Поверхность улицы под окнами стала значительно более влажной. Исходя из увиденного, а также исходя из сознания, точнее, из исходного его состояния, она сделала вывод о прошедшем дожде.
Улица была мокрая.
Коридор был длинный.
Намного длиннее, чем раньше, исходя из обрывков её исходной памяти. Она пыталась найти нужную дверь, но номера комнат ничуть не возрастали, а потом даже начали убывать в обратную сторону. Она судорожно искала дверь, открывая все без разбора и находя за ними чужую жизнь, ничуть ее не интересовавшую. Исходя из исходных ее интересов.
Она решила мыслить логически.
Улица была мокрая.
Коридор был длинный.
Но и улица была длинная, а коридор все больше намокал и поверхность пола стала скользить, что ещё больше мешало ориентации в пространстве.
Где-то внизу легких ещё оставалось что-то, что ничуть не улучшило ее исходного состояния, но и расшатало опорно-двигательный аппарат, что при расшатанной психике не добавляет устойчивости.
А устойчивость необходима при общении с объектами коридорного поиска, во избежание чувственной лихорадки.
Через некороткое время она обнаружила нужный номер и ввалилась стеснительно, но развязно.
Она нашла тех, кого искала и попыталась сказать им, что хотела, но ни что-то внизу лёгких, ни их заинтересованность, точнее ее отсутсвие, ни ее зацикленные движения не позволили этого сделать.
Пол по прежнему намокал, а мимо глаз уже протекали сонные тени, а нужный номер оказался совсем не нужным и бесполезным, потому что ее нежно взяли под руку и вывели на гладкую поверхность коридорного озера, так и не дав договорить что-то, что исходно находилось в ее голове и никогда не выходило вне.
Она бессильно опустилась на дно ламината и поняла, что не видит смысла в поиске номеров и пронумерованных, потому что они никогда не смогут принять что-то из глубины ее головы и лёгких. Но это что-то, что находилось в ней сейчас - заставляло опускаться и искать, и икать, и снова искать.
Они не поняли ее. Они были в единственном числе, но она не хотела осознать их уникальность, в целях сохранения оставшихся эндорфинов и жизненных сил.
Сырость нарастала, и узкие стены усугубляли ее размножение, поэтому она открыла окно и вышла на улицу, стараясь не задеть карниза. Улица была длинной и мокрой, депрессия была такой же длины и влажности, только в сторону глубины, поэтому улица вошла в ее депрессию как большой негритянский хер и выпустила в её нутро своё задымлённое, прохладное семя.