напомню, то, что нас определяет, оно же и задевает, бывает легко, чаще грубо.
И что же более всего задевает, конечно, жизнь. Не смешно. Жизнь, как известно, заключается в желании менять местами первое и второе. И даже отказываться от одного в пользу второго. Либо от второго — в пользу первого. Это и есть жизнь. Сила, сначала желание, потом возможность. Слабость? Сначала возможность, потом желание. Есть не только возможности? Тогда невозможность, потом еще большее желание.
1.
Поток желаний в тисках невозможности.
На одной стороне писки. На другой тиски. Так уж и в тисках? И сразу поток. Позволю себе вернуться, куда? Конечно, на кухню.
Все та же кухня, на стене, на видном месте, конечно, ковшик.
Понятно, в детстве такая вещь была в числе привычных, сколько раз передавали ее друг другу, просто чтобы напиться. Таким сильным было желание, так сильно хотелось пить?.. если бы. Другое дело, совершать некие действия ковшиком. Забыл? Давно. Кому же я обязан этим, уже оригинальным образом, в настоящее время — петербургскому журналу. По старой привычке, хочется уточнить, толстому петербургскому журналу. Среди прочих юбилеев, у него тоже юбилей, первый, настоящий. Вот на его страницах и попался мне ковшик. Сразу же представил, вернее, представилось, само собой, собрались около ведра, передаем друг другу ковшик. А что можно было передавать на кухне, на самом деле, ведро стояло в прихожей. Передали, натянули валенки, выбежали на улицу. Беда, валенки старые. На одном, там, где должна быть подошва, прилажен какой-то кусок, вот этот кусок одной своей стороной отвалился. Ну, разве беда, дружок хватает шило, прежде забежал домой, нитку, пара уверенных движений, так называемая подошва держится. Надолго ли, так ли важно, главное, снег уже не кусается, только скрипит.
Побежали.
Где мы были, неужели в самом низу пирамиды?
Вряд ли. Скорее, средний класс. Тот самый класс, которого не было.
В самом деле, какой средний класс — в бесклассовом обществе. Куда же девать рабочих, крестьян, ту же интеллигенцию. Два класса, как два столпа. Верно, без двух столпов, = классов, хотя бы сословий, общество невозможно. Место для интеллигенции, не считать же интеллигенцию классом. Мне, как и многим, предстояло пополнить ряды прослойки, пополнил. Со временем выяснилось, что? Среди этих классов, быстро теряющих классовые очертания, обретается пред-класс. О нем, как в той известной анкете, не знал, не звал, не состоял. Позволил себе немного изменить, не был — на не звал, надеюсь, не исказил.
В сумме, не сознавал.
Кто бы объяснил, будущему классу, что он должен быть классом, интеллигенты?
Некоторые, скажем так, новые интеллигенты, играли роль идеологов, куда без них, никуда. Ну, а прочее большинство прослойки? Пытались остановить историю, только и всего. Если уж замахнуться, на что-нибудь историческое. А как еще войти в историю. Остановить великую историю, каким образом, каждый раз начиная ее заново. С вершины пирамиды, на самый низ, и что? Новую пирамиду. Пусть опять пирамида, но ведь лозунги новые. Дворника, из полуподвала — в квартиру. Убирать? нанять нового дворника, бывшего крестьянина, его? В тот же полуподвал. Кажется, я ненароком задел то, что называют высокими материями.
…
Если оставить их в покое, я о материях, придется вернуться на землю, больше некуда.
Наполнять землю высокой материей, или землю превращать в эту высокую материю, короче, соединять землю и небо. Примерно так это делают поэты. Все тот же литературовед, в то же время будучи писателем, написал книгу. Как говорится, в подобных случаях, от первого лица. Под лицом? он сам, собственной персоной. Чем это обернулось, проза предстала поэзией. Как-то ему удалось заполнить расстояния между строк, чем? Считается, воздухом. Видимо, тем самым воздухом, которым мы дышим, дышите же глубже. Видно, способом этим он пытался преодолеть свою ограниченность. Его пример, почти классический, подтверждает, о каждом из нас можно сказать,
ты ограничен, ограниченный.
