- Ты слышал?
- Что именно?
- Приму заменили!
- Да быть не может!
- Честно тебе говорю!
- Как так? Она ведь уже… лет пять как!..
- Да, и она это восприняла как личное…
- О, зная её характер, мне уже жаль эту девочку.
- Но если её утвердил сам директор…
- Это не сможет защитить её.
- Знаете, что, госпожа – к беседе присоединился третий. – После таких слухов – мне не терпится попасть на выставку!
- Да, это будет совершенно новое зрелище!
- Интересно, они уже расставили экспонаты?
- Да, и как?
Туманная дымка уносила за собой, растворяла разговор трёх студентов и добавляла его в клубок слухов, который уже начал расплетаться утром.
***
Поглаживая выщербленную цепочку, директор внимательно старался уловить слова тех троих, что стояли под окнами его галереи. Большинства слов он так и не разобрал, но нить разговора не ускользнула от него.
- Прекрасно, просто прекрасно! Эта, возможно, лучшая реклама, которая, когда-либо была у нашего предприятия. Совершенно бесплатно! Представь себе! И всё благодаря тебе, моё сокровище!
Сокровище никак не отреагировало. Поджав под обитый потёртым бархатом дубовый стул тонкие ноги, она сидела молча.
- Честное слово, после того происшествия, я не думал, что люди вернутся к нам. Уж всё, решил – крах карьеры. Ан нет! Ты, моё сокровище, появилась! Ну как? Уже отрепетировала?
Девушка молчала.
Директор перестал говорить и хлопнул себя по лбу, словно опомнившись от морока.
- Голубчик, голубчик, подойдите! – он поманил кого-то из-за двери.
Та отворилась. В кабинет, чуть шаркая ногами, зашёл сухой мужчина лет пятидесяти с посеревшими глазами. Потрепанный сюртук висел на нём, когда-то весьма привлекательное лицо, осунулось под тяжестью морщин и времени.
- Звали, ваше благородие? – хрипло откликнулся он.
- Звали, звали, голубчик! Присаживайтесь!
- Нет, спасибо, мне удобнее стоя. Привык уже так…
Директор явно нервничал.
- Вы хотели что-то сказать моей доченьке? – догадался отец.
- Да-да, хотел!
- Ах, понятно! Ничего, милая, я здесь. Можешь не стесняться, хорошо?
Он погладил её по волосам, ласково улыбнулся. Та улыбнулась в ответ, посмотрела на директора и кивнула.
- Вот и хорошо. Там никого не было в коридоре?
- Нет, никого.
- Это хорошо. Значит… ах да разговор!
***
Она была спасением. После пожара, который по чистой случайности успели вовремя потушить, это было спасением. Кто бы мог подумать, что после целых пяти лет, произойдёт такое. Уронить свечу.
Ах, эта мадам Д.! Сколько она требовала за каждое своё выступление! Зрители шли потоком, знала ведь, что денег было много. И добрую часть она забирала себе! Ни одного ремонта за пять лет – не было сюрпризом то, что половицы-таки расшатались, гвозди повылазили.
Танцовщица оступилась, свеча упала на пол. Чудо, что его племянник был рядом с ведром воды, да ещё к тому же ему пришлось добавить свой плащ. Хорошо, что большого пожара удалось избежать. Все экспонаты уцелели. Но скандал!..
Мадам Д. постаралась. После того, как ей отказались выплачивать компенсацию за моральный вред - «Я чуть не сгорела в вашей конторке!» - визжала она и с грохотом ушла из галереи. Конечно, она ждала, что ей кинутся вослед, падут на колени, будут умолять вернуться, ведь только она способна на то, чтобы танцевать… вот так!
Дядя был готов кинуться. Племянник же остановил его. Этот юнец назвал её «упырихой», заносчивой негодяйкой. Да без неё они разорятся!
Нет, это она их по миру пустит. Да, это будет идеальная месть. Сначала надо пойти в редакцию газеты и…
***
- Дядя, не переживай ты так, - Николай подал своему дяде чашку чая. – С ромашкой, тебе доктор посоветовал.
- Коленька, как же не переживать? А если она не сможет?
- Сможет, сможет! Верочка сможет! Не смотри на неё, что она тихая такая! Как она танцует! Залюбуешься!
- Если бы только не поехал в ту деревню.
- Если бы меня папенька не заставил. Говорит – «Глупостям твоим потакать не хочу и никогда не хотел, но глянь на одну девочку – может подойти для вашего предприятия». И правда, как увидел – ладная, милая, ловкая, а как танцует!..
- Залюбуешься, - тихо сказали оба в один голос.
- Да уж, эта упыриха… Всё сделала, чтобы ни одна студия с нами не сотрудничала! Ни одну ученицу не допускали. Ладно, мы уж на все уступки шли – и что вместо свечи будет фонарь закрытый, и пуанты будут каждую неделю новыми – нет! Эти её связи разрушат нам всю… весь…
- Не проще ли было опустить руки, Коленька?
Молодой человек ударил кулаком по столу.
