Обелиск нашей любви глава 7

       Чем бли­же «час икс», тем страш­нее. Дип­лом не го­тов, это в сос­то­янии по­нять да­же я, что уж го­ворить о про­фес­су­ре. Раз за ра­зом пы­та­юсь соб­рать­ся с мыс­ля­ми, за­писать ка­кие-то вы­воды, струк­ту­риро­вать то нем­но­гое, что уда­лось соб­рать во­еди­но… но вмес­то это­го впа­даю в сту­пор и «за­висаю» пе­ред мо­нито­ром.
      За не­делю, про­шед­шую пос­ле воз­ра­щения Дже­но, я так ни­чего тол­ком и не сде­лала, нес­мотря на то, что вро­де как бы­ли все ус­ло­вия для ра­боты. Вре­мя буд­то про­сочи­лось сквозь паль­цы, ос­та­вив ме­ня с пус­ты­ми ру­ками и пус­то­той в го­лове.
      К гор­лу под­ка­тыва­ет мер­зкий прив­кус бес­по­мощ­ности и стра­ха. Ес­ли в те­чение но­чи не слу­чит­ся чу­да, и на ме­ня не сни­зой­дет бо­жес­твен­ное вдох­но­вение, зав­тра я бу­ду на­веки опо­зоре­на пе­ред ли­цом всех ис­кусс­тво­ведов Не­апо­ля.
      Сно­ва пью ко­фе, сно­ва пе­реби­раю реп­ро­дук­ции, сно­ва бес­смыс­ленно пя­люсь на эк­ран. Чет­вертый час ут­ра… ос­та­лось мень­ше пя­ти ча­сов, но мой из­му­чен­ный мозг от­ка­зыва­ет­ся ге­нери­ровать идеи.
      В эту ми­нуту я не­нави­жу ис­кусс­тво­веде­ние, не­нави­жу се­бя за то, что выб­ра­ла эту про­фес­сию, за сла­бость и ле­ность, за про­гулян­ные за­нятия и бы­лую са­мона­де­ян­ность, с ко­торой про­пус­ти­ла ми­мо ушей за­меча­ния при вы­боре те­мы, но боль­ше все­го — свою ны­неш­нюю бес­по­мощ­ность.

      Стою и слу­шаю, как мою ра­боту рас­пи­на­ют, раз­но­сят на мел­кие клоч­ки, топ­чут клоч­ки но­гами. Каж­дая ошиб­ка, каж­дая не­лепость, каж­дая нев­ни­матель­ность под­черки­ва­ет­ся. Чувс­тво как буд­то ты сто­ишь у по­зор­но­го стол­ба, а с те­бя лос­кут за лос­ку­тиком сры­ва­ют одеж­ду. Гру­бо, без­жа­лос­тно.
И, на­конец, под хло­пок зак­ры­ва­ющей­ся пап­ки, вы­носят вер­дикт:
      — Это не на­уч­ное ис­сле­дова­ние, синь­ори­на Сор­мио. Это да­же не ра­бота пер­во­кур­сни­ка. Я не до­пус­каю вас к за­щите.
      Аб­со­лют­но зас­лу­жено, но ще­ки все рав­но го­рят, а в гор­ле сто­ит глу­пая оби­да.
      Су­дили­ще окон­че­но. Ме­ня от­вя­зыва­ют от по­зор­но­го стол­па. Мож­но по­кинуть а­уди­торию.
      Неп­ро­литые сле­зы зас­тавля­ют дро­жать ру­ки, дер­жа­щие те­перь уже бес­по­лез­ную пап­ку. В тес­ном уни­вер­си­тет­ском клуб­ке зна­комств и ин­триг, как быс­тро до ма­мы дой­дет но­вость о том, что дочь за­вали­ла дип­лом? Мак­си­мум зав­траш­ним ут­ром.
      Нет ни­чего ху­же, чем выб­рать про­фес­сию, в ко­торой пре­ус­пел один из тво­их ро­дите­лей. Хо­тя… у Дже­но ведь по­лучи­лось.

      — По­дож­ди­те, — кто-то ос­то­рож­но тро­га­ет ме­ня за пле­чо у са­мого вы­хода из зда­ния.
      Под­ни­маю гла­за — док­то­рант с внеш­ностью по­эта эпо­хи Ре­нес­санса, слег­ка за­пыхав­ший­ся, ви­димо, от­то­го, что бе­жал за мной.
      — Не расс­тра­ивай­тесь так. Это все­го лишь дип­лом…
      — Я не так уж расс­тро­илась, — сла­бо улы­ба­юсь я. — Прос­то с детс­тва до сих пор не на­учи­лась здра­во вос­при­нимать кри­тику.
