АРСЕНЬЕВ В ЛАЗОВСКОМ РАЙОНЕ - 5.
Итак, в прошлый раз удалось выяснить, что Арсеньев как минимум дважды был в Лазовском районе в 1903 году: август-октябрь и ноябрь. Пересматривая «Отчёт о деятельности Владивостокского общества любителей охоты за пятилетие с 1901 по 1905 год включительно», привлекло внимание ещё одно свидетельство, дающее предположение, что Арсеньев был в Засучанье раньше.
… «Самое красноречивое доказательство измельчания породы оленей на Аскольде и понижения стоимости их пантов представляет опыт взвешивания рогов оленя с о. Аскольд и рогов оленя с материка от староверов в области Засучанья в 1902 году. Результаты оказались положительно поражающими. 19 пар срезанных аскольдовских пантов весили 17 фунтов 50 зол. 36 долей, а вес 4 пар Засучанских спиленных пантов был 7 фунтов 45 зол. Такая же резкая разница была и в ценах, которые китайцы платили за те и другие панты на рынке.»
То есть можно предполагать, что Арсеньев лично проводил опыт взвешивания пантов с острова Аскольд и с Засучанья (Лазовский район) и был в Засучанье в июне 1902 года на охоте на пантовке. И был поражён величиной наших Лазовских пантов. Или взвешивал панты, добытые другими, например, старообрядцами братьями Худяковыми, которые в это время жили и промышляли в Засучанье.
Кроме этого, у известного арсеньевоведа Тарасовой Анны Ивановны написано: «В.К. Арсеньев в 1901-1903 годы производил рекогносцировку с охотничьими командами по рекам Суфун, Лефу, Даубихэ, Сучан, Судзухэ, Улахэ, на озере Ханка и в Посьете; изучал население Сучанской и Судзухинской долин, обследовал древние стоянки и памятники средневековья на этих реках. В.К. Арсеньев с 6 октября 1902 года – исполняющий должности заведующего охотничьей команды. С 9 января 1903 года начальник Владивостокской военно-крепостной конно-охотничьей команды. За эти годы он вместе с охотничьей командой буквально «излазил» по всем направлениям всю юго-восточную часть Уссурийского края до залива Святой Ольги. Центром его исследований были: Шкотово, реки Сучан, Судзухэ, Сяохэ, Лефу и районы южного побережья озера Ханка.»
То есть, не исключено, что В.К. Арсеньев впервые мог быть в Лазовском районе даже в 1901 году. Где, конечно же, встречался с первыми русскими поселенцами-старообрядцами, которые, оказывается, были в то время знаменитыми людьми.
Вот что удалось найти про Лазовских старообрядцев в старой книге, любезно мне предоставленной в библиотеке Общества Изучения Амурского края. Эта книга:
А. Сильницкий. Культурное влияние Уссурийской железной дороги на Южно-Уссурийский край.
(с двумя листами таблиц и картой)
Г. Хабаровск. Типография Канцелярии Приамурского Генерал-Губернатора. 1901 год.
Стр. 149-153.
… «С весны 1899 года переселенческая волна хлынула в так называемый Засучанский край, ибо к этому времени уже был окончен ольгинский тракт, по которому и двинулись переселенцы; часть новосёлов прошла берегом, а часть трактом. Берегом пошли новосёлы в долины рек Судзухе, Сяохе и Таухе, а трактом пошли в долины рек Ванцзина и Пусхуна. Ещё за три года до начала переселенческого движения в Засучанье, в край этот, одновременно с началом постройки ольгинского тракта, проникли староверы; эти насельники Засучанского края, по своим высоким культуртрегерским качествам, заслуживают особого внимания.
Афанасий Поносов, три года тому назад, основал на устье реки Тапингоу Ново-Сионский хутор, а Исаак Тарбеев устроил заимку в бухте Преображения, между устьями рек Судзухе и Сяохе.
Второй из них, Тарбеев, по ремеслу слесарь, поселился в бухте Преображения, три года тому назад, имея капиталу всего 600 рублей. Отличаясь замечательным трудолюбием, Тарбеев, живя первую зиму в амбаре, кое как приспособленному для жилья, успел заготовить лес для дома и построил таковой, исключительно, из дуба; в первый же год Тарбеев построил несколько надворных построек, разломал 10 десятин земли, которую засеял частью, овсом, а частью гречихой. Урожай был настолько хорош, что Тарбеев, во вторую зиму, мог приступить к постройке мельницы и купить 10 штук рогатого скота, а в том числе две пары волов и тройку лошадей.
Поселившись на берегу бухты, в которой, начиная с ранней весны, появляются нерпы, а затем идёт ходовая селёдка и другая рыба, видя, что тут же вблизи, по всему побережью, китайцы промышляют и капусту, и трепангов, и крабов, а японцы селёдку, Тарбеев, с первой же весны, стал присматриваться к способам ловли трепангов, крабов и капусты, и их заготовки, а что касается селёдки, то простое заготовление тука Тарбеев признал невыгодным и стал изучать способы заготовки этой рыбы в прок, для еды. Работая не покладая рук, Тарбеев во вторую зиму начал заготавливать бочонки для засола селёдки и для сливания нерпичьего жира. Во вторую весну Тарбеев, как только взломало лёд в бухте, стал охотиться на нерп и добыл, по его словам, до 30 пудов нерпичьего жира, а затем, когда пошла селёдка, он стал ловить и селёдку.
