Появившись в отделе по приезду из колхоза, меня нашли «однополчане», то есть выпускники нашей кафедры предыдущего года, - Надежда, Валя Золотарёва и гордость курса Виктор Рязанцев. Они уже целый год отработали на пользу светотехники, бессменно находясь на дежурстве в цехе. Совсем недавно, стала работать новая высокопроизводительная венгерская линия горизонтальной вытяжки стеклянных труб для производства люминесцентных ламп, а также освоена нашими инженерами отдела итальянская линия «Оливотто».
Виктор мне объяснил текущий момент и сказал; - пока не поздно надо сниматься с якоря, а то эта трясина может засосать. Сам он год назад ездил в министерство образования перераспределяться, где ему предложили хорошую должность и квартиру в городе Май- Лисайе, Киргизской ССР. Это его не устроило и он решил в Саранске сделать карьеру и готовым специалистом уехать в родные пенаты. Виктор был настоящей находкой для нашего отдела. Он быстро вник в текущий момент, пытаясь самому разобраться в сути, грамотно обучал рабочих и в короткий срок смог наладить работу линии.
Валя Золотарёва была женой Виктора. На пятом курсе он приударял за Надеждой, но пока она раздумывала и на Новый год уехала домой, подруга заняла её место.
Как не верить судьбе? Надежда очень приземлённый, прагматичный человек, плыла по течению и её всё в Саранске устраивало. Год назад, когда их курс распределялся, я ходила «болеть» за подругу и разговаривала с Надей. У них был большой выбор столичных кавказских городов, но она выбрала Саранск.
- Почему Саранск? – спросила я.
Она ответила, что семнадцать лет прожила в Грузии и не для того уехала, чтобы возвратиться назад. Судьба свела нас в Мордовии на долгие годы. Она была секретарём комсомольской организации отдела, ей это нравилось и на перевыборном собрании, она предложила мою кандидатуру себе в замы. Со временем, на меня «повесили» должность редактора отделовской стенгазеты «Кристалл». Я терпеть не могла общественную работу ещё со школы, не проявляла рвение, не стремилась вступить в ряды компартии, но мне пришлось тянуть лямку общественника около двух лет. В скором времени мне предоставили доверие по освоению нового производства варки хрустального стекла и производства подвесок для люстр.
Опыта варки хрусталя на нашем заводе не было. Оно отличалось от электротехнических стёкол высокой температурой варки и выработки при температуре 1100°С, а большой градиент температур таил много неожиданностей. Перенимать опыт варки хрусталя наши специалисты ездили в город Никольск Пензенской области. Там находился старейший завод бытового хрусталя ещё с петровских времён. Настоящие шедевры были в его музеи, а хрустальных дел русские мастера славились на весь мир. Загадкой для современных мастеров был стакан с замурованной настоящей мухой.
Перед выходом в смену, я пошла в библиотеку и очень пожалела, что не привезла свои конспекты. Наша кафедра на факультете была самой лучшей. Патент на нанесение эмали на алюминий используется в самолётостроении во всём мире, а керамические платы из циркона применялись в современной электронике. Тефлоновое покрытие сковородок стало НОУ-ХАО того времени. Его наш институт продал в Европу. До войны, кафедрой керамики был найден теплоизоляционный материал из глины - керамзит и многое другое, чем могут гордиться выпускники этого вуза.
В конце октября я вышла в ночную смену цеха № 21, который находился на территории завода СИС-ЭВС и был составляющей частью производственного объединения «Светотехника». Цех занимался обработкой и подготовкой сырья для стекловарения. Из вагонов сырьё выгружалось в приямки и мостовым краном подавалось на обработку. В цехе было нечем дышать, пыль и сода разъедали глаза, забивали нос. Намедни, один из сотрудников нашего отдела свозил меня на «экскурсию». То, что я увидела, привело в шок. При подходе к цеху создавалось впечатление, что в радиусе 20 метров всё запорошено снегом. Это была сода. В огромном ангаре стояли железнодорожные вагоны, дожидаясь разгрузки, а вид рабочих напоминал учение по гражданской обороне. Они были одеты в ватные комбинезоны, на голове шлем напоминающий шлем танкиста, а лицо прикрывал губчатый респиратор с вытянутым носом, рабочие его называют «поросёнком». Какой - нибудь тропинки к цеху тоже не было, приходилось эквилибрировать между кучей битого огнеупора, металлолома, старых бункеров и прочего хлама.