Человек, ограниченный возрастом, не может претендовать на занятие вакантной должности.
Из возраста, особенно детского, всегда можно выйти. Допустим, удалось, вышел, расправились плечи. И снова? человек ограниченный, на этот раз, комнатой, кухней, прихожей. Можно сложить, комната + кухня + прихожая = ограниченный стенами. Кто-то добавит, не без иронии, денежными обстоятельствами. С учетом возраста, ограниченный дважды. Как выйти, из возраста? хотя бы из стен! Дождаться повышения в должности. Деньги — это лишь переход в другие стены. Поэтому выходим немедленно. Пара шагов, стена. Еще пара шагов вдоль стены, дверь. Чего проще, открыть, тем и удобны двери, что их можно закрыть в нужный момент. В ненужный, открыть. Открыл, вышел на лестницу, вернее, только под лестницу. Проектировщик был озабочен увеличением жилой площади. И что, стоять под лестницей, слушать как грохочут сапоги, теперь грохочут и башмаки. В очередной раз убеждаться, все живут выше. Хотя бы этажом, но выше. Приходится выходить, из комнаты, из квартиры, из-под лестницы, куда? Во двор-колодец, парад шагов заканчивается.
2.
повторюсь, без двух сословий, или классов, общество невозможно.
На мой взгляд, здесь требуется уточнение, общество невозможно без двух уровней, они выше, мы ниже. Собственно говоря, оно, общество и начинается с создания второго уровня. Кто-то должен осознать себя, кем? вышестоящим. Сословие возникло, его существование, невозможно без касты. Внутри самого сословия, кто-то должен отгородиться, закрыться. Наш круг идей — с нами. Ну, до идей еще надо дойти, дорасти. А пока хватает образов, чувств, самых простых ощущений. Иначе откуда такое усердие усердных. В самом деле куда направить усердие, раз уж оно есть. За ним, усердные. Точнее будет сказать, усердие средних. Не странно ли, средние обнаруживают такое поразительное усердие. Опыт усердных, и наш опыт не из последних, незаметно подводит к вопросу,
из чего нельзя выйти, как ни старайся?
Из подчиненного состояния. Разогнуть спину, вскинуть голову, зачем? Чтоб можно было бросить правую руку к правому виску, всегда готов! Приказывайте, любое ваше распоряжение будет выполнено. Любое ваше задание сделано. Гореть, где? На работе, при чем тут служебные обязанности. Гореть на работе сейчас мало кому хочется. Другое дело, гореть на глазах большого человека. Тут можно и сгореть. Большая рука подхватит, и жизнь продолжится, в ее лучшем измерении. Что там, если социологи не ошибаются, семья + путешествия + свобода = отсутствие стен. Буквально? И буквально. И как отсутствие всяких ограничений. Перестать быть ограниченными, вот всеобщее желание.
…
Блажен, кто верует, откуда-то сразу грусть, временами тоска.
А что в этом всеобщем стремлении нового? В 17-ом, чуть позднее в 20-е именно над этим и ради этого и выкладывались. Ходили агитаторы, собирали полные залы, о чем говорили? О домах, в которых будут жить молодые строители. В домах этих будут передвижные стены, речь о стенах в комнатах. Разумеется, у каждого будет своя комната. А по ночам можно будет ходить в плавательные бассейны. Это особенно увлекало, не спать, а плавать в бассейне. Но главное, обходиться без начальства. Зачем начальники, если будем гореть на работе? Если сама работа примет вид праздника. Чем отличается праздник от прочих временных затрат? На празднике все равны, где еще столь разные люди могут быть равными. Бесконечные «будет, будем, будут», от бассейна — до брюк, которые полагалось носить по очереди.
Рывок, прорвемся, тут же выстраивалась очередь желающих.
