Эликсир

 
 Юную красавицу Эли выдали замуж за экстравагантного алхимика, намного старше неё. Ходили слухи, что он сказочно богат, что он добывает золото в своей лаборатории и что он даже немного колдун. Его побаивались, хотя в обществе он появлялся редко – был занят своими экспериментами. Так или иначе, это был как раз тот случай, когда он нечаянно увидел Эли, ещё не совсем распустившийся цветок, и моментально влюбился. Да и как можно было не влюбиться в этого ангела с широко распахнутыми глазами, вишнёвыми пухлыми губками и волнами каштановых волос, обрамлявшими нежное личико с матовой кожей!

 Эли не успела опомниться, как была приведена к алтарю и впервые переступила порог загадочного, словно заколдованного дома. Муж её боготворил с самого первого дня, тем самым быстро растопил её страхи и неуверенность. Он увлёк её своими идеями, которые её свежий неопытный ум впитывал с усердием прилежной ученицы. В обширную лабораторию, располагавшуюся в восточном крыле дома, Эли, однако, войти не решалась, несмотря на уговоры и шутки мужа. Там постоянно что-то клокотало, выбрасывая разноцветные пары, затвердевали какие-то жидкости и плавились какие-то металлы. В остальном Эли чувствовала себя комфортно, а несомненная любовь мужа способствовала ещё большему расцвету её красоты.

 Он смотрел не неё, как зачарованный. Восхитительный доверчивый взгляд зелёных глаз, лёгкая улыбка, блуждающая в уголках сочного рта, неосознанная грация гибкого тела вызывали смешанные чувства чистого обожания и неудержимой страсти. Все чудеса моей лаборатории – ничто по сравнению с этой живой красотой, думал он. Только всё это временно, и это несправедливо! И решил себе алхимик приготовить эликсир вечности, выпив который, они будут вечно любить друг друга, а красота Эли останется нетронутой во веки веков.

 Ты подумай, с жаром говорил он ей, мы будем жить в разных странах, где только захотим, выучим разные языки; мы будем любить друг друга вечно!
Наивную Эли такая перспектива устраивала, уж очень она не хотела стареть. И алхимик принялся за дело.

 Они оба, словно одержимые, следили за её красотой. Надо было спешить, пока бутон только раскрывался! Муж без устали смешивал какие-то жидкости, записывал непонятные формулы и бормотал заклинания. Он сам что-то пробовал, зачастую болел после очередного напитка -  только и всего. Эли успела родить двоих детей, но её красота ничуть не пострадала – напротив, она расцвела ещё больше, словно пион после июньского дождя. Зато алхимик похудел, осунулся, весь поседел, а глаза ввалились, но по-прежнему сверкали идеей и обожанием.

 В один весенний вечер он выбежал из лаборатории с небольшой колбой в руке, крича:
- Я выделил! Я приготовил! Пока один глоток, через несколько мгновений будет готова вся порция! Это тебе, первой, моя королева!
Эли недоверчиво взяла колбу из рук своего восторженного мужа, но пробовать не спешила. Однако, подбадриваемая его радостным взглядом, решилась и глотнула  вязкую жидкость со странным мятным и металлическим привкусом.
- Ты испила вечности! – торжественно провозгласил алхимик.
И  в тот же момент сильнейший взрыв разнёс лабораторию и отбросил супругов к стене. Немного оправившись, растерянный алхимик то просил прощения, падая на колени, то бежал к месту взрыва, пытаясь за едким дымом разглядеть, что уцелело. Как выяснилось, не уцелело ничего: ни драгоценный эликсир, ни редкие его составляющие, ни записи.

 Около месяца ходил алхимик подавленный, а потом взялся восстанавливать лабораторию. Он так и не стал прежним: было заметно, что надежды и интереса поубавилось, потому и процесс шёл вяло. Надо было не только отстроить часть дома, но и заказать и установить различные печки, колбы и нужный материал. Когда же всё было на месте, оказалось, что большинства своих работ алхимик повторить не сможет из-за отсутствия книг и записей. Об эликсире вечности не могло быть и речи.

 Наверное, он-то и разрушил восторженно-нежные отношения между супругами. Алхимик зачастую оставался в своей лаборатории, где просто сидел, уныло глядя куда-то в себя, а Эли начала стареть – то ли от того, что выпитый эликсир не действовал, то ли от отсутствия любви. Так цветок вянет без солнечного света… Всё дольше она рассматривала своё отражение в зеркале, как будто пристальный взгляд мог сгладить первые морщины; выдёргивала седые волосы и надувала губки – однако выражение лица становилось всё жёстче, блёкла зелень глаз, а рот сжимался в недовольную дугу.

 Так и не оправившись от потери, больше алхимик ничего не создал. Умер он в полнейшей тишине в своей лаборатории, а его последние записи содержали только одно повторяющееся предложение: « Прости, моя королева!»