Я вспомнила третий курс и первую лекцию «Машины и аппараты химической промышленности». В небольшую аудиторию, вошла маленького роста, худенькая женщина неопределённого возраста. Она обвела глазами аудиторию и сказала: - милые девушки, что Вас привело на этот факультет. Химия это смерть всему живому, неужели вы не могли найти себе женскую профессию? Впервые я пожалела о выборе профессии на третьем курсе во время прохождения практики на заводе канализационных труб. Огромные трубы выше человеческого роста прессовали прессом размером с двух этажный дом, а женщины на тележке отвозили их в конец цеха на сушку. Мы попробовали вдвоём отвести тележку, но не смогли её сдвинуть с места. В то время идеологическая машина владела умами людей. Лозунг В.И.Ленина гласил: «Коммунизм – это советская власть, плюс электрификация всей страны». Идеологи хрущёвской «эпохи» добавили к этому лозунгу – «плюс химизация всей страны». Химики, физики и лирики были самые модные профессиями того времени. В нашем институте из семи факультетов был самый большой конкурс на химфаке.
И вот теперь моё рабочее место – чистое поле, будущий участок варки и выработки хрустального стекла, пристрой к цеху № 21. Здесь одиноко стояла стекловаренная печь, окутанная трубами, а вокруг не было ни стен, ни забора и даже крыши, только лежали кирпичи и строительный мусор. Я была новичком, не знала территории завода, специфики работы цеха, а меня одну, без наставника отправили к чёрту на кулички, как на боевое крещение. Мне было жутко и жалко себя. Ночью, наш «участок» под звёздным небом выглядел очень романтично. Небо ясное, светила луна, мерцали звёзды и тусклый фонарь освещал рабочее место. Обстановка располагала к размышлению о вечном.
Меня встретили два товарища слабо соображающие где находятся. Они молча сидели рядышком на длинной лавке около распределительного щита и тупо смотрели на меня. Один был одет в суконный костюм и суконный шлем с опускающим синим стеклом. Это был засыпщик шихты, другой сидел в обгоревшей фуфайке – стекловар.
« ! ! ! кого нам прислали?» - сказал, заикаясь один из них. Я поздоровалась с ними, а на душе было очень тревожно. Их интересовало, чем я провинилась перед начальством и почему они отправили меня в этот « медвежий угол»? Их отправили за пьянку и прогулы.
Мне хотелось узнать есть ли здесь ещё люди? Основной цех работал в две смены, мне встретились по пути две женщины. Меня охватил страх, но телефонный звонок внёс какое - то оживление. Звонил диспетчер завода, интересовался положением дел. Я сказала, что участок работает в техническом режиме, а вот один фонарь не работает. Через несколько минут, пришёл молоденький электрик. Я прочитала записи в рабочей тетради, обошла «свои владения», измерила опиром температуру стекломассы в варочной части бассейна печи, посмотрела наличие противопожарных средств. Засыпочный карман печи прикрывала «занавеска» из асбестовой ткани разрезанная на широкие полосы по вертикали. Согласно графику засыпщик приступил к загрузке шихты вёдрами. В этот момент из загрузочного кармана вырывался огромный огненный язык с уносами и полностью накрывал его пламенем и только суконный костюм защищал от огня. Площадка, на которой он стоял, не была приспособлена для ручной подачи шихты. Человек рисковал своей жизнью, зрелище было не для слабонервных. Мне было страшно за него, тем более он был пьян. По правилам техники безопасности мне надо было отстранить его от работы, но я не знала, как это делается. В семь часов утра появился начальник цеха. Он внимательно осмотрел печь и сказал, что загрузчик шихты уже сделали и скоро установят. За ночь я ужасно устала. У меня не было даже своего уголка, где можно спокойно посидеть.
К 7 час. 30 мин. пришло всё начальство во главе с главным инженером, его замом и главным технологом. Я еле держалась на ногах и не было сил отчитываться перед ними. Придя в общежитие и приняв душ, голодной легла спать, так как не было сил даже на еду. Позже нам выдали талоны на питание и я приспособилась есть в буфете или отовариваться пирожками.
К празднованию Великого Октября наш пристрой, приобрёл приличный вид. Огромные окна давали много света, пол был выложен керамической плиткой, работал загрузчик шихты в автоматическом режиме, а температура в зоне варки и выработки стекломассы фиксировалась на пульте управления. Оживление было и в кадровой политике с появлением мастера участка, механика, составщика шихты, прессовщика, резчика стекла и лаборанта. Специально для лаборанта и технолога было отведено помещение на втором этаже административного пристроя. Так что я имела своё рабочее место и чувствовала себя хозяйкой. Лаборанты, как и цеховые технологи работали в три смены, и у меня появилась напарница.
