Полночь давно минула. Наташа сидела в онлайн-чате и жаловалась на лактостаз, терзающий её уже несколько дней. «Уже была» – ворча про себя и отбиваясь от советчиц о том, что надо обратиться к врачу, она пыталась выискать действенные советы. Несколько дней и муж будет дома, поедут снова. Наташа отправила ещё одну таблетку парацетамола в рот и с жалостью взглянула на практически пустую пачку. Она представила, как идёт по пояс в снегу через весь район до аптеки с сыном на руках, и уже от одной только мысли в голове заискрило, словно втыкали иглы. «Завтра схожу, как выспимся», – она мысленно махнула рукой и потянулась к стакану с водой. Горечь от таблетки пропала.
Телефон жалобно пищал о заканчивающейся зарядке, но где шнур – Наташа позабыла, а ради того, чтобы его найти, не хотела будить Володьку-младшего. Да и зачем телефон ей сейчас-то нужен? Среди ночи? Муж уже отзвонился о прибытии на место, а сын спит. С начинающимся лактостазом вроде справилась: позывы к рвоте не так часто, да и виски почти перестало давить. «Завтра», – и Наташа отбросила мысль о зарядке.
Телефон прожужжал – пришло сообщение из чата. Очередная бестактная шутка Маринки, заводилы их мамской «болталки», о лактостазе и дынях вызвали у Наташи нервный смешок. Она поплотнее сомкнула губы, чтобы не разбудить ребёнка, и украдкой взглянула на посапывающего в своей кроватке сына. Глаза слипались. Уже вторую ночь, как уехал муж, она и не спит толком. Жизнь по расписанию и правилам, установленным мужем, вызывали жуткое раздражение. Оно долго накапливалось, а потом выливалось вот в таком «маленьком бунте», как жаловалась сама Наташа новым онлайн-подругам. Когда муж уезжал в командировку, она сидела чуть ли не до утра во всевозможных сетях и форумах. Но сегодня всё было по делу.
Телефон прожужжал последний раз, мигнул и отключился. Наташа, всё ещё устало улыбаясь шутке, подошла к кроватке. «Мой малыш, спи дорогой, мамочка тебя очень любит», – она провела ладонью по животику и голове ребёнка, а потом поцеловала. «Как же они сладко пахнут!» – она с нежностью посмотрела на сына. Пошарила рукой в поисках зарядки на пеленальном столике. Проводов нет.
В коридоре мерцал приглушённый свет. Стыдно было признаться, но без мужа Наташа боялась оставаться одна в темноте, хотя и испытывала огромное облегчение, когда муж уезжал в командировку. Входная дверь закрыта. Наташа подошла к настенному календарю и вычеркнула второй день: так она, сидя одна дома, помнит, сколько дней осталось до приезда мужа. Улёгшись в кровать, Наташа выключила ночник и закрыла глаза. До пробуждения оставалось три часа.
***
Почему каркают вороны? Откуда они? Наташа открыла глаза и оглянулась. Ночь. Она лежит на земле возле самой кромки воды. Нет, это не земля, это извивающиеся корни, уходящие вдаль. «Вороний остров», – будто кто-то выдохнул название в неё. Наташа подняла глаза. В центре острова – чёрное Воронье дерево. От тёмных листьев исходит холодный лунный свет. Птицы, парящие над кроной, заходятся в крике, больше похожем на агонию от боли. Звёзды на небе пляшут в диком ритуальном танце, то прячась, то выглядывая из-за облаков. Вдруг рядом кто-то зашевелился. Наташа дёрнулась. Свёрток. Она протянула к нему руки и откинула край платка. Сын. Володька. Он повернул к ней своё лицо. Вскрик. На неё смотрели глаза без зрачков, под синей кожей во вздутых венах переливалась густая, словно сметана кровь. Местами она вздымалась, образуя бугры.
И снова знание пришло ниоткуда. Ей надо идти. Идти туда, вглубь. Вглубь Вороньего острова. Боль от мысли, что сына надо отнести к Вороньему дереву прорезала её от макушки до самого крестца. Всколыхнулась вода глубокого Чёрного озера. Наташа всмотрелась в непроницаемую гладь. Из воды выглядывали обломки веток и смотрели на неё своими пустыми глазницами. Одно решительное существо потянуло к ней свой сучок-руку. Наташа поджала ноги. Бежать! Быстрее. Ещё быстрее. Она схватила сына и бросилась вглубь острова. Длинное чёрное платье путалось между ног.
