Гонфальонер Справедливости

Александр Быков Ольга Кузьмина
Не речами и постановлениями большинства решаются великие вопросы современности, но железом и кровью.
                Князь Отто фон Бисмарк.



- А я говорю, хватит нам подбирать объедки с чужого стола! Мезель - такой же вольный имперский город. На основании чего этим выскочкам достается больше, чем нам?! - одобрительный гул голосов прокатился по комнате и Лери Трэн, синдик мезельских оружейников, обвел сидящих взглядом, словно ища несогласных. Его черные глаза горели огнем воодушевления и уверенностью в своей правоте.

Не согласных не нашлось, и тогда он, уперев руки в бока и победно вздернув квадратную, седеющую бороду, обернулся к обширному дубовому креслу.

В кресле сидел Мезельский Гонфальонер Справедливости, Гийом Фиорэ. Оторвав взгляд от пола он поднял усталое, гладко выбритое лицо, печально глянул на синдика и снова уставился в пол.

- Значит, ты хочешь войны, Лери Трэн... Я этому не удивляюсь: Твои мечи кто-то должен покупать, почему бы не мы?.. Но вы все, господа... Неужели вы все думаете так же, как он? Неужели...

- Но ведь они снова урезали наши квоты на вывоз перца и имбиря!.. – и Совет взорвался негодованием:

- Хэппельцы получили монополию на торговлю тканью в Торене, добились права быть откупщиками в Инете и Лемурии!..

- Они уже застолбили наши общие серебряные рудники и скоро станут чеканить свою монету, а мы?..

- А Дувильская пустошь?..

- А привилегии хэппельцев в Твинском Союзе?..

- Доколе мы будем ходить на вторых ролях? Разве мы слабее, беднее этих хэппельских горлопанов?!

- Да, мы беднее. - Это было сказано тихо, и когда, примерно через секунду, общий гомон утих, Гийом  повторил: - Мы беднее и сил у нас меньше... Я могу дать отчет по каждому пункту. Вы сами прекрасно знаете это. Начав войну мы потратим зря силы и средства, и окажемся в еще худшем положении, чем сейчас.

- Позволь тебе возразить, гонфальонер. - Синдик оружейников вскочил со своего кресла и принялся ходить из стороны в сторону по пространству, отделявшему кресло Гийома от поставленных полукругом кресел других членов городского Совета Старейших: - Ты говоришь "мы слабы". Но мы слабы оттого, что бедны. Ты говоришь "мы бедны". Но мы бедны оттого, что слабы! Это замкнутый круг! И настала пора его разорвать!

Тысячи бисеринок, нашитых на красный, бархатный с позолотой камзол синдика Трэна, переливались, отражая падавшие в окно лучи багрового заката, и Гийому Фиорэ на миг показалось, что с этого человека льется потоками кровь. Гийом тряхнул головой, словно пытаясь отогнать наваждение, и снова поднял на зал свои, бывшие когда-то голубыми, но теперь выцветшие прозрачные глаза.

Двадцать лет он держал в своих руках богатый и беспокойный Мезель. Для прежних мезельских гонфальонеров справедливости срок почти небывалый. Двадцать лет ни одной крупной войны с соседями, ни одного кровавого столкновения между мезельским патрициатом и "тощим народом".

"Как быстро они все забывают. Когда я занял это кресло впервые Мезель был всего лишь одним из городов в Твинском Союзе. Сейчас мы второй после Хэппеля город, но им этого мало! Им подавай сразу и все! Их гордость снова ущемлена, их кошельки снова жаждут ливня из денег и они уже готовы схватиться за меч, нетерпеливые идиоты."

Это была уже не первая стычка в Совете. Все началось больше года назад, когда Лери Трэну удалось собрать вокруг себя недовольных и направить неорганизованные прежде движения "партии войны" в единый поток. С тех пор Гийом Фиорэ все чаще ощущал, что власть над городом неотвратимо уходит из рук.

- ... и все мы знаем, что Гийом Фиорэ, управляя делами коммуны стремился к нашему общему благу. - Синдик оружейников обращался уже не к председателю, а ко всем членам совета старейших: - Он многого достиг, мы помним об этом. Но видим мы и другое: Он боится войны, он всеми путями ее избегает. Может быть, когда-то это было благом для нас, но сейчас... Мезель терпит величайшие несправедливости и унижения лишь потому, что наш гонфальонер вместо того, чтобы смело вести нас на битву, пытается уйти от столкновения с нашим главным врагом! И если раньше подобные действия воспринимались как миролюбие и осторожность, то теперь это нечто другое: Это трусость и потакание врагу.

"Похоже, синдик решил свалить меня с должности председателя совета старейших, иначе к чему вся эта гневная речь? К чему затеян весь разговор о хэппельских кознях? Ведь мы собрались рассмотреть мой отчет и обсудить, кто будет председателем совета в новом году. И почему за меня никто не смеет вступиться? Ни мои зятья, ни  кум, ни мой копаньон, Жак Кульен. Даже Густав Ретилан, имеющий прибыль единственно от торговли с Хэппелем не посмел вставить в мою защиту ни слова. Такое ощущение, что все они, у меня за спиной, сговорились... И кого этот Трэн видит на месте председателя. Неужели себя?"

- Если нынче здравомыслие принято называть трусостью, то я с радостью готов признать себя трусом. - И гонфальонер справедливости, глянув в глаза распаленному Трэну, весело улыбнулся... Когда, в ответ на шутку, по собранию прокатился смешок, глаза Гийома довольно сощурились: - Видимо вы, Лери, считаете себя очень отважным, но если моя трусость близка к здравомыслию, то ваша отвага, увы, сродни безрассудству. Вы говорите, что я боюсь войны. Да. Я вообще избегаю острых углов. К тому же война это богопротивный и очень дорогостоящий способ разрешения споров, а война с Хэппелем, к которой вы так стремитесь - тем паче. Если эта война так неизбежна, как вы говорите, то пусть хэппельцы сами на нас нападут. Еще ни один враг не смог взять мезельских стен, а в наших житницах, моими стараниями, запасено продовольствия больше, чем на год. К тому же у нас оборонительный союз с королевством Торэн и с герцогом Бэкворда. Чего еще надо?

