Боль в душе брошенного ребенка

Татьяна Золотаренко 2
Мне так хочется верить, что у каждого ребенка, каким бы трудным его не считали, получится обрести людей, которые станут ему семьей, ведь без истинного домашнего тепла каждому из таких детей всё тяжелее сохранить в себе положительное, вложенное в душу Богом. А потому в каждом интернате живет трудный подросток, к которым воспитателям тяжело найти подход.

Особенно тогда, когда помимо сиротства, на дитя ложатся не менее тяжелые испытания – болезни.

Опоздавшие на наше поздравительное мероприятие мальчишки в сопровождении медсестры, милейшей женщины, подошли к батюшке.

– Возили Ванечку к врачу, у него больные почки, – объясняет сопровождающая. – Так мучается, бедный.

– Выздоравливай, хороший мой, – с неким умиротворенным беспокойством говорит батюшка и елеем рисует ему на лбу крестик. – Пусть тебе Боженька помогает. А мы помолимся…

Мальчишка лет десяти с недоверием втянул шею.

– Спасибо, – буркнул он и с недоумением сощурился.

«Что за подозрительный добряк?» – читалось в его взгляде.

– И подарок тебе. Выздоравливай, – сказал рядом стоящий мужчина из нашей делегации.

– Спасибо, – опять тот же детский взгляд, настороженно ищущий в чем-то подвох.

Так ясно было видно, что люди потеряли его доверие – во всех движениях мальчика проявлялась напыщенная горделивость и попытки защититься от проявляемого сочувствия и доброты. Мне он показался таким вот маленьким мужичком, успевшим в свои десять повзрослеть не от хорошей жизни. Хотя в большущих голубых глазах все еще тлела надежда… как мне показалось, какая-то детская безудержная мечта о чудесах.

– Можно я тут по сцене похожу, посмотрю? – спросил детдомовец у медсестры, очевидно, своей добротой завоевавшей его снисходительность.

– Посмотри, только ничего не трогай, – мягко согласилась та.
 
Интерес Вани завоевало старое совдеповское пианино, одиноко пылившееся в торце сцены.

– Можно поиграть? – спрашивает. Интересно, что несмотря на очевидную грубоватость, ведет себя воспитанно.

– Зачем? Разве ты умеешь?

– Нет, но я попробую.

Пока мальчик неумело клацал по клавишам, подоспел батюшка, который, как выяснилось, в прошлом был музыкантом. С той же теплой заботой он принялся показывать подростку самые обыкновенные азы владения музыкальным инструментом. У мальчишки загорелись глаза. Он послушно выполнял всё, что говорил ему священник, и, как казалось, изо всех сил старался заработать похвалу.

– А можно… можно я буду у вас учиться, когда вы будете приезжать?

– Можно, – отвечает батюшка с улыбкой.

– Мальчик очень страдает, – тихонько рассказывает мне медсестра. – Его мать в тюрьме родила и отказалась от него. И с четырех месяцев ребенка сделала серьезнейшая болезнь почек. Обе удалить пришлось, одна донорская стоит. Врач говорит, плохо приживается. Такие боли терпит!..

Так вот откуда эта обозленность – откуда у ребенка будет доверие, когда родная мама отвернулась?.. Любые родительские эмоции способны передаваться на ментальном уровне, на уровне души. Мама отказалась, – прервалась связь, ребенок, ощутив себя лишним в этой жизни, начал болеть. Не мне судить ту женщину, на все есть свои объяснения и причины. Но очень больно видеть, как отражаются наши поступки на наших детях… И грехи. Грехи родителей так часто приходится "отрабатывать" детям. Но разве мы об этом задумываемся? Разве часто призываем себя стараться их предусматривать, чтобы чадо могло избежать устрашающих и необратимых последствий?

Душа помнит все: рождение первых обид, разочарований в людях, способных перейти в самое устрашающее зло. Ведь человек становится злым чаще всего от того, что несчастен, и ему тяжело это признать. И только любовь способна в этом случае помочь человеку – неподдельная, истинная, всеотдающая.

– Этот ребенок – мученик, – сказал нам батюшка по дороге домой. – С самого рождения. Как очевидно, что происходит с человеком, когда ему не хватает любви! Правильно, там в интернате что? Воспитание и дисциплина. Они нужны, верно. Но любви… вот ее катастрофически не хватает! А дети-сироты, детдомовцы, – они ведь лишены возможности ощущать себя любимыми…

В такие минуты, слушая батюшку, и правда хочется всех усыновить. Но при этом понимаешь какая это ответственность, ведь в борьбе за доверие такого ребенка нужно уметь любить без условий, и эту любовь ежечасно проявлять. Не в подарках и материальных поощрениях, а именно в душевном общении, поиске причин внутренних проблем и оказании немедленной помощи в их разрешении. Ведь проблемы детей-сирот кроются именно в обидах.

Вот так и от нашего батюшки любовь исходит на километры каким-то невидимым и таким успокаивающим шлейфом заботы и милосердия, что детки, которые мир чувствуют сердцем, тянутся к нему, как мотыльки к солнышку.

И тот мальчишка уходил от нас с другим лицом… просветленным что ли. Несколько минут теплого внимания вызвали смущенную улыбку, пытавшуюся скрыться за мнимой и привычной сердитостью. И глаза – большие, красивые глаза светились благодарностью. Медсестра что-то шепнула подростку на ухо.

– С Рождеством вас! – смущенно произнес он и тут же отвернулся, будто боялся оказаться замеченным за минуткой слабости. – Спасибо большое!

Это общение заставило о многом задуматься… Так хочется пожелать каждому ребенку всего, в чем он нуждается, чтобы он был счастливым и любящим! Пусть каждый малыш и подросток растет в семье, где его будут любить, будут слышать и понимать!
Эх… если бы… каждый ребенок, трудный или легкий, все дети в мире… если бы все они чувствовали себя любимыми… Тогда мир был бы куда сильнее… и взрослые смогли бы выяснять отношения без войны! Ведь, если честно, лишенными себя родительской любви и одинокими, часто себя чувствуют и дети, растущие в семьях. Потому что мы, родители, все время отвлекаемся на то, чтобы дать ребенку всё, забывая о самом главном – внимании и понимании.