      Он то­же улы­ба­ет­ся — чуть сдер­жанно, со­чувс­тву­юще и обод­ря­юще.
      — Не хо­тите ко­фе?
      — Хо­чу.

      — Ме­ня зо­вут Элиа.
      — Фран­ческа. Мож­но Сес­ка.
      — Очень при­ят­но.
      Вро­де бы стан­дар­тный от­вет, но как он его про­из­но­сит… Да, та­кую ста­ромод­ную веж­ли­вость сей­час не час­то встре­тишь.
      — Не­обыч­ное сок­ра­щение — Сес­ка. Фран­че­сок, как пра­вило, ко­рот­ко зо­вут Чес­ка, Чек­ка, Кек­ка, ре­же Фра, Фран­ка или Фран­че. В Пь­емон­те вас бы на­зыва­ли Чи­кина, Чи­кино­та или Чи­кота.
      — Ва­ри­ан­тов мно­го, — улы­ба­юсь я. — Ро­дите­ли зва­ли ме­ня и Фран­че, и Чес­кой ка­кое-то вре­мя. Но млад­ший брат не мог вы­гова­ривать бук­ву «ч», и Чес­ка прев­ра­тилась в Сес­ку. А по­том братья и вов­се уко­роти­ли моё имя, и Сес­ка прев­ра­тилась в Сес.
      — Сес­ка зву­чит ско­рее по-ис­пан­ски, не­жели по-италь­ян­ски.
      — У нас в семье во­об­ще лю­бовь к ори­гиналь­ным сок­ра­щени­ям. Па­пу, нап­ри­мер, с детс­тва вмес­то Ди­но зва­ли Дже­ро, а по­том по соз­ву­чию бра­та вмес­то Ри­но ста­ли звать Дже­но.
      — Зна­чит, от­ца и бра­та зо­вут Дже­рар­до и Джен­на­ро. Соз­ву­чие и прав­да на­лицо, — мяг­ко улы­ба­ет­ся па­рень.
      — Да, а млад­ше­го Ипо­лито.
      — О, и ка­кое же у не­го ори­гиналь­ное сок­ра­щение име­ни?
      — Уга­дай­те?
      — Стан­дар­тным бы­ло бы Ли­но или Ли­то, но ес­ли от­талки­вать­ся от пер­во­го сло­га Ипо или Пол.
      — Не уга­дали. Ли­пе.
      — Опять ско­рее ис­пан­ский ва­ри­ант. У вас слу­чай­но нет ис­пан­ских родс­твен­ни­ков?
      — Слу­чай­но есть, даль­ние, с ма­миной сто­роны. Но имя у ма­мы фран­цуз­ское — Лу­иза.
      — Зву­чит ин­три­гу­юще.
      — Ее семья де­сять лет про­жила в Ту­лузе. Де­душ­ка там ра­ботал.
      — У имен и проз­вищ всег­да есть своя ис­то­рия и ло­гика, — улы­ба­ет­ся Элиа.
      — А уж как они при­лип­чи­вы…
      — Вам не нра­вит­ся своё?
      — Нет, по­чему, нра­вит­ся. Но обыч­но я так глу­боко о лин­гвис­ти­чес­ких тон­костях об­ра­зова­ния умень­ши­тель­ных имен не за­думы­ва­юсь.
      — Из­ви­ните, что втя­нул вас в эти тон­кости. Про­фес­си­ональ­ная де­фор­ма­ция. Я лин­гвист.
      — И что же лин­гвист де­ла­ет на на­шей ка­фед­ре?
      — Изу­чаю язык сред­не­веко­вых вы­весок по сох­ра­нив­шимся изоб­ра­жени­ям.
      — Не­ожи­дан­но.
      — То, что я лин­гвист, или то, что изу­чаю?
      — Объ­ект ис­сле­дова­ния. Зна­ете, ког­да я вас впер­вые уви­дела, то по­дума­ла, что вы по­хожи на по­эта. И, как вы­яс­ня­ет­ся, бы­ла не так уж да­лека от ис­ти­ны.
      — Вы­вес­ки — это не так уж по­этич­но.
      Он улы­ба­ет­ся. Мне нра­вит­ся эта сдер­жанная, скром­ная улыб­ка. Мне нра­вит­ся этот па­рень. Его не­навяз­чи­вая доб­ро­та, ста­ромод­ная веж­ли­вость, ум­ный взгляд. Мне нра­вит­ся, как ве­село и лег­ко мы бе­седу­ем.