- Возвращения утраченных вашим попустительством прав! Восстановления попранной чести!

Брови Гийома удивленно поднялись:

- Однако, вы не перед чернью держите речь. Обойдемся без высокопарных стенаний о Чести и Праве. Выражайтесь конкретно: Какую выгоду в звонкой монете сулит нам ваша война, и во что она нам обойдется. - Гийом уже мысленно потирал руки и ухмылялся: - "Сейчас все встанет на свои места. Какие бы блоки и союзы не сколачивал против меня этот синдик, каждый из сидящих здесь печется лишь о своем кошельке. Война в принципе не выгодна для мезельского торгового люда. Так было раньше, так будет и впредь. Мы разложим эту войну "на дебет и кредит", и все новоявленные альянсы рассеются, как дым, под натиском здравого смысла...

Тем временем синдик оружейников не терял времени даром: В совете старейших города Мезеля, как и говорил Гийом Фиорэ, собрались рассудительные, серьезные люди, можно сказать, аристократы тугих кошельков, поэтому здесь, как и на бирже, главными инструментами были мел и доска. К немалому удивлению гонфальонера справедливости Лери Трэн, опередив Гийома, первым подошел к этой доске и начал расписывать "дебет и кедит" предстоящей войны, старательно копируя цифры с заранее приготовленного листа.

"Да он основательно подготовился к бою!.. Не ожидал. Видно, уроки прошлых лет, когда я с легкостью осаживал его и его шайку, прошли не бесследно. Посмотрим, посмотрим, что он напишет... Как бы мое предложение не сыграло ему на руку. Уж слишком у него уверенный вид, словно он действительно нашел способ сделать войну со столь грозным  противником выгодней мира... Ох уж мне этот Лери! Надо было следить за ним внимательнее все это время. Он ведь и так уже здорово мне насолил, добившись замены мезельского представителя, покладистого и всем удобного Энри Рэтилана, на Жиля де Монфрэ, скользкого дворянчика, который явно ведет двойную игру... И то, что в последнее время он снюхался с посланником Бэквардского герцога должно было меня насторожить... Да, прозевал я этого Трэна, вот и последствия. Не стал ли я слишком стар, слишком мягок? Может, пусть все идет как идет. Шестьдесят восемь лет уже не тот возраст, чтобы цепляться за власть..."

А Лери Трэн уже отложил в сторону мел и отошел от доски, исписанной корявым, но вполне понятным почерком.

- Вот в общих чертах смета расходов и предполагаемая прибыль. Причем, в расчет взята только прибыль всего Мезеля в целом. Кроме нее, естественно, каждый будет иметь и свой интерес, в виде трофеев, квот и торговых привилегий, которые достанутся нам в результате победы...

- Так вы предполагаете, что результатом вашей победы будет полное уничтожение Хэппеля и захват лидерства в Твинском Союзе? - скептически и, вместе с тем, как-то испуганно ухмыльнулся Гийом: - Не слишком ли вы самонадеянны, молодой человек? Потрудитесь поподробней нам объяснить,  каким образом вы собираетесь достичь такого блестящего результата.

Синдик нервно дернул седеющей бородой, однако не стал отвлекаться на презрительное "молодой человек" и с воодушевлением приступил к изложению плана:

- Капитан наемников, Альфред Кнайф, с тремя сотнями стрелков и пикинеров и с дюжиной пушек удерживает крепости Тэнца и  Пельтидор, доминирующие над севером Хэппельской долины. Хэппельцы задолжали людям Альфреда жалованье за полгода. Я взял на себя смелость от имени города вступить с ним в переговоры и уплатил эти деньги, в качестве задатка, из собственных средств, а также обещал ему от имени города, что мы уплатим ему вчетверо больше и возьмем на полное жалование впредь, если он сдаст эти, совершенно неприступные крепости нам.

Гонфальонера справедливости захлестнула волна возмушения:

- Ах он взял на себя смелость! И хватило ума за счет города подкармливать такую бешеную собаку как Альфред Кнайф. Да я ни единому его слову не верю. Скорее Твин потечет вспять, чем он сдаст нам свои укрывища – Тэнцу и Пельтидор. Впрочем... - Гийом остановился не довершив своего разноса, может быть несколько поздно, но сообразив, что сейчас Собака-Кнайф и его головорезы находится на полном содержании у синдика Трэна, и что это может обернуться как угодно для Мезеля и для него лично, не уйми он сейчас свой язык: - В общем, я предпочел бы, чтобы на этого жадного до денег капитана тратились хэппельцы, а не мы, тем более, что контроль над Тэнцей и Пельтидором ничего нам не даст, кроме возможности разорить набегами север Хэппельской долины. Кроме того, если мы потратим деньги на подкуп Альфреда, нам не на что будет нанять солдат для осады и штурма Хэппельских Стен. Ведь вы, молодой человек, собираетесь штурмовать Хэппельские Стены? - Гийом Фиорэ вложил в этот  вопрос весь свой издевательский сарказм, ведь хэппельские городские стены составляли предмет неизменной зависти для горожан всего остального Твинского Союза, в том числе и для горожан почти неприступного Мезеля.

- Штурмовать? Упаси нас Святые Гробницы! Я взял на себя смелость от имени города начать переговоры с герцогом Бэкворда Эдвардом пятым, с тем, чтобы совместными силами мезельского ополчения и герцогских войск осадить Хэппель и взять город измором.

