С раннего детства я хотел быть как все, но выходило всегда наоборот. Строительство песочных городов превращалось в создание идеального города. Игра в солдатики становилась представлением, театральным шоу о том, как должна идти, так сказать, идеальная война. Все обычные детские увлечения сходили с меня, как с гуся вода. Ни марки, ни футбол, ни шахматы, ни классическая борьба не оставили в моей душе никакого следа. Больше всего на свете я любил смотреть сны. И никогда не думал, что это сможет стать для меня профессией. А уж тем более не мог догадаться, что сновидения могут стать искусством и товаром.
Меня не удовлетворяли ни одно занятие, ни одно увлечение, пока я не нашёл, что искусство есть то, что может унять жажду беспредельного. И нигде, как мне казалось, это не получиться, как в кино. В силу того, что я был достаточно замкнутым, и терпеть не мог руководить людьми, а тем более кому-то подчиняться, я понял, что моё дело быть сценаристом.
У Германа Гесса в романе «Степной волк» есть слова о том, что человек всегда погибает от своей страсти. Цель уничтожает того, кто приближается к ней. Гурман погибнет от обжорства или ожирения, блудник сойдёт в могилу от разврата, патриот отдаст жизнь за Родину, а мудрец за истину.
Я всегда сочинял рассказы. Но там, где я вырос, это не считалось искусством, да и само искусство, как занятие, на которое стоит потратить жизнь, не внушало уважения, скорее воспринималась как блажь, дурь. Художники почитались большими мошенниками. Поэтому мне приходилось скрывать свои позывы к написанию рассказов, что только придавало моим занятиям и большую соблазнительность, и большую изощрённость. Хотя можно было этого и не делать, всё равно эти рассказы считались пресным развлечением.
Как-то я узнал, что писать рассказы можно научить. Позднее оказалось, что можно научить и снимать кино и писать сценарии. Это было такое открытие, что я в нечаянном приступе самонадеянности взял да и написал работу на конкурс во ВГИК. Я и к жизни относился как к рассказу, моя попытка была провоцированием бога. Я решил пройтись по воде. И оказалось, что это возможно, потому что вода стала льдом. Я прошёл предварительный конкурс. Отчаянье придавало мне храбрости, и я отправился сдавать экзамены. Обманчивая улыбка судьбы, – и я в институте.
Вот тут-то я и попался. Я думал, что вхожу в храм, а это оказалась мастерская. Я думал найти здесь творческий союз, братьев по духу, а нашёл дельцов, снобов, эгоцентриков, мизантропов, пустомель и алкоголиков. Вот уж кто спал наяву. Их сном было бесконечное повторение видения своего величия и полной ничтожности всех прочих.
В мастерской все мои дружеские и творческие порывы были тут же политы ледяной отповедью. Оказалось, что всё давно написано. Все фабулы классифицированы, все сюжетные ходы известны, построение всякого сценария подчиняется строгим законам драматургии. А без соблюдения этих законов ни один зритель не будет смотреть ваш фильм и пяти минут. Мне сказали: «Никогда не употребляйте слово «творчество», мы ремесленники, это наша работа».
Я замолчал. Хотя поначалу ещё надеялся найти союзников среди одногруппников, даже у своего соседа, который тоже сценарист. Но и тут меня ждало разочарование. Развлечения, слава, престиж, деньги – вот что двигало всеми.
- Хочу стать известным, чтобы трахать самых красивых тёлок, - сказал мне Ким Белов.
- Не будь наивным, - говорил мой сосед Вадик, обращаясь ко мне - ты ничего не изменишь. Люди во все времена были одинаковы. Чистого искусства нет. Нужно уметь ладить с этим миром, а не изменять его.
Оказалось, что всё, что ты делаешь, имеет свою цену, всё можно продать.
Оказалось, что любое чувство можно, умеючи, вызвать, разобрать, разложить на элементы мотивов, потом снова собрать, как конструктор. Оказалось, что степень таланта не зависит от того, кто его носитель. Хорошее произведение в равной мере могут создать и подлец и святой. Оказалось, что циничный пошляк может вполне делать целомудренные и изощрённые сказки, а бредовые кошмары выходят у очаровательных оптимистов. В общем, я полагал, что нектар – это пища богов, а оказалось, что это всего лишь средство против тараканов.
Целые ночи я ходил по общаге из комнаты в комнату до самого утра и искал среди самой честной и циничной части студентов ответа на вопрос: «Почему так, а не иначе?», а иногда и на вопрос: «Кому это нужно?»
Из всей нашей мастерской наиболее симпатичен мне был Тихон Корнев, главным образом за то, что терпим к чужому мнению и дослушивал до конца каждую фразу собеседника. Да что там, он единственный и умел слушать.
- Говоришь, что мы даром едим свой хлеб? Ну и хрен с ним. Зато у нас такое предназначение, которое ни одному социальному слою и не снилось, в паузе он ловко поддевал квашеную капусту пальцами и отправлял её в широко разинутый рот, над которым пробивались редкие усы. – Мы самый мобильный слой. Люмпен-интеллигенция! Самый чувствительный слой. Ты можешь быть учителем в школе, учёным, писателем, журналистом, телеведущим, можешь снизойти до любой работы…
- А цель, какая же цель? Должна же быть у нас цель?
- Зачем? Разве у искусства может быть цель?
- Ну, у искусства… а у нас, у люмпен-интеллигенции?
- Наша цель – испытание идей!
- Тихон, ты бредишь!
- Вот-вот, в этом наша задача, бредить! Мы испытываем идеи и мысли, если хочешь – мы идеологи! Мы моделируем будущее! Мы проверяем возможные альтернативы. Литература, терроризм, народничество, раннее христианство, социализм, большевизм, мистика, философия, наука, телефон, радио, компьютеры, зелёные, антиглобалисты, раэлиты…
- Рыбы, львы, орлы, куропатки, - поддакивает симпатичная аниматорша рядом с Тихоном, и он растекается мыслью по древу с ещё большим воодушевлением.
- Все недостатки недостатки новых идей мы принимаем на себя. В прошлом мы поедали грибы с целью выяснения их пригодности в пищу. Теперь легко понять, чем мухомор отличается от шампиньона…
- Чем же? – ласково спрашивает девица, которая больше увлечена артикуляцией и жестами Тихона, чем смыслом.
- Ядовитостью! – капуста падает на пол. – Мы платим страшную цену. Алкоголизм, наркомания, сексуальная революция, снесённые крышаки, графомания, богоискательство, богоборчество, материальная уязвимость, снобизм, отшельничество, одиночество…
Тихон наливает мне и себе по полному стакану водки. Залпом выпивает, откидываясь назад на кровати и ударяясь головой о стену, морщится.
Кто-то включает музыку на полную мощь. Свет и тьма одинаково и попеременно бьют по глазам. Тихон приближается к моему уху вплотную.
- Наш путь от гармонии с собой и природой к хаосу, к смешению всего и утрате равновесия. Для перехода к новому уровню порядка. Там, на новом уровне и состоится наш космос. Или состоится, или кранты. Мы не храним традиции, мы их создаём. Наше цель – опережающее мышление, разведка. Причём с постоянной угрозой тупика и вырождения. Мы одновременно стремимся и к порядку и деструктивности, и от этого эмоциональный дискомфорт! Выпей лучше!
Стопки стучат друг от друга, как зубы от холода... Тихон машет рукой. Я ухожу в танец, а когда возвращаюсь, Тихон спит. Вот и поговорили. Осталось только хорошенько напиться.
Сергей Решетнев ©