Почему я не моногамна. Оправдание

Алиса Бжезовская
В одном городе был Человек. Такой похожий, но непохожий. Такой же, но не совсем. Маленький взрослый человек. С большими детскими надеждами и хрупкими, размокшими в бензинной сырости чувствами. А был ещё один человек. И ещё один. Какие они все были разные. Как по разному разговаривали, двигались, смотрели. Но одно из объединяло - дождевик, зажигалка, хрупкие, размокшие в бензине чувства и большие, бетонные страхи. И ещё нежность. Ее нежность. Ее большая, небетонная, подмокшая и пахнущая мокрым кошачьим мехом нежность.
В таком большом городе люди обычно ходят парами, вместе ездят на такси и спят на двухместных кроватях. Люди объединяются в маленькие, двухъярусные связи и замыкают свой маленький элитный мирок. Но у неё была слишком большая нежность. Слишком много чувств, чтобы понимать только кого-то одного и искать его в болотном смоге пригородных теплиц. Один человек, ещё человек, и ещё человечек. Она не понимала, как же можно выбрать одного и оставить других, в этом страшном, неуютном, задымлённом городе. Ведь у каждого - своя большая, размокшая, детская надежда. Как и у неё. И она любила их. Бескорыстно, беспритязательно. Просто любила. Но нельзя этого делать в большом задымлённом городе, ведь тебя не так поймут. И ее не так поняли. И ее сочли бездушной шлюхой.
Ведь нежность - ее невозможно увидеть, невозможно понять, она большая и всеобъемлющая, она тянется троллейбусными проводами через улицы и кварталы к тем, кто близок и понятен, кто слаб и одинок, и чьё одиночество наиболее схоже с твоим собственным.
Они были похожи. Она, человек, человечек и ещё человек. Только четверо, совсем не так много, взрослых, одинаковых детей.
Она любила бескорыстно и беспритязательно. Но нельзя быть похожими в этом большой, бетонном, двухъярусном мире. Ведь если ярусов будет больше, то придётся делать выше потолки, перепланировку и ещё рабочая сила. Дорого, невыгодно, не продуктивно.