Во времена аспирантуры я жил на Восьмерке. Так называли улицу 8-е Марта.
Старое общежитие гидромелиоративного института, построенное ещё пленными немцами, находилось рядом с роскошным Тимирязевским парком. Тихая тенистая Пневая ( от Слова "Пень"), в прошлом Толстовская,а в будущем - Коккинаки, пересекалась там c улицей 8-е Марта. Рядом расположилась и крупная психиатрическая больница.
Эти обстоятельства стали постоянным объектом взаимных шуток. Мы неустанно соревновались, называя нашу общагу то " Пень-Пнем" ( по аналогии с Пном-Пенем), то " Палата номер шестой" . Так, на первый взгляд, неправильно , но своеобразно, называл свою повесть Чехов сразу после издания.
На аспирантские занятия можно было добираться двумя путями. Первый предполагал пробежку по осенне-терпкому воздуху старого Тимирязевского парка, до улицы Вишневского. После этого, прохождение через Проезд Соломенной Сторожки, знаменитый ещё со времён Гиляровского.
Второй маршрут заключался в сладкой дреме у окна 27 Трамвая. За стеклом суетилась и золотящаяся осенним нарядом Башиловка, и Нижняя Масловка, запружённая волго-жигулевским столпотворением, и Бутырская , более известная своей угрюмой тюрьмой, чем ветхим, милым и уютным маленьким рынком.
До лекции по философии, которую надлежало сдать к кандидатскому минимуму, оставалось ещё достаточно времени. Увидев надпись " Мимино" на плакате у старенького клуба работников торговли имени Горького, я, вдруг, срочно решил выскочить из трамвая.
Закрывшиеся двери лишь успели немного задеть, вызвав многочисленные осуждающие кивки солидных пассажиров. А меня уже и след простыл.
- Ты смотрел " Мимино" ?,- поинтересовался накануне Нукзар Квашилава - немного экзальтированный, впрочем, как и многие кавказцы, приятель по аспирантуре...
- Вах-Вах-Вах ! Как я тебе завидую, что не видел,- причитая, заявил он в ответ на мое отрицательное покачивание головой
- Неужели фильм такой плохой? - улыбнулся я
- Да нЭт! Что ты, дАрАгой?! Савсэм - савсэм, наоборот. Я тебе очень-очень завидую. Ты же увидишь его - в Пэрвый раз. С ударением на слове " Пэрвый" , Нукзар выкатил свои выразительные глаза, изогнул густую бровь и высоко приподнял указательный палец, подчеркивая особую важность сказанного.
В маленьком клубе билеты продавали без мест. Всего за десять копеек. Но совсем не цена привлекала меня в тот уголок . Камерный, по московским меркам, уютный зал очень напоминал родной Сокирянский кинотеатр.
И небольшими размерами, и фойе с буфетом, где продавались бисквитные пирожные со сладкой газировкой, и старой еврейкой, суетившейся за прилавком.
Я любил заявиться туда задолго до начала сеанса, подышать особым запахом, присущим только старым киношным местам, где ещё не выветрились запах постоянно рвавшейся плёнки, топот детской толпы и волнующая атмосфера радостно-восхищенного выражения на лицах.
В небольшом киоске я заметил миниатюрный набор французской косметики. Там была и нежная пудра с тонким-претонким ароматом, проникавшим в самое сердце , и темно-вишневая помада, и тушь для глаз, которые стали дорогими той заколдованной московской осенью.
Фильм привёл меня в восторженно-веселое состояние, которое я слегка утихомирил, посидев на краю Пионерского Пруда, присыпанного золотом желтых листьев и прогулявшись по детскому парку "Дубки" , куда был бережно доставлен тем же трудягой трамваем, радостно звеневшим на частых поворотах.
Лекция, прочитанная слепым, почти оглохшим и еле передвигавшимся профессором Анатолием Ильичом Ракитовым , была, как, впрочем и всегда , настоящим откровением.
Ассистентка выключила магнитофон, на который записывались его рассуждения, а мы все ещё сидели в полном молчании несколько минут, оглушенные красотой и глубиной человеческой мысли, показанной этим удивительным интеллектом.
Чудный день завершился бесконечными поцелуями.
Это стало волшебным следствием не столько нежной французской косметики, сколько порождением особого пронзительного ощущения - сладкого и тревожного чувства незримо приближавшейся Любви.
Оно, вдруг, захватило, закружило вместе с бесконечными стаями золотых осенних листьев, прилетавших из таинственного Тимирязевского парка, и танцевавших, танцевавших на ветру, на всем бесконечном пространстве прилегавших улиц, перекрестков, городов и весей...