Пораженный таким ответом Гийом не нашелся, что и сказать, и Лери Трэн продолжал:

- Я предвижу вопросы: "А как же хэппельский флот?" И мне есть, что на это сказать: Наш флот не слабее хэппельского. Если собрать наши силы в кулак и нанести неожиданный удар... Сейчас мы пользуемся гораздо большей популярностью в Союзе, чем Хэппель, поэтому Саальский флот Твинского Союза, как минимум, сохранит нейтралитет. Разгромив вражеский флот мы установим морскую блокаду, и таким образом, возьмем Хэппель в кольцо. Они будут пухнуть с голоду, пока не сдадутся, а когда город будет взят, мы разрушим знаменитые Хэппельские Стены и наложим на них такую контрибуцию, что нашим врагам вовек не подняться!

По собранию прошел взбудораженный гул. В глазах большинства Гийом видел блеск воодушевления и нездорового ажиотажа. "Как это напоминает  биржевые спекуляции, с помощью которых я обувал этих баранов лет тридцать назад. Будь это не мезельцы, а кто-то другой, я бы просто смеялся!"

Но сейчас ему не хотелось смеяться. Он ясно видел, что будет, если Лери победит, и от ужаса волосы становились дыбом на его голове:

- Вы... Вы хоть понимаете, что он вам предлагает? Он предлагает вам уподобиться разбойнику Альфреду Кнайфу, которого сам же недавно купил… Разве можно сор из избы?.. Наш конфликт с Хэппелем - внутреннее дело Твинского Союза городов. Призывая герцога мы предаем все вольные города, саму идею, саму суть коммунального самоуправления и свободной торговли. Как можно ради жалкой прибыли, ради имбирных и перечных квот уничтожать, стирать с лица земли один из сильнейших оплотов нашей общей свободы? Чего тогда стоит вольность имперских городов, если мы готовы своими руками... – на лицах многих в совете он прочел удивление: "Старость, проклятая старость делает меня склонным к обобщениям и философии. Я начинаю забывать, что здесь сидят "рассудительные, серьезные люди". Для них "мораль" и "свобода" всего лишь высокопарные слова, общее место. Прочь сентименты! Все должно быть конкретно.":

- Без герцога никакой осады не будет, надеюсь, это вы понимаете. Они просто выведут в поле свое ополчение и... на чужой  территории,  растянув коммуникации, мы обречены. Да и Альфред Кнайф может предать в любую минуту. Но если мы призовем Эдварда пятого, от нас отвернутся все вольные города, весь Твинский Союз. О какой морской блокаде тогда может идти  речь? На нас, как на предателей, двинется не только Союзный Флот, но и все морские силы других городов!..  Предав Хэппель, начав кровавую свару  внутри Союза мы, в конечном итоге, СЕБЯ предаем... Я говорю нет  этой  войне.  Я буду препятствовать этому безумию ныне и впредь...

Да, Хэппель зазнался и надо его осадить. Организуем общественное  мнение. Надавим на них через Союз. Можно объявить бойкот на хэппельские  товары. В этом случае город покроет ваши убытки - успокоил он Густава Ретилана и десяток других, встрепенувшихся было купцов: - Конечно, нам это не выгодно, но Хэппель понесет намного большие убытки, и это их образумит... В конце концов, можно даже перекупить Тэнцу и Пельтидор,  в  этом  случае город возместит ваши убытки, Лери, и поставить хэппельцев перед  постоянной угрозой вторжения... Да если бы не поставленный вами год назад,  вопреки моей воле, представителем Мезеля в Союзе жулик, Жиль де Монфрэ, я бы уже давно решил в нашу пользу вопрос о Дувильских пустошах. И  потом,  не мы одни недовольны хэппельским произволом. Немного дипломатии, взяток,  и мы приостановим разработку серебряных рудников, пересмотрим квоты на  перец... Хэппельцы наши конкуренты. Но как можно  начинать  с  ними  войну, подрывая общие силы Союза? Мы можем стать доминирующим в Союзе городом  и не проливая большой крови. Упоенные чрезмерным богатством и властью  хэппельцы еще не раз ошибутся и, пользуясь этими ошибками мы постепенно  вытесним...

Дверь в залу вдруг распахнулась и краульный, отвесив собранию  поклон, объявил:

- Срочно! Гонец из Канжеда!

Гонфальонер справедливости, не закончив  фразу,  удивленно  глянул  на дверь. "Значит, все-таки был какой-то гонец. Где же он пропадал двое  суток? Куда смотрела городская стража и секретный департамент?" - рука гонфальонера справедливости сжала подлокотник на кресле, да так, что побелели и без того бледные костяшки пальцев.

В залу вошел запыхавшийся молодой человек  в  форме  матроса  Союзного Флота.

"Волосы чистые, вид цветущий, одежда - с иголочки... Так  и  есть,  он уже пару дней как в Мезеле. А может и вовсе из города не уезжал... Скорее всего этот паренек подставной, а настоящий гонец валяется где-то в канаве с перерезанным горлом."

Гонец, пройдя через зал поклонился председателю совета и протянул  ему свиток:

- Письмо от капитана Канжеда к народу и Совету Старейших вольного  города Мезеля.

Гийом уже протянул руку за письмом, но синдик Трэн, опередив его, бесцеремонно выхватил свиток из рук гонца и моментально сорвал сургучную печать. Взбешенный Фиорэ вскочил со своего кресла и вцепился в руку синдика:

- Спешишь, грязный интриган, слишком спешишь!.. Пока еще  Я  председатель Совета.

На миг их взгляды встретились:
"Я вижу все твои уловки насквозь, самонадеянный авантюрист."

"Ты увидел их слишком поздно и уже ничего не сможешь поделать."

- Прошу простить, мессир Фиорэ. Мое  своеволие  продиктовано  исключительно заботой о благе нашего города. Я полагаю, в этом письме столь важные сведения, что его надлежит прочесть немедля, прямо сейчас, в  присутствии всего совета. И я с радостью верну его вам, если  вы  обещаете  это исполнить. - Синдик протянул Гийому письмо, не скрывая злорадной усмешки.