Селёдка приходит в тарбеевскую бухту в таком огромном количестве, что ея ловля не сопряжена ни с какими трудностями и Тарбеев просто черпал селёдку сачком; нагрузивши целую лодку, он свозил рыбу на берег, где немедленно и солил, складывая в бочёнки, сделанные на месте им самим.
Во вторую весну он засолил до 300 пудов селёдки, причём селёдка его засола оказалась настолько нежной и вкусной, что её не отказывались принимать и во владивостокских гастрономических магазинах, не говоря уже о деревенских потребителях. Мы были у Тарбеева в мае месяце 1900 года, на третий год его поселения в бухте, причём из разговоров с ним выяснилось, что Тарбеев, придавая большое значение морским промыслам и видя в них источник своего благополучия, каждую копейку стремится употреблять на то, чтобы обзавестись лодками, шаландами, снастями, как для ловли рыбы, так и капусты; в настоящее время, он уже имеет две шаланды, одну в 1000 пудов, а другую в 2500 пудов и намерен построить их столько, сколько хватит у него сил, так как всякая шаланда даёт ему настолько крупный заработок, что стоимость ея постройки окупается в 2, много в 3 лета.
Тарбеев – человек энергичный; он не только сам разбогатеет от морских промыслов, но научит богатеть от них и своих соседей.
Надежда на выгодную эксплуатацию наших морей русскими ещё более подкрепляется при посещении староверского хутора Ново-Сионского, основанного, 3 года тому назад, Афанасием Поносовым. Хутор Поносова находится в 70 верстах от заимки Тарбеева и в 25 верстах от устья реки Таохе. Здесь мы видим уже целую общину предприимчивых русских людей (в мае месяце 1900 года там было 12 работников, 3 работницы; ожидали что, к концу лета, к этой общине приселится с Сучана до 40 человек, способных к работе).
При взгляде на Ново-Сионский хутор, видно, что здесь поселились люди и обстоятельные, и со средствами, устраивающиеся на новом месте с расчётом жить здесь вечно. В полверсте от самого хутора устроена мельница, на два постава; от мельницы до хутора ведёт хорошо устроенная дорога, по бокам которой распаханныя и засеянныя нивы, огороженныя изгородью. На опушке хутора двухэтажный деревянный дом, архангельского типа, в котором помещается: кузница, бондарная, столярная. Шагах в 500 от этого дома построен на каменном фундаменте прекраснейший двух-этажный городской дом, 12 саженей длины и 9 саженей ширины; вблизи от этого дома построен хлев на каменных столбах, какие некогда строились в помещичьих усадьбах; хлев, 18 саженей длины покрыт тёсом; для лошадей и рогатого скота сделаны особые стойла с приспособлениями для дачи корма. В версте от каменного дома и в 50 шагах от берега бухты построен амбар, в два этажа, где складывается всякого рода провизия.
Насколько широко и разумно у Поносова поставлено хозяйство видно из следующего: Поносову отведён участок в 400 десятин; участок этот состоит частию из луга, частию из леса, частию их сопок и частию из пахоты; весь участок использован Поносовым; низкие места уже осушены канавами и о недавних болотах нет и помина; одна из сопок, около 3\4 версты по окружности подошвы, поросшая мелким лесом, огорожена плетнём, а на сопке пасётся 28 голов прирученных пятнистых оленей, с которых Поносов добывает панты, имея с этого промысла крупный доход.
Участок Поносова с двух сторон омывает небольшая речка, протекающая в 1,5 верстах от самой усадьбы. В первый же год поселения, Поносов построил на речке небольшую мельницу, но горная речка, часто разливаясь, не давала мельнице работать исправно и, кроме того, в особо большую воду грозила снести и саму мельницу. Это обстоятельство побудило Поносова отвести речку и вполне подчинить её своей воле, для чего, с весны 1899 года, Поносов прорыл от речки канал, проведя таковой в 30 шагах от его усадьбы; весь канал вымощен плахами, так что получился желоб, длиною 700 сажень, шириною по дну две сажени и глубиною около аршина; самая речка перегорожена плотиной, в которой сделан шлюз. Пользуясь шлюзом и упомянутым желобом, Поносов во всякое время может пустить реку в усадьбу. У самой усадьбы, вблизи амбаров, строится мельница с приспособлением для круподёрки; тут же будет пристроено приспособление для молотьбы хлеба, для веяния, так что речка будет исполнять здесь и молотьбу, и веяние, и помол.
Полевое хозяйство поставлено у Поносова весьма широко; на 4 год своего водворения на устье реки Тайнгоу, он имеет уже свыше 80 десятин распаханной земли, причём разными хлебами у него засеяно 62 десятины, а остальные 18 были оставлены, как выражается Поносов «париться». В 1900 году Поносов, по его расчёту, должен был собрать 4000 пудов разного хлеба.