Однажды в мою смену произошёл такой случай благодаря которому обо мне посплетничал «весь» завод. Придя на работу я прочитала в журнале запись технолога курирующего этот участок следующего содержания: в связи с тем, что стекло закристаллизовалось, поднять температуру в варочной части печи до 1500 градусов и держать её в течении 3-х часов. Температура, в начале смены, была уже 1450 градусов и я велела стекловару начинать снижение подачи воздуха, а максимальная температура поднимется инерционно. В девять часов вечера в техбюро прибежал мастер с выпученными глазами и с ужасом сказал, что из печи прёт стекло. Меня как ветром сдуло со стула, я неслась перепрыгивая через ступеньки со второго этажа. Стекловар снял со стены гидрант и направил его на огнеупоры.
Что делаешь? Выключи воду немедленно – закричала я. Стекловар оставил гидрант, но его схватил мастер и сказал: уйди девчонка, здесь я начальник. Я подбежала к вентилю, чтобы перекрыть воду и сказала мастеру, что за технологию отвечаю я, а потом позвонила диспетчеру завода. Огромный огненный язык раздвигал огнеупоры печи и свисал в области загрузочного кармана. Резкое снижение температуры может повредить огнеупоры и даже печь. Мастер выругался, демонстративно бросил гидрант и куда-то скрылся. Через несколько минут, пришёл технолог соседнего цеха, а потом приехал куратор отдела главного технолога и заместитель главного технолога. Начальник цеха жил далеко и приехал последний. Мои действия оценили правильными и сказали, что я всё сделала грамотно и им делать нечего. На следующий день, моя фамилия была у всех на языке, а зам. главного технолога заявила: «шустрая казачка, не успела приехать, а уже прославилась, далеко пойдёт». Мастер участка, долго со мной не разговаривал, а потом стал называть меня Григорьевной. До этого случая я для него была дочкой, а папашке было всего 44 года.
Приближался новый 1972 год. Нашей смене повезло отметить его дома, а первого января мы выходили на работу во вторую смену. Всю новогоднюю ночь шёл снег. Первого числа транспорт практически не ходил и я с трудом добралась до завода, опоздав на 20 мин. На нашем участке никого не было. Первая смена уже ушла, а вторая не пришла. Меня охватила тревога, но диспетчеру сообщила, что всё нормально и если будет нужна помощь, сообщу дополнительно. Трудно передать те чувства, которые испытала я в то время, когда ты один на окраине завода, среди смертельно опасного оборудования и отсутствия знакомых людей, где бомжи облюбовали себе тёплые места. Один мужик с шестилетним сыном организовал себе «берлогу» в соседнем цехе, недалеко от печи. Здесь можно исчезнуть навсегда в огнедышащей топке. Осматривая печь, я обратила внимание, что что-то белое лежит под ней. Я взяла фонарик и заглянула. К моему удивлению, там спал на картонных коробках наш стекловар. Он лежал в неестественной позе и меня охватил страх. Я ручкой лопаты попыталась его растормошить, он перевернулся на другой бок.
«Слава Богу он был жив», - подумала я.
Засыпщик явился тоже не в лучшей форме. Печь была в состояние покоя, т.е. не было выработки. Вооружившись, главным автоматическим средством того времени – отвёрткой и гаечным ключом, я приступила к выполнению обязанностей стекловара.
Через час пришел мастер участка, напоминая своим видом сказочного новогоднего деда Мороза. Его шапка, брови, усы были покрыты инеем, а валенки и белый шубняк дополнял этот сказочный образ. Он жил в пригороде и всю дорогу шёл пешком по занесённым дорогам. За свою жизнь я не видела столько снега, хотя местный люд говорил, что в последние годы у них снега поубавилось. К концу рабочей смены, хорошо отоспавшись, стекловар выполз из своего укрытия с видом побитого кота. Моему возмущению не было предела, я заявила, что напишу докладную начальнику цеха. Он клялся, божился, говорил, что это в последний раз, просил прощение и сказал, что совсем не помнит, как оказался под печью.
После нового года пошли слухи, что меня скоро переведут в отдел. Его перевели с территории лампового завода в новое заводоуправление на территории СИС и ЭВС. Генеральный директор тоже должен переехал в новое здание, эта территория станет головным предприятием СПО « Светотехника». У меня появился свет в конце тоннеля и час расставания с цехом настал.