"Конечно, печать была сломана раньше. Этот шут выхватил свиток и  якобы вскрыл его лишь для того чтобы скрыть свой обман. Впрочем, письмо настоящее."

Читая письмо Гийом несколько раз менялся в  лице.  Потом  он  протянул свиток Лери Трэну:

- Читайте вслух... Хотя, зачем вам читать. Вы, верно, уже знаете  наизусть его содержание.

Синдик прикусил было губу, но, секунду спустя, нагло улыбнулся  и  начал читать:

- Я, волей Совета Представителей Твинского Союза Вольных Городов,  Капитан Безопасности и Охраны Мира города Канжеда, обращаюсь к Вам,  господин Гонфальонер Справедливости и Председатель Совета, к Вам, господа Старейшие и к Вам, вольный народ города Мезель.

Роковое стечение обстоятельств и крайне опасное  положение  в  котором оказался я, вверенный мне Союзом город и, в целом, жизненно важные  интересы Союза на Саальских островах принуждают меня обращаться в обход Совета Представителей напрямую к Мезелю и некоторым другим союзным городам.   А обстоятельства таковы: Под давлением  хэппельских  представителей  и Вашим попустительством назначенный адмиралом  Союзного  Саальского  Флота Винсент Ли прибыл в Канжед и приступил к  выполнению  своих  обязанностей два месяца назад. Своим высокомерием, предвзятостью и неоправданной  жестокостью вышеупомянутый адмирал за два месяца сумел  восстановить  против себя все не хэппельские команды вверенного ему флота, и,  как  результат, три дня назад в Союзном Флоте вспыхнул бунт: Девять  больших  кораблей  и более двух дюжин галер с командами из Мезеля, Неда, Дижера и других союзных городов скрытно вышли из Канжедской гавани и напали  на  стоявшую  на внешнем рейде адмиральскую флотилию. Часть судов, стоявших на рейде,  перешла на сторону бунтовщиков. Во время боя  потонуло  пять  больших  хэппельских кораблей. Адмиральский флагман с частью флота  сумел  оторваться от погони и бежал в сторону Иншагара, где он сейчас, по  моим  сведениям, собирает верные себе суда Союзного Флота. Примкнувшие к бунту суда стягиваются в Канжед. В самом Канжеде неспокойно.  Рота  хэппельских  стрелков гарнизона была перебита во время бунта. Я с трудом предотвратил начавшуюся было в городе  резню,  и  укрыл  всех  подвергавшихся  опасности  хэппельских граждан (более двухсот семей) в своей цитадели.

К моей власти и к жителям Канжеда вообще бунтовщики  относятся  вполне лояльно. Они оставили этот город своей основной базой и мне пришлось согласиться. Сейчас бунтовщики заняты выборами нового  адмирала,  и,  скорее всего, им будет один из мезельских капитанов.

Караваны торговых судов больше не патрулируются. Борьба с  пиратами  и контрабандистами не ведется. Союзный Флот занят подготовкой к самоистреблению, а весь хэппельский флот, я уверен, уже готов двинутся на юг, на  помощь Винсенту Ли.

В этот критический момент я прошу у вольного города  Мезеля  и  других вольных городов Союза сочувствия, совета, и открытой  поддержки.  На  юге необходимо ваше военное присутствие, ради  защиты  Канжеда,  наших  общих торговых интересов и ради водворения мира на флоте.

Отказывая мне в помощи знайте, что Вы толкаете меня на  путь  открытой поддержки бунтовщиков. В этом случае я буду защищаться, рассчитывая  лишь на собственные силы и средства, считая себя и город Канжед свободными  от всех обязательств по отношению к Мезелю и Союзу. Впрочем, одна мысль о подобном повороте событий противна  всему  моему существу, и поэтому я буду горяче молить богов и Вечные  Звезды  о  Вашем благоразумии и о Вашей поддержке.

С чем остаюсь, верный слуга Союза, искренний друг вольного города  Мезеля, Капитан Безопасности Канжеда Магнус де Экк.


Дослушав письмо до конца Совет забурлил.

Лери Трэн, оторвал взгляд от пергамена и победно посмотрел на Гийома:

- Ну и что вы скажете на это, мессир Председатель? Гийом  Фиорэ,  опершись о подлокотники, поднялся с  дубового  кресла.  Казалось,  золотая цепь председателя совета старейших давит на  него сегодня  сильней,  чем обычно, пригибая и без того сутулую фигуру к земле. Он поднял  вверх  левую руку. На среднем пальце блеснуло золотое кольцо с огромным рубином  - знак гонфальонера справедливости, и совет по привычке  затих.  Гийом  был бледней, чем обычно, но в глазах его горела решимость:

- Я разделяю ваше волнение, господа. Да, мы не можем оставаться в стороне, когда происходит такое... Поэтому я, как гонфальонер  справедливости города Мезеля приказываю: Военному флоту Мезеля подготовиться к  походу на юг. Всем торговым кампаниям Мезеля, имеющим  право  на  торговлю  с Саальскими островами, выставить за свой счет,в  трехдневный  срок  боевые корабли с командами матросов и полным вооружением, из расчета - один десятипушечный парусник на каждые пять процентов мезельской квоты на  вывоз канжедского перца. Не выставивший должного числа кораблей  к означенному сроку будет лишен своей доли в мезельской пряной квоте на будущий  год  и впредь. Его доля будет отдана тому, кто возьмется за  свой  счет  восполнить недостающие корабли. Если подобной замены не найдется, его доля  будет поделена между выставившими свои корабли, в пропорции, соответствующей количеству выставленных кораблей.

Кроме того, я пошлю гонцов четырем ближайшим вольным городам  Твинского союза. Уверен - они в кратчайшие сроки приведут к  нам  на  рейд  свои военные суда. Объединенный флот под нашим командованием отправится в Канжед утром четвертого дня... Надеюсь, господа Старейшие довольны  реакцией Гонфальонера Справедливости на это письмо?

