День расставания - он всё ближе и ближе, он уже совсем рядом - этот проклятый, холодный день и вокзал. Когда пробил час, был перрон, Елизавета едва сдерживала слёзы, Володя запрыгнул на подножку поезда. Лиза молилась и крестила весь их переполненный вагон - гимнастёрки, котелки, серые шинели. Сейчас, вот сейчас, через минуту увезёт он в своём суетном чреве - самое любимое и дорогое - того, кто дороже жизни.
Уголь нагрел тэны, вскипела вода, пар ударил в поршни, машинист дал свисток и паровоз сдвинул состав и, набирая скорость, стал медленно приближать пассажиров к месту, откуда вернуться не все.
Когда стих шум и гомон, растворилась вокзальная суета, и смолкли переливы гармошки – вдруг - весь мир покрылся инеем, и опустилась тишина, Лиза присела на скамейку, ноги не слушались.
В прошлое воскресенье, Лиза и Володя были за городом, на даче. Они растопили печку еловыми ветками, разложили на столике снедь - лук, огурцы, помидоры. Наполнили стаканы красным вином, накрутили патефон и под Вертинского сели рядышком и целовались. Вспоминали одноклассников и выпускной – смеху было! Потом пили чай из смородиновых листьев с печеньем, что Володе выдали в госпитале. Открыли плитку шоколада, положенного ему по ранению, разламывали его по кусочку и кормили друг друга. Родная, тёплая ладонь лежала на плече Лизы. Где теперь эта рука?
- Володя, а убивать страшно?
- Страшно, Лиза, сначала два раза специально мимо стрелял, а когда Витю Гуркина убили - так стал уже прицельно бить, злость накопилась. А наш комбат, молодец – сухари выбил у завсклада дивизии - астраханские, знаешь, такие вкусные - пальчики оближешь. Если жив буду – привезу.