Само собою разумеется, что такой обстоятельный человек, как Поносов, не оставлял без внимания и моря; он уже имеет 4 больших шаланды, поднимающих в общем до 6000 пудов груза. Шаланды служат Поносову для перевозки грузов из Владивостока и обратно. У Поносова имеется невод в 100 сажень длины, 3 небольшие сети по 30 аршин каждая; имеется 6 рыбачьих лодок, всякого рода крючья, черпаки, употребляемые при рыбной ловле.
В особом помещении, называемом мастерские, где, нужно заметить, есть и кузница и даже токарный станок, ещё с зимы 1900 года, приступили к заготовке леса под бочки и бочонки; в нашу бытность на хуторе, доски, предназначенные под бочки, сушились, причём сушить их хотели целое лето, а строить бочки собирались с весны текущего 1901 года.
Поносов много ловит селёдки и солит её, причём поносовская селёдка очень вкусна, мягка, нежна, соли положено в меру; напоминает астраханскую, хотя последняя вкусней.
Поносов надеется, что местная селёдка, со временем, не только не будет ниже астраханской, но превзойдёт её, так как порода местной селёдки жирней астраханской; всё дело в искусстве засолить. Поносов, человек хорошо грамотный и даже интеллигентный, собирается выписать книги, по которым можно изучить лучшие способы засола селёдки.
По справке с делами по устройству хутора, Поносов думает попробовать ловить капусту, трепангов и крабов; «если, говорит он, эти нехристи ловят, то мы и подавно ловить будем». Я, по крайней мере, искренно верю, что намерение Поносова – ловить капусту, крабов и трепангов не останется праздной мечтой, ибо человек этот обладает замечательной энергией и умом, а вся его община, которая, конечно, разрастётся в сотню и более общинников, повинуется безпрекословно Афанасию Поносову, наставнику этой общины.
Хутор Поносова производит чрезвычайно отрадное впечатление не только своей домовитостью, хозяйственностью, но и взаимными отношениями членов общины; полное доверие друг к другу, абсолютное подчинение воле наставника Поносова и, вследствие этого, полная гармония в жизни общины. Работа спорится, благосостояние растёт подобно снежному кому.
Наличность на побережьи Японскаго моря образцового хозяйства староверов (хозяйство на староверческом хуторе Ново-Сионском ни в каком случае не уступит хорошему помещечьему хозяйству в Европейской России), конечно, не останется без влияния на культуру сучанско-ольгинского района, тем более, что здесь наши новосёлы будут иметь дело не с «барином», которого они, правду сказать, мало понимают, а будут иметь дело со своим братом-мужиком, который, собственно говоря, не уча и не разглагольствуя, научит новосёлов, как жить и быть в крае, в который забросила их судьба. Скажем кстати, что у Поносова прекрасное птичье хозяйство; он имеет 23 индюшки, 38 уток, 14 гусей, более сотни кур различных пород (Русский человек, куда бы не забросила его судьба, не может обойтись без земледелия; земля – его стихия. Возможность же на побережье Японского моря иметь хорошее хозяйство, как это мы видим у Поносова и Тарбеева, укрепляет в мысли, что наши новосёлы, имея здесь всё, к чему они привыкли на родине, не преминут заняться и новым для них промыслом, морским, который даёт им большие достатки. Мы разчитываем, что Поносов и Тарбеев, пионеры русскаго морскаго промысла на берегах Тихаго океана, наглядно научат вновь прибывающих насельников этой страны наивыгоднее пользоваться дарами местной природы).
С открытием ольгинского тракта, за Тарбеевым и Поносовым потянулись и переселенцы, и в ольгинской тайге, ещё в 1896 году считавшейся труднодоступной, с весны 1899 года, основаны две большие деревни: Милоградовка на р. Ванцын, недалеко от ея устья, и Пусхун на реке того же имени, так же недалеко от устья; с весны 1900 года на устье реки Судзухе основалось село Ново-Киевское; между устьем Таухе и станцией Подъёмной с осени 1899 года, поселилось 9 семей староверов и в лето 1900 года ожидались новые семьи.
В деревнях этих уже у каждого хозяина имеются рыболовные снасти, а если кто не успел обзавестись ими, озабочен этим делом.
Если кому случилось хоть раз видеть ход селёдки на нашем побережье Японского моря, тот согласится, что рыба эта, появляясь у наших берегов в сказочных количествах, может не только служить подспорьем в хозяйствах приморского населения, но она может обогатить его, тем более, что всё это побережье, поросшее лесами, не исключая и дубовых, даёт неисчерпаемый материал для заготовления бочек, а зарождающийся русский каботаж даёт возможность получать соль дёшево и своевременно.»
Что тут ещё добавить? Великая Гордость и Великое Сожаление. И Великая Надежда, что восстановится тайга, восстановится море, восстановится Лучшее Русское.
Олег Вороной