"Старейшие" согласно закивали головами, но...

- Так вы согласны, воспользовавшись случаем начать войну с Хэппелем?

- Что тогда в отношении Тэнцы и Пельтидора?

- А в отношении союза с герцогом?

- Кто будет уполномочен действовать от имени города Мезеля  в  Канжедском походе? Какие он получит инструкции? Мало послать флот. Чего он  будет добиваться? Мир или война?

- Как мы будем это контролировать? Нужны наблюдатели от совета старейших! Надо разгромить весь флот Хэппеля и осадить этот город! Нам не простят, если мы упустим подобный шанс! - это кричал, конечно же, Лери,  синдик оружейников.

Гийом опять поднял левую руку.

- Тише. Я отвечу на все ваши вопросы... Я сам  намерен  отправиться  в Канжед. Это слишком важное дело, чтобы перепоручать его кому-то  другому. Адмирал объединенного флота... будет назначен через два дня. А представителей для контроля... Сегодня обдумайте кандидатуры, а завтра выберем  их на Совете... На этом заседание Совета Старейших объявляю закрытым.

- А как же выборы нового председателя? - вскочил Лери Трэн.

- Ночь на дворе! Ты хочешь заставить  господ  Старейших  сидеть  здесь круглые сутки?.. В связи с черезвычайными известиями из Канжеда  и  экстренными мерами, которые мне, как Гонфальонеру Справедливости,  необходимо предпринять, объявляю, что выборы председателя Совета переносятся на завтра... Надеюсь, все согласны?

Кроме все еще ворчавшего синдика Трэна никто не возражал. Гийом Фиорэ, упав в кресло, устало глянул на пустеющий зал. Ему  предстояла  бессонная ночь.



А этот Магнус де Экк ловкач, каких мало. Пожалуй, раньше я его  недооценивал. Позволить бунтовщикам  перерезать  хэппельскую  роту  гарнизона, пропустить их корабли из гавани на внешний рейд  мимо  пушек  канжедского форта и при этом держать себя так,  словно  сохраняет  нейтралитет!..  Не удивлюсь, если на самом деле он - один из организаторов бунта. Интересно, что же они с Винснтом не поделили?.. Кроме того, он просит  нашей  помощи против Хэппеля, хотя вполне мог бы без нее обойтись.  Двести  хэппельских семей сидят в его цитадели. Имея таких заложников  он  договорился  бы  с Хэппелем о чем угодно! Однако, он в случае, если нашей помощи  не  будет, грозится "считать себя и Канжед свободными от всяческих  обязательств  по отношению к Мезелю и Союзу." -  Не прислав ему военной помощи мы покажем, что не можем противостоять и его стремлению к независимости.

Тьма меня раздери - правильно я все решил на совете: Мы приведем к нему такую "военную помощь", которая в случае чего сможет стереть  в  порошок весь этот город. Самых верных союзников имеет тот, у кого  достаточно сил, чтобы обойтись и без них. Сейчас у Мезеля 16 боевых  морских  кораблей. Да еще 20 кораблей  купцы  снарядят  за  свой  счет.  Окажись  мы  в Саальских водах - к такой силе сразу поспешат присоедениться капитан Магнус, мятежная часть Союзного Флота, а также флотилии Дижера и Неда, которые, конечно же, не останутся в стороне от событий и пришлют свои  корабли.

   Если получится собрать все эти силы в один кулак, то мы прищемим  хэппельцам хвост: Наконец-то поставим над Союзным  Флотом  не  какого-нибудь нейтрального, а именно мезельского адмирала, урежем хэппельские квоты на вывоз перца (и, соответственно, увеличим свои), поднимем вопрос о  серебряных рудниках... А если у хэппельских синдиков сдадут нервы -  тем  хуже их флоту...

   Кстати о флоте... Что-то не хочется мне делать главой этого похода нашего адмирала Альеди. Он по меньшей мере прошляпил прибытие гонца из Канжеда (ведь гонец не  по  воздуху  прибыл,  по  морю,  а  потом  вверх  по Твину)... Вообще, с этим заговором надо что-нибудь делать.

Отослав письма к соседним вольным городам Фиорэ вызвал Ги де Рикара: мужа Жанетт, его младшей дочки, и капитана Мезельской гвардии

- Итак, пропавший гонец, о котором ты мне говорил два дня  назад,  чудесным образом отыскался именно в день выборов председателя  Совета.  Что ты на это скажешь, сынок?

- Я слышал все, что говорилось в Совете, мастер Фиорэ. И я слышал, еще кое-что...

- Лери Трэн перекупил секретный департамент?

- С потрохами, мессир, причем довольно давно... я же докладывал.

- А городская стража с ними?

- Похоже, что да. Капитан стражи Корвиль спит и видит себя  генералом. Он жаждет войны с Хэппелем. Морально он поддерживает Трэна, но в  заговоре ли он?.. Либо он очень честен, либо очень хитер, но в их  тайных  консультациях не участвует.

- Скорее хитер: Два дня умалчивать о гонце из  Канжеда...  Без  содействия городской стражи это просто невозможно.

- Пожалуй, вы правы... Но тогда картина и вовсе ужасная,  потому,  что адмирал тоже замешан...

- И завтра они постараются свалить меня с должности Председателя.  Потом проведут пару законов, урезающих права Гонфальонера, и  воспользовавшись канжедским бунтом, вяжутся в большую войну.

- Но вы могли бы сохранить свое влияние, признав их правоту.

- То есть, ты хочешь сказать, что я...

- Да. Вы должны признать, что война неизбежна. Не можете  же  вы  идти против всех! Кажется, один древний политик сказал - "Если я не могу  этого запретить, я должен это возглавить." - Начните действовать в направлении войны, и вы мигом отодвинете синдика Трэна на второй  план.  Несмотря на свою позицию и на свой возраст вы до сих пор признанный лидер! К  тому же их аргументы довольно разумны.