Мои мужики были неподдельно расстроены. Эти малообразованные выпивохи и матершинники способны были понимать, сочувствовать, помогать и воспринимать меня, как зрелого специалиста. Они привыкли ко мне, говорили лестные слова, никогда не пытались что-нибудь подстроить или сыграть глупую шутку. Я старалась соблюдать субординацию и они её поддерживали. Мне было тоже жалко расставаться с ними, так как они были первым моим трудовым коллективом в Саранске. На прощание, гонец из гастронома «Северный» принёс бутылку портвейна, а из буфета пирожков. Механик цеха пришёл с шоколадкой, а прибористы явились собственной персоной. Из женщин была одна лаборантка. Механик сказал бравурную речь и добавил, что они надеялись выдать меня замуж, но я оказалась слепой и не заметила любви одного из прибористов, который в будущем стал начальником этого цеха.
В феврале я вышла на работу в отдел. Нашему отделу выделили на четвёртом этаже, четыре комнаты. Одну, самою большую, занимало технологическое бюро. Две комнаты принадлежали конструкторам, четвёртой был кабинет начальника. В новое помещение завезли новенькие письменные столы, стулья, книжные шкафы и кульманы. Сторожилы отдела скрупулёзно отбирали себе полированные столы, я предпочла стол старого образца с дерматиновым покрытием. Этот стол прослужил мне более 20 лет. Новикова говорила, что скоро наш отдел пополнится новыми сотрудниками, поэтому велела старые столы не выбрасывать. Из молодых специалистов нас было двое, не считая тех, кто уже год отработал на заводе.
В октябре, приезжала девушка после окончания Горьковского технологического института в сопровождении папы с погонами полковника. Они обошли стекольные цеха, поговорили с начальником. Девушку звали Жанной, по документам она числилась технологом цеха № 19. Отцу обещали перевести её в отдел, когда отработает на освоение производства хрусталя. Мы с ней работали в разных сменах. Перед новым годом, она выпросила у руководства цеха, три дня без содержания и больше никто её на заводе не видел. Она просто не смогла пройти «боевое крещение» и создала прецедент самовольного увольнения. Это был хороший пример для подражания, но я почему то этим не воспользовалась, имея серьёзные связи на малой Родине и за её пределами, но что то держало меня тогда.
В штатном расписание отдела произошли большие изменения, появилось три новых группы - увиолевого стекла, керамики и электроварки. Меня перевели в группу керамики инженером технологом с окладом 115 рублей. Руководитель группы получал в то время 140 рублей, технолог 105 рублей, а старший инженер имел оклад 125 рублей. Моим руководителем группы была женщина 34-х лет, окончившая Горьковский технологический институт, бывший начальник лаборатории стекла. Она была дамой не решительной, болтливой и занудливой. Смыслом её жизни был обмен саранской квартиры, на квартиру в более крупный город. Весь отдел принимал участие в обсуждение её очередного варианта и благодаря сложным комбинациям и тройного обмена, они с мужем поменяли квартиру в Горький. В мае она уехала и я стала полноправной хозяйкой группы. Мне нравилась эта работа, хотя навалилось масса новых дел. Утром я с удовольствием шла на работу, в голове разрабатывая очередной план действия. Моей помощницей была женщина 36 лет, с поразительной памятью запоминания девятизначных номеров чертежей, а их было около 500 штук. Помимо основной работы я занялась созданием каталога изделий на комплектацию всех стекловаренных печей.
В конце мая у меня предстояла первая командировка в город Семилуки Воронежской области. Я летела туда на крыльях, так как там жили девчонки из нашей группы. Я надеялась хорошо провести время, позагорать на Дону. Моя подруга Тамара очень скупо писала о себе и выражала недовольство своей судьбой, а потом совсем прекратила писать. Мне потребовалось два дня, чтобы справиться с заданием по командировке и я отправилась на поиски подружек. Они жили в посёлке Латная, где находился карьер по добыче огнеупорной глины. Связывали этот посёлок с Семилуками, самосвалы постоянно курсирующие между карьером и городом. Городского транспорта и железнодорожного не было. Мы студентами часто пользовались попутным транспортом, но в одиночку никогда не садились к незнакомым водителям.