      — Ну, а ка­кое у вас умень­ши­тель­ное имя?
      — С Эли­ей ва­ри­ан­тов не так мно­го — Эли, Элу. Но пос­коль­ку мне не так по­вез­ло по час­ти на­личия брать­ев и сес­тёр, то ро­дите­ли пред­почли на­зывать сво­его единс­твен­но­го ре­бён­ка пол­ным име­нем.
      Офи­ци­ант при­носит ко­фе и бу­лоч­ки.
      Я смот­рю, как Элиа раз­ла­мыва­ет бу­лоч­ку, под­но­сит чаш­ку ко рту и пь­ёт ко­фе. У не­го изящ­ные, поч­ти де­вичьи ру­ки че­лове­ка, со­вер­шенно не об­ре­менен­но­го фи­зичес­ким тру­дом. В мо­ей семье у всех муж­чин ра­бочие ру­ки. Паль­цы Ли­пе веч­но пок­ры­ты мо­золя­ми от ги­тар­ных струн и ба­рабан­ных па­лочек, у па­пы с Дже­но креп­кие нат­ру­жен­ные ру­ки стро­ите­лей, не го­воря уже о де­душ­ке с его уз­ло­ваты­ми паль­ца­ми ви­ног­ра­даря. А вот Элиа, по­хоже, ни­каки­ми дру­гими инс­тру­мен­та­ми, за ис­клю­чени­ем компь­ютер­ной мы­ши, не поль­зу­ет­ся. И хо­тя в ис­кусс­тво­вед­ческой сре­де рас­простра­нен имен­но та­кой тип рук, я все ни­как не мо­гу к ним при­вык­нуть.

      — Ме­ня не до­пус­ти­ли к за­щите, — я ду­мала, про­из­нести это бу­дет лег­че, но нет, го­лос пре­датель­ски сры­ва­ет­ся, вмес­те со всей мо­ей на­пус­кной бра­вадой.
      — И? — Дже­но, как ни в чем не бы­вало, про­дол­жа­ет заг­ру­жать ве­щи в сти­рал­ку. — Хо­чешь, что­бы я те­бя по­жалел?
      Чес­тно го­воря, я оша­раше­на. Да, хо­чу, черт возь­ми! Хо­чу! По­чему ме­ня дол­жен уте­шать со­вер­ше­но пос­то­рон­ний че­ловек?!
      — Ты же не го­рела же­лани­ем пи­сать эту ра­боту. Из-за че­го тог­да так расс­тра­ивать­ся? — по-преж­не­му спо­кой­но спра­шива­ет Дже­но.
      — Ес­ли ты все ви­дел, по­чему не по­мог? По­чему поз­во­лил до­тянуть до пос­ледне­го? — вски­паю я, вспо­миная сов­сем не­дав­но пе­режи­тое уни­жение.
      — По­чему я не уго­ворил те­бя бро­сить все и от­числить­ся заб­ла­гов­ре­мен­но? — уточ­ня­ет брат. — По­тому что это дол­жен был быть твой вы­бор. Сом­ни­тель­ный по­дарок — воз­можность уте­шать­ся тем, что за те­бя все ре­шил кто-то дру­гой, что не на­писа­ла дип­лом из-за ме­ня.
      — Во­об­ще-то я не на­писа­ла его из-за те­бя!
      «По­тому, что нер­вни­чала, по­ка ты шлял­ся по аф­ган­ским го­рам, по­тому что ла­зала по ак­ве­дукам, вмес­то то­го, что­бы при­сутс­тво­вать на за­няти­ях», — хо­чет­ся вык­рикнуть, но на са­мом де­ле, это прав­да лишь от­части. Две не­дели мне дей­стви­тель­но бы­ло не до дип­ло­ма из-за пе­режи­ваний по по­воду Дже­но. Но все ос­таль­ное вре­мя я не пи­сала дип­лом по­тому, что не хо­тела это­го де­лать в прин­ци­пе. По­тому, что пи­сать мне бы­ло не­чего. Да, на те­му, ко­торую я пос­чи­тала под­хо­дящей для сво­его ис­сле­дова­ния и бла­город­но-фе­минис­ти­чес­кой, мне не наш­лось, что ска­зать.
      Дже­но по­жима­ет пле­чами, а я уже жа­лею о ска­зан­ном. И приз­наю это.
      — Лад­но, не из-за те­бя. Но то, что ты умо­тал чер­ти ку­да, мне эн­ту­зи­аз­ма не до­бави­ло.