- Их аргументы... - передразнил Гийом: - Да они хотят, во что бы то ни стало, снести Хэппель с лица земли. Они готовы со всеми силами Низа заключить договор, лишь бы преуспеть в этом деле. Что я говорю,  ты  же  все слышал.

- Но, если вы хотите им противостоять, нельзя сидеть сложа  руки!  Отдайте приказ, и через три часа я принесу вам головы шефа  тайной  полиции и капитана Корвиля. Да с сотней своих молодцев  я переверну  этот  город вверх дном!.. Только придумайте что-нибудь с адмиралом.

- А что тут придумывать. Завтра, на Совете, я объявлю, что  руководить нашим флотом в походе будет Свен однорукий, а адмирал останется в Мезеле, командовать патрульными галеасами. По крайней мере раскол во флоте мы обеспечим: Адмирал возмутится, но половина матросов пойдет не за  ним,  а за Свеном... Только это все  ни  к  чему...  Резня  на  флоте,  резня в гарнизоне... А что делать со Старейшими, которые так  и  жаждут  сместить меня и впиться Хэппелю в горло?.. В городе начнутся волнения... Уверен  - уже сегодня многие из них вооружились. Слишком многих мне придется убить, чтобы сохранить свою власть. Развязать войну гражданскую, ради того, чтобы предотвратить войну с соседом - воистину "мудрый" поступок!..

- Согласен - одно другого стоит. Но вы, мастер, сохраните свою  власть над Мезелем.

- Власть... - Гийом снисходительно глянул на зятя: - Конечно, в  твоем возрасте власть кажется чем-то таким, ради чего стоит проливать  кровь  и рисковать своей жизнью... В твоем возрасте, но  не  в  моем... Для  меня власть, скорее, обуза, тяжкая ноша, которую я не свалил пока ни  на  кого другого лишь потому, что не вижу достойных. Но если ее у  меня  забирают, то что ж, может быть стоит с этим смириться...

- Но ваша власть - благо для Мезеля и его граждан.

- По моему, сегодня они уже так не считают.

- И поэтому вы, Гийом Фиорэ, величайший в истории  Мезеля  градоправитель и политик, сдаетесь, смиренно отступаете под наглым нажимом?  С  каких пор, отец, вы стали стесняться убийств? - "Малой кровью водворяя  порядок мы пресекаем большую кровь, неизбежную при беспорядках." - Разве не этому вы учили меня все то время, пока я вам служил?

- Да, все это так. Но сейчас большая кровь с обеих сторон... Пойми ты: Я не хочу быть причиной войны, а тем более - гражданской войны  в  родном городе.

- Вы боитесь. Вам угрожают открытым столкновением, и вы уступаете  силе, грубой и наглой силе, в ответ на которую вы учили меня применять  такую же силу.

- Силой на силу?.. Да, когда другого выхода нет. Но на любое  давление отвечать еще большим нажимом, на любую измену и кровь еще  большей  изменой и кровью... Тогда это безумие станет бесконечным. Кто-то  должен  разорвать проклятую цепь, разорвать в самом начале... Я  знаю,  я  надеюсь, что есть другой выход. Я попробую их убедить... Совет  Старейших...  Завтра... Они будут голосовать за меня, за председателя, но, фактически, они будут голосовать за или против войны. Убедить их - вот  мой  единственный шанс избежать пролития крови.



Лучезарная синева безоблачного неба... Словно острый коготь  полоснула по сердцу старая боль: -

"Сегодня, как и  тогда.  Как  и  тогда,  мальчик мой..."

На утреннем ветерке трепетал бело-голубой флаг с черным окунем -  флаг вольного города Мезеля, и он, Гийом Фиорэ, вел галеру на бой. Построенную на собственные деньги, галеру.

Это было двадцать шесть лет назад, у мыса Эль-Хаби: Первый крупный бой той войны, которую потом назовут Са-Аль-Те-Рин, войны  за  господство  на Юге. Империя еще не вступила в войну за Саальские острова, но сметливые купцы имперских вольных городов уже поняли, что южный ветер пахнет большими деньгами и начали действовать на свой страх и риск.

Красный перец - один из важных предметов роскоши среди имперской знати. Он рос только за морем, и чем дальше на север, тем он  стоил  дороже. Каждый тиль, вложенный в эту войну, мог окупиться сто, тысячекратно. Когда новый дей саальцев, Меши-Ар-Мон, окончательно перекрыл торговлю с Империей,  первыми по его флоту ударили купцы вольных имперских городов.

Уже потом, после Канжедской резни, праведный гнев прокатится по  империи с юга на север, и сотни, тысячи солдат отправятся за море, на юг не ради денег, но лишь для того, "чтобы убивать этих саальских собак". Уже потом  железные полки принца  Кнуда  сравняют  с  землей  саальскую  столицу,  а  Меши-Ар-Мон будет сварен в кипящем масле... Уже потом покоренный  саальский народ восстанет, и партизанская война будет перемалывать, как  муку,  новые и новые сотни  имперских  солдат...  Потом  будут  интриги  и  предательства, и беспощадный геноцид с обеих сторон, и хрупкий мир,  наступивший лишь в результате взаимных уступок.

А еще раньше, с разгромом пиратского флота саальцев,  упадут  в  сотни раз цены на перец. И, чтоб спасти положение,  император  отдаст  перечную монополию на откуп вольным имперским городам Твинского Союза, и появятся Союзный  Саальский Флот, лимит на ежегодный вывоз красного перца и квоты для городов, и  новые пираты, и контрабандисты... Но все это будет потом.

А тогда, ранним утром, сошлись для  битвы  галеры  твинских  купцов  и саальских пиратов. Блестели от пота исполосованные плетью  спины  гребцов - рабов и каторжан. Горели на солнце надраенные шлемы. Сверкала обнаженная сталь клинков и глаза абордажной  команды, и весла дружно били по воде  под мерные удары барабанов.