 В душу Эли закрались подозрения, когда ей исполнилось семьдесят лет. К тому времени она была ссохшейся сгорбленной старухой, еле передвигающейся из-за болезненных суставов, сохранившей, однако, острый ум и хорошую память. Ровесников не осталось, её дети болели и умирали один за другим, внуки ждали наследства. Сама Эли уже устала от жизни и была готова отправиться вслед за супругом, но это всё не случалось. И тогда она вспомнила про эликсир, ужаснувшись мысли о том, что вдруг он действует…

 Когда ей исполнилось сто, сомнений не осталось. И потом Эли никак не удавалось умереть. Она перемещалась из одной страны в другую, была то попрошайкой, то мещанкой, болела то чумой, то туберкулёзом – какой-нибудь популярной в те времена болезнью, но всегда выздоравливала; пыталась покончить жизнь самоубийством, это не удавалось, даже подлежала сожжению на костре как ведьма – но тоже выжила. Судья тогда повесился от испуга. Она переживала одну войну за другой, вокруг неё всё рушилось и взрывалось, не раз и сама она была погребена под развалинами своего очередного дома, но всякий раз выбиралась целой и невредимой. Эли потеряла счёт своим потомкам, да и их самих. Она говорила на многих языках планеты, даже на тех, которых больше не существовало, правда, употребляла старинные слова и речевые обороты, которые не всегда понимали окружающие. Её считали старухой с причудами.

 Эли ничего не боялась. Чего можно бояться, будучи бессмертным? Все страхи сводятся к одному: страху смерти. Если его нет – ты свободен.

 Хотя на практике её бессмертие становилось проблемой каждые сорок – пятьдесят лет: Эли приходилось менять место жительства и любым способом добывать себе новые документы, чтобы не пугать людей своим возрастом.

 На её глазах создавались и рушились империи, люди стали передвигаться на поездах, автомобилях и самолётах, смотреть друг на друга с экранов, общаться на расстоянии посредством коробочек, которые становились всё меньше и меньше. Эли не спешила принимать всё новое, ведь у неё было время. Однако это новое, так или иначе, пробиралось в её жизнь, делая её удобнее. Вот и у неё в комнате появился плоский экран, показывающий всё, что угодно, стоит только нажать на кнопку. И агрегат, который сам стирает. 
Что бы ты сейчас делал со своей алхимией, дорогой?

… О нашей жизни пишут в учебниках истории – неправду, не совсем правду… Но какая разница? Люди… Они давно перестали меня интересовать. Все их истории одинаковы, и настоящие, и выдуманные. Что бы ты ни делал, ни думал и ни говорил, всегда кто-то обидится, редко кто поймёт, и обязательно кто-то осудит.  А потом они все умрут. Никто не будет помнить их обиды, Боже, сколько их, обиженных, стёрто с лица земли! Бесследно… Даже могил не осталось.
Короли, президенты – они ищут, в первую очередь, своей выгоды, прикрываясь интересами страны или народа, а последующие поколения открывают правду и осуждают. И всё опять повторяется…

 Люди живут теперь дольше, дорогой, и без эликсиров, если не убивают друг друга. И удобнее. У меня есть слуховой аппарат и очки, и у тебя бы они были, доживи ты до этого времени.

 Ты подарил мне вечность. Нет, ты обрёк меня на бессмертие! Если бы я оставалась молодой, наверное, рожала бы детей, потом наблюдая, как они стареют и умирают, снова и снова. Это больно. А без этого – из чего состоит моя вечность?
Она кидает меня из одной страны в другую: ты обрёк меня на вечное путешествие. Я говорю на многих языках, как ты и обещал. У меня вечно болят ноги и сердце. Я никому не нужна, и мне никто не нужен. Ты подарил мне вечное одиночество!

 Я свободна, я не боюсь ничего потерять, я ни к кому и ни к чему не привязана. Только в моей свободе нет смысла, как и нет смысла в самой жизни: это просто данность. Я даже не могу проклинать тебя, я потратила на это сто лет, и это ничего не изменило. И я вечно скучаю по тебе.

 Эли прислушалась к прибою за окном своего маленького домика. Он, как и ветер, сопровождал  её в её бессмертии, разделяя её отчаяние, смирение и вечную скуку. Море раздражало своим величием. Эли захотелось кинуться в эту пучину, отдавая ей своё болезненное немощное тело, чтобы всё закончилось, чтобы она тоже превратилась в законный прах, но она знала, что прибой вынесет её на берег, и только ещё больше будут болеть ноги, делая её вечность ещё более невыносимой.
Вздохнув, она поплелась к постели,  заодно пытаясь придумать, чем себя занять в ближайшие двести лет.