- Опустить руки? Да она только этого и ждёт! Так и вижу, как она потирает свои корявые руки, выглядывая на нас из-за угла! Нет! Или она придёт сюда, чтобы заставить тебя!.. – молодой человек захлебнулся возмущением. – Чтобы заставить нас! Встать перед ней!.. И! Не могу! Не могу!
- Коленька!
- Не могу! – он не успокаивался. – Она из тебя все соки выжала! Она тебя сделала виноватым! А виновата она! Кутила! Да если бы хоть на несколько рублей меньше требовала – и то бы хватало! Но нет! Платья! Гардероб! Приёмы! Положение! Мало! Мало! Ей всё мало! Королева!
Дядюшка опустил голову – его ли вина, что порывом сердца он в неё влюбился? Всё делал, чтобы она не уходила, а она… Ну как так?
- Ничего! Верочка справится! Она уже репетировала под музыку! Она сможет! Вот слышишь? Она и сейчас!.. Бежим наверх!
***
Экспозиционный зал ждал посетителей наверху. Сразу же с лестницы - вход в длинный коридор с кованым поручнем на уровне живота. Самые выгодные позиции посередине занимали самые почётные гости – или те, кто заплатил за билет повышенную цену.
За стеной снова запел граммофон. Для открытия они выбрали именно эту композицию – ту самую, на которой произошёл инцидент. Чтобы оставить её позади в первый же день.
За поручнем темнела гладь стекла. Тихая темень ждала своего часа, чтобы на мгновения рассеяться в определённых точках, а затем – снова скрыть их.
Началась мелодия. Из дальнего левого угла полетел маленький огонёк. Нервно задрожав, он стал плавно плыть вдоль дальней стенки. С каждым новым аккордом он начинал метаться то быстрее, то медленнее и под этот ритм, льющийся из-за стены, из тьмы начинали выглядывать лица. Вот мальчик, читает книгу при свете свечи, вот осветился лик Богоматери, вот полетел голубь. Под ритм музыки не было слышно, как по комнате за стеклом, шурша складками чёрного платья, порхают две тонкие ножки в атласных тапочках. Театр света и тени закончился у правой стены, где на одно мгновение можно было увидеть лицо юной танцовщицы – тогда, когда она задувала свечу.
- Блестяще, блестяще! Ты посмотри, как постаралась! Я уверен, уверен, что гостям понравится!
- Дядя.
- Да?
- Открытие завтра?
- Да! Да! Завтра!
- Сегодня надо ночевать здесь.
- Но почему?.. Ах да…
- Просто надо. И Верочка останется здесь! И отец её!
- Да-да…
Часы пробили одиннадцать.
***
Газеты спрашивали историю юной «танцовщицы с тенями», как они её назвали. История бедной Верочки так и не была раскрыта. Отец молчал, она тоже, да и хозяева галереи полностью поддерживали эту интригу. То, что она рано потеряла мать, отец с трудом сводил концы с концами, а сама девочка так хотела быть балериной – но денег не было. Поэтому и пришлось съехать в деревню к родне отца, пока к их воротам не подъехал экипаж.
Николай Вере понравился. Как и пуанты, что она преподнёс ей. Как он улыбался! Да, она будет танцевать так, чтобы он снова улыбнулся ей! Он поверил в неё!
Из-за стекла вот уже как три недели смотрят на неё чужие глаза, три недели она танцует под музыку – каждый день – разные мелодии. Шесть танцев на шесть дней – приходите посмотреть на все!
Вот уже должна быть середина. Он стоит там слева, у двери!
Мимо промелькнула фигура писца с пером, застывшим над бумагой. Фарфоровая кожа блестела в урывках света. Она на секунду посмотрела на Николеньку. В щелке у двери виднелось его лицо. Он бледный? Что такое? Нет, наверное, показалось! Надо танцевать дальше.
Музыка закончилась, Верочка задула свечу. Николай вывел из галереи восхищённых зрителей – сегодня шоу действительно удалось. У выхода из комнаты Верочку встретил её испуганный отец. Директор влетел секундой позже.
Музыка была другой. Совсем другой – пластинку подменили. Видимо, Мадам Д. всё-таки постаралась. Причём, решила выждать, чтобы прокол случился не на открытии, а после, когда они уже расслабятся, перестанут следить за каждой минутой – тогда и придёт время диверсии. Правда, неудачной.
- Сокровище моё! Сокровище! – директор упал перед ней на колени и плакал от счастья. – Умница моя! Как! Никто бы не смог!..
Отец девушки, бледнея от радости и испуга, пытался поднять своего благодетеля. Красный Николенька влетел, еле дыша, обнял Верочку. Та не понимала что случилось.
Она ведь... хорошо танцевала, да? Вроде всем понравилось, зрители – они ведь довольны да?
Что с папенькой? Он плачет и улыбается. А Николай? Он что-то говорит? Наверное, что-то приятное.
Верочка улыбнулась в ответ. Внезапная смена музыки не могла навредить её танцу, не могла сбить её с шага. Её настрой любым звуком сбить было просто невозможно – с самого детства.
Мастер света свечи была глухой.