Дымок от курящихся на баке фитилей, курс на самую большую и самую  богатую галеру из тех, что с левого фланга  пиратской  боевой  линии  -  на флагман Иншагарского амира... Вот он, Гийом Фиорэ, обнажил свою шпагу.  А по правую руку от него — Жан. Единственный, любимый  сынок:  Семнадцатилетний, синеглазый, широкоплечий, статный красавец - его надежда и гордость.  Самый сильный и ловкий среди своих сверстников. Ветер развевает его  кудрявые, светлые волосы, и улыбка гуляет по его, еще не  обветренным,  губам. Он ждет этой битвы нетерпеливо, как свидания с девушкой. В его правой руке абордажная сабля с крюком, а за поясом заряженный тэк. Он  решил  первым залезть на корабль врага, и отговаривать его бесполезно.

Вот они уже близко. Видно, как блестят пластинчатые  мисюрки  иншагарских гвардейцев. Они тоже направили нос галеры прямо на нас. Их  абордажная команда больше раза в два или в три, но у них нет на носу  пушки-куршины... Совсем близко.

- Пали!!!

От оглушительного выстрела настил под ногами  дрогнул.  Впереди  клубы дыма, но ветер их сносит, и чуть слева, на  носу  вражеской  галеры,  где только-что блестела доспехами гвардия, теперь кровавое месиво  -  удачный выстрел картечью.

- Весла суши! Огонь!

Ружейный залп ударил по ушам. С  Иншагарской  галеры  в  ответ стрельнули две дюжины арбалетов... "Ничего! На моем сыночке  и  кираса  и шлем из добротной Торэнской стали - их не пробить арбалетным болтом."

Мезельцы, все же, несли потери, но и саальцы падали со  своей  галеры, как переспевшие груши. Весла предусмотрительно убраны, и галеры  неотвратимо сближаются, чтобы через секунду с треском сцепить свои тяжелые туши.

"Куда?! Слишком рано!" - Борта еще не соприкоснулись, когда Жан с разбегу прыгнул и уцепился за борт иншагарского флагмана. А в  следующий момент галеры столкнулись и от страшного удара многие попадали с ног.

- Не-е-ет!!! - доска бортовой обшивки, в которую он вцепился руками, оторвалась, и Жан полетел вниз. Уже не в воду, а в щель между трущимися бортами галер.

- Не-ет!! - Гийом словно своим телом чувствовал, как доски сдавливают и гнут добротную  торэнскую сталь кирасы и как хрустят меж двух сходящихся бортов неокрепшие, юные кости.

- Нет!.. - отец согнулся в беззвучном рыдании, но его уже никто не слышал. -  С диким ревом абордажная команда его галеры кинулась в бой...

Гийому не удалось даже увидеть на тело: Доспехи утянули Жана под воду. Осталось лишь кровавое пятно на помятых носах двух кораблей. Может, это и  к лучшему? Увидев, что стало с телом, он, наверное,  сошел  бы  от  горя  с ума...

После захвата галеры Фиорэ в сердцах пустил иншагарский флагман на дно, а прибыв в Канжед  продал и свою галеру. На вырученные деньги он купил ког, погрузил его горьким красным перцем, и отправился в Мезель. Он  привез  в  империю  первую,  после двухлетнего перерыва, крупную партию саальского перца,  и  продал  ее  по баснословной цене.

С тех пор Гийом не любил утреннее, безоблачное небо - такое же  ясное, как глаза Жана. Больше у  Гийома  сыновей  не  рождалось,  одни только дочки.



- Отец! - Фиорэ тряхнул головой, словно просыпаясь ото сна. Оказывается, он уже довольно долго стоял у Северного причала в Мезельском порту.

- А, Ги, это ты... - по лицу старика пробежала улыбка.

   - Отец, они уже все погрузили... Разреши мне уехать вместе с тобой.

- А ты... Тоже хочешь уехать?

- Да. Теперь я для мезельцев враг. - Я поддерживал тебя до конца и теперь, останься я здесь, все они будут считать, что я шпионю для тебя.

- Прости. Я не подумал об этом... Не хотел принуждать тебя покинуть родину, а получается - не позвал за собой... Конечно, поехали. В Ренмаре найдется место для всех... И забери с собой, раз уж на то пошло, дюжину своих лучших  бойцов из мезельской гвардии. Таким важным персонам, как мы, вооруженный эскорт не помешает...

- Вы могли бы оставить здесь приказчика для завершения дел. Разумно ли было продавать все имущество сразу? Дом, лавки, корабли и перечные квоты... Все одним махом. Не слишком ли сгоряча? Ведь так вы потеряли в цене и отказались от будущих прибылей.

- Ты все время был за меня, но так до конца мне и не  поверил... Если завтра между городами Союза начнется война, то кто будет соблюдать установленные Твинским союзом квоты? Через месяц цены на перец упадут вдвое, а через два - в десять раз. А война начнется, кому, как не мне это знать... Продавать надо было именно сейчас, пока все верят в быструю и легкую победу. Ведь они верят. Вот пусть и платят. Хоть какой-то с этого безумия прок...

