.
Поэтому многие его не понимали и считали чудаковатым «идеалистом-гуманистом».
Как-то, на одном из офицерских собраний, заместитель начальника по воспитательной работе призвал начальников всех служб усилить воспитательную работу.
Это касалось всех. В том числе и врачей.
Андрею была непонятна роль врача, в процессе воспитания осужденных. Поэтому он обратился за разъяснением к своему непосредственному начальнику.
Тот вполне доходчиво всё ему объяснил:
– Ты когда больных принимаешь, с ними разговариваешь. Так?
О чём-то, кроме лекарств и болезней говоришь? Наверняка говоришь.
В том числе и про жизнь.
И что тебе тут непонятно? Вот это и есть твоя воспитательная работа.
Короче. Говори про недопустимость преступления и неотвратимость наказания.
Всё понял? Вопросов больше нет? Тогда иди, исполняй.
Андрей ответил: «Так точно» и пошёл в свой кабинет.
До окончания приёма еще оставалось полчаса, а он уже принял последнего больного и даже оформил его карту. Больной сидел на кушетке и ждал, что ему скажут делать дальше.
Подходящий момент. Положив карту в стопку карт принятых сегодня больных и повернувшись на стуле к пациенту, Андрей решил, что прямо сейчас может провести воспитательную работу.
– Я Вас Пашутин освобождаю от вывода на работу, потому что сейчас Вы больны. Освобождаю на три дня. Через три дня, если не станет лучше, придёте повторно. Для лечения назначаю Вам уколы и таблетки.
Вопросы есть?
Вопросов не было. Немного помедлив и заметив явно положительную реакцию на «освобождение от работы», Андрей перешёл к воспитательному разговору о жизни:
– У Вас, как я вижу, 162 часть вторая. Скажите мне Пашутин, что к этому привело?
Как же вы разбойником-то стали?
Пашутин не стал отнекиваться и уходить в сторону:
– Да всё просто. Как-то был я на мели. Короче. С бабками голяк был полный.
Ну и дело прошлое, поймал я тогда частника.
После чего поехал с ним в пригород. И там ему перо к боку. Забрал бабки.
Точнее, он даже мне их сам отдал.
Да там и не особо много было. То, что он за вечер нахалтурил.
Ну, я их взял, а его отпустил.
По-доброму. Сказал, чтобы он сваливал и никому об этом не говорил, а то найду и завалю.
Потом пошёл в ближайший ларёк и купил на эти бабки бухла пару пузырей и хавчик там разный.
Там же у ларька меня и приняли. Оказывается тот терпила сразу в ближайшее отделение метнулся и сдал меня по полной. В итоге – семь лет «строгого».
Пашутин замолчал. Молчал и Андрей, думая про себя о явном несоответствии «пары пузырей и хавчика» семи годам жизни.
Не говоря уже про цену чужой жизни.
Эта мысль казалась ему очевидной. Поэтому он задал Пашутину следующий вопрос:
– Вы наверно потом поняли, в чем была тогда Ваша ошибка? Ведь Вы за эту ошибку теперь расплачиваетесь, возможно, лучшими годами Вашей жизни.
Пашутин согласно кивнул и подтвердил:
– Да конечно понял, гражданин начальник.
Я потом не раз об этом думал. Времени много было, чтобы понять.
Возникла пауза. Пашутин молча сидел и задумчиво смотрел в окно.
Посчитав, что воспитательная работа успешно проведена, Андрей встал со стула и сообщил ему, что прием окончен, а сейчас можно пройти к медсестре на уколы.
Всё вроде бы получилось правильно, но что-то смущало Андрея.
Что-то было не так. Возможно, это уловил и Пашутин.
Уже открыв дверь, он остановился, повернулся к Андрею и спокойно, почти без сожаления пояснил:
– Зря я его тогда отпустил. Валить надо было.
И вышел.
Впоследствии Андрей разговаривал о жизни со многими, но воспитательной работой больше не занимался.