Существа из воды двинулись за ней. Мокрые рубища облепляли их чёрные фигуры. Они тянули свои сучья ветви к ней, к сыну. Наташа знала, что её они не тронут пока Володька на руках, но знала, что если она не отнесёт его, то её заклюют вороны, что каркают над кроной Вороньего дерева. Наташа, спотыкаясь и умоляя о жизни сына, несла его к дуплу. Нога скользнула. Падение. Она ударилась коленом, но снова поднялась и полезла выше. Вот оно. Наташа осторожно положила сына на мох, устилавший дупло. Яркий свет оглушил её. Обессилено опустившись, она скатилась по корням вниз. Боль отдавала во все мышцы. Наташа поднесла руку... нет.... ветку? к лицу. Оглянулась.
Существа больше не смотрели на неё. Их взгляд был прикован к дереву. Наташа бросилась к воде. Оттуда смотрела на неё обломанная ветка в рубище, напрасно ощупывающая своё лицо в поисках человеческих черт.
***
Наташа проснулась от собственного крика. Ощущение тревоги и ужаса не уходило. «Что с сыном?» – мелькнуло в голове. Наташа подскочила к кроватке. Халат встрепенулся следом за ней, словно крылья раненной птицы. Она всматривалась в лицо младенца, пытаясь понять, что происходит. Всё как обычно, вроде спит. Наташа положила ладонь на голый животик. Минута-другая... «Нет! Дыши! Дыши же! Вова! Вовочка!» – Наташа трясла ребёнка, потом подхватила малыша на руки, аккуратно придерживая головку, как учила её врач. Хлопок по спине, хлопок по лицу.
– Сына! Дыши! – Наташа задыхалась от ужаса и слёз.
«Телефон! Где это чёртов телефон?» – Наташа держала ребёнка в одной руке, а другой рыскала по кровати. «Ах, вот он!» – пальцы коснулись холодного пластика. «Боже! Какая дура! Он разряжен!» – Наташа бросилась к компьютеру на столе. «Может, девчонки еще не разошлись? Позвонят в скорую». Ещё никогда так не раздражало жужжание компьютера. «Давай, грузись, скорее!» – она двигалась взад-вперёд, будто укачивала сына. Никого нет, все разошлись. «Что делать? Господи, что делать?» – слёзы застилают глаза. Зарядки нет.
Браузер. Поисковый запрос "ребенок не дышит что делать". Фотографии спящих малышей и «ночное апноэ». Глаза болят, словно песка насыпали. «Боже, это бред! Ущипните, мне это снится!» Вот оно! Первая помощь при апноэ. Наташа положила малыша на кровать. Искусственное дыхание. Рот в рот. «Дыши, Володенька, дыши! Ну, пожалуйста!». Ага, вот, задышал. Или? Резкая боль, словно тигр вонзил свои когти прямо в мозг, разорвала сознание. Еле соображая, она положила ребёнка в кроватку, а сама опустилась на колени рядом. Веки малыша вздрогнули. Жив… кажется, жив... Утром она вызовет врача, но это утром, а сейчас…
Она на цыпочках вернулась к компьютеру. Глаза закрываются. Боль утихла, но кровь всё ещё пульсирует в затылке. Она взяла зеркало. На неё смотрела женщина с воспалёнными глазами: волосы всклокочены, щёки горят. Она взглянула на ребёнка в зеркале. И снова страх в голове отдался безумным всплеском искр – не дышит, не двигается! Наташа резко развернулась к кроватке, едва не упав со стула. «Ну вот, вот же он! Лежит! Улыбается во сне! Дура я, правильно, муж ругает. Хорошо хоть ребёнка не разбудила». Она опустила голову на стол. «Боже, я так хотела, чтобы он уехал, но сейчас пусть он вернётся!» – пронеслось в её голове.
– Пожалуйста, иначе я сойду с ума, – прошептала женщина и погрузилась в невротический сон. На сухих губах стоял непонятный привкус.
***
Она рвала на себе рубище, кричала, задыхалась. Черные листья с Вороньего дерева падали ей на голову. Волосы прядь за прядью становились седыми. Карканье, казалось, раздавалось со всех сторон. Боль в груди. Невыносимо. Вдруг, откуда ни возьмись, Маринка катит огромные дыни. Её грудь вздымается в такт громогласному гомерическому хохоту. Огромным ножом она разрезает один плод, а оттуда вылетают красноглазые чёрные вороны. От испуга они сталкиваются и падают вниз. Наташа присмотрелась, нет, это не вода окружает остров – это дохлые вороны.