Как знать, если бы удалось двигать стены в комнатах, наверно, нашлись бы желающие двигать и стены домов. А там, и сами дома. Благо, технически возможно. Страна пошла на рывок. Этот рывок, верно, состоялся. В чем он состоял? Освоили новейшую импортную технику, в том числе, и конвейеры. Но вот кто прорвался, но куда? об этом еще будут спорить. Ныне, опять желание сделать рывок. Понятно, на новой научно-технической базе. Информационно-научной базе, да простят мне физики подобные слова. Какие прогнозы выдаются, время прогнозов. Большинство, понятно, останется прогнозами. Как всегда игровая обстановка, идет обычная игра, опять сыграно на этом неистребимом желании сделать рывок.
…
Есть поле, есть урожай, случаются урожайные годы. На этом поле, сорняки не выводятся.
Как ни печально, или просто печально, хорошая почва готовится и для зерна, и для сорняков. Как всегда, выдохлись, перегорели. Как всегда, пополнились известные дома. Как всегда, кто-то выехал в иные края. Теперь бы пожить, просто пожить. Что-то сюда относится, скажем, походы в театр.
Нужно ли писать, Гамлет Шекспира, одно слово здесь должно быть в кавычках.
Их я, как всегда, опускаю. Скажем, на знаменитой сцене Гамлет Шекспира. Кажется, всем известно, если Гамлет, это Шекспир. Ничего иного быть, то есть, играть не могут. Зачем два слова, когда достаточно одного. А если я скажу не Гамлет, а гам лет? кто-то задается целью, найти своего Гамлета. А кто-то гам своих лет. Тоже старая привычка, даже так, не менее старая привычка, чем сам Гамлет. Для сравнения, во второй половине 19-го столетия в число классиков вошел Маркс, по крайней мере, в России. Ближе к рубежу веков выяснилось, есть несколько Марксов. Примерно так же обстоит дело с Гамлетом. Каким бы он ни был, на горизонте, или на сцене?.. показалось несколько Гамлетов, весьма различных. Вплоть до женских фигур. Гам лет. Или известное, суета сует. А разве женщины не могут войти, не вошли в историю. Хотя бы своей судьбой. Ну, если не судьбой, своими песнями.
Иногда песни неотделимы от судьбы.
Судьба, понятно, всегда связана с миром, или с некоторой его частью. Собственно говоря, человеческий выбор и состоит в отнесении себя к некоторой мировой части, назло всему миру. Поменять первое — на второе. Тогда? Найдется, поменяет второе — на первое, назло всем мировым частям. Закончится? Моментом торжества. Иногда само-определением. Чаще само-возвышением. Личной судьбы — назло судьбе.
…
Почему в известной песне говорится, вернее, поется,
первый тайм мы уже отстояли, на самом деле, отыграли, кавычки опущу. Значит идет уже второй тайм, когда-то он еще закончится. Но память о первом? Видимо, первый мы отыграли успешно. А потому и второй должны сыграть столь же успешно. И тогда придет заслуженный финал, победа. От песен — небольшой шаг к вещам более серьезным. Оговорюсь, это не значит, что песня — вещь несерьезная. О каких же вещах речь, о самых высоких. Есть старое общество, оно всем надоело, всеобщая усталость. И есть проект, вполне реальный проект создания нового общества. Все почему-то уверены, из проекта, в силу его реальности, должно следовать реальное общество. Между старым обществом и новым лежит короткий переходный период. Верно, что может лежать между разными обществами. Но вот само новое общество? Почему-то распадается на два периода, фазы. Первая — нечто вроде подъема на новый уровень. Старое общество выйти на этот уровень не способно, по определению. Новое заявляет о себе, конечно, как об успешном. Далее последует еще один переход? Вряд ли, скорее первая фаза и есть своего рода переход. По ее завершению, просто объявить, прибыли, конечная станция. Мы — на втором, высшем уровне, мечты сбылись.
Или сбились?