На нашем факультете молодой человек с кафедры машины и аппараты химической промышленности отправился на практику в Сумгаит. Билет на самолёт в Сумгаит не был зарегистрирован в авиопорту и его поисками занимался ростовский следственный комитет. Соседка по дому, говорила что он сел в красный "Москвич". Его так и не нашли. Мне долго ждать самосвал не пришлось. Я перекрестилась и села в самосвал. Водитель сказал, что двух девушек интересующих меня он знает и подвёз к воротам цеха. Он попросил сидящих на лавке мужчин пригласить кого-нибудь из мастеров. Вышла Тамара в черном халате и белой косынке. Увидев меня, она обомлела. Мы обнялись и расплакались. Мой приезд для Тамары был шоком. Она смущалась и было ощущение, что стесняется своего места жительства. Я её понимала. Мне тоже никого не хотелось видеть из знакомых в цехе, в котором дежурила. Было стыдно и за себя и завод, и страну, где есть такие производства и колхозы « Родина».
Пейзаж был удручающий. Бараки, где жили рабочие, карьер и цех сливались воедино. Не было привычного забора вокруг завода, проходной, административного здания, а была просто зона. Из карьера проходила канатная дорога, которая перемещала глину из карьера прямо к цеху. Огромные терриконы битых огнеупоров и глиняные отвалы окружали цех. Прямо на улице стояла вращающая печь для обжига глины длиною более ста метров. Посёлка под названием Латная, как такового не было, был Латненский карьер и хаотично разбросанные приземистые бараки, с отсутствием растительности и каких-нибудь деревьев. Тамара говорила, что совсем недавно здесь жили одни заключённые, а в настоящее время остались только те, кто осуждён на вынужденное поселение, их больше половины. Из пяти приехавших девчонок по направлению из нашей группы остались две, Тамара и Ольга. В день приезда Ольга познакомилась с молодым начальником цеха, вышла замуж, а он уговорил Тамару остаться до отпуска. Он отправил её учиться на курсы в Челябинск на полгода, а потом назначил своим замом. Тамара была уверена, что с такой трудовой книжкой она сможет найти себе работу в родном Новочеркасске. Ольга работала в технической библиотеке в Латной и жила с мужем в Семилуках.
Больно осознавать, что в самом центре страны прекрасно себя чувствует дремучее средневековье с убогим ландшафтом и забытыми Богом людьми. Но несмотря ни на что, люди живущие в диких условиях оставались людьми. Каждый понимал, что есть лучшая жизнь и они стремились к ней. Закупив, в магазине кое-какие продукты мы отправились к Тамаре домой. Длинный, тёмный коридор барака с запахом сырости, напоминал больше животноводческую ферму, чем жилое помещение. У каждой двери в коридоре стояли тумбочки, деревянные ящики, грязная обувь и прочий хлам. Водопровод и туалет были на улице. В небольшой комнате Тамары стоял старомодный шифоньер, разделяющий комнату на две части и набор необходимой мебели. Вид из окна колыхал безысходностью. Мне было жалко Тамару. Она в нашей группе была баловень судьбы, из местных новочеркасских девчонок, единственная дочь у родителей, которая жила в окружении бездетных тёток. В Латной её никто не держал и она сама себе устроила «боевое крещение», понимая что родители ей не смогут обеспечить престижной работой.
После работы к нам зашла Ольга. Она была крупной, дородной казачкой из станицы Вёшенской, где жил лауреат нобелевской премии Михаил Шолохов. В донских станицах и хуторах такие женщины были в цене, а во время «барщины» при поездках в колхоз у Ольги не было отбоя от местных женихов. Ольга сообщила, что за нами заедет муж и они приглашает нас в гости. У них была машина, «Запорожец», самая доступная в то время. Они жили в небольшом кирпичном доме с признаками цивилизации, то есть был газ и водопровод. На следующий день, не смотря на уговоры девчонок, я уехала в Москву.
Как говориться всё познаётся в сравнение и хотя, работа меня в данный момент устраивала, голос свободолюбивых предков постоянно долбил в черепной коробке «опомнись, и уезжай с чужбины, это не твоё».
В поезде меня вдруг осенила мысль, что силой меня никто на заводе не держит, а мои посещения директора, оправдание собственной бездеятельности. В народе говорят, главное не где жить, а как. Мне скоро двадцать пять и пора думать о семье. Внутренне я давно созрела к семейной жизни, но сама себе боялась признаться. Поселившись в общежитие и оглянувшись по сторонам, пришла в ужас. На нашем этаже жили в основном старые девы в возрасте от 30 до 60 лет. И я решила пересмотреть своё прошлое и настоящее.
В Саранск вернулась, после первой командировки совсем другим человеком, более уверенной в себе и точно знающим, что нужно по жизни. А нужна мне была семья и я её найду только на малой Родине. Приближался мой первый отпуск.
Далее - Глава 3. Предтеча
http://www.proza.ru/2018/01/31/679