85-й год. Ташкент

Александр Ларовский
                ****
На улицах стоял не сильный мороз, снег под деревьями еще не совсем растаял, но уже пахло весной и чувствовалось, что почки на ветвях вот-вот завяжутся. Легкий весенний ветерок своим дуновением нашептывал о скором приближении тепла. Стоя на улице, было приятно подставалять лицо на встречу ветру и немного прищуривая глаза, застывать на несколько мгновений, забывая обо всем на свете. Но в этот раз мгновения, казалось, тянулись как вечность, и страшно было подумать, что нужно вернуться в реальный мир. В мир, где есть смерть и жизнь. И может быть, в первый раз в жизни, мне пришлось близко столкнуться со смертью, которая пришла неожиданно и словно холодом задела, как бы нашептывая на ухо: «Смотри я есть».

Народу во дворе собиралось все больше и больше. Ждали машину скорий помощи, которая привезет тело из морга. Он был моим другом, не знаю, как считал он, но я его всегда считал своим другом. И только с годами я понял, насколько много мне дало общение с ним. Жизнь его и смерть оставила след в моей жизни навсегда. Тогда мне было около пятнадцати, на дворе стоял 85 год. Год начала перестройки. В марте 1985 г. после смерти К.У. Черненко Генеральным секретарем ЦК КПСС будет избран М.С. Горбачев. В апреле того же года, состоится пленум ЦК КПСС, на котором М.С. Горбачев сообщит о планах реформ, направленных на ускорение социально-экономического развития страны. Будет положено начало эпохи перестройки. Но пока до этого оставалось каких-то пару месяцев, а мне, в моем возрасте, было совсем не до этого.

Скорая должна привести его тело из больницы, где он провел свои последнии часы жизни. Перед смертью он пришел в себя на несколько минут. Сказал несколько фраз в полном сознании... и покинул наш бренный мир.

Я встал близко к подьезду, куда должны были занести тело. Людей вокруг становилось всё больше, и толпа оттесняла меня все дальше и дальше от входа в подьезд. Машина подъехала — это был обычная скорая, волга-пикап. Вышло два санитара, подошли к задней двери, открыли. Один санитар начал вытягивать носилки с телом, второй подошел подхватил со другой стороны. Я завороженно смотрел на все, и казалось, что это происходит не со мной, а на носилках не он, не мой друг.

Тело с головой было закрыто простыней. Народ вокруг стоял и перешептывался. Камок подкатил к горлу. Хотелось закричать - этой мой друг! Отойдите все! Мне надо его видеть! Во мне стоял стон, который может до сих пор не вырвался и сидит внутри меня.

Неожиданно, носилки дернулись, когда санитары стали разворачивать их ногами вперед к подьезду. Из-под простыни вывалились руки. Руки моего друга, руки, которые когда-то были сильными, загорелыми…Мне стало страшно. Это были руки совсем другого человека, не того, которого я знал. Окромые синие подтеки, темные пятна, словно сыпь, покрывали их. До меня не сразу дошло, почему они в таком неестественном положении. Они были переломанны.

- У него еще и череп вмят, и глаз выбит, и многочисленные переломы. Машина попала под самосвал, один выжил, а он вот - нет. - Раздался голос какой-то бабки с боку.

Носилки занесли в подьезд.

Потом были похороны. Я хотел нести и нес гроб с телом. Для меня это было важно. Было тяжело. Очень тежело нести. Мне казалось, что я упаду под тяжестью ноши. Ноги заплетались, затем меня подменил один здоровый мужчина. Я смог глотнуть свежего воздуха. Я прощался с другом, когда нес гроб с его телом. Мне казалось, он слышит все мои слова. Я клялся в дружбе и говорил ему много хороших слов. Постепенно отстал от похоронной процесии. Не смог я поехать на кладбище.

После смерти О., двор стал для меня пустым и одиноким. Еще много лет прожил я в этом дворе. Было много хорошего и плохого, грустного и веселого. Но, мне кажется, в тот день, когда я клялся О. в своей дружбе, провожая его в последний путь, я повзрослел. Раз и навсегда. Кончилась та замечательная пора, которая называется детством.

Все года, каждый раз, заходя в их подьезд, когда я поднимался к его матери, меня обдавало холодом и напоминало - здесь лежит граница между жизнью и смертью. Моя граница - никому неведанная, никем не услышанная.

С тех пор я не люблю -толпы-, которая оттесняет по-настоящему близких людей, накрывает своей безликостью, серостью и обыденностью. От того, что поглощает тебя, как каплю в море. Сьедает индивидуальность своей массой и силой.

С тех пор не люблю -белых простыней-. Мне кажется оттуда веет смертью, и она скрывает чьи-то руки. Покорёженные смертью, болью или омытые слезами близких руки.

С тех пор, когда теплый весенний ветер легким бризом начинает обдавать мне лицо, я стараюсь задержать момент, подставляя лицо и немного щурясь, просто радуюсь. Вот она - жизнь, ее момент, как легкий ветерок. И надо его ловить и понимать. Я стал понимать с тех пор. И за это тоже благодарен другу. Чья жизнь была прожита не зря, по крайней мере, для меня. Он мне многое дал понять, даже своим уходом.

До перестройки оставались считанные месяцы. Ветер перемен уже витал в разряженном воздухе Средней Азии.