Как случилось на деле,
сначала попытались сделать переход к коммунистическому производству и распределению. Не вышло, знаменитое «без должного расчета». Отступили, перевели дух, набрали силенок. Начали строить первую фазу. И даже как будто построили. В основном. Полностью. Окончательно. Но неожиданно в первой фазе выделили высшую фазу, развитой социализм. Даже объявили, в рамках развитого социализма есть возможность перейти к полностью бесклассовому обществу. Хотели занести в Программу. Не вышло, с Программой? С бесклассовым обществом. И всякий раз! Стоит только разметить два шага, проделать первый, как этот реальный шаг тут же начинает делиться на два. Доходим до второго, тоже делится на два. Возникает что-то бесконечное. Результат сознательных усилий, к тому же основанный на постулатах научной теории, начинает отрицать, что? Хотелось бы знать, что отрицается фактическим результатом. В самом общем, окончательном виде. То есть, подняться на уровень теории. Не успеешь выйти за рамки теории, как она снова стучится. То ли в дверь. То ли в окно. Ты ее в дверь. Она тут же в окно.
Необязательное дополнение, или Предмет сборки-2
В переводе на историю?
Рано или поздно наступает момент, когда подобно первому Петру приходится рубить окно.
Может заколотить окна, двери, топор, гвозди всегда под рукой. Чего другого, а вот топор, всегда к руке. Как же выходить? Главная проблема 20-го века, как выходить из положения, в которое нас загоняет очередная теория. Найти новую теорию, найти или создать. Но ведь в руке топор, отложить на время? Напротив, сжать еще крепче. Попутно, найти того, кто создаст эту теорию. Впрочем, даже искать не требуется. Он не заставит себя ждать. Все тот же человек. Все та же теория. И, конечно, все та же история.
…
Погода, мерзкая. Земля, мерзлая. Воздух, и тот в трещинах.
А вот будущее светло, никаких трещин. В будущем всегда светло. Боль, свалился. На сей случай, лучшая клиника. Каким-то образом удается попасть в лучшую. Клиника. Столовая. Прихожая. Вхож. Что там с погодой, мрак, ему под стать свирепый мороз, за всю зиму не было сильнее. И холоднее. Дойти до гостиной, путаться в такой мороз. Добраться поскорее. Закутаться поплотнее. Потом запутаться поглубже. Признание очевидного, это? Никто не знает, как сложится жизнь. Того, что принято называть судьбой.
В судьбе иногда заложен?
Момент торжества, окружению предъявляется нечто очевидное.
В этом особенность нашей жизни, ты всегда в окружении, окружен, значит обезоружен. Позволить себя окружить. Или опередить, самому себя окружить; не стоит беспокоиться, о чем — о чем, а об этом позаботятся. Жить в окружении, есть и такая жизнь. Заслоняют. Не судьба ли? заслонять друг друга. Миг, разошлись, каждый в истинном свете, высокая комиссия постановляет, быть тебе учителем. Разумеется, момент торжества, такое доверие. Именно так торжествует система, иначе не может, в силу своего устройства. Система — люди. Кто-то должен торжествовать постоянно, над кем? Кого-то нужно постоянно бросать на низший уровень. И то верно, где обитать людям, способным, скажем, к художественному переводу? Поблизости. Где-то в непосредственной близости к тому, что считается дном. Сбросил, отлично, быть тебе, кем? Не волнуйся, возможность тебе будет дана, возможность стать эпигоном. Нахальство эпигонства захватывает, как и любое нахальство. Это слово, я о нахальстве, можно поменять на другое, заменить одну букву, будет полная рифма.
…
ну, что эпигон, повторяй: эпигон, значит есть эталон.
Дистанция свалки — горячий патрон. Дистанция сборки — железный закон. И голос желанный диктует железно, подать эшелон! Подходит вагон, выходит на лед, нагой Купидон. Споткнулся, как будто свихнулся. На счете до трех. Вмещается смех. Вменяется грех. И сразу меняется рифма, меняется ритм.
Сменил? Тогда не томись, говори!
…
Подходит вагон. Над головою, черный проем, входи. Последний зачет, конечно, не в счет. Последний окрик, и тот, потечет со спины. Пришло, это время твое. К тебе подошло, на затылок легло. Запомни, легко. Ты понял, исчезнуть легко. Ты понял, шагнул. И снова, в проеме темно. И кроме той злой темноты, ничего.