Наташа очнулась с болью, разрывающей грудь. Еле разлепив глаза, от солнечного света её тут же стошнило прямо на пол. Сил убирать не было. Наташа кинула пелёнку на пол. Пол задрожал. Вспомнив, что давно не кормила сына, она взяла себя в руки и подошла к кроватке.
– Ну, Володенька, бери же! Пей, – Наташа всунула сосок в рот малышу и принялась размеренно покачиваться на стуле в такт внутренней колыбельной, прикрыв глаза. Груди пульсировали. На голову словно надели железный обруч с шипами и медленно сдавливали. Она нажала на ареолу, молоко струями потекло в рот ребёнку. Облегчение. Наташа взялась рукой за второй сосок, несколько движений и брызги полетели во все стороны. Наташа слизнула капли, упавшие на малыша. Холодный. Нет, не может быть! Это молоко горячее. Я горячая. Врач говорила, как же это называется? Да! Лактостаз. Надо найти зарядку… или мастит?… Мысли блуждали.
Наташа перебралась на кровать и отключилась. Когда она очнулась, малыш срыгнул и спал дальше. Молоко протекло на рубашку, намочило подушку, одеяло… «Надо сцедиться, хоть немного», – Наташа потянулась рукой к тумбочке. Парацетамол. Последняя таблетка. Горечь разлилась во рту. «Хорошо, что малыш спокойный», – она, охнув, откинулась на кровати и прикрыла глаза.
Груди неслись перед глазами, словно молочные дыни. Они брызгали во все стороны. Мелькали крупноголовые круглолицые младенцы. Они сладко гулили и тянули к ней ручки. Вокруг летали вороны и каркали Маринкиным голосом. Их снова сменяли малыши. Наташа пыталась взять хоть одного из них, но они, смеясь, улетали. «Вовочка, не играй так с мамочкой! Давай, попей молочка! Помоги мамочке!» – сын не давался ей в руки. Сзади, словно огромное колесо обозрения, сорвавшееся со своего основания, к ним приближалась плоская круглая карамель на палочке со спиральным узором. Младенцы, задеваемые палкой, подлетали и уносились ввысь с Маринкиным смехом. Их хватали корни Вороньего дерева и засовывали к себе в дупло. Яркие вспышки света оглушали одна за другой.
Вздрогнув, Наташа проснулась. Сын всё также лежал рядом. «Ты мой маленький, знаешь, что маме плохо, не беспокоишь её», – Наташа чуть повернулась к сыну. Резкая боль в груди заставила откинуться на спину. Дрожащей рукой она потянулась к малышу. Улыбка мелькнула на его губах, как у тех младенцев из сна, и пропала. Голова пылала. Ей казалось, что кто-то снял черепную коробку и теперь вбивает в её мозг колья. Безудержно и нагло. «Боже, сколько времени прошло?» – Наташа посмотрела на окно. Темно. «Надо переодеть Володеньку», – стараясь не задеть грудь, она сняла с малыша подгузник. «Температура… у меня температура… опять запор… он не какал… два дня?» – мысли мелькали в голове, наталкивались друг на друга и рассыпались, как горох. Тошнит. На непослушных ногах она поднялась, и, держась за стены, прошла в ванну, вычеркнув по пути еще один день.
***
«Хоть бы это был последний день. Господи, хочу, чтобы сегодня он приехал», – Наташа лежала на супружеской кровати, из её глаз по щекам катились слёзы. Она не помнила, какое время сейчас дня, и какой сегодня день, но лучи солнца, вяло ощупывающие тихую комнату, говорили о том, что всё идёт к вечеру.
Грудь поднималась над подбородком, будто к её телу привязали две крупные тёмно-розовые дыни. Малыш лежал рядом. Звонок.
– Ну, вот, малыш, и наш папочка приехал. Сейчас всё будет хорошо! – сорвалось с пересохших губ Наташи. Глаза закрылись.
Она не слышала как муж, чертыхаясь, открыл дверь. Не слышала она и то, как он кричал, увидев их на кровати, как схватил её за плечи и тряс, пытаясь привести в чувство. Она лежала у Вороньего дерева, сжимая чепчик сына, и пела колыбельную. Уже ничего не болело. Всё прошло. Всё…