И в его памяти снова всплыл позавчерашний Совет:

"Тридцать самых богатых и уважаемых горожан. И синдик  Лери Трэн во  главе этой своры... Я еще пытался убедить их в чем-то, отговорить. Но разве можно отговорить тех, кто уже все решил?.. Беседовал с каждым  из  них  с глазу на глаз. Ведь они кивали в ответ, я видел блеск  понимания  в  этих глазах! Как они уверяли меня в своей верности, в преданности общему делу. Некоторым я даже поверил!.. Но все они просто боялись. Боялись, что я натравлю на них своего зятя, Ги, с его сотней гвардейцев. Или кивали головой по привычке, многолетней привычке во всем со мной соглашаться...  Били себя в грудь, обещая... А потом решили иначе. Они ВСЕ решили иначе, все, до одного. Я это понял, увидел, по их стыдливо опущенным взглядам, когда служка обходил ряды с урной для шаров. Все они украдкой бросали свои шары. Черные. Больше им не нужен такой председатель Совета. И мир  с соседями им тоже не нужен... Они думают, что МЕНЯ обошли. Расценивают все это как ловкий политический ход. Никакая сила не может убедить их  в  обратном - одно только время... Наверное, думают, что моя обида, тот выплеск эмоций, когда в ответ на тридцать черных шаров из урны, я бросил им в лицо перстень Мезельского Гонфальонера Справедливости, - это просто раздражение маразматичного старика, у которого отнимают любимую игрушку - верховную власть... Мне конечно обидно, очень обидно: Двадцать лет я трудился для них. Двадцать лет мирной жизни. И они забыли, что  значит терять детей на войне... Выходит, из всего совета один только я не забыл?.. А они еще раз убили Жана в ту минуту, когда каждый брошенный в урну черный шар стоил сотни убитых... Не мне их судить. И переделывать человеческую натуру тоже не мне. Но все же..."

- Гийом!..

Он повернулся на голос и окинул причал отрешенным  взглядом.  Кого-то, все же, заметил: - "А, мои зятья и дочки... И кум Джулиан, старый  лис... Это правильно. Хорошо, что они пришли со мной попрощаться. Сам бы я ни за что к ним не пришел... Как велика, все же, обида: До  последнего  момента я рассчитывал увидеть хотя бы три белых шара.  Воистину,  больнее  всего, когда предают те, кому доверял."

- Гийом, извини нас. Мы поступили так, как велела нам совесть.

- Не корите себя, господа. Теперь поздно упрекать вас за  то,  как  вы отдали свои голоса. В конце концов, это было ваше право. Мне ли не знать, что родственные связи всего лишь пыль, когда  дело  касается  политики  и крупных денежных сумм. Я не строил иллюзий на счет вашей честности и благородства... Просто огорчен тем, что мезельцы оказались недостаточно благоразумны.

- Вы уезжаете, отец... Но никто не изгонял вас из Мезеля и не изгонит. Вы столько сделали для нашей городской коммуны. Наше недавнее совета вовсе не перечеркивает нашей вечной благодарности вам.

- Никто не гонит? Опять пустые слова: Меня гонит отсюда ваш страх.  Вы же до сих пор боитесь меня, господа! Боитесь, что я вам стану препятствовать, что попробую снова взять власть в свои руки... Вы  предлагаете мне остаться, и молча наблюдать, как вы разрушаете за  десятилетия мной созданный мир? А потом, когда у кого-нибудь из ваших друзей сдадут  нервы,  сможете ли вы защитить меня от удара стилетом или от отравленной  стрелы?..  Нет, мне лучше уехать... Да и состояние Гийома Фиорэ слишком ценно для меня. Я не позволю ему растаять вместе со славой города Мезеля. В конце концов, у меня есть еще внуки... И если, не дай-то боги, все случится  так,  как  я предполагаю, я буду рад увидеть вас и ваших детей в Ренмаре, в  моем  новом доме. И обещаю, что не попрекну вас ни словом.



Полуденное солнце нещадно пекло его сутулую спину.  Словно  рыдая,  на ветру скрипели снасти тяжело груженого баркаса.  Гийом  еще  раз,  словно проверяя, не забыл ли чего, оглядел тех, кто уплывал вместе с ним:  Младшая дочка Жанетт, зять, Ги де Рикар, во многом  заменивший  ему  любимого сына, четверо внуков, пять  человек  прислуги  и  дюжина  солдат  из  мезельской гвардии - теперь уже - его личная охрана. И четыре бочонка с тилями, и мешочек с драгоценными камнями, и тугой кошель с расписками, закладными, векселями.

- Жаль, что я не могу увезти с собой весь этот город. Кто бы знал, как тяжело расставаться - словно бросаешь любимое дитя.

Они двигались сейчас на одних только парусах -  вверх  по  медленному, невообразимо широкому Твину. Мимо портовых причалов, мимо широкого каменного мола, огораживавшего, словно крепостная  стена,  мезельскую  гавань, мимо десятков кораблей, военных и торговых, которые станут военными  всего через сутки. И, словно прощаясь с ним, на ветру  полоскались  сине-белые флаги. Колокол над ратушей отбивал полдень, воздавая  хвалу  великому Сатти. Неприступные белые стены, островерхие  черепичные  крыши,  цветные блики, играющие в витражных стеклах соборов. Зелень бескрайних  садов  на мезельском берегу великого Твина... Вдруг словно пелена нашла ему на глаза, и вместо зелени садов он увидел пепел пожарищ, полуобрушенные  крыши, страшные проломы в закопченных  порохом  белых стенах...  Он  хотел крикнуть - "Нет!" - но только согнулся пополам и зашелся в сухом  нервном кашле. Ги легонько похлопал его по спине.

- Ничего, это пройдет. Пустяки. -  Фиорэ  глянул на встревоженные  лица родственников и улыбнулся: - Я постараюсь забыть... И начать все с начала.

- Что же вы будете делать в Ренмаре?.. Оптовая торговля?.. Не  перцем, так чем-то другим?..

- Пушки. В королевстве Торэн есть руда, уголь, хорошие мастера. Все необходимое для литейного производства. Я буду лить пушки, намного больше и лучше тех, что стреляют  сейчас... Более выгодного вложения капитала я найти не сумел. Очень скоро именно пушки этому краю будут нужнее, чем все остальное... - О, Вечные Звезды, как он хотел ошибаться! Ветер уносил баркас все дальше на север и Гийом Фиорэ с тоской смотрел на таявшие в дали белые стены Мезеля.