Владимир Голди
РЯДОВОЙ ХАБИБУЛЛИН
Через год службы в Советской Армии, осенью 1959 года, меня младшего сержанта в паре со старшим лейтенантом Соколовым, тем самым, который год назад встречал нашу команду в Перми и сопровождал её до городка под названием Чита, направили в Казань за пополнением нашей части. Дорога была не близкая, ехали мы в плацкартном вагоне. Я с интересом наблюдал через окно пассажирского поезда пейзажи, станции и города родной страны. Приятно было ехать на правах обычного пассажира, а не призывника в товарном составе. Ехали с пересадкой в Свердловске. Казань поразила своим призывным пунктом, какое-то подземелье с толстыми сводчатыми стенами. Низкие потолки давили на затылок, непроизвольно отправляли сознание во времена Ивана Грозного и покорения Казани.
В призывном пункте нам со старшим лейтенантом отсчитали сорок потенциальных бойцов для нашей части. Сорок молодых парней, разодетых, как тогда было принято, во всё черное и изношенное, накинутое на плечи и задницы не по размеру и не по росту. Как мы везли этих призывников от Казани до Читы, с пересадкой в Омске, я в деталях вспомнить уже не могу.
На плацу, нашей отдельной роты ПВО, эту разношерстную публику солдаты и офицеры, свободные от дежурства на командном пункте, встречали с нескрываемым интересом и громкими возгласами. Я сейчас смотрю на фотографию, запечатлевшую тот далёкий момент, с легкой грустью. Все молодые лица, с улыбкой, только некоторые с задумчивостью о предстоящих трёх годах солдатской службы. Ватные фуфайки, зимние шапки, у некоторых с опущенными клапанами, светлые вязанные мамами шерстяные рукавицы. И, конечно, озорство, кто-то лёг на холодную, бесснежную землю Забайкалья, кто-то выставил пальцы, как рога, над головой соседа. Я стою в центре, в заднем ряду, в солдатской шинели, в окружении призывников, и только начищенная бляха на поясном ремне поверх шинели блестит, как точка притяжения на этой фотографической композиции. Любительская фотография. В памяти остались только некоторые фамилии, да факты из армейской службы с ними связанные.
Командир нашей отдельной роты связи при отдельном Забайкальском корпусе ПВО, майор, прошедший сражения войны, принял только ему одному понятное решение: «Ты, Голдин, привез призывников, ты и будешь с ними проводить курс молодого бойца».
В армии не спорят и не удивляются. В армии выполняют приказ.
Взвод призывников поместили в отдельно стоящее пустующее здание. Здесь мы жили месяц. От первой помывки призывников в бане и получения армейской формы до принятия присяга я жил с ними неотлучно. Подъём, строем зарядка, строем в столовую, боевая подготовка, разборка и сборка автомата, отбой с горящей спичкой. Это когда солдат должен успеть по команде «отбой» лечь в кровать под одеяло и не шелохнуться – замереть. Но до этого он должен снять сапоги, навернуть на голенища портянки, уложить брюки и гимнастерку с ремнем по форме на табуретку. И всё это совершить пока горит спичка. Конечно, не всем это удавалось с первого раза. Повторение мать учения, как это дисциплинирует мужчину, создает порядок. Без порядка – нет дисциплины, нет армии. Без порядка на гражданке не работают законы, принятые Госдумой. Порядок – это ни диктатура, но и ни демократия. Порядок - есть порядок. Нет порядка – есть анархия.
За месяц службы с этими парнями случались разные «истории». На политзанятиях, отказывались отвечать на поставленные вопросы: «Моя не понимает». Аргумент, вы все со средним образованием, не действовал. Собрать и разобрать автомат в установленные нормы – не получалось. Смазка оружия – лень. В столовой, в наше время службы в армии, каждое отделение занимало стол на десять человек. По команде занимали места за столом, по команде снимали головные уборы и садились, некоторые игнорировали русскую речь. Пришлось выучить команды: «Башкимен солорга. Утернес!»
Но один случай, из-за которого едва не погибли все сорок человек, запомнился мне на всю жизнь. Взвод вернулся из бани. Уставшие тела солдат расслабились от горячей воды, от блаженства легкости жизни молодого тела. По команде «отбой» все легли спать. Остался дежурить только один рядовой Хабибуллин. Его задача, в основном заключалась в том, чтобы следить, как горит в печке каменный уголь, и закрыть задвижку, когда уголь прогорит. Все легли спать. Хабибуллин дежурит.
Я проснулся от какого-то неожиданного толчка. Вскочил. Голова кругом, в глазах какие-то круги. Быстро оделся в армейскую форму. Выскочил к тумбочке, где должен был стоять Хабибуллин… Я бросился к печке, открыл дверцу, в топке тлел синий огонь, медленно пожиравший каменный уголь. Заглушка была плотно вдавлена, газ тлеющего угля заполнил помещение. Я выдернул задвижку, распахнул входные двери настежь. Свежий морозный воздух серыми клубами вкатился в помещение. Хабибуллин на согнутых коленках стоял на табуретке, его голова лежала на тумбочке, его задница в галифе цвета хаки торчала, как артиллерийское орудие. Я ударил по касательной по этой заднице кулаком, Хабибуллин вздрогнул и свалился на пол. Я заорал во всё горло:
- Взвод подъем! Тревога!
Сонные солдаты с тяжелыми головами нехотя поднимались, не соображая, что случилось. На улице на морозном воздухе они начали понимать обстановку в какую они попали. Строем, в колонну по два, примерно час среди ночи мы бегали по плацу.
Утром я доложил командиру роты о происшедшем. Командир одобрил мои действия.
Вот такие истории с географией случаются в армии, пойди и разберись кто здесь прав, а кто виноват.