      — То есть ра­ди тво­его спо­кой­ствия и эн­ту­зи­аз­ма в на­писа­нии не­ин­те­рес­но­го те­бе са­мой дип­ло­ма я дол­жен был от­ка­зать­ся от ре­али­зации сво­его про­ек­та, я пра­виль­но по­нимаю?
      — Неп­ра­виль­но. — В его из­ло­жении мои пре­тен­зии выг­ля­дят жал­ко и эго­ис­тично. — Ра­ди мо­его спо­кой­ствия ты мог бы ре­али­зовы­вать свой про­ект в ка­ком-ни­будь бо­лее бе­зопас­ном мес­те все­го лишь.
      Брат под­ни­ма­ет бро­ви, де­монс­три­руя свое от­но­шение к мо­им сло­вам.
      — Ну да, ко­неч­но, я в кур­се, что во­довод ну­жен имен­но в Аф­га­нис­та­не. Но есть ведь и дру­гие бед­ные, стра­да­ющие от за­сухи стра­ны.
      — Ку­да я еще по­еду.
      В его го­лосе и сло­вах мне слы­шит­ся вы­зов.
      — Из­де­ва­ешь­ся? — не вы­дер­жи­ваю я.
      — Нет, — серь­ез­но от­ве­ча­ет брат.
      — Что, кро­ме те­бя нет дру­гих ар­хи­тек­то­ров, го­товых ра­ботать бес­плат­но?
      — Есть, но не так мно­го, как хо­телось бы.
      — А ес­ли есть, зна­чит, вре­мена­ми мож­но ос­та­новить­ся и за­нять­ся чем-то ме­нее опас­ным, — я дав­но хо­тела ска­зать ему это.
      Дже­но ка­ча­ет го­ловой.
      — При­рода не тер­пит пус­то­ты. Как толь­ко от­сту­па­ет свет, нас­ту­па­ет ть­ма.
      — Хо­чешь ска­зать, ты — во­ин све­та?
      Брат сму­щен. Хвас­товс­тво и па­фос­ность не его ко­нек. К то­му же в мо­ем го­лосе явс­твен­но слы­шит­ся сар­казм.
      — Нет, не во­ин. Ско­рее, опол­че­нец. Рою око­пы, строю блин­да­жи, под­во­жу во­ду.
      Те­перь он улы­ба­ет­ся — на­шел нуж­ную фор­му­лиров­ку. Но мне-то не до улы­бок. У ме­ня в гру­ди раз­раста­ет­ся ком.
      — О, ра­зуме­ет­ся, то, что ты де­ла­ешь, так важ­но! И то, чем за­нима­ют­ся Ли­пе и ро­дите­ли! Все Сор­мио де­ла­ют мир луч­ше, од­на Сес­ка прос­то так коп­тит не­бо. Ну, что с нее взять, с без­дарнос­ти, с «Ду­шеч­ки» Че­хова, она же ни на что не спо­соб­на!
      — Эй, эй, при­тор­мо­зи… — брат оша­рашен, он яв­но не ожи­дал та­кого на­пора. Я и са­ма не ожи­дала, сло­ва вы­лета­ют преж­де, чем ус­пе­ваю осоз­нать.
      — Я нор­маль­но не спа­ла ни од­ной но­чи все две не­дели, це­лыми дня­ми жда­ла от те­бя со­об­ще­ние, ла­зала по ак­ве­дуку, по­ка ты во­евал с ть­мой во имя ци­вили­зации, изу­чая ар­хи­тек­турные об­разцы в Аф­га­нис­та­не! Ме­лод­ра­матич­но зву­чит, фи-и? А ты поп­ро­буй это про­чувс­тво­вать на сво­ей шку­ре! Поп­ро­буй по­сидеть и по­дож­дать, ког­да я ука­чу ку­да-ни­будь в Си­рию!
      — Пред­по­чита­ешь, что­бы я хо­дил на ко­рот­ком по­вод­ке, как Чи­по, и стро­ил вил­лы рус­ским мил­ли­ар­де­рам?
      — Да строй хоть ки­тай­ские па­годы па­пу­асам, мне-то что! И Чи­по сю­да не вме­шивай с по­вод­ком! И во­об­ще, я не об этом сей­час!
      — Да нет, ты имен­но об этом во­об­ще-то. Но дер­жать­ся за твою юб­ку как го­дова­лый я не бу­ду, — с ка­кой-то злой ре­шимостью за­яв­ля­ет Дже­но.
      — Ну что ты, пра­во, за­чем?
      Мне уда­ет­ся уй­ти, не рас­пла­кав­шись и окон­ча­тель­но не рас­те­ряв пос­ледние кру­пицы пор­ванно­го се­год­ня в клочья